Выдающемуся русскому актёру, художественному руководителю Малого театра, лауреату Государственной премии, народному артисту СССР, любимцу многих поколений отечественных зрителей Юрию Мефодьевичу Соломину 18 июня исполнилось 75 лет.
С его именем связана целая эпоха в истории отечественного театра и кинематографа. Ученик Царева и Пашенной, ведущий актер и художественный руководитель Малого театра, Юрий Соломин вот уже почти 20 лет возглавляет этот храм искусства. Мало кому удавалось сохранить славные традиции русского национального театра, его академичность, актерскую школу, сберечь коллектив и при этом фактически заново создать репертуар.
Юрий Мефодьевич - человек яркой творческой судьбы. Свидетельством его индивидуальности, многогранного таланта и виртуозного владения профессией являются более полусотни блистательно сыгранных ролей в кино и столько же - в театре. Диапазон их поистине уникален - от Хлестакова и Тригорина до царя Федора Иоанновича и Сирано де Бержерака.
В историю национального кинематографа вошли незабываемые образы майора Звягинцева в «Блокаде» и Телегина в «Хождении по мукам». Роль Арсеньева в фильме Акиры Куросавы «Дерсу Узала» принесла ему мировую известность, а капитан Кольцов из «Адъютанта его превосходительства» навсегда стал его второй тенью.
В канун юбилея Ю.М. Соломин закончил работу над итоговым трудом, охватывающим многие этапы его творческой биографии. Выходит в свет издание Малого театра в прекрасном полиграфическом исполнении типографии «Наука» - книга Юрия Соломина «Берег моей жизни».
Читатель вступает в особый мир соломинских раздумий над событиями в мире культуры и сценического искусства. Знакомим читателей с некоторыми из них.
Более пятидесяти лет выхожу я на сцену Малого театра. Сколько ролей сыграно за эти годы... О каждой можно рассказать многое. Но когда меня спрашивают, как рождается та или иная роль, я никогда не могу этого логически объяснить. Один известный актер, когда ему задали подобный вопрос, сказал, что это напоминает ему следующую ситуацию: поймали рыбу, положили ее на стол и попросили рассказать, как она плавает.
Так как же рассказать про актерское мастерство? Иногда по телевизору смотришь - там молодые красавицы, сыгравшие одну-две роли, очень бодро и смело, прижимая красивые руки к красивой груди, с восторгом подробно рассказывают, как они творят в искусстве и что уже натворили. Откуда такая смелость в суждениях, словах - якобы ярких, но по существу заношенных: «волнение», «трепет», «волнительный» и еще много всяких разных прилагательных? От старых актеров таких изъяснений слышать не приходилось. И это понятно: то, как созревает роль, - это что-то сокровенное, какой-то тайный процесс, совершающийся в твоем сердце, в сознании - в одиночестве.
Я уже много лет говорю об этом и вызываю огонь на себя. Меня возмущает, когда некоторые режиссеры берут пьесу Чехова или Островского и дают ей другое название. Ставят. На сцене происходит черт-те что, не имеющее ничего общего с тем, что написано у автора. Как сейчас принято говорить, ставят «на тему». В какое же неудобное положение может попасть человек, увидевший этот спектакль, но не прочитавший пьесу, если будет пересказывать кому-то его содержание.
Конечно, обращение к классике всегда предполагает новое прочтение и трактовку: ведь эстетические вкусы, представления людей меняются. Но, прикасаясь к классике, это надо делать в пределах разумного, не осовременивая до бесчувствия, как поступают в иных театрах в погоне за оригинальностью и эпатированием публики. В одном театре я видел «Лес», в котором звучали песни Высоцкого, а русский купец устраивал стриптиз. Я очень люблю и уважаю Высоцкого, но какое он имеет отношение к «Лесу»? В этом спектакле Восьмибратов снимал с себя рубаху, а затем стаскивал еще и штаны. На актере оказались плавки импортного производства. Молодежь хохотала. Ей было смешно, когда на виду у всех снимали штаны. А я сидел и думал, что эти молодые люди никогда больше не увидят «Леса», а тем более не прочтут эту пьесу. А ведь там такой язык, такие потрясающие человеческие отношения, такой глубокий философский смысл!
Права переделать классика никто не давал. Я понимаю, что жизнь тяжелая и зрителям хочется развлечься и отдохнуть. Но для развлечения надо брать других авторов. А искажение классики, кроме вреда, обществу ничего не дает. Русский реалистический театр с его актерскими традициями - это то, что заложено генетически. В остальном же дело за профессионализмом и способностью принять тригоринский постулат:
«Всем хватит места - и старым и новым формам. Зачем толкаться?»
Вот есть же традиция отмечать Новый год. Что в этом плохого? Для меня плохо, что Деда Мороза стали называть Санта-Клаусом. Зачем? Мы - странный народ...
Теперь нас зовут россиянами, хотя я этого слова не воспринимаю. Есть ведь русские, есть татары, есть евреи, есть чеченцы, есть узбеки, украинцы, грузины и так далее.
Был конец августа. Я шел по улице с коляской и увидел около своей калитки черную «Волгу».
Почему-то, даже не могу объяснить почему, сразу подумал: наверное, приехали из правительства, чтобы предложить мне должность министра. Вошел в дом. Там сидели жена, дочка и какой-то незнакомый человек. Этот человек сказал, что Иван Степанович Силаев, тогдашний председатель Совета министров Российской Федерации, приглашает меня к себе. Я спросил: «Речь пойдет о назначении меня министром?» Он подтвердил это и предложил немедленно поехать в Москву. Я отказался, сказал, что побуду с внучкой, а утром приеду на своей машине. Как раз в то время мне предлагали преподавать в Штутгарте и Мексике. Естественно, зарплата за работу там несоизмерима с зарплатой министра. К тому же я был утвержден на очень хорошую роль у очень хорошего режиссера на «Ленфильме».
Так что выбор у меня был, но на нашем домашнем совете жена, она человек очень патриотичный, сказала: «Это надо для России», - и я выбрал министерство.
За два года до этого меня избрали художественным руководителем театра. Это было сложное для нас время - стало разваливаться здание, репертуар. На нас ополчилась критика. Я оказался в нелегком положении - пришлось убрать из репертуара двенадцать названий, а что это значит для актеров? Играли только в филиале. Я постарался помочь родному театру, а потом представилась возможность помочь России. Мне тогда показалось, что непорядочно быть в стороне, если ты можешь принести пользу делу, в которое веришь.
На следующий день я приехал в Совет Министров к Ивану Степановичу Силаеву. Сказал, что из театра не уйду, а Иван Степанович ответил, что этого никто и не требует.
Так, оставаясь в театре, я стал работать министром. Весь день проводил в министерстве, потом ехал в театр. Продолжал играть царя Фёдора и другие роли.
Так случилось, что в Министерстве культуры я до того бывал очень редко. Меня привезли, представили. На следующий день я приехал самостоятельно и забыл, на каком этаже мой кабинет. Пришлось спрашивать у дежурных. За время своей работы я не поменял там никого, кроме одного из замов, которого не могли убрать пятнадцать лет, - он слишком много сделал плохого. Вернее, не сделал ничего хорошего.
Двери моего кабинета были для всех открыты - специальных часов приема не существовало. Если кто-то приезжал издалека и хотел поговорить со мной, я откладывал другие дела и принимал его.
Я старался помогать всем. Самое главное, нужно не стучать в дверь и просить заплатить артистам, нужно дверь открывать и спрашивать, почему этого не сделали. Пока же мы стоим в одном ряду с шахтерами, учеными, врачами. К сложностям профессиональным добавляются сложности финансовые.
Как-то ко мне обратился директор школы-интерната одаренных детей из Новосибирска. Он рассказал, как трудно им жить. На питание они получают рубль тридцать. Я обратился в правительство. В результате сумма была увеличена до трех пятидесяти. Тогда это было существенно. Считаю, что это одно из самых моих серьезных деяний. Наша заслуга и в том, что на культуру из бюджета выделили два процента. До сих пор ко мне приходят люди за советом и за помощью.
Я работал министром недолго, полтора года. Может, работал бы и больше, но Министерство культуры начал курировать Геннадий Бурбулис. Меня стали вызывать то с отчетами, то с докладами на депутатскую группу.
Однажды пришел, и какой-то юрист стал задавать мне совершенно нелепые вопросы. Я - человек взрывной, встал и сказал: «До свиданья. Вы меня отрываете от работы». И ушел.
Я понял, что-то затевается. Через несколько дней мы с женой ехали с госдачи в Архангельском на работу в Москву. Я - в министерство, она - в училище Щепкина. Мы уже были на Кутузовском проспекте, когда я по телефону получил телефонограмму о том, что готовится соединение Министерства культуры с Министерством по туризму. Я категорически возражал против этого. Я не против туризма, но считаю, что ни в коем случае нельзя соединять два этих министерства. Доказывал это на самом высоком уровне. Очевидно, я кому-то мешал, но выступить против меня в открытую и снять меня не решались. Как только я услышал о слиянии двух министерств, позвонил дочке в Архангельское и сказал ей, чтобы она собирала все вещи. Мы развернулись и поехали обратно. К нашему приезду дочка уже успела упаковать чемоданы. Мы погрузили в машину вещи, дочку, внучку, наших кошек и собак и поехали домой.
Больше в министерство я не приходил.
