Идейные установки Патриотического общества рабочих

Все монархические организации начала XX века исходили из того, что преобладающее большинство населения России нерушимо исповедует христианско-православные, монархически-самодержавные и народно-национальные убеждения. Это мировоззрение выражалось в выработанной веками российской истории парадигме: «Православие, Самодержавие и Народность». Однако в каждом регионе идейные установки православно-патриотических союзов имели свою специфику.

ПОМРУЖМ возникло как самостоятельная организация, когда основные общероссийские правые партии также еще находились в стадии организационного оформления. Тем интереснее и ценнее опыт самостоятельного идейного творчества организаторов Уфимского патриотического общества рабочих, которые сумели сформулировать собственные идейные установки в консервативно-монархическом русле.

Отношение монархистов к царю-батюшке, безусловно, было проникнуто обожанием и напоминало патриархальную привязанность детей к отцу. В конце 1905 г. члены Патриотического общества рабочих Уфимских железнодорожных мастерских писали самодержцу: «Верь, наш светлый ангел мира, что не все мы впали в тяжкий грех мятежных требований; десятками миллионов мы свято чтим Тебя, Помазанника Божия, Верховного Вождя, как предки наши чтили. Верь, наш гуманнейший Освободитель, что иных вождей, иных правительств, иных свобод мы, православные, желать не можем и признавать не хотим»[1].

Члены общества исповедовали «нерушимость веры в Бога, незыблемость царского престола и неприкосновенность отечественной территории»[2]. Самодержавие называлось «излюбленной, созданной народным разумом, благословенной Церковью и оправданной историей формой государственной власти»[3]. На призывы леворадикалов к резкому слому существующих устоев и учреждению в России республики и выборного президентского правления уфимские монархисты отвечали: «Называется бастовка по-нашему не республикой и революцией, а бунтом и изменой против нашего природного Царя-Батюшки, Божиего Помазанника». Необходимость сохранения монархии объяснялось тем, что «Россия тысячу лет росла, множилась и богатела под крепкой рукой православных царей». Отсюда следовал вывод, что не отменять надо созданное предками государство, а «стоять крепко до последнего за своего Царя-Батюшку, за Веру Православную и Родину Русскую»[4]. Царь объявлялся «Главным Вождем Русского Народа, ответственным лишь перед Богом и историей»[5].

Однако для правой идеологии была характерна некая двусмысленность, которая выражалась в резком противопоставлении императора российской бюрократии. Чиновничество и бюрократия, по мнению правомонархистов, стали непреодолимым «средостением» между государем и народом. Именно этим правыми объяснялось учреждение Николаем II представительного органа - Государственной думы. «Царь наш... - писали уфимские патриоты крестьянам, - как увидел из-за войны-то непорядки российские, как понял Он, что советники Его, которые для народа законы-то пишут, - плохо осведомлены о народных делах и нуждах, да и указы-то Царские не все исполняются, и увидел Он своим светлым оком забитость и темноту деревенскую, то и приказал, чтобы в помощь сановникам и министрам была Государственная дума»[6].

Имея перед собой пример прямых уступок революционерам местного губернатора Цехановецкого и начальника мастерских Лопатто в октябре 1905 г., патриоты-железнодорожники выступили с осуждением «тех малодушных начальников, которые позволяют горсти революционеров производить насильственные забастовки, убийства и вызывать ряд потрясений и бедствий, разоряющих русский народ и поддерживающих смуту, тревогу и взаимное ослабление»[7]. Поэтому неудивительно, что в дальнейшей деятельности правомонархистов критика местной администрации займет не последнее место.

У монархистов сложилось двойственное отношение к Государственной Думе. Считая императора «Верховным Вождем своего народа», они признавали и Государственную Думу, как учреждение, без одобрения которого никакой закон не может иметь силу[8].

Но патриоты не допускали ограничения Думой царской власти. Государственной Думе, созываемой по воле Царя из народных представителей, предоставлялась лишь роль «помощницы Государя, как Верховного законодателя, правдивым и честным осведомлением о действительных нуждах народа и государства», чтобы помочь «осуществлять назревшие преобразования и разрабатывать необходимые законы на благо и преуспеяние России». Ограничивались же права не Царя, а министров и приближенных к нему лиц, которые лишались права «непосредственно ходатайствовать пред Государем об издании того или иного закона»[9].

Кроме законотворчества, важной задачей народных избранников патриоты-железнодорожники считали осуществление контроля за исполнением законов на местах: «чтобы начальство правильно законы исполняло»[10].

Все же первоначально правые признавали необходимость учреждения в России представительного учреждения. Так, будущий председатель Уфимского губернского отдела Союза русского народа железнодорожный подрядчик Г.А. Бусов в честь издания царского манифеста 6 августа 1905 г. об учреждении законосовещательной Государственной Думы и о выборах в нее, разработанного министром внутренних дел А.Г. Булыгиным, сложил с рабочих железнодорожных мастерских долг в 17 тысяч рублей, предоставленных им для постройки вокзальной церкви и двухклассного училища[11].

Однако в дальнейшем, когда выяснилось деструктивная позиция левого большинства в Государственной думе, отношение уфимских монархистов к российскому парламенту изменилось в сторону полного его неприятия. После неудач на выборах уфимские монархисты активно включились в широкую кампанию российских правых по дискредитации этого представительного учреждения.

Уже после выборов во II Государственную Думу в Уфимских железнодорожных мастерских правые стали распространять прокламацию, в которой всех «истинно-русских людей» призывали объединиться с солдатами и крестьянами и «разогнать Думу» на том основании, что в ней мало патриотов[12]. Один из служащих Уфимских железнодорожных мастерских П.Т. Михайлов[13] в 1910-х годах от имени нескольких своих соратников охарактеризовал Государственную думу как «балаган, не приносящий никакой пользы», и для обсуждения этого вопроса предлагал Главному Совету СРН созвать Всероссийский съезд всех монархических организаций[14].

Правые подчеркивали особую роль православной церкви в религиозной и общественной жизни и в политической структуре Российской Империи и постоянно высказывали опасения по поводу возможного ослабления ее позиций и влияния. Православие как «исконная вера русского народа» объявлялась уфимскими монархистами «господствующей» в Российском государстве. При этом признавалась «широкая веротерпимость» относительно других вероисповеданий[15].

Программа ПОМРУЖМ, как в религиозном, так и в национальном вопросе, была лишена признаков ксенофобии. Считая русский народ коренным, монархисты признавали остальное инородное население равноправным русскому. Все же другие народы должны признаваться «равноправными гражданами земли русской» лишь в том случае, если они «также как и русский народ, способствуют своим трудовым вкладом благополучию России»[16]. В Уставе ПОМРУЖМ для вступления в организацию не было каких-либо ограничений по национальному или религиозному признаку.

В то же время патриоты-железнодорожники были озабочены распространением среди части мусульманской интеллигенции панисламистской идеологии и сепаратистских стремлений образовать отдельное автономное мусульманское государство из Уфимской, Казанской, Оренбургской губерний и населенной мусульманами части Западной Сибири[17]. Патриоты-железнодорожники признавали «подобное дробление Русского государства несогласным со всей его историей и опасным для могущества России». Отсюда следовал вывод о неприкосновенности границ Российской империи и о неделимости ее территории[18].

Отстаивая территориальную целостность России от внешних угроз, железнодорожники выступали за укрепление обороноспособности государства и воинской дисциплины в российской армии: «Случись война - кто защитит родину? Без дисциплины да без начальства будет не войско, а стадо беззащитное и... будет тогда, как в двенадцатом году (1812 г. - К.М.), нашествие иноплеменников»[19]

В аграрном вопросе правые выступали за строгое соблюдение права частной собственности и осуждали предлагаемый леворадикалами насильственный захват крестьянами помещичьей земли. В письме Патриотического общества к крестьянам Уфимской губернии приводится следующий пример: «Сегодня он у помещика отберет, а завтра какой-нибудь насильник скажет «у тебя, дядя, много, а у меня мало», и отхватит все, и жаловаться нельзя: сам пример показал»[20].

Местные консерваторы были уверены, что крестьянство не пойдет за пустыми словами заграничных недругов по пути «свободы безобразничанья и насильничанья». Доверяясь здравомыслию крестьян - «мужик-то сер, да ум-то у него никто не съел» - монархисты призывали их вспомнить поведение своих отцов и дедов во время проведения аграрной реформы 1861 года. Ведь тогда крестьяне, получившие земельные наделы не бесплатно, а в долгосрочный кредит, не стали бунтовать, а благодарили царя-освободителя Александра Николаевича в церквах. Теперь предлагалось благодарить «Красное Солнышко» царя Николая II за издание Манифеста 3-го ноября 1905 г., согласно которому долги крестьян по выкупным платежам в 1906 году сокращались вдвое, а в 1907 г. полностью отменялись[21].

Возможно, в силу преобладающего числа рабочих в составе организации, идеологи Патриотического общества рабочих не придавали особого значения аграрному вопросу. Так, предвыборная речь председателя ПОМРУЖМ А.Л. Шилова в 1907 г. перед крестьянами села Ашкалашлы Благовещенской волости Уфимского уезда заключалась в том, что дополнительная земля крестьянам не нужна, а во всем виноваты революционные «крамольники» и т.д.[22]

Все же признаваемую проблему малоземелья предлагалось решить с помощью государственного Крестьянского Банка: «Банк даст тебе полную справку и совет, где есть земля в продажу и почем можно купить, а при покупке банк возьмет только 1/10 стоимости, а остальные 9/10 заплатит свои, а крестьянам рассрочит на долгие годы»[23]. Для удовлетворения потребностей крестьян правые готовы были пожертвовать лишь пустующей необработанной помещичьей землей, сдаваемой Крестьянскому банку. Однако оценивать стоимость земли должна была специальная комиссия по доходности земли, а не по желанию помещика.

В отличие от леворадикальных идеологов, призывающих «все поделить», консерваторы считали, что этим проблема с землей окончательно решена не будет. Поэтому правые призывали крестьян заботиться не об увеличении площади земельных участков, а об улучшении культуры сельского хозяйства и производительности.

Поскольку Патриотическое общество мастеровых и рабочих состояло из представителей пролетариата, решению «рабочего вопроса» в программе данной организации уделялось особенно большое внимание. По поводу продолжительности рабочего дня в адресе делегации Патриотического общества на имя уфимского губернатора А.С. Ключарева в начале 1906 г. отмечалось: «Нам не давали мирно трудиться обычным 9-ти часовым рабочим днем, приказывали под угрозой насилия бастовать и, не спрашивая нас, приемлем ли для нас 8-ми часовой рабочий день, - заставляли его требовать, а под конец, не церемонясь с нами, выгоняли с работы во все политические забастовки, так для нас чуждые»[24]. Рабочие-патриоты четко осознавали необходимость бесперебойного железнодорожного сообщения и весь вред забастовок на железной дороге: «Бастовать... мы не согласны, если мы остановим чугунку, то всех разорим, семьи свои в голод вгоним»[25]. Поэтому Патриотическое общество ставило своей целью «оказывать законными средствами сопротивление забастовкам, крайне опасным для нас самих и для наших семейств»[26]. Подобное отношение к забастовкам было характерно для всех монархических союзов вплоть до 1917 года.

В то же время ПОМРУЖМ взяло на себя обязанность отстаивать интересы рабочих перед работодателем, то есть выполнять своего рода роль профессионального союза трудящихся: «...на заводе работы много, а задельная (т.е. сдельная - К.М.) плата мала, мы сейчас к хозяину о прибавке, а чтобы основательнее просьба была - соединяемся в общество, постановляем какую цену новую назначить»[27]. Но, не доводя дело до забастовок, консерваторы призывали вести конструктивный диалог между работником и работодателем во имя общенациональных интересов, и оплату труда предлагали ставить «по Божески, чтобы ни себе, ни хозяевам убытку не было»[28].

Для улучшения положения рабочих также предлагалось взаимно проповедовать мир, порядок и труд, распространять образование среди рабочих и их детей, сокращать пьянство, подавать примеры нравственности молодежи и воспитывать ее в религиозном духе, стремиться к улучшению условий труда, учредить кассу взаимопомощи[29].

Как известно, Манифест 17 октября 1905 г. с дарованными основными правами и свободами граждан дал толчок к дальнейшему, после реформ 60-70-х гг. XIX века, развитию политического самосознания российского населения и становлению гражданского общества в Российской Империи. В этом контексте будет интересно проследить, как патриоты-железнодорожники понимали указанные в манифесте свободы.

Итак, свобода слова - когда на несправедливое начальство можно подать в суд или написать своим выборным в Государственную Думу. А когда про «незаконности людские» в газетах печатают - то это называется свободой печати, «лишь бы все было правдиво и без нарушения закона»[30]. Согласно принципу свободы совести, ты имеешь полное право веровать «как на то совесть твоя велит». Хотя сектантские поверия (скопцы, прыгуны и другие) законом не допускались. Неприкосновенность личности - чтобы начальники «над человеческой личностью отныне... не изъезжались, не сметь больше мужика али рабочего бить, не сметь ругать, попадешь за это под суд». Если же крестьянин нарушил закон, то «не брани его и не бей, а прямо отдай под суд, а суд уж его и осудит по закону»[31].

Свобода собраний - когда нужно обсудить какой-либо вопрос, можно сходку устроить. И никто теперь сходку разогнать не может, только бы она была «без крику, без шуму и чтобы пьяных и близко не было, за этим мы должны сами следить и свое достоинство соблюдать, как настоящие граждане»[32]. А гражданская свобода понималась как обязанность «друг друга уважать, не ругаться и не напиваться»[33].

Могут заметить, что подобное понимание сути Манифеста слишком примитивно. Однако не следует забывать, что, во-первых, данные разъяснения были обращены к малограмотным крестьянам Уфимской губернии, а во-вторых, в начале ХХ века только зарождались основы правовой культуры населения в условиях многопартийности и парламентаризма.

В целом необходимо отметить, что консервативный проект Патриотического общества мастеровых и рабочих Уфимских железнодорожных мастерских, направленный на «спокойное продолжение мирной трудовой жизни на благо и умиротворение дорогой родины»[34], не был радикальным и не выходил далеко за рамки правительственного курса. Уфимские монархисты признавали незыблемость самодержавной власти в России, хотя и допускали возможность проведения умеренных реформ при сохранении основ существующей политической системы.

Анализ программных установок общества по отношению к Манифесту 17 октября, к Государственной думе, в национальном и религиозном вопросах позволяет отнести Патриотическое общество к умеренно правым организациям, признающим необходимым учитывать существование учрежденной императором совещательной Государственной думы. Хотя в дальнейшем часть железнодорожников, среди которых можно назвать и вышеупомянутого П.Т. Михайлова, стала сочувствовать крайне правым, выступающим за неограниченное самодержавие и полное упразднение Госдумы.

Акцент на защиту социально-экономических интересов рабочих и забота об удовлетворении их духовно-нравственных потребностей сделало программу Патриотического общества весьма популярной в среде пролетариата. Уфимские консерваторы проявили довольно взвешенный, трезвый подход к реальным возможностям для улучшения положения рабочих. И нельзя не признать, что программа ПОМРУЖМ содержала весьма рациональные предложения, реализация которых способствовала повышению материального благосостояния и духовному развитию рабочих Уфимских железнодорожных мастерских и позволила за относительно короткий промежуток времени стабилизировать ситуацию в Уфе в смутные годы первой революции.