10 марта 1940 года, на 49-м году жизни, скончался Михаил Афанасьевич Булгаков.
Пользуясь случаем, как не вспомнить роман «Мастер и Маргарита», не прочитав который, трудно было выглядеть образованным человеком в тусовках «продвинутых», что в шестидесятые, что в восьмидесятые. Между тем, ни продвинутые личности эпохи «Оттепели», ни продвинутые личности эпохи «Перестройки» даже не догадывались, что они глядят в эту очаровательную книгу, но видят… далеко не то, что там напечатано.
Беда «Мастера и Маргариты» в том, что писалась книга для одной аудитории, а воспринята была совершенно другими двумя аудиториями.
Оттого и стало некой нормой – в нашей православной среде – преподносить роман в качестве пропаганды ереси и даже бесовщины. Под бесовщиной понимается якобы преклонение автора перед лукавым и той шушерой, которая его окружала, изображая инструменты «правосудия» в копытах известного персонажа.
Под ересью подразумевается вставной роман про Иешуа-Га Ноцри.
Не прошёл мимо этого и замечательный литературный критик Михаил Дунаев, а вслед за ним и многие-многие наши единоверцы.
Между тем, существует и иная точка зрения на вставной роман.
Нет-нет! Конечно же, мы не о том, что «Евангелисты, дескать, всё напутали». Эту пошлость могли воспринимать только комсомольцы «оттепели» да мы, дураки-неформалы «перестройки», ополоумевшие от читки Кастанеды, Блавацкой и всяких Еремеев Парновых.
Речь идёт о том, что Булгаков, на самом деле, высмеивал Мастера и его писанину, навеянную чарами нехорошего существа.
Вера Ерёмина в своих лекциях по «Русской Классической Литературе в свете Христовой правды» подробно – с цитатами и испепеляющими комментариями – показывает: насколько пошло выглядел и сам текст «апокрифа», и главная героиня, ставшая, как мы помним, бутафорской королевой, потом – ведьмой, а потом и угодившая вместе с мастером в место серое и пустынное. В ад.
Не понять, что вовсе не раем является сопребывание Мастера с Маргаритой вечно в пустоте, вечно наедине друг с другом, могут только читатели, совсем уж не имеющие никаких понятий о религии. Какими и были комсомольцы «оттепели» да неформалы «перестройки».
Когда я обсуждаю прочитанную книгу с детьми, то обращаю обычно внимание даже не на то, что свита Воланда – это откровенно демонические персонажи, и что даже кличка кота – это не латинское обозначение зверя Гиппопотама, а на наименование одного из персонажей бестиария.
Говорим о гётевских мотивах. Не о том, что Господь направляет происки лукавых в конечном итоге на пользу, а о том, что некоторые поступки служителей ада могут показаться «добрыми», хотя таковыми, конечно же, не являются.
Прекрасной иллюстрацией является Фрида. То бишь гётевская Грэтхэн. По «Фаусту» мы помним, что эта молодая женщина была соблазнена, забеременела вне брака и затем задушила своего ребёнка платком. Несмотря на то, что она всячески пытается этот платок уничтожить, дабы ничего не напоминало ей о своём страшном грехе, платок подают ей каждое утро. Фрида просит Маргариту выхлопотать то, что мнится ей благом, – попросить, чтобы платок перестали подавать.
Дескать, исчезнет источник боли - и всё будет хорошо.
Современный человек искренне полагает, что тело нам дано для услаждений.
Между тем, человек традиционной христианской культуры памятовал о другом. О том, что «тело нам дано для боли».
Если бы наша кожа не обладала способностью реагировать на боль, то тогда мы бы превратились в чурок, сидим рядом с костром, стоим рядом с газовой плитой – уже полыхают руки-ноги, а нам всё ни по чём…
Так и с болью душевной. Пока у человека болит душа, пока сигнализирует нам о непорядке, мы ещё обладаем возможностью что-то исправить. Если же вытеснили эту боль – чем бы то ни было – всё, шансов больше не остаётся.
Вот и Фрида/Грэтхэн желает всё забыть, вместо того, чтобы помнить и молить. Покаянный вопль слышен и из ада. Вместо мольбы, обращённой к невинно загубленному ею ребёнку, который мог бы стать ходатаем пред Спасителем за погибающую душу горе-матери, Фрида/Грэтхэн выбирает окончательное забвение. Стало быть, Маргарита выхлопатывает ей окончательный ад.
Вера Ерёмина, анализируя этот момент в романе, подчёркивает особо: «И когда Маргарита говорит Фриде "величественно", именно как бутафорская царица, что "тебя прощают и перестанут подавать платок", то Фрида простирается перед нею крестообразно, а после этого мелкие бесы ее утаскивают.
Крестообразно – это последнее напоминание о кресте. Но, конечно, для Маргариты это напоминание проходит бесследно, креста она не помнит, не знает и не признает».
Увы, роман «Мастер и Маргарита» прочитали те поколения русских советских читателей, которые Креста не знали. А потому романтизировали то, что с точки зрения автора было безусловно порицаемым.
Хочется верить, что новое поколение читателей великого романа сможет приблизиться к тем смыслам, которыми наполнен текст книги.
Павел Вячеславович Тихомиров, помощник главного редактора «Русской народной линии»
1. Первый раз прочитал роман 40 лет назад, но только недавно осознал ...