В названии очерка упомянут Колумб. Не ради «красного словца».
В течение 45 лет американец, доктор философии, профессор славистики в Тулейнском университете Нового Орлеана (США) УИЛЬЯМ БРУМФИЛД путешествует по самым отдалённым уголкам России в поисках уцелевших старинных храмов или их руин. Основное снаряжение – фотоаппарат и к нему – плёнки.
Парадокс, казалось бы, небывальщина. Любой собеседник Уильяма, в том числе и я, непременно спрашивают: Что привело Вас в Россию из-за «тридевяти земель»?
В беседе с православным журналистом Степаном Игнашёвым Брумфилд рассказал предысторию.
«Любовь к России началась, наверное, с потрясения, которое я испытал, будучи восьмилетним мальчишкой. Точнее, нет, ещё не любовь, а первый шаг к ней. И сделал я его, благодаря своему мудрому отцу. Он – Льюис Флойд Брумфилд – родившийся аж в 1895 году и прошедший мясорубку Первой мировой войны (отец воевал в морской пехоте США во Франции), наблюдал, как я с диким восторгом играл в солдатиков. Как обычно: «нашенские» против «ненашенских». Последними были тогда, в 50-е годы, что, увы, и сейчас (в компьютерных играх) «нехорошие русские».
Отец рассказал, как встречался с русскими солдатами, бойцами Экспедиционного корпуса во Франции. О том, что это были за люди, как они относились не только к союзникам, но и к поверженным врагам – с состраданием. Об их удали и необыкновенной какой-то духовной силе. Вот это меня поразило настолько, что в те годы, которые дал мне Бог, я стараюсь показать красоту – духовную, в первую очередь, но, конечно, и культурную, материальную – России и всему миру».
Интерес молодого Уильяма к России возрастал. Нравились русские романы в переводе на английский. Своей специальностью избрал славистику. В Тулейнском университете получил степень бакалавра в 1966-м году, а через пару лет – степень магистра в Калифорнийском университете в Беркли. Второй профессией стало фотографирование; главными объектами съёмок – архитектура. Настолько главными, что учёный стал всерьёз осваивать историю архитектуры. Впервые посетив СССР в 1970-м году, Брумфилд «начал, - по его словам, - фотографировать Россию».
В Вашингтоне, в Библиотеке Конгресса США, он познакомился с огромной коллекцией фотографий Сергея Михайловича Прокудина-Горского. Судьба промыслительно спасла эту бесценную коллекцию, созданную человеком, о котором в России в те времена давно забыли. Кто он был и в чём его заслуги перед беспамятным Отечеством? С.М. Прокудин-Горский родился в 1863 году в семье потомственного дворянина. Предки этого рода были воеводами, дипломатами, героями Аустерлица, участниками ополчения 1812 года и обороны Севастополя в Крымской войне 1853-56 годов. Поясняя символику династического герба, отец Сергея Михайловича Михаил Николаевич в 1880 году писал: «Звезда и луна – происхождение от татар; весы – вероятно, служба которого – нибудь в Судном приказе; а река Непрядва – участие в Куликовской битве».
Сергей Михайлович в своих жизненных устремлениях был настроен столь же патриотически, но поле его деятельности было иным. Используя свои познания в химии, он создал рецепт эмульсии, обеспечивавший «полную натуральность красок» в фотографии. Именно с него в России началась эра цветной фотографии. Разным поколениям памятен цветной портрет Льва Николаевича Толстого, ставший популярным. А сделан он был С.М. Прокудиным-Горским в 1908 году.
Сергей Михайлович хотел запечатлеть все основные достопримечательности России, от Балтийского моря до Тихого океана с благородной просветительской целью. В училищах России он предлагал установить проекторы и через них показывать слайды-диапозитивы ученикам. Даже и название нового для училищ предмета предложил: «РОДИНОВЕДЕНИЕ».
С этими-то предложениями он и испросил аудиенцию у императора Николая II. Царь к проекту отнёсся благосклонно. Прокудину-Горскому был выделен специально оборудованный транспорт и Высочайшее разрешение снимать в любых краях страны.
После трагических катаклизмов, превративших Российскую державу в СССР, наследники умершего в 1944 г. в Париже С.М. Прокудина-Горского в 1948 году продали его коллекцию в Библиотеку Конгресса США в Вашингтоне. К 2011 году все снимки были там отсканированы и выложены в Интернет.
Но ещё за двадцать пять лет до этого финального события, Уильям Брумфилд сумел организовать в Библиотеке первую выставку фотографий С.М. Прокудина-Горского. Так, по сути дела, он оказался единственным зрителем, участвовавшим в проекте «Родиноведение».
Но не только «зрителем», а и продолжателем святого дела, не побоюсь сказать, своего учителя. Многие из бесчисленных маршрутов «очарованного странника» из Америки пролегали в России по следам путешествий С.М. Прокудина-Горского. В своих книгах Уильям Брумфилд часто помещает сравнительные фотографии: сейчас и 100 лет назад.
Обоих мастеров этого вида искусства роднят, я бы сказала, метафизические свойства фотографии. В интервью С. Игнашёву Уильям раскрывает эту тему пространно. Ему – слово. «Меня, как и многих американцев, огорчают нынешние политические миазмы, откровенная травля России и русского народа в западных СМИ, но я убеждён: духовный свет, который есть в России, преодолеет эту тяжёлую, вязкую ложь, темноту.
Такая уверенность основана на опыте. Полвека работы в России даёт почву для уверенности. Тут я очень благодарен фотографии: она позволяет, фиксируя материальный свет, увидеть или начать чувствовать свет, исходящий из Другого Источника. И он, этот неземной свет, может быть виден не только на фотографиях церквей, но и в глазах, улыбке, выражении лица человека.
Я хочу показать Небесный Свет, который вижу в ваших церквах. Увидит ли его человек, «имеющий очи», я не знаю».
Последняя – монументальная – книга Уильяма Брумфилда «Пути к Белому морю» (М. «Три квадрата». 2019). В аннотации сказано:
«Это одновременно и путеводитель, и личный дневник об открытии этого древнего и прекрасного региона России».
Мне легко следовать по путям этого «путеводителя»: в 70-е годы прошлого столетия мы с А.В. Герасимовым неоднократно посещали эти земли, то пешешествуя, то переезжая из селения в селение на тракторе, на лошади, лодкой или на «уточке», маленьком самолёте У-2, который тогда курсировал в самых отдалённых местах. Уникальный говор северян Архангельской земли, дивная лексика, сохранившая поэтическую архаику языка, были близки мне, выросшей в северном городке Ветлуге. Но главное – доброта и открытость людей, бескорыстно принимающих путников как родных людей. Помню, Иван Алексеевич Третьяков из деревни Большая Панфиловка на Нижней Тойме, пригласивший нас пожить в своём доме, рассказывал: «Мне матка-то говорила: никем не брезгуй, не молодыма, не старыма, не больныма, не здоровыма. Сам я всю жисть по людям хожу, дак знаю…»
В итоге многих лет путешествий в этом краю, я воспринимаю его как своего рода «резервацию» русского национального духа, чудом сохранившуюся в тисках тяжелейших исторических испытаний. Творчество писателей Бориса Шергина и Степана Писахова, чьи книги говорят на языке корабелов, искусных резчиков по дереву, мастеров росписи прялок, «заборьев» в домах, коробеек – тому живое свидетельство.
Моя единокровная очарованность заповедной древней Русью вылилась в трилогию «Северные притчи».
Но последуем за открытиями «американского Колумба» – Уильяма Брумфилда.
Профессиональный историк, описание каждого селения или города, какие ему довелось посетить, он предваряет подробной справкой, ориентируясь на широкого читателя. Камертон настроения автора – ощущение ауры духовной старины, и сейчас ещё сохранившейся на севере России, наследнице древней Руси, особенно на Архангельской земле.
«Въехав в СОЛЬВЫЧЕГОДСК, городок, население которого составляет всего 4000 человек, вы будто попадаете в ХIХ век». И это – несмотря на фатальные разрушения церковного уклада жизни в советское безвременье. Приводит статистику: «В начале ХХ века в городе было 12 каменных церквей, 8 из них разрушено. Но «бриллианты короны» сохранились: Благовещенский ХYI столетия и Введенский – ХYII –го соборы сохранились». И тот, и другой – наследие «империи Строгановых», которые не один век «жертвовали огромные суммы денег не только на строительство храмов, но и «на поддержку искусств и ремёсел». Возник своеобразный «строгановский стиль», который и поныне означает, - пишет автор, - изощрённо украшенные формы в архитектуре, иконописи, церковной музыке. И простирается этот стиль от Сольвычегодска до Нижнего Новгорода и Перми».
Брумфилд не обходит «острые углы» советского периода России, имеющего негативные последствия и сегодня. Город КОРЯЖМА, возникший как монашеское поселение в 1535-м году, славен церковью Спаса - Нерукотворного. Три столетия монастырь способствовал развитию здесь экономики и культуры. На этой основе была построена новая Коряжма. Целлюлозно-бумажный комбинат – основное промышленное предприятие города. Ради его строительства – и это отмечает Брумфилд – в 30 –е годы здесь была создана Колония заключённых №5. Вредные выбросы в воздух от индустриального гиганта и сегодня нарушают экологию.
Не обошла указующая длань «отца всех народов» и средневековый городок КАРГОПОЛЬ, где с 1937 по 1940 годы правило Управление Каргопольлага. И, несмотря на то, что из 22-х церквей и двух монастырей исчезла половина, «всё же в Каргополе ещё ощущается атмосфера провинциального северного городка ХIХ (или даже ХYIII) века».
«Неземной свет», исходящий от храмов и их внутреннего наполнения, запечатлен Брумфилдом в эпизодах его путевого дневника.
На одной из бесчисленных дорог, возле села Нюба, к машине путешественников «подошёл мальчик 8-9 лет, одетый в поношенное пальтишко. Несмотря на очевидную бедность, лицо его было ясным и чистым, а голос звенел, когда он отвечал на мои вопросы о деревне. Один рукав его пальто был пустым. Водитель Саша спросил: «Что произошло с твоей рукой?» Мальчик спокойно и кратко ответил: «Нету». Очевидно, ребёнок этот был не по годам мудр. Но как объяснить несчастье, оставившее его без руки, и бедность, оставившую его без надежды на протез?
Мы уехали, а он медленно шёл вдоль заснеженной дороги в сопровождении своей маленькой собачки, довольный – насколько может быть довольным только ребёнок в ясный и беззаботный воскресный день».
Так пишут об ангелах.
Так пишут, когда сердцу человека открывается святая, светлая суть незнакомого ребёнка.
В благодарной памяти Уильяма сохранился и тоже занесён в его книгу ещё один безымянный образ. «Февраль 1998 года». Поезд. Два часа ночи. Маленькие «Жигули». «Адская рок-музыка», которую включил водитель. «Через полтора часа я вывалился из машины прямо в снежный занос. Пронизывающий ветер, снег глубиной в метр, лающий пёс, несколько слабо освещённых окон и один уличный фонарь. Я чувствовал себя покинутым всеми. Я настолько не понимал, где я нахожусь, что вынужден был, спотыкаясь, стуча в двери первых попавшихся мне домов, ковылять, пока не добрался до маленькой гостиницы. Я отчаянно позвонил, и – о, чудо!- на пороге появилась дежурная с электрическим чайником и обогревателем в руках, и меня – единственного постояльца – сопроводили в комнату».
Я намеренно почти не сократила текст эпизода, и не только ради доброй женщины, тепло и радушно принявшей ночного пилигрима. Но и для того, чтобы показать, в каких тяжелейших условиях одержимый идеей человек достигал своей цели.
Это была дорога в Каргополь. А сколько их ещё было и предстояло…
В ОШЕВЕНСКЕ Брумфилд отметил и описал «изящную миниатюрную часовню св. Георгия и шатровую (!) Богоявленскую церковь», а в ней, и тоже – о, чудо! – «иконостас и БАЛОЧНЫЙ РАСПИСНОЙ ДЕРЕВЯННЫЙ ПОТОЛОК» (Выд. мной. А.Ч.). Поговорил и с ключницей Ольгой Степановной, которая сказала, что «службы здесь проходят нерегулярно, но женщины из прихода часто собираются по воскресениям петь псалмы». И вот – вывод, который свидетельствует об истинности и глубине православной веры самого автора. «ТАК НАБОЖНОСТЬ ВОЗВРАЩАЕТСЯ ЗДЕСЬ К СВОЕЙ ОСНОВНОЙ И НАИБОЛЕЕ ИСКРЕННЕЙ ФОРМЕ».
Не мог миновать Уильям Брумфилд СОЛОВЕЦКИХ ОСТРОВОВ, как он пишет, «кульминационный пункт любого путешествия по Архангельской области». Как историк, приводит краткую справку: когда заселили (1429 г.); имена основателей монастыря (инок Савватий, преподобный Герман, инок Зосима); судьба игумена Филиппа, 25 лет служившего во благо Преображенского монастыря, затем казнённого Иваном Грозным; защита монастырём гонимых в середине ХYII века старообрядцев…
Но главный акцент,- считает автор, - «в самом названии «Соловецкий архипелаг», в котором переплелись трагедия и стойкость: именно здесь в 1923 году советская власть основала самый первый концентрационный лагерь. Александр Солженицын
написал подробный отчёт об этом чудовищном порождении, которое в 30-е годы дало метастазы, распространяясь по всему Советскому Союзу, и породило словосочетание «Архипелаг ГУЛАГ».
На моём столе, когда пишу эти строки, раскрыты две книги: «Пути к Белому морю» и третий том «Архипелага ГУЛАГ».
Думаю, у Брумфилда рука не повернулась живописать архитектурные достоинства храма Вознесения Господня на Секирной горе Свято - Вознесенского скита после того, что он прочёл у Солженицына.
«В двухэтажном соборе устроены карцеры. Содержат в карцере так: от стены до стены укреплены жерди толщиною в руку, и велят наказанным арестантам весь день на этих жердях сидеть. Высота жерди такова, что ногами до земли не достанешь. Не так легко сохранить равновесие, весь день только и силится арестант – как бы удержаться. Если же свалится – надзиратели подскакивают и бьют его. Либо: выводят наружу к лестнице в 365 крутых ступеней; привязывают человека по длине его к балану (бревну) для тяжести – и вдольно сталкивают (ни единой площадки, и ступеньки настолько круты, что бревно с человеком на них не задерживается)». Вряд ли кто выживал после такой «процедуры».
Не счесть изощрённых пыток на Соловках. Не счесть издевательств над осквернёнными храмами Соловецкого архипелага.
Изменились времена. Политая кровью островная земля медленно приходит в себя. С дотошностью летописца Брумфилд ведёт отсчёт датам, событиям. В фактографии – и летопись его сердца. «Попытки восстановления величественного Преображенского монастыря начались только в 1970-е годы. В августе 1992 года Патриарх Алексий торжественно перенёс на острова святые мощи основателей монастыря; тогда же вновь зазвонили восстановленные колокола. Возрождение монастыря вызывает искреннее изумление».
Добавлю «к сведению»: церковь Вознесения Господня на Секирной горе была выстроена по проекту архитектора А. П. Шахларёва в ХIХ веке. Каменный трёхъярусный одноглавый храм служил ещё и маяком для судов. Механизм маяка обслуживали монахи. Высота храма – 98 метров над уровнем моря. В июне 1992 года в нём служили первую литургию. В 2005 году была завершена реставрация. В настоящее время – службы проходят регулярно.
Далее путь Брумфилда лежал к ПОЛЯРНОМУ КРУГУ.
«А ещё там есть КИМЖА». Так начинает автор эту главку. «Кажется, что там, в верховьях реки Мезень в северо-восточной части Архангельской области, есть островки, в которых люди живут в другом времени. Кимжа – один из них». Уильям смог попасть туда, к границе Полярного круга, только зимой 2000-го года. Не мог не поехать, ибо попалась ему фотография церкви иконы Матери Божией Одигитрия, освящённой в 1760 году: пять башенок с куполами-главами, возвышающимися над храмом, построенным из массивных брёвен лиственницы. «Это единственный уцелевший образец храмовой архитектуры этого типа. Я всё ещё нахожусь, - пишет Брумфилд, - под впечатлением от великолепия и безупречных пропорций этого творения».
Поражает его и «сохранность массивных бревенчатых изб, построенных в селе» на рубеже двух столетий: 19-го и 20-го. Автор задаёт вопрос: чем же объяснить сохранность Кимжи и традиционного уклада её жителей, «когда сотни других деревень по всему Северу исчезли»? И – отвечает себе и нам: «Я подумал, что сохранению этого села способствовало НАЛИЧИЕ ЦЕРКВИ (выд. мной. А.Ч.), пусть даже и закрытой вплоть до 1999 года». Даже руины церкви, полагает исследователь, продолжают быть сакральным полем благодати. И вновь ссылается на А.И. Солженицына: «В романе Александра Солженицына «В круге первом» вид руин храма заставляет представителя советской элиты задуматься над своей жизнью».
Как и в прежних своих скитаниях по русскому Северу, в Кимже Брумфилд изучает практическую и духовную жизнь села. Его интересует процесс перемен после распада советских колхозов. Что возникло на месте, например, «молочного колхоза, с его ржавеющими ныне машинами, для которых нет горючего». Но – «большая часть молочного стада возрождена – уже как частная собственность». «Сезонные дары леса – ещё один источник доходов местных жителей». Удивляется, что в Кимже есть немало семей моложе сорока, имеющих маленьких детей. Большая часть доходов тратится на обучение детей в городе. Отмечает: «Как эти семьи, так и те, кто приезжает сюда на лето, молча гордятся тем, что они являются частью деревенского сообщества». Иными словами – возрождается старинный тандем: человек – земля, спасительный для нравственного состояния общества.
Когда я однажды спросила Уильяма, в чём сила его магнитного притяжения к России, он ответил: «В духовности русского народа».
В своих заметках он почти в каждом путевом очерке приветствует эти проявления. Вот и в Кимже – местные прихожане, «самоотверженные люди, преимущественно женщины», в 1999 году добились, что с двери храма был снят замок, а затем церковь была вновь освящена православным священником. Пишет о сложной и долгой реставрации храма, которая всё-таки в 2016 году была закончена.
В этой же главе автор признаётся в радостном для него открытии: «сходством между Россией и американским Югом», где Уильям был рождён и провёл многие годы. «Русский Север похож на американский Юг ощущением того, что, как пишет об этом Фолкнер, «прошлое не мертво. Оно даже не прошлое». «Сохранившаяся архитектура остаётся свидетельством живучести творческих и культурных традиций». «В мире существуют культуры, тесно связанные и со своими руинами, реликвиями, с душами предков и их тенями. Такова русская культура и такова культура американского Юга». В пору политического противостояния двух великих держав, признание это дорогого стоит.
«Одна из целей моих бесконечных поездок по бесконечной России – показать, что потеряно далеко не всё. Но есть и утраты, конечно. Трагические, страшные утраты», - пишет Брумфилд в своей монументальной книге. Материал, изложенный в ней, интересен специалистам разных профессий: историкам, архитекторам, реставраторам древнего зодчества, писателям, фотографам, журналистам. И, конечно, самим северянам, а также неравнодушным людям, готовым пойти вслед за С.М. Прокудиным-Горским и Уильямом Брумфилдом – в поисках и сохранении ещё не открытых духовных сокровищ великой Русской Земли.
Свой многолетний труд Брумфилд заканчивает «Послесловием», в котором вопрошает: «ЧТО ОСТАНЕТСЯ ОТ НАСЛЕДИЯ РУССКОГО СЕВЕРА?» Вопрос не риторический и не праздный. «Пока что факты не придают оптимизма», - пишет автор. И – вывод: «Населённые пункты Русского Севера продолжают поиски равновесия между сохранением традиций и уровнем развития, необходимым для поддержания достойной жизни в современном городе, посёлке и деревне. Идеи опоры на собственные силы могут казаться привлекательными, но реально мощной силой является социальная мобильность. Кто останется жить в этих анклавах старых традиций? Фотограф лишь запечатлевает то, что может снять его камера.
Тщательные исследования и многолетний опыт подчёркивают значение снятого им изображения, но само это изображение зачастую становится лишь прощальным приветствием из уходящего и исчезающего прошлого».
Подвижническая деятельность «американского Колумба» в России устремлена в перспективу. В середине прошлого года он писал: «Нам всем суждено чему-то служить. Я бы очень хотел служить Небу, Красоте – и надеюсь, что делаю это».
Заслуги Брумфилда перед нашим Отечеством оценены по достоинству.
28 октября 2019 года Президент России В.В. Путин подписал Указ о награждении орденом Дружбы Уильяма Крафта Брумфилда за заслуги в укреплении дружбы и сотрудничества между народами, плодотворную деятельность по сближению и взаимообогащению культур наций и народностей.
Алина Чадаева
