Разбираться сейчас в том, какая из сторон в октябре 93-го была права, довольно глупо. Не потому, что там не было правых, а потому что самые разные мотивы, интересы, политические воззрения там объединились по разные стороны баррикад, также ещё очень много было и между ними. Есть один факт: бо́льшая часть населения отнеслась к этим событиям вообще нейтрально, не занимая ни ту, ни другую точку зрения как по факту своей жизнедеятельности, так и по результатам опросов.
Сейчас я напомню один факт. На тот момент президент как институт, при всех нараставших к нему уже тогда претензиях, был легитимнее парламента.
Это вообще в России практически закономерность. Я не могу себе представить в России парламент в качестве института, сравнимого по легитимности с высшей властью, тем более избранной прямым голосованием.
Дело в том, что в России вообще функция представительной власти - она до сих пор не состоялась, и не факт, что состоится. Не факт, что России вообще нужна эта схема разделения властей, и жизнеспособна она здесь и легитимна, - та, которая существует в западных демократиях. Потому что у нас нет идеи представительства частных интересов - она очень локальна, она не является народно признанной. В этом смысле парламент представлял собой никакой не парламент, а иное, альтернативное политическое крыло, которое аккумулировало ненависть к Ельцину всех, кто по самым разным причинам его ненавидел.
Ну так вот: в ситуации, когда страна скатывалась к хаосу и насилию, Ельцин имел право восстановить порядок. Не в смысле Конституцию - я совершенно не собираюсь здесь долбить лбом землю в пользу следования Конституции. В принципе, ничего плохого в следовании Конституции нет, но бывают случаи и обстоятельства, когда следование Конституции является абсурдом и безобразием. Так вот, он имел право на легитимное насилие. Правильно ли он им воспользовался, можно ли было его избежать? Есть такая замечательная цитата - я её повторю в сотый раз - Виталия Найшуля, который очень хорошо определил признак легитимности власти от обратного: «Легитимная власть - та власть, которая имеет право стрелять в своих».
Но совершенно другая ситуация сложилась впоследствии. Все опросы показывают, что отношение к этим событиям в массовом сознании довольно быстро - не сейчас, не сегодня - изменилось на противоположное. То есть на ровно со знаком наоборот.
Дело в том, что легитимная власть, если она легитимна, должна почувствовать это бремя - стрелять в своих. Она должна ощутить огромную ответственность и реализовать эту ответственность в дальнейших действиях. В соответствии со своим мировоззрением, видением развития страны - оно может быть спорное и не всем удобное и приятное, и приемлемое - но нужно именно ощутить ответственность, это колоссальное бремя. Ельцинская власть ощутила колоссальную безответственность. То есть можно всё, гуляй, рванина! Это касается не только и не столько применения насилия (ссылаются на Чечню и так далее), сколько вообще безответственности во всём. Таким образом, оно задним числом легитимизовало своё право на это насилие. И поэтому совершенно справедливо обществом сейчас это всё воспринимается как позор. Он обессмыслил этот акт. Он и собственно стоявшая возле него группа. И это изменило отношение очень многих конкретных людей к этому делу. Потому что, например, у вашего покорного слуги огромное количество друзей и единомышленников из числа сторонников тогдашнего Верховного совета. Совсем не все, далеко не все, но много. Притом что единомышленников со стороны тогдашних ельцинских практически и не осталось.
И есть ещё один аспект. С тех пор произошло де-юре и де-факто реальное примирение бывших противоборствующих сил. Как бы люди, задействованные в них, ни относились к этим событиям и друг к другу - политическое и институциональное примирение произошло. Эти люди сейчас в различных институтах государственной власти, политических структурах - могут различаться по своему восприятию событий, а по политической ориентации всё строится уже совершенно по-другому.
И это говорит о том, что страна вообще-то нашла способ национального примирения. Это говорит о том, что наша политическая культура выше и лучше, чем принято о ней думать.
