Эстетика веры

История искусства неотделима от истории религии. Церковь была для художника первым заказчиком, продюсером, музеем и галереей. Здесь он получал сверхзадачу, очищался от пошлости. Здесь он вымаливал у Бога образ, на который потом молился зритель.

Если говорить языком (простите мне эту игру) contemporary art, храм — идеальный арт-объект, настоящая «тотальная инсталляция». Слово, звук, образ, свет и движение вокруг Святых Даров создают сакральное пространство, где счастливы и «исполнитель», и «зритель». Православная традиция подарила нам Образ Божий — одновременно человеческий, фигуративный и абстрактный. Этот Образ, а не революционные декреты — источник русского космизма, сочетания классики и авангарда. Троица Неслиянная и Нераздельная, а не теория относительности или геометрия Лобачевского — изначальный кладезь нетривиальных решений. Сегодняшние «симулякры» не обладают и сотой долей смысловой сложности религиозного «мультимедиа». 

Россия — единственная страна мира, сохранившая на огромной территории религиозный канон. Именно Православие на протяжении веков было гарантом единства русского языка и крепкого государства. В начале ХХ века русские художники заново открыли средневековые храмы Новгорода и Пскова, рассмотрели и оценили икону. И пока европейское ар-нуво увлекалось язычеством и орнаментализмом, они творили православное искусство. Целая плеяда — Щусев, Билибин, Васнецов, Врубель, Нестеров, Рерих — вошла в «Общество возрождения художественной Руси». Всего за два года (1915–1917) Общество разработало и начало реализовывать потрясающую программу.

Грянула революция, и православная традиция «свернулась» к простому выживанию. Я считаю одним из самых драматичных последствий революции разрыв художника и Церкви. Думаю, это чувствовали даже те, кто принял новую власть. Например, писатель Андрей Платонов. Или архитектор Алексей Щусев, построивший не только Марфо-Мариинскую обитель, но и Мавзолей Ленина. Эти художники пропускали через себя трагедию этого разрыва.

Сегодня этот разрыв принимает всё чаще гротескные формы. С одной стороны — нескончаемый ряд скандалов, оскорблений чувств верующих. «Панк-молебен» Pussi Riot и акции Павленского, афиша «Тангейзера» и выставка «Осторожно, религия», антихристианский «Ученик» и пресловутая «Матильда»... С другой — акции со стороны радикалов-фундаменталистов и просто неадекватных людей, дискредитирующих Церковь, прикрывающихся ею. Стоит ли удивляться, что часть медиа буквально питается этими конфликтами, провоцируя «актуальных художников» на новые выходки?

А между тем Церковь как никогда нуждается в современной эстетической повестке, в серьезном разговоре с художником. За годы советской власти она серьезно подрастеряла эстетический потенциал. «Перестройка», увы, не помогла. С болью — и как эксперт, и как прихожанин — вынужден констатировать: у нас сегодня очень много безвкусной церковной айдентики, унылой полиграфии. Не стану комментировать оформление престольных праздников в столицах и регионах, выставок и даже главных официальных мероприятий Русской Православной Церкви. Лучшие проповедники становятся заложниками непрофессионального телеэфира, многие новые храмы не могут преодолеть эстетику лихих «ковбойских» 1990-х.

Конечно, прежде всего от этого страдает молодежь. Ведь молодые чувствительнее к современной визуальной среде, они есть поколение homo videns.

Надо что-то делать. Художнику и Церкви нужна площадка для диалога, нужны совместные решения. Тем более что современное искусство медленно, но верно поворачивается лицом к Церкви, и примеры движения актуальных художников и Православной церкви навстречу друг другу — есть. Их надо множить и множить. Эти встречи важны не только для участников процесса, но и для всей российской культуры, включая светскую. Именно эти встречи остаются в истории.