В храме Александра Невского, что стоит в Усть-Ижоре, на том самом месте, где святой благоверный князь гнал шведов, справляли праздник, скромное приходское, семейное торжество - день тезоименитства чтеца Сергия. Весь приход собрался в трапезной за столом, а во главе стола, как отец семейства, сидел настоятель храма, протоиерей Анатолий Мороз. Постепенно праздничная беседа обратилась в монолог: батюшка - маститый, многоопытный священник - рассказывал, а прихожане слушали... Вот некоторые из рассказов отца Анатолия.
Как мы жили в Польше
Я вырос в Западной Белоруссии - до 1939 года это была польская земля. Жили, стало быть, в Польше. Ну, хоть и в Польше, а наш-то, белорусский, народ был всё православный. Да какой православный! С большой буквы! Никто и в голову не мог взять, что Бога-де нет! Никто не лгал, не воровал, супружеских измен не бывало, и допьяна даже на праздниках никто не напивался. Дорожили своим достоинством. Вот это были люди! Ну и, конечно, священника почитали и к службе Божией благоговейно относились... Правда, народ, быть может, не очень грамотный... Помню, какой-то певчий в нашем храме так пел Херувимскую: "Иже херувимы!.. Да ой же вы, херувимы!.." Он благоговение своё хотел подчеркнуть...
А отец мой был очень грамотным человеком. Он даже закончил в Москве один курс юридического факультета. Учился бы и дальше, да дело было в 1917 году. Он послушал большевиков, решил, что они справедливо говорят, - и вступил в партию. Вернулся в деревню, с гордостью говорил всем: "Я, мол, Ленина живого видел!" А потом, когда пришли красные и стали заводить новые порядки, он сказал: "Нет! В 1917 году нам не о том говорили!.." И партбилет свой сжёг. Стал потом дьячком в нашей церкви.
Вообще-то поляки нас не трогали - пока мы тихо сидели в своей деревне. Но вот сестра моя решила поступить в педагогический институт... А ей говорят: "Пожалуйста - только прежде примите католичество! Иначе нельзя!" Пришлось возвращаться домой...
Как мы жили при немцах
Очень хорошо помню утро 22 июня 1941 года. Вышел я на улицу, слышу, будто самолёты летят... Вскоре вижу: и правда, самолёты, много самолётов. Начали кружиться над дальней железнодорожной станцией... Потом от них какие-то маленькие чёрные шарики полетели на землю... И дальше - взрывы, грохот, огонь... Война.
Пришли немцы. Начали забирать в Германию парней и девушек. Моя сестра по возрасту подходила - её должны были взять. А за ней в то время ухаживали двое парней. А надо сказать, что семейных в Германию не угоняли. Вот сестра и вышла замуж за одного из своих ухажёров. А второй обиделся, озлобился... Решил отомстить и специально для этого записался в полицаи. Вскоре он докладывает немцам о моём отце: "Дьячок местной церкви Мороз имеет связь с партизанами". Отца немедленно забрали. Грозила ему смертная казнь. Видя такое, мать написала заявление, что мы, мол, партизан и в глаза не видели, прошла по всем окрестным деревням и собрала подписи: отца везде знали и уважали. Но для немцев эти подписи мало значили: сказано казнить - значит казнить. Тогда батюшка наш пошёл за своего дьячка заступаться. Что он там немцам говорил, не знаю, только вскоре отца отпустили.
Да, батюшка наш не простой был человек... Икона его у меня есть... Священномученик Матфей... Погиб он от богоборцев: ни с того ни с сего забрали нашего батюшку - уже в 50-х годах, - посадили в камеру, ни есть ни пить не давали и уморили голодом, с ним ещё несколько священников... Все они теперь прославлены.
Как я женился
После войны открылась в Минске семинария. Бросили клич по всей республике, чтобы батюшки посылали туда на учёбу самых крепких в вере юношей. А у нас все крепки! Послали от нашей деревни меня: я учился хорошо и отец у меня при церкви был... На третьем курсе ехали мы домой на Рождественские каникулы. На вокзале видим: стоит перед нами девушка необыкновенной красоты. Стали в поезд садиться - и она в тот же поезд. В купе зашли - и у неё то же купе по билету. Ну, конечно, завели с ней беседу, всем хочется поближе познакомиться: очень уж красивая. А то, что мы семинаристы, - боимся сказать: вдруг она идейная комсомолка. Но вот мне скоро выходить, а друзьям моим дальше ехать. Я, значит, уйду, а они с нею останутся? И я говорю ей потихоньку в коридоре: "А ведь мы в семинарии учимся!" - "Ой, как хорошо! Я тоже верующая!" И написала мне свой адрес - только мне одному. Целый год мы переписывались... И вот, поверите ли, каждую неделю слал ей по письму, а письмо - целая тетрадка в 12 листов! И всю эту тетрадку я для неё исписывал стихами! Потом поженились - но я в Минске жил, в семинарии, а она у себя в деревне. И целый год она скрывала, что замужем за семинаристом, - она учительницей была.
После семинарии поступил я в Ленинградскую Духовную Академию. Жена в Белоруссии осталась. Сам я в ту пору был уже диаконом, и голос у меня был, скажу не хвастаясь, очень хороший. Местные батюшки прослышали об этом и начали меня наперебой уговаривать поступить к ним в храм. Я ни в какую: учиться надо! Тогда настоятель храма Димитрия Солунского в Коломягах пошёл на такую хитрость. "Ты, - говорит, - женатый?" - "Да!" - "Жена красивая?" - "Самую красивую в Белоруссии выбрал!" - "Где же она сейчас?" - "Дома осталась..." - "Эх ты, молодой, жизни не понимаешь!.. Останешься без жены, и в монахи идти придётся! Нужно её в Ленинград перевезти. А чтобы ей здесь жить, тебе придётся работать. Иди ко мне диаконом". Так меня ужаснула мысль, что я могу без моей дорогой жены остаться, что я ночь не спал, а наутро побежал устраиваться на работу в храм. С тех пор и живём с матушкой в Петербурге. 60 лет нашей семье исполнится через год... Я вот забыл: это уже можно считать бриллиантовой свадьбой или ещё нет? Никто не знает?
Как закрывали "Кулич и Пасху"
Служил я во многих храмах - почти во всех, что были в городе. Но служение в "Куличе и Пасхе" мне вот почему памятно. Дело происходило в бытность небезызвестного уполномоченного Григория Семёновича Жаренова. Вызывает он меня как-то к себе - коньячок, закусочки - и объявляет: "Вы должны с нами посотрудничать!" - "Каким же образом?" - "Мы хотим "Кулич и Пасху" снести, а на её месте построить станцию метро. Вы уж поговорите с прихожанами, подготовьте их!" "Ну, - думаю, - я тебе подготовлю!" И на ближайшей службе выхожу на амвон и бросаю клич: "Братья и сёстры! Наш храм хотят уничтожить! Не допустим этого!" Прихожане сразу поняли, откуда ветер дует: староста наш был человеком неверующим и регулярно в органы докладывал обо всём; пришлось мне этого старосту спасать, а то разорвали бы его прихожане. Потом написали прошение в Москву, отрядили с ним делегацию... Словом, и "Кулич и Пасха" до сих пор стоит, и для метро место нашлось, что удивительно... А вот у меня после этого случая отобрали разрешение властей на служение, и по всем храмам приказ прошёл: "Мороза даже в ночные сторожа не брать". Началась у меня безработица... Денег нет, семью кормить нечем... Так я целый год маялся...
Как возрождали храмы
Митрополитом у нас был будущий Патриарх Алексий II, а я служил в Спасо-Преображенском соборе. О том, чтобы открывать новые храмы, тогда ещё и речи не было. До сих пор только разрушали... Как-то на праздник Александра Невского собрались в Свято-Троицком соборе человек 80 священнослужителей... После службы подходим под благословение к владыке... Подхожу и я, и вдруг слышу: "Задержитесь, отец Анатолий!" Задержался... Вроде бы никаких проступков за собой не припоминаю... И слышу такое, чего никто до меня в нашей епархии уже много лет не слышал: "Будем восстанавливать храм в Усть-Ижоре... Съездите туда, оцените объём работ!" Поехал. Конечно, вместо храма - груда мусора. Конечно, опыта никакого, рабочих рук мало, средств тоже... И всё-таки на Рождество мы уже провели первую литургию! Люди собирались - из Ижоры, из Рыбацкого, из Колпина, работали днём и ночью... В обществе "Невская битва" была такая женщина - Мария Ивановна Дунаева, Царство ей Небесное... Она была парализована, рука и нога у неё двигались плохо, и всё-таки она постоянно приходила и трудилась вместе со всеми... Потом её наградили за это... Словом, отстроили - и этот храм, и ещё один, кладбищенский, Владимирский... Когда-то Александр Невский пришёл на Ижору, чтобы гнать отсюда врагов России. Мы тоже пришли сюда, чтобы гнать врагов - злейших, невидимых! Дай же Господь нам успеха в этой битве.
Записал Алексей БАКУЛИН
http://pravpiter.ru/pspb/n215/ta010.htm
Как мы жили в Польше
Я вырос в Западной Белоруссии - до 1939 года это была польская земля. Жили, стало быть, в Польше. Ну, хоть и в Польше, а наш-то, белорусский, народ был всё православный. Да какой православный! С большой буквы! Никто и в голову не мог взять, что Бога-де нет! Никто не лгал, не воровал, супружеских измен не бывало, и допьяна даже на праздниках никто не напивался. Дорожили своим достоинством. Вот это были люди! Ну и, конечно, священника почитали и к службе Божией благоговейно относились... Правда, народ, быть может, не очень грамотный... Помню, какой-то певчий в нашем храме так пел Херувимскую: "Иже херувимы!.. Да ой же вы, херувимы!.." Он благоговение своё хотел подчеркнуть...А отец мой был очень грамотным человеком. Он даже закончил в Москве один курс юридического факультета. Учился бы и дальше, да дело было в 1917 году. Он послушал большевиков, решил, что они справедливо говорят, - и вступил в партию. Вернулся в деревню, с гордостью говорил всем: "Я, мол, Ленина живого видел!" А потом, когда пришли красные и стали заводить новые порядки, он сказал: "Нет! В 1917 году нам не о том говорили!.." И партбилет свой сжёг. Стал потом дьячком в нашей церкви.
Вообще-то поляки нас не трогали - пока мы тихо сидели в своей деревне. Но вот сестра моя решила поступить в педагогический институт... А ей говорят: "Пожалуйста - только прежде примите католичество! Иначе нельзя!" Пришлось возвращаться домой...
Как мы жили при немцах
Очень хорошо помню утро 22 июня 1941 года. Вышел я на улицу, слышу, будто самолёты летят... Вскоре вижу: и правда, самолёты, много самолётов. Начали кружиться над дальней железнодорожной станцией... Потом от них какие-то маленькие чёрные шарики полетели на землю... И дальше - взрывы, грохот, огонь... Война.
Пришли немцы. Начали забирать в Германию парней и девушек. Моя сестра по возрасту подходила - её должны были взять. А за ней в то время ухаживали двое парней. А надо сказать, что семейных в Германию не угоняли. Вот сестра и вышла замуж за одного из своих ухажёров. А второй обиделся, озлобился... Решил отомстить и специально для этого записался в полицаи. Вскоре он докладывает немцам о моём отце: "Дьячок местной церкви Мороз имеет связь с партизанами". Отца немедленно забрали. Грозила ему смертная казнь. Видя такое, мать написала заявление, что мы, мол, партизан и в глаза не видели, прошла по всем окрестным деревням и собрала подписи: отца везде знали и уважали. Но для немцев эти подписи мало значили: сказано казнить - значит казнить. Тогда батюшка наш пошёл за своего дьячка заступаться. Что он там немцам говорил, не знаю, только вскоре отца отпустили.
Да, батюшка наш не простой был человек... Икона его у меня есть... Священномученик Матфей... Погиб он от богоборцев: ни с того ни с сего забрали нашего батюшку - уже в 50-х годах, - посадили в камеру, ни есть ни пить не давали и уморили голодом, с ним ещё несколько священников... Все они теперь прославлены.
Как я женился
После войны открылась в Минске семинария. Бросили клич по всей республике, чтобы батюшки посылали туда на учёбу самых крепких в вере юношей. А у нас все крепки! Послали от нашей деревни меня: я учился хорошо и отец у меня при церкви был... На третьем курсе ехали мы домой на Рождественские каникулы. На вокзале видим: стоит перед нами девушка необыкновенной красоты. Стали в поезд садиться - и она в тот же поезд. В купе зашли - и у неё то же купе по билету. Ну, конечно, завели с ней беседу, всем хочется поближе познакомиться: очень уж красивая. А то, что мы семинаристы, - боимся сказать: вдруг она идейная комсомолка. Но вот мне скоро выходить, а друзьям моим дальше ехать. Я, значит, уйду, а они с нею останутся? И я говорю ей потихоньку в коридоре: "А ведь мы в семинарии учимся!" - "Ой, как хорошо! Я тоже верующая!" И написала мне свой адрес - только мне одному. Целый год мы переписывались... И вот, поверите ли, каждую неделю слал ей по письму, а письмо - целая тетрадка в 12 листов! И всю эту тетрадку я для неё исписывал стихами! Потом поженились - но я в Минске жил, в семинарии, а она у себя в деревне. И целый год она скрывала, что замужем за семинаристом, - она учительницей была.
После семинарии поступил я в Ленинградскую Духовную Академию. Жена в Белоруссии осталась. Сам я в ту пору был уже диаконом, и голос у меня был, скажу не хвастаясь, очень хороший. Местные батюшки прослышали об этом и начали меня наперебой уговаривать поступить к ним в храм. Я ни в какую: учиться надо! Тогда настоятель храма Димитрия Солунского в Коломягах пошёл на такую хитрость. "Ты, - говорит, - женатый?" - "Да!" - "Жена красивая?" - "Самую красивую в Белоруссии выбрал!" - "Где же она сейчас?" - "Дома осталась..." - "Эх ты, молодой, жизни не понимаешь!.. Останешься без жены, и в монахи идти придётся! Нужно её в Ленинград перевезти. А чтобы ей здесь жить, тебе придётся работать. Иди ко мне диаконом". Так меня ужаснула мысль, что я могу без моей дорогой жены остаться, что я ночь не спал, а наутро побежал устраиваться на работу в храм. С тех пор и живём с матушкой в Петербурге. 60 лет нашей семье исполнится через год... Я вот забыл: это уже можно считать бриллиантовой свадьбой или ещё нет? Никто не знает?
Как закрывали "Кулич и Пасху"
Служил я во многих храмах - почти во всех, что были в городе. Но служение в "Куличе и Пасхе" мне вот почему памятно. Дело происходило в бытность небезызвестного уполномоченного Григория Семёновича Жаренова. Вызывает он меня как-то к себе - коньячок, закусочки - и объявляет: "Вы должны с нами посотрудничать!" - "Каким же образом?" - "Мы хотим "Кулич и Пасху" снести, а на её месте построить станцию метро. Вы уж поговорите с прихожанами, подготовьте их!" "Ну, - думаю, - я тебе подготовлю!" И на ближайшей службе выхожу на амвон и бросаю клич: "Братья и сёстры! Наш храм хотят уничтожить! Не допустим этого!" Прихожане сразу поняли, откуда ветер дует: староста наш был человеком неверующим и регулярно в органы докладывал обо всём; пришлось мне этого старосту спасать, а то разорвали бы его прихожане. Потом написали прошение в Москву, отрядили с ним делегацию... Словом, и "Кулич и Пасха" до сих пор стоит, и для метро место нашлось, что удивительно... А вот у меня после этого случая отобрали разрешение властей на служение, и по всем храмам приказ прошёл: "Мороза даже в ночные сторожа не брать". Началась у меня безработица... Денег нет, семью кормить нечем... Так я целый год маялся...
Как возрождали храмы
Митрополитом у нас был будущий Патриарх Алексий II, а я служил в Спасо-Преображенском соборе. О том, чтобы открывать новые храмы, тогда ещё и речи не было. До сих пор только разрушали... Как-то на праздник Александра Невского собрались в Свято-Троицком соборе человек 80 священнослужителей... После службы подходим под благословение к владыке... Подхожу и я, и вдруг слышу: "Задержитесь, отец Анатолий!" Задержался... Вроде бы никаких проступков за собой не припоминаю... И слышу такое, чего никто до меня в нашей епархии уже много лет не слышал: "Будем восстанавливать храм в Усть-Ижоре... Съездите туда, оцените объём работ!" Поехал. Конечно, вместо храма - груда мусора. Конечно, опыта никакого, рабочих рук мало, средств тоже... И всё-таки на Рождество мы уже провели первую литургию! Люди собирались - из Ижоры, из Рыбацкого, из Колпина, работали днём и ночью... В обществе "Невская битва" была такая женщина - Мария Ивановна Дунаева, Царство ей Небесное... Она была парализована, рука и нога у неё двигались плохо, и всё-таки она постоянно приходила и трудилась вместе со всеми... Потом её наградили за это... Словом, отстроили - и этот храм, и ещё один, кладбищенский, Владимирский... Когда-то Александр Невский пришёл на Ижору, чтобы гнать отсюда врагов России. Мы тоже пришли сюда, чтобы гнать врагов - злейших, невидимых! Дай же Господь нам успеха в этой битве.
Записал Алексей БАКУЛИН
http://pravpiter.ru/pspb/n215/ta010.htm
