Я не входил в узкий круг соратников Эдуарда Лимонова, не был другом его юности, приятелем по эмиграции или деловым партнёром по литературным и политическим делам. Но три-четыре человека в его многосотенном круге общения числились у него под особой маркой земляков-харьковчан, быть харьковчанином – это особый ранжир
Мы познакомились лично в 2015 году: Лимонов дал большое интервью видеоканалу «Первая Столица», который после моего вынужденного отъезда ещё некоторое время выходил в Харькове. Доброжелательно пообщавшись на камеру и провожая нас с оператором, хозяин вдруг зыркнул глазами и демонстративно застегнул карманы на висящей в прихожей куртке, будто мы пришли у него мелочь тырить.
Но уже после нескольких телефонных созвонов, пары моих визитов и активной переписки по делам харьковского землячества (Э.Л. долго мечтал таковое создать) в Симферопольском аэропорту Лимонов шёл мне навстречу, раскрыв объятия. Он мог и умел сделать первый шаг.
После воссоединения Крыма Эдуард Вениаминович был на полуострове два раза. Первый раз общеизвестен: он выступал в 2017 году в Севастополе, потом перед молодежью в лагере под Евпаторией, опубликовал замечательные очерки о своём посещении Коктебеля и музея «З5-я батарея». О втором посещении знали лишь несколько человек, и я в том числе — возможно, пришло время рассказать и о той поездке.
Но сначала о первом визите. Крым был Лимонову чрезвычайно любопытен — и как место юношеских воспоминаний, и происходящими сегодня событиями, и благодаря обилию людей, с которыми он любопытствовал встретиться: он жил в санатории у Олега Царева, ездил в гости к Алексею Чалому, отведал шашлыков у Олега Измайлова — известного донецкого журналиста и писателя. Каждое утро в восемь часов я забирал его из ялтинского санатория, и мы отправлялись в очередное путешествие.
График был довольно плотный, расстояния достаточно большие, но Лимонов, несмотря на почтенный возраст, держался крепко: в еде не барствовал, в дороге не привередничал. Располагался рядом с водителем, что в его случае являлось признаком благорасположения, и активно вёл беседу, как бы развлекая и развлекаясь. Помнится, по ходу движения мы неудачно влетели в большую яму на асфальте; краем глаза заметил, что Э.Л. сразу повернулся ко мне, чтобы оценить реакцию. Я промолчал из обычной вежливости, но он решил, что из мужества, и ещё долго моей якобы «сдержанностью» восхищался.
Главным городом поездки стал Севастополь, где писатель Платон Беседин организовал большую встречу с читателями. Сначала небольшая морская экскурсия по Балаклаве, посещение Херсонеса, поход к Матросскому клубу (с башни которого в 1999 году лимоновцы разбрасывали листовки с требованием возращения Севастополя России), несколько интервью местным журналистам и, наконец, сама встреча. Уже по списку одного дня (а ещё нужно вернуться в Ялту) можно понять насыщенность графика.
Перед встречей с читателями Лимонов сосредоточен и даже мрачен. Оттаивает, лишь когда видит, как много севастопольцев пришло с ним пообщаться — зал забит до отказа. Вопросы интересные, разнообразные, их много, и писатель расцветает: улыбается, острит, читает собственные стихи. На обратном пути живо обсуждаем прошедшую встречу: я настаиваю, что все прошло замечательно, и душой абсолютно не кривлю. С заднего сиденья о том же говорит Дима Сидоренко — помощник и неизменный охранник Эдуарда Вениаминовича, оберегающий мэтра от излишне экзальтированных граждан.
В Севастополь мы приезжали ещё раз, отдельно осмотреть музей 35-й батареи: «Там, в полном мраке, вдруг стали появляться над нами по кругу лица защитников 35-й батареи. Звучала сильная музыка, и постепенно под эту музыку лица слились с пламенем свечей и некоторое время трепетали над нами. Я бывал и на Мамаевом кургане, и в мемориале битвы на Курской дуге, в Прохоровке… Но на 35-й батарее очень пронзительное чувство охватывает! Тянет засопеть и всхлипнуть. Какие-то такие звуки я услышал из темноты. И сам еле удержался. И глазные яблоки замутились…» (из очерка «35-я береговая»).
В тот же приезд по просьбе организаторов литературного фестиваля «Интеллигентный сезон» в Саках мы приехали на этот слёт крымских писателей. Публика непростая, в литературном слове толк знающая, но здесь тоже аншлаг и абсолютный успех. Как и у молодежи в молодежно-патриотическом лагере «Донузлав» близ Евпатории. А были ещё поездки в Алушту и Бахчисарай через плоскогорье Ай-Петри — Лимонов хотел увидеть, что осталось от разрушенного накануне скопления самовольных татарских кафе-шалманов; помнится ещё, на их обломках стоял белый верблюд и смотрел на нас дурным глазом…
В целом Крым Лимонову понравился, кроме поездки в городок его юности Коктебель, куда его повёз крымский краевед Константин Попов. Там как раз проходил джазовый фестиваль, и я попросил (раз уж они туда отправились) привезти информационные материалы по этому мероприятию. «И вот мы, как деревянные солдаты Кеворкяна, идём по набережной, а она бесконечная, а павильон пресс-службы черт знает где…» — смеясь, рассказывает Лимонов свои злоключения, а я ловлю себя на мысли «Лимонов как солдат Кеворкяна» — сопоставление несопоставимого, комический литературный приём в живом разговоре.Правда, посёлок в его нынешнем запущенном виде он раскритиковал безжалостно: «Наш друг… просил нас достать пресс-релиз джазового фестиваля, который проходил в эти дни в Коктебеле. Нам пришлось дойти до самого нудистского пляжа (впрочем, жалкого), и лишь за ним мы обнаружили большую сцену, где нам так и не выдали пресс-релиз. Уезжая из Коктебеля, я проклинал современный Коктебель» (из очерка «Коктебель ужасен»).
Все вышеперечисленные встречи, мероприятия, знакомства и визиты состоялись буквально в течение дней четырёх-пяти, а ведь была ещё отдельная программа встреч по линии гостеприимного Олега Царева. Можно представить, каких это стоило Лимонову физических усилий, ведь он недавно перенёс тяжелейшую операцию по удалению опухоли головного мозга. Однако это проявлялось лишь в том, что Э.Л. старался избегать прямых солнечных лучей и ограничивал себя лишь одним-двумя бокалами красного сухого вина. Но чувствовалось, что Крымом он ещё не насытился и продолжение вскоре последует…
Накануне нового, 2018-го, года Лимонов заговорщически попросил меня заказать ему номер в гостинице. Причем ни слова не говорить об этом ни журналистам и вообще никому. Из переписки с Эдуардом Вениаминовичем: «И ещё, просьба хранить молчание о моём прибытии. А если бы мог нас встретить в Симферополе, это уже будет верх счастья, если можешь. Твой ЭЛимонов». И действительно, в самом начале января наступившего 2018 года я уже встречал его в аэропорту Симферополя — весёлого, мальчишеского, с молодой спутницей.
Они поселились в забронированном номере гостиницы «Бристоль» на набережной Ялты (кстати, по официальным документам, Э.Л. значился не Лимоновым, а Савенко), быстро согласовали культурную программу из нескольких пунктов, в которых не было никакой политики, никаких деловых встреч, вообще ничего публичного, но исключительно позитивные впечатления. Например, посещение Никитского сада в период цветения какой-то ботаники, где мы долго гуляли по аллеям и наслаждались немыслимым для январской Москвы теплом.
Эдуард Вениаминович любил крымское сухое вино, причём именно недорогих сортов. И дегустировали мы не в ресторанах, а во вполне демократических наливайках, и это ему тоже нравилось. Э.Л. вспоминал вкус вина его юности и сопутствующих этим воспоминаниям людей. Один раз с комическим ужасом пожаловался, что накануне не рассчитал своих сил в каком-то ялтинском питейном заведении. Рассказывал о том с плохо скрываемой мальчишеской гордостью: мол, могу ещё пошалить.
Пировали и у меня дома, очень узкой компанией. Опять-таки вино, шашлыки, рассказы. А ещё говорил, что до освобождения Харькова он не доживёт, а мы, мол, молодые, ещё увидим. Несмотря на мои яростные возражения, ему был торжественно подарен росток пальмы, причём Э.Л., напротив, сказал, что идея ему нравится, и забрал пальмового зародыша в Москву.
Росток — к моему изумлению — Э.Л. в Москву таки довез и выходил. Каждый раз, когда я заявлялся к нему домой, он показывал, насколько пальма выросла, служа живым и трогательным напоминанием о его поездке в Крым: «Я горд, что она китайская и что трахикарпус», — с иронией упоминал он в одном из писем латинское название этого растения. Грустно, если её выбросили…
Во время нашей последней встречи, в самый канун 2020 года, Э.Л. обратился ко мне с неожиданной просьбой: достать открытки Харькова 50-60-х годов прошлого века, эпохи его юности. Он снова думал писать о родном городе, и, наверное, была необходима некая визуализация. О просьбе я помнил, собирался занести найденные и пересланные по почте картинки в ближайший визит — в апреле планировалась презентация моей новой книги в Москве. 13 марта написал короткое письмо: мол, просьбу не забыл, а пока — как временную меру — высылаю хронику весеннего Харькова 1967 года (милая любительская съемка цветущих деревьев на харьковских улицах и наслаждающихся теплом горожан).
Весна 1967 года, кажется, была последней весной Лимонова в родном городе. Он отметил, что прочёл даже комментарии к ролику: «Спасибо, Костя! Комментарии поучительны, ностальгические какие!» Днем 17 марта мне сообщили, что на почту пришла долгожданная бандероль с фотографиями Харькова, которые Э.Л. просил для него раздобыть, а вечером того же дня Эдуарда Вениаминовича Лимонова (Савенко) не стало.
Константин Кеворкян
