Очень не хотел говорить об этом, но поскольку многие просили прокомментировать, молчать нечестно.
Прежде всего, это пошло. Пошлая пародия на Тайную Вечерю. На этом уже можно было бы поставить точку.
Мои умные знакомые, люди со вкусом, выключили передачу после первых пяти минут. У меня не идеальный вкус – я продержался больше часа.
С самого начала признаюсь в любви к отцу Александру. Но любовь может быть зрячей.
То, что в отце Александре Шмемане было драмой и болью, герои «ещенепознера» превратили в фарс.
И писать об этом тоже больно.
Поэтому ограничусь двумя наблюдениями.
Стоит ли говорить о Шмемане с сигаретой и Агатой Кристи на диване после совершения Литургии как проявлении свободы? Драма Шмемана, открытая дневниками, как раз и заключается в разрыве между жизнью тонкого, проницательного, щедро одаренного прозападного интеллектуала и жизнью православного священника, живущего в Предании, и призванного покрывать чужое несовершенство не только благодатью Божией, но и собственным терпением. Это драма выгорания, драма несвободного, несчастного человека. Уместно ли превозносить выгорание?
Поразило толкование на тропарь Кресту. Крест – это не просто орудие любви. Христианство не только о любви. Христианин это воин.
«Образ солдата, воителя - один из центральных в посланиях апостола Павла “переноси страдания, как добрый воин Иисуса Христа” [2 Тим. 3].
В образах чувственно постигаемой действительности описывается духовное оружие христиан, развертывая исходный тезис «оружие воинствования нашего не плотские, но сильные Богом на разрушение твердынь [2 Кор. 10:4]. «Облекитесь во всеоружие Божие» (panovplion qeou`), облекшись бронею правды (qwvraka th`" dikaiosuvnh"), «возьмите щит веры» (quvreon th`" pivstew"), «и шлем спасения возьмите (perikefavlion th`" swthriva"), и меч духовный (mavcairan tou` pneuvmati), который есть Слово Божие» [Еф. 5: 11-17] (Чевела О.В. «Оружия воинствования нашего не плотские»: образ и понятие в зеркале литургической поэзии).
Странно вообще говорить об этом. Но когда либеральная повестка требует критиковать свою веру и свою Родину, очевидное становится невероятным. И тропарь о борьбе «не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной» трактуется в контексте виртуальной милитаризации России.
Мы никак не можем понять, что Христос пришел сотворить «новую тварь», не тождественную ни интеллигентности, ни простоте. Это кто-то иной, другой онтологически, запредельный миру гражданин неба.
Не осуждая Шмемана, не порицая его недостатки, мы не можем не заметить и «человеческое, слишком человеческое» содержание его жизни и мысли. Не преображенное во Христе, не усвоенное в Духе.
И если мы хотели бы говорить о сути христианства, о подлинной христианской свободе, можно вспомнить кроме не изживших свое интеллигентное Шмемана и Флоровского (здесь речь идет не об интеллигентности как таковой, но о внехристианской стороне интеллигентности), преподобных Иустина (Поповича) и протоиерея Думитру Станилоаэ.
Единственная удача передачи – фрагменты из чужого документального фильма о Шмемане.
Думаю, если бы отец Александр увидел «ещенепознер» о Шмемане, в его дневнике появилась бы еще одна горькая заметка о псевдоправославной безвкусице.
Священник Дмитрий Трибушный
.jpg)
