Если в Италии правопопулистская партия Лега Норд уже потребовала голосования по швейцарскому образцу, то в Германии представить себе такое голосование просто невозможно. Немецкие СМИ старательно подчеркивают, что мусульмане – неотъемлемая часть немецкого общества.
Мусульманская община Германии - это в основном турецкая диаспора. Может ли эта диаспора считаться примером успешной интеграции? В конце ноября 2009 г. в мультикультурном немецком Кёльне, городе 45 мечетей, была заложена еще одна мечеть, против строительства которой более двух лет протестовала гражданская инициатива «За Кёльн!». Критики опасались, что 55-метровые минареты нарушат классический силуэт центральной части города, определяемой знаменитым Кёльнским собором, в 1996 г. принятым ЮНЕСКО в программу «Наследие мировой культуры».
Проблема была не столько в минаретах, как таковых, сколько в архитектурной помпезности именно этой мечети. Ее недаром называли «символом борьбы культур». История европейских государств помнит соперничество между двумя христианскими конфессиями – католичеством и протестанством, выражавшееся, в числе прочего, и в стремлении построить свою церковь хоть немножко выше.
В современной Европе в высоту тянутся минареты новых мечетей. Христианские церкви закрываются, иной раз и сносятся – слишком мало в них прихожан. А новые церкви, если и строятся, то видом своим становятся все больше похожими на бункеры. Архитекторы объясняют нарочито приземленный вид современных христианских церквей ориентацией на светский стиль, на вкус прихожан. Однако на деле такие церкви показывают и скромную роль, которую занимает христианская вера в общественной жизни некогда христианских народов современной Европы. Особенно если рядом с этими демонстративно скромными церквями возвышаются минареты богато украшенных мечетей, уже одним своим видом демонстрирующих, что здесь своей веры не стыдятся.
Как тут не вспомнить, что нынешний глава турецкого правительства Эрдоган в годы своей оппозиционной политической молодости уверял, что «демократия – это лишь поезд, на который мы садимся, чтобы достичь цели», и цитировал строки, в которых минареты турецких мечетей назывались «нашими штыками».
Между тем, было время, когда мечети в Германии располагались в наемных помещениях, в промышленных районах. Они так и назывались – «мечети на задних дворах» или «дворовые мечети».
А молились в них турецкие гастарбайтеры. До их прибытия в 50-х – начале 60-х гг. крохотная исламская диаспора ФРГ состояла из студентов, практикантов в немецких фирмах и в политических структурах, из бизнесменов и дипломатов – т.е. из людей образованных и принадлежавших к более или менее обеспеченным социальным слоям. Турки изменили ее количественно и качественно. Они прибыли в ФРГ позже «гастарбайтеров» из южноевропейских стран, они были самыми бедными, самыми неквалифицированными, их было значительно больше, нежели рабочих из других европейских стран. Среди «гастарбайтеров» они были единственной группой, образовавшей собственные жилые районы с собственными структурами обслуживания. Их интеграция никого не интересовала, важна была лишь рабочая сила – ведь официально считалось, что, заработав денег, они уедут назад к своим семьям. Однако вместо этого семьи стали приезжать к ним. Несмотря на то, что заработки неквалифицированных рабочих были невысоки, «гастарбайтеры» ухитрялись экономить и переводить немалые суммы своим родным в Турцию. Например, в одном лишь 1972 г. турецкие «гастарбайтеры» перевели в Турцию более 2 миллиардов марок ФРГ. В этом контексте понятен был интерес Турции «привязать» эту категорию своих граждан к себе: с одной стороны, они должны были работать в Германии, с другой – быть верными своей родине.
В 1970 г. в Германии было всего 3 мечети, сегодня их 2 500.
Большинство мусульманских общин подключено к тюрко-мусульманским организациям. Религиозные и культурно-общественные организации турецкой общины сильны и влиятельны. К ним относится в первую очередь Турецко-исламский союз (DITIB), основанный в 1984 г. в Кёльне и стоящий в подчинении официальных турецких религиозных структур. Имамы и проповедники в мечети этого союза присылались из Турции, основным языком являлся турецкий. Эта организация объединяет значительную часть турецкого населения, ее функционеры сотрудничают как с турецкими, так и с германскими властями.
Основанное в 1976 г. в Кельне Исламское сообщество Милли Гёрюш (Milli Görüs, IGMG), «Национальный взгляд», чрезвычайно активно и обладает разветвленной по всей Европе структурой. В Германии у него 27 000 членов и 16 региональных секций, оно официально представляет около 500 местных религиозных общин. В 1984 г. в Кёльне от него откололось радикальное крыло – Союз исламских объединений и общин (ICCB), группировавшееся вокруг Гемалеттина Каплана (известного как «кёльнский халиф»). В 2002 г. оно было запрещено германскими властями. Существует еще целый ряд объединений, а в 1995 г. в Гамбурге была создана «сборная» общественно-политическая организация - «Турецкая община Германии», объявившая себя представительницей всех турок, живущих в Германии, независимо от их гражданства; в настоящее время она включает в себя около 200 различных организаций и союзов, «Всегерманская федерация союзов турецких родителей», «Объединение союзов турецких учителей в Германии», «Союз турецких предпринимателей в Европе», «Союз турецких зубных врачей в Германии», «Союз турецких академических организаций в Германии» и т.д.
Социальный состав турецкой общины существенно изменился по сравнению с периодом ее становления. Во времена «гастарбайтеров» она была бедна. Однако уже во втором поколении процессы имущественного расслоения привели к возникновению солидного «среднего сословия» с присущими людям этого уровня требованиями к качеству жизни, к образованию своих детей, к работе.
Поскольку турецкое население по прежнему концентрируется в крупных индустриальных центрах, где когда-то начинали трудиться «гастарбайтеры», то и турецких предприятий там больше всего: изначально они создавались для «своего» потребителя.
Таким образом, турецкая община Германии – это целое общество, с присущими любому социуму имущественными различиями, со своими предпринимателями и рабочими, учителями и адвокатами, врачами и политиками, преступниками и полицейскими.
В чем-то это общество тесно переплетено с немецким, в чем-то – паралельно ему. Особенно четко эта амбивалентность проявляется на политическом уровне.
Создание «турецкой» партии в Германии невозможно по конституционно-правовым причинам. Но возможность повлиять на процесс принятия политических решений в интересующих исламскую диаспору вопросах мусульмане могут получить, активно действуя в существующих политических партиях.
Сегодня в немецкую политику идут молодые люди турецкого происхождения, родившиеся и выросшие в Германии, получившие в ней высшее образование, но в то же время не оторвавшиеся от своих культурных и религиозных корней. Особенно много молодых политиков турецкого происхождения у «Зеленых», однако есть они и в иных партиях. На федеральном уровне действует организация «Сеть депутатов турецкого происхождения», объединяющая турецких депутатов локальных, федерального и европейского парламента со всей Германии, независимо от их партийной принадлежности.
Однако путь в политику нелегок. Как правило, турецких депутатов стараются притормозить на уровне локальной политики. Официально партии принимают сограждан турецкого происхождения с распростертыми объятиями – в надежде, что они помогут выиграть голоса турецких сограждан на местах. В реальности же страх перед т.н. «Überfremdung» («переполненностью чужаками») настолько силен, что преобладает над интересами партийной борьбы. Причем иной раз страх перед «захватом» местных организаций «инородцами» имеет под собой основу. Так, в Гамбурге в 2005 г. потерпела крах попытка «перенять» районную организацию ХДС путем вступления в нее сразу 190 турок.
«Гастарбайтеры», их потомство и родственники, предприниматели, да и вообще все, кто связывает свое будущее одновременно с Турцией и Германией – неизменные сторонники вступления Турции в Евросоюз.
Большинство «гастарбайтеров» даже уйдя на покой, оседало в Германии именно потому, что езда между Турцией, где им хотелось бы провести старость, и Германией, в которой трудилось немало членов семейного клана, была далеко не так проста, как передвижение по Европейскому Сообществу. Даже в наше время для въезда в Германию туркам нужны визы. Отказ ЕС принять Турцию в число своих членов больно ударит по интересам турецкой общины в Германии.
Речь главы турецкого правительства Эрдогана в Кельне в феврале 2008 г. – подтвержение тех надежд, которые проевропейские силы в Турции возлагают на своих соотечествеников в Европе, и в частности в Германии. Не следует позволять себя ассимилировать, сказал Эрдоган. Проживающие в Германии турки, в том числе и с немецким гражданством, должны быть лояльны по отношению к обоим государствам – как к Германии, так и к Турции. По сути, Эрдоган призывал турецкую общину Германии, будучи лояльными к проевропейскому курсу турецкого правительства, осознать себя как политическое целое, использовать свое право волеизъявления, как в локальной политике, так и в Европейском парламенте. В качестве примера он привел США, где этнические диаспоры (например, греки) располагают своими лобби и могут существенно повлиять на принятие политических решений.
Немецкая пресса комментировала эту речь с озабоченностью, указывая, в числе прочего, на результаты опросов, показавшие что 40% турецкой молодежи в Германии и без того считают своим руководителем Эрдогана, а не Ангелу Меркель, а 85% турецкого населения вообще не могут воспринимать женщину в качестве канцлера.
Определенная часть турецкого населения, стоящая в оппозиции турецким властям, придерживается фундаменталистских позиций и ориентируется на те политические силы в Турции, которые всеми силами препятствуют курсу на дальнейшее сближение с ЕС. Парадоксально, что эта часть диаспоры въехала в Германию не как гастарбайтеры, а как «политические беженцы», преследуемые-де в Турции по религиозному признаку. Преследовались они в Турции на самом деле за свой радикальный исламский фундаментализм и антиправительственную деятельность. Проевропейски настроенные турецкие политики не раз удивлялись, что Германия предоставляет статус политического беженца врагам сближения Турции и ЕС. Немецкие идеологи, оправдывая предоставление «политического убежища» этим сомнительным силам, указывали на суть демократии, до которой, мол, Турции, несмотря на свое членство в НАТО, еще очень далеко. Таким политическим беженцем был т.н. «кельнский халиф», муфтий Гемалеттин Каплан, равно как и его сын, Метин Каплан призывавший прихожан «превратить своих детей в копья, направленные против неверных». Жил он в Кельне с 1983 г., а выдворить из страны его удалось лишь в 2005 г.
Как раз эта часть турецкой общины (разумеется, не сами «политические беженцы», но многие, симпатизирующие им), болея душой за своих идейных соратников в Турции и сохраняя турецкое гражданство, стараются использовать свое право голоса на благо любимых исламистских сил. Однако, в выборах проживающие в Германии турецкие граждане могут принять участие, лишь находясь в Турции или хотя бы на пограничном переходе.
Ситуация с турками в Германии значительно более сложная, нежели иных групп иммигрантов. По сути, они уже в третьем поколении сидят «на двух стульях». Впрочем, теоретики уже придумали в этой связи «третий стул», под названием hybrid identities, гибридные идентичности. Это понятие подразумевает одновременную принадлежность к двум или даже нескольким культурным мирам. Однако применяется это понятие пока что лишь в социальных исследованиях и реального политического выхода не имеет.
Новое поколение турецкой общины вырастает в неясной с административной, и в сложной с психологической точки зрения ситуации. Это - неприятие коренным населением турецких гетто, ожидание «ассимиляции» и, в то же время, бессознательный отказ признать даже ассимилированных чужаков - «своими».
«Вызванные подобными обстоятельствами кризисы идентичности могут привести к бегству в негативную идентичность: подросток начинает гордиться собственной социальной ущербностью», - к такому выводу приходят исследователи, занимающиеся проблемами преступности среди выходцев из иммигрантских семей.
Турецкие дети, даже родившись в Германии, вырастали в туркоязычной среде. Их матери, как правило, вообще не говорили по-немецки (потому как были ввезены в страну из турецких деревень). «Три четверти турецких детей родились в Германии – и лишь одна четверть говорит по немецки», - отмечают исследователи. Разумеется, по мере социального расслоения турецкой общины и образования в ней своих элит, количество студентов турецкого происхождения в немецких университетах значительно увеличилось.
Число женщин-студенток турецкого происхождения возросло за последние 20 лет почти в 10 раз. Однако в тех политически-правовых условиях, в которых 40 лет существовала турецкая община, диплом немецкого университета не означал автоматического «слияния» с немецким образом жизни.
Получив специальность молодые адвокаты, врачи, экономисты, как правило, остаются в своей общине. Зная европейскую культуру, они в состоянии «посредничать» между официальными структурами, немецким обществом и менее продвинутыми членами собственной диаспоры – но они не становятся частью этой европейской культуры, они лишь формально интегрируются в институты гражданского общества, не ассимилируясь в них.
Между тем, так называемые «гибридные идентичности», реальная духовная принадлежность одновременно к двум мирам, к двум культурам, к двум странам – это отнюдь не худший вариант для турецких жителей Европы, во всяком случае до тех пор, пока отношения между Европой и Турцией и дальше будут развиваться в положительном ключе. Ухудшись эти отношения, измени Турция (или Европа) свой политический курс – и «гибридные идентичности» падут первыми жертвами политических реалий.
«Интегрировать» поколениями живущих в стране людей, в особенности тех из них, кто давно уже обладает немецким гражданством, на официальных путях не возможно. Кроме того, любое давление на лояльную Турции часть общины незамедлительно встречает болезненную реакцию турецкого правительства. А в нынешних политических условиях с Турцией предпочитают не ссориться, слишком велико ее стратегическое значение. На каких путях немецкая политика решит эту проблему, сложно сказать, скорее всего, заставит работать на себя время и новый, принятый в 2005 г. иммиграционный закон. Во всяком случае, интеграция турецкой общины – вопрос, может быть, специфически немецкий. В вопросах мусульманских диаспор каждая западноевропейская страна «несчастлива по своему» (а может и счастлива, с мультикультурной точки зрения?) – так что общих путей и действенных решений на европейском уровне пока не существует.
http://www.stoletie.ru/rossiya_i_mir/integracija_i_minarety_2009-12-04.htm
