Телята Шукшина

 

       Памяти Василия Макаровича

 

Певцы, обложенные карами

Вошедших в силу октябрят,

Невольно сделались Макарами,

В рассказ загнавшими телят.

 

Герои те нерасторопные,

На взгляд  деревни и жены,

Всю жизнь крутились меж окопами

Им не объявленной  войны.

 

Рассказы – норова  зазубринка,

Хоть смейся тут, хоть голоси.

А для писателя изюминка

Меж яблок кислых на Руси.

 

Чем больше эдиков и рудиков

По нашей бродит стороне,

Тем озорней  прослойка чудиков,

Что у себя лишь на уме.

 

Не соглашающихся с Ильфами,

За стук Остаповых копыт.

У наших, по сравненью с ихними,

Хватает собственных защит.

 

С двойными смыслами те  шалости,

Где всё простое кувырком.

Порою не хватает малости,

Чтоб стать Иваном Дураком.

 

Всё начинается с чудачества,

А там глядишь, случится Крым.

Русь, переписанная начисто,

Открылась перед Шукшиным.

14 октября 2019

 

Царские имена

 

      Александре Пахмутовой и Николаю Добронравову

 

Не на тех мы ныне уповаем…

Мне по-русски плачется с утра;

Слышу Александру с Николаем

В каждой  щепке русского двора.

 

Та в тайгу за славой  отлетела,

Просвистев разбойно по Руси.

Что б инкогнито гудела  терра

Песней их от до-ре  и до си.

 

Музыкой, что холодом и зноем

С каждой  нас  манила стороны.

Под неё мечтал я стать героем

Где-нибудь поближе от луны.

 

Молодёжь советского помола,

Пела так, что никли камыши.

Были ноты не от комсомола,

А скорей от собственной души.

 

Сочеталось малое с великим,

Песня оживала на лету.

И несли советские калики

Со щитом  певучую чету.

 

Мы с тобой, ровесник, распеваем

Всё, что пела столько лет страна.

Александра с мужем Николаем,

Царские в России имена.

9 ноября  2019

 

Меленские лебеди

 

         Брянскому губернатору Александру Богомазу

 

Сельскую Россию вижу наяву,

И себя ругаю, что здесь не живу.

Посреди блистают чудо-закрома;

А вокруг их хаты, ну, и терема.

Может быть, то Ме́ленск, может быть, Меле́нск.

Брянск отсюда рядом,  чуть шагнёшь – Смоленск.

Тут не ходят бабы в гости без шелков,

И с ума нередко сводят казаков.

Здесь расскажет каждый шкет вам под ура,

Как отсюда двое вышли в губера́.

Ни одни легенды на селе не врут,

Коль в пруду старинном лебеди живут.

Думы разбежались тут о том, о сём,

Видно, дался в руки людям чернозём.

Бункеры-ракеты; сушится зерно,

Опьяняет сено, лучше, чем вино.

Ни стогов не видно и ни древних скирд,

Под блестящей плёнкой чудище сопит:

В пол-версты длиною, в сто аршинов  ввысь,

Все луга тюками дружно улеглись.

Может, ищет кто-то грязный компромат,

Но меня волнует в три стены плакат.

Не село – столица клубней и ботвы;

Здешнюю картоху знаете все вы!

Тыщи магазинов, рынков и ларьков

И полярных наших боевых полков.

После единицы вписан долгий ноль.

Урожай громадный, а на сердце боль.

Лучшее всё взято всё ж за рубежом.

Ложка  мелковата рядом с их ковшом.

Всё равно за здешних радуюсь крестьян,

Что копают бульбы больше всех смолян.

Помни, милый  Меленск, мой родной  Меленск,

Брянск ведь русский рядом, дальше чуть – Смоленск.

Им, видать, обидно: краю славных почв

Уж в самой России некому помочь.

В галстуках партнёры, нюхая наш грунт,

Про себя лопочут –типа Russisch gut!

Урожай тот хлебом мiр вторым назвал,

Главный вкус России – сахар и крахмал.

Хоть Меле́нск, хоть Ме́ленск явно тот кузнец,

Что куёт державе сельский образец.

Потому столицу вижу коренной,

Где картофель зреет вместе со страной.

Что б она с экрана слышала не бред

Про какой-то модный, но не русский бренд.

Лебеди на крыльях самый высший суд

В белоснежных ризах понесли на пруд.

9 октября  2019

 

Тёрн

По дороге новенькой шастают машины,

Разгоняя птиц, как раньше бабок.

Почему в Калиновке нет уж ни калины,

Ни смородины, ни райских яблок.

 

Чернослив лишь выставил, как рога, колючки.

Я пока что обойдусь без тёрна.

Вон  под ним селение вдруг дошло до ручки,

Может быть, от чипсов и попкорна.

 

Привезла к тем зарослям старика на паперть

Тачка от чужого автопрома.

С человеком  многое может сделать память,

В трёх шагах от собственного дома.

 

В день вчерашний вкатываются легковушки:

Путь блестит, хороший ныне битум.

Белый знак торчит, как кость от деревушки,

Что ни за что и про что убита.

 

Раскурочили нахрапом и тихой сапой,

Все коренья, вырвав ниже дёрна.

А потом Калиновку задушили жабой

И венец надели ей из тёрна.

 

Помните, что русские говорят былины;

Кто-то всё ж ответит за порядок.

Почему в Калиновке нет уж ни калины,

Ни крыжовника, ни райских яблок.

11 октября  2019

 

Карты

Селения – осколки и дробины

На картах от космического взрыва.

Какие тут высоты и глубины

У вечного полёта и обрыва.

 

Ах, сколь всего в той спрятано колоде;

В простые совпадения не верю.

Драбина^[1]– в небо  лестница и схо́ди

Для тех, кто горем осурочил  землю.

 

Здесь не гордыня царствует, а гордость;

Не подступиться сразу даже к слову.

И я, попавший чудом в эту волость,

Как сбитень, пью родной язык и мову.

 

Тут родилась гармония и гарность,

Неписанная красота и врода.

Да это же и есть пассионарность

Великого славянского народа.

 

Мы русские, и родичи за стыком тоже

Имеют те же самые привычки.

Зря хочет враг, из чёртовой аж лезя кожи,

В полониевые нас взять кавычки.

 

А нам не привыкать к прямому тексту;

Кусаются наречия и буквы.

И, как всегда, мы в трудный час невесту

Вновь обряжаем в собственные муки.

 

Ведь до сих пор дробины и драбины

Шипят в поту дарованных угодий.

Какие тут высоты и глубины

У каждой из великих малых родин.

 

Нельзя без слёз глядеть на эти карты,

Раскиданные между наших судеб.

И как по ним бы ни гадали Сартры,

Мы были тут, днесь есмь^[2] и бесконечно будем!

8-9 октября  2019

Сыродой

      Сестре Татьяне Панасенко

Уж вечерняя заря-кириллица

В небе собирается по буквам.

Впереди хозяина кормилица

Мчится на верёвке по проулкам.

 

Собирает, как баранки, буквицы

На рога, вы полюбуйтесь сами.

На кого-то сладкий  ветер дуется,

Пахнет резаными гарбузами.

 

После клевера и тимофеевки

Самая пленительная сладость.

Для бурёнок, как для нас вареники,

Тыквы никогда не приедались.

 

Веселеют на насесте курицы,

Улыбается в меха охрана.

Зорька снова притащила буквицы

Под присмотром мужика Ивана.

 

Я парного выпил бы за здравие

Нашего родного алфавита.

Поэтическое православие

По кувшинам русских душ разлито.

 

Встретится с хозяйкиной молитвою

Молоко, как месяц, молодое.

А заря, зевая за калиткою,

Так и не дождётся сыродоя^[3].

12 октября 2019

 

Окно

 

У поэзии немало див,

Хоть глаза нам застилает рябь.

Тут совсем не болдинский прорыв,

А зырянский не простой октябрь.

 

Я пишу и мучаюсь давно

И успел нажить свои грехи.

Чувствую, как мне через окно

Кто-то вбрасывает мои стихи.

 

Есть, конечно, у меня талант,

У которого не тот пошиб.

Что бы в лад раскладывать вдруг ряд

Полновесных стихотворных глыб.

 

Я соавтор; скажут –запишу

Узнаваемые знаки строк.

Может быть, по новому грешу,

У небес наматывая  срок.

 

Верю, что заметит аксакал,

На поэзии набивший глаз:

Тут хоть и  не болдинский вокал,

Но особый усть-сысольский глас.

 

Стихотворец – белка в колесе;

Крутится, а свалится – хана!

Много тайн в словесном ремесле

Видишь у открытого окна.

12 октября  2019

 

Посланники

 

       Жене Вере Николаевне

 

Любите тех, кто послан Богом

Взамен семейного тирана.

Кто, может, станет эпилогом

Затей последнего романа.

 

В аду растрёпанных сравнений

И арий внутреннего хора,

Боритесь с осами сомнений,

Летящих к яблоку раздора.

 

А из него не ставят вина;

Уж больно кислые для драмы.

Придёт вторая половина,

Не узнаваемая  нами.

 

Мы не поймём – какого плана

Нам свыше послана услуга.

И из какого каравана

Сбежала пришлая подруга.

 

Мы будем долго мучить душу,

Не зная истинного света.

Не поколачивая  грушу,

Во имя нового обета.

 

Вгонять себе не надо иглы,

Под ногти, жертвуя собою.

Тогда семейные все игры

В конце окажутся судьбою.

 

Любовь  придёт совсем не скоро,

Но всё ж придёт, коль Бог участлив.

И песнь у внутреннего хора

Теплее станет от причастий.

 

Как ни печалитесь о многом;

Насчёт шелков и каравана.

Любите тех, кто послан Богом

Для распоследнего  романа.

10 октября  2019

 

Женский клуб

После города, где молчанье золото,

Слышу громкий спор – ох, и разговор!

Всё, что можно, кажется, перемолото,

Всё, что было-не было, за забор.

 

Бабы деревенские, не колхозные,

Берегущие под подушкой  рубль.

В пух смешливые, темы же серьёзные

Поднимает лавка, ясен перец, клуб.

 

Трудно записать все их заявления,

Спотыкается без подковы слог.

Тут не Дума вам, и любые  прения

Сам Володин бы усмирить не смог.

 

Всей губернии перемыли косточки;

По-другому, вроде бы, и нельзя.

Тут  любимого разжуют  без водочки,

Как в пивной подвяленного язя.

 

Гостечки, что рядышком в девок выросли,

Аж посмеиваются – ой, свекровь!

Мужиков  геройских бы в книгу Гиннесса,

Та отскакивала бы от зубов.

 

Ну, а сами им за вечерей рюмочку

Поднесут с упрёками, ладно уж!

Мол, не попадайся больше на удочку,

Будь осторожнее, мой милый муж.

 

А то вон видишь – бабы наши злючие,

Заедает их огород и хлев.

Жаль, узнают вдруг, что вы были лучшие,

Не дай Боже им, только овдовев.

 

В разговоре том крохи необычного;

Получить свободу бы от заруб

На душе. За работой не до личного.

Плачется на лавочке – женский клуб.

11 октября  2019

 

Верстовой столб

 

У верстового белого столба,

Среди привычных поседевших трав.

Остановилась не моя судьба,

Мою в какой-то степени поправ.

 

Деревьев вздохи, пышных и худых,

Вдоль улицы, зажатой между трасс.

Увёзших столь отсюда молодых,

Едва успевших свой закончить класс.

 

Ушла и ты, перестрадав звонок,

В старинной доброй школе на реке.

И гладил долго стены мастерок

В твоей, меня не гладившей руке.

 

Не говорю – с чего и почему,

Заране зная правду и ответ.

Я всё равно улыбку не пойму

Сегодняшнюю на склоне лет.

 

Давно в иной мы ипостаси все,

Как и готовый к обмолоту хлеб.

И аист на усохшем колесе

Мне чудится среди уставших верб.

 

Всё тот же  прежний, без затей, пробор

И новый, вместо  украшений, крест.

И поле между нами до сих пор -

Не пройденный на испытаньях тест.

 

Что не случилось, то всегда таит

Загадку не распутанных сетей.

Не может быть упрёков и обид

У верстовых столбов и у людей.

7 августа 2019

 

На московском вокзале

Пузыри от кваса и нарзана,

Аромат укропа и аджик.

У любого сектора вокзала

Свой убор, напиток и язык.

 

Север  робко разлепляет губы,

Юг охотно давит на гортань.

Между ними мечутся ютубы,

Собирая рыночную дань.

 

Вон носильщик свой  автопогрузчик

К зоне отчуждения рулит.

Там с мольбой выпрашивает ключик

От М-Ж у крали инвалид.

 

На прилавках ложные медали

И вождей матрёшечный ранжир.

От которых  мы не раз рыдали,

И рыдает ныне пассажир.

 

Не приют приезжему, а сети

Трещин вдоль скамеек и границ.

Что потом напишет на билете

Полустанка мусорного  принц.

 

Сколько тут мечтаний не залежных

И сдувающихся пузырей.

И бутылки, как в лесу валежник,

Собирает чёрный муравей.

 

Все противоречия  вокзала

Не заклеит ни один ярлык.

На узлы  гортани  завязали

Русский государственный  язык.

12 октября  2019

 

Байдана

 

Ну-ка, современник, расскажи,

Что такое русская байдана.

Тот доспех, что наши рубежи

Сберегал  от чёрта и шайтана.

 

Не слыхал? Тогда я сам готов

С радостью поведать про кольчугу.

Даже на Гирея Годунов

В ней ходил под Тулу  и Калугу.

 

Или вот «Задонщины» строка;

Как в байданы вкованная каста,

Россыпи летучего  песка

Спрессовала  в камень государства.

 

И когда лавиною Кавказ

Сходит в ад и молится майдану.

В память об истории спецназ

Надевает чёрную бандану^[4].

 

Не железную, а просто ткань

Самого обыденного хлопка.

Что б залезший вдруг в бутылку  стан^[5],

Из страны не вылетел как пробка.

 

Что бы мог по-прежнему Дербент^[6]

Разливать игристые шампани,

Те косынки пляшут свой балет,

Полный красных пузырей и брани.

 

Ну-ка современник, расскажи,

Что такое русская байдана.

Ведь преданья до сих пор свежи,

Выжив в морозилках Магадана.

 

В тыщу лет лишь буковку одну,

Изменили мы движеньем малым.

Чтоб песком не разнесло страну

По хребтам чужим и по увалам.

15 октября 2019

 

Коренной депутат

Толстенький угрюмый человечек

В серых отутюженных штанах,

Не танцует никогда от печек,

Коль их нет совсем на Северах.

Кроме истончившихся буржуек

И шипящих сутками котлов.

Депутат тот вроде бы не жулик,

Хоть и коронован от воров.

 

Избран в округе своём без боя

По привычке леса и болот.

Вышедший из коренного слоя,

Он давно не любит свой народ.

 

Ездит ради галочки на горки,

Где национальный колорит

Перешёл в наряды-поговорки

И самим собою уж забыт.

 

Равнодушно шествует  начальство

Мимо сарафанов и рубах.

Я боюсь, такое депутатство

Русь мою оставит на бобах.

 

Зародились в Заполярье классы

С красной книжкой перелётных птиц.

Молча пересчитывают баксы,

Евро берегут для заграниц.

 

Презентации, лихие встречи;

Тем и этим он и кум, и брат.

А о том, о чём не пишут речи,

Коренной не вякнет депутат.

14 октября  2019

 

Бакенщик

 

Памяти деда жены Василия Яковлевича Канева

 

Воевал он с немцами и финнами,

Весь в медалях, лентах и крестах.

А теперь  с волнами, будто с минами,

Борется за деньги и за страх.

 

Вырывая вёсла, речка лапами

Лодку вспять толкает, как медведь.

Дружба с  керосиновыми лампами

Так трудна, что легче умереть.  

 

С вечера вдруг трубами лосиными

Прогудит Печора – дай огня!

Пусть перемигнётся, мол, с буксирами

До тумана завтрашнего дня.

 

Подгребёт, перекрестившись, к плотику,

И, рискуя, запалит фитиль.

Да в гробу видал он ту экзотику,

Правда, гроб пока не сколотил.

 

Пароходству  с горькими копейками

Бакенщика жизнь до фонаря.

Проскрипит как-либо под опекою 

Самого печорского царя. 

 

А судьба, приправленная омегом,

Столь изменчивая, как река.

Морт^[7] зимой на сёмгу ходит с ломиком,

Осенью с телегой на быка.

 

Зажигает каждый вечер бакены,

В смертный бой, вступая  с водяным.

Что б на небе родичи не плакали,

Похорон проглатывая дым.

16 октября  2019

 

Дули

Так в девяностые гульнули,

Что костка каждая болит.

Теперь вот падаем как дули[8],

Рыдая в праздники навзрыд.

 

К чему стремились, что ломали

Под вопли митингов и мат.

Как будто стадо ненормальных

От матки смывшихся телят.

 

Нас, околдованных Чубайсом,

Вокруг посулов обвели.

Зато был каждый с аусвайсом

На право холмика земли.

 

Я лично стал владельцем акций

И пары, кажется, машин.

Их для смиренья резерваций

Машинник выписал один.

 

Как много в нас бывало дури

И всепрощения крестов.

Умеют русские натуры

Вмиг оставаться без портов.

 

Так в девяностые гульнули,

Что костка каждая в гипсу.

Теперь по пьянке крутим дули

Под хвост оскаленному псу.

3 ноября  2019

 

Ришелье

 

Вышел. Дым пустил в глаза

В ожидании такси.

Приумолкли голоса,

Будто в речке караси.

 

Ходит щука между щук

В почерневшей чешуе.

Новоявленный барчук

И конкретный Ришелье.

 

В смысле, серый кардинал

Он у той многоэтажки,

Что гоняет капитал

Через русские шарашки.

 

На затравленный Памир

Для семьи и для шайтана.

Он не бай и не эмир,

А глава блатного клана.

 

У него тут свой подъезд,

Где толпой галдят таджики.

Он из них любого съест

Без тархуна и аджики.

 

Отхватил большой подряд

На хлысты и на лесину.

И прицеливает взгляд

На притихшую долину.

 

В жажде справок от контор,

Подняв крик через  хиджабы,

Целый день молотят вздор

Обрюхаченные бабы.

 

Вышел. Дым пустил в глаза

В ожидании такси.

Завизжали тормоза

У испуганной Руси.

12 октября  2019

 

Северные цветы

 

На  Севере особые цветы;

Они намного ярче и теплее.

Как ангелы высокой широты,

Сияют под псалмы архиерея.

 

Тот правит службу, радуя собор,

И робкие исколотые ситцы.

Не разлюблю средь северных камор

Нездешние гранёные светлицы.

 

Резные луговины и леса,

Звучащие, как дудки-самогуды.

И птичьи золотые голоса,

Помазанные мёдом от простуды.

 

Родившись там, выдумываю тут

Несметные весёлые богатства.

И потому они везде цветут

Под окнами  вчерашнего крестьянства.

 

Вон сколько их, сбежавших за штакет

Полоскою ожившей среднерусской.

Как самый главный, может быть, секрет

Народности орловской и калужской.

 

Которую сманили не рубли;

И, русские покинув колыбели,

Приезжие осели, расцвели,

Привитые садовниками к ели.

 

Цветы, как я, глядят по сторонам,

Спеша под осень всем налюбоваться.

Не называю их по именам,

Боюсь не ровным часом обознаться.

3 августа  2015

 

Поезда

 

На Вологду волнистую и Киров

Заплаканные мчатся поезда.

Народы убегают от вампиров

Из волчьего клыкастого гнезда.

 

Всю доброту не запихнёшь в баулы,

Которую тут каждый накопил.

Соскучились деревни и аулы,

По вздоху из отеческих могил.

 

Чего искали там, какого чёрта

Тащили век из клюквенных болот.

И вызывали ненависть яг-морта,

Иных не признающего щедрот.

 

Сердец  помалу замолкают стуки,

Тяжёлые, как под сиденьем кладь.

Когда-нибудь их сыновья и внуки,

Вернутся, чтобы прошлое  взыскать.

 

Довольны изгоняющие русских,

Все те, кто перед Господом в долгу,

И никогда не слушают Подлузских ,

Уткнувшись  в сур горячий и пургу.

 

На Вологду волнистую и Вятку

Задумчиво  шагают  поезда.

Аборигены, будто  куропатку,

В силки Россию ловят иногда.

18 марта  2019

 

Зонтик

Город – раскрашенный зонтик

В лапах медвежьих услуг –

Ездит проведывать дочек,

Превозмогая недуг.

 

Царства их –дачи  в округе;

С рыбой и дичью зятья.

Белки, как верные слуги,

Топчут дорогу бытья.

 

Мир непомерно весёлый:

Нету там городовых.

Внучек в далёкую школу

Возят на перекладных.

 

Дочери все на машинах,

Дачный теряется след.

Каркает ворон в вершинах,

Лешего языковед.

 

Гость постоит и, вздохнувши,

Робко войдёт в терема.

Знает, что сельские души

Чувствуют: город –тюрьма.

 

Тихо поднимутся сваты,

Молча подвинут скамью,

Будто они виноваты,

Взяв городскую в семью.

 

Ростят теперь вот детишек;

Кухня, уборка, котлы.

И покрывают излишек

Пенсией из-под полы.

 

Родичам  вроде неловко.

Вновь разговор ни о чём.

Вот она жизнь-полукровка

С корочкой и калачом.

 

Гость возвращается хмуро,

Зонтик ободран до спиц.

Гасит дома, как окурок,

Между своих рукавиц.

8-9 ноября  2019

 

Дети Дарвина

 

Все земные связаны рыдания

С бородатым лондонским масоном.

Графоманы – тоже дети Дарвина

Со своим животным эмбрионом.

 

Воспевающие искусителя,

Искривляющие сущность слова,

Молоком  безумства  прародителя

Потчуют, как чёртова корова.

 

Забодали нас они фурорами,

На пустом и осквернённом месте.

Щеголяют славой и уборами

На придуманном самими ж квесте.

 

В дар ковры  на фестивалях красные

Выстелены к дарвинскому трону.

Победители всегда несчастные

По сравненью с верными  канону.

 

Потому звереет правосудие,

Защищая разных псов и кошек.

Самое надёжное орудие

В лапах тех, кто ищет в людях  блошек.

 

Не хочу выслушивать бездарного,

Родича какого-нибудь дога.

Я спокойно проживу без Дарвина,

Но ни дня не выдержу без Бога.

12 октября  2019

 

Её житие

Зоотехник. Кокинский^[9] диплом.

Пару раз ходила депутатом.

Всё равно не нажила хором,

Помогая деревенским хатам.

 

В доме без  удобств  и без террас

Сыта благосклонными летами.        

Со слезами смотрит  добрый «Спас»

И читает «Жития» с крестами.

 

Год быстрее в старости летит,

Руша перед будущим плотину.

Родичей усопших навестит

И наметит для себя местину.

 

Из хозяйства – пару коз и кот,

В будке под окошками дворняга.

И, кряхтя, лопата в огород

Топает, как будто до рейхстага.

 

Навалилась тысяча хвороб,

Будто оправдав  греховный список.

Может быть, поможет протопоп,

Или  сам назначенный епископ.

 

Бабка  батюшек наперечёт

Знает до невидимых окраин.

Жизнь её церковная течёт

И подтачивает тяжёлый  камень.

 

Молится за тех, кто вдруг взалкал

В годы перестроек и разрухи.

Возвращают  книги и канал

Душу отведённую на  круги.

12 октября  2019

 

Семёрка

У Бога высокий народ,

У дьявола низкое войско.

Для многих надёжный оплот –

Семёрки небесное свойство.

 

Семь колеров, столько же нот,

И, может, заветных словечек.

Записано в русский блокнот

Для  спаса заблудших овечек.

 

На звучную цифру гадать

Привык я, себе ненавистен;

Как будешь душе помогать,

Коль  сроду церковник  и мистик.

 

Скорее всего, я не прав,

Служа и ученью, и мифу.

Мой  век среди прочих отрав

Спешит положиться на цифру.

 

Подписан уж тайный  указ,

Наверно, земными царями,

Который удержит всех нас

Своими на дне якорями.

 

Повёрнут мир наоборот

В Париже, Москве и Нью-Йорке.

А Божий высокий народ

Привержен, как прежде, семёрке.

Июль-октябрь 2019

На Духа

После всех невзгод и потрясений,
Каждодневной смуты и терзаний.
Надоело жить меж измерений,
Полных обречённых наказаний.

В храм пошёл я за святой водою 
Меж подстриженными  тополями.
Вслед  калеки под руку  с бедою
Радостно стучали  костылями.

Пахли травы густо; не без смысла
Говорливо отзывались птахи.
На плече церковном коромысло
Уносило сжавшиеся страхи.

Может быть за то, что с  Николаем
Восходил мучительно  я к Богу,
Мир на Духа показался  раем,
Нисходящим в праздник на дорогу.
17 июня 2019