В разные времена христиан называли по-разному. Изначальным было их самоназвание — ученики. При этом имелось в виду, что христиане — это ученики Христовы; кроме того, здесь нашло свое отражение ветхозаветное представление о мире как школе, а о верных Богу — как об учениках, воспринимающих благое учение. Слово христиане возникло как пренебрежительная кличка в Антиохии; можно сравнить это с тем, как в дальнейшем еретиков-сектантов называли по имени основателя секты: ариане, пелагиане. Но христиане смиренно восприняли это название и сохранили его за собой: да, мы Христовы; в этом смирении был именно христианский смысл. Мы не поколебались в своей вере и позже, когда в раннесредневековой Франции слово христианин опять стало бранной кличкой; оно звучало как кретьен, и отсюда слово кретин, что изначально означало (да и сейчас, увы, подчас означает) человека, который не ставит превыше всего своих интересов и поэтому заслуживает презрения; на современном языке это называется не живет по понятиям. Ну хорошо, приняли и это, тем более что если посмотреть с другой стороны, то это означает бескорыстие, преданность делу, твердость убеждений.
Но есть еще одно внешнее название христиан, чрезвычайно уважительное и чрезвычайно глубокое по смыслу; хорошо бы нам о нем не забывать. Арабы называли христиан ахл-уль-китаб, — «люди Книги». Это название не имеет в виду то, что звучит в библейском определении книжники, то есть буквоеды и буквалисты, для которых буква дороже не только смысла, но и всей человеческой истории. Оно подразумевает, что вера христиан — это не темные суеверия, а прежде всего приверженность Священному Писанию Ветхого и Нового Завета, которое называлось просто Книга или Книги; собственно говоря, слово Библиа именно это и означает. В этом названии звучит мысль, что данная Книга отличается от всех других примерно так же, как одна вроде бы ничем не выдающаяся звезда отличается от всех других звезд Галактики тем, что это — наше Солнце. Вот и Библия среди книг — это то же самое, что Солнце среди звезд.
Но вот соблюдаем ли мы свое достоинство людей Книги? Честно следует признать, что не всегда и не во всем. А ведь если мы не привержены чтению Священного Писания, то теряем свою адекватность как христиане; мы — непонятно кто, если оторвались от навыка постоянного чтения Писания. И это при том, что у всех на слуху слова Христа «исследуйте Писания». А о чем это сказано? — Да о Ветхом Завете, ведь когда Он говорил эти слова, Нового Завета еще не было. Именно о Ветхом Завете Господь наш сказал: Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне (Ин. 5, 39).
Почему мы пренебрегаем чтением Ветхого Завета, не очень понятно. Христос говорил об изучении Ветхого Завета многократно и по разным поводам, так что даже просто перечислить все, что Он сказал, можно разве что в книге, но не в маленькой статье. В частности, обличая фарисеев, Он говорил, что они оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру (Мф. 23, 23). Из этого можно сделать вывод, что понятия о суде, милости и вере содержатся в Ветхом Завете, и оставлять их нельзя. А фарисеи в числе многих своих фарисейских качеств имели одно, о котором и нам, по-моему, нужно думать с покаянием: Христос говорил, что они заменили закон преданием старцев (см. Мф. 15, 3-9). Насколько это к нам относится, здесь можно даже специально не обсуждать, мы очень любим «предания» разнообразных старцев, а вот Ветхий Завет у нас в пренебрежении. Почему так получается?
Мандельштам писал о холодном горном воздухе христианства. По-моему, сказано совершенно замечательно. В таком случае Ветхий Завет — это предгорье; трудно пробираться. Ветхий Завет включает множество сообщений о людях, которым трудно было жить, им трудно было пробиваться к Богу сквозь племенные обычаи, сквозь предрассудки. Жизнь людей Ветхого Завета — это исключительно тяжелая борьба и с окружающей средой, и с окружающими язычниками, и с неправедными властителями, и с самими собой. Праведников Ветхого Завета по большей части можно назвать мучениками, и все прекрасно понимали, что имел в виду Христос, когда говорил об Иерусалиме, избивающем своих пророков (см. Мф. 23, 37).
Но ведь интересно же читать, несмотря на то, что это — нелегкое чтение! В Ветхом Завете можно найти все, что люди любят читать: высокую поэзию, философию, пророчества, исторические романы, семейные хроники. И все это пронизано общей идеей неравнодушия к истине, общей мыслью — как тяжело людям пробиваться к Богу и как тяжело Ему с этими людьми,— между прочим, об этом говорится прямым текстом. А разве с нами Ему легко?
Как это ни странно, Ветхий Завет требует от читающего более глубокого покаяния, чем Новый. Мы как-то легко привыкли осуждать Петра за его отречение, Фому за его неверие, и у нас сформировался поверхностный навык, такой, что, кажется, пусти нас в мир Нового Завета, мы там наведем порядок. А того нам не приходит в голову, что дай нам Бог достичь благочестия благоразумного разбойника.
Мы очень свободно себя чувствуем в мире Нового Завета, ставя себя наряду с его персонажами: а чем мы хуже Апостолов? — Мы всем хуже Апостолов, но об этом думается с большим трудом. А в Ветхом Завете такое кипение страстей, там пойди разберись, кто кого лучше, кто кого хуже. Но надо читать это увлекательное повествование о тяжелом, страстном, трагическом, возвышенном пути людей к Откровению, исполненном падений и заблуждений,— надо, если мы хотим проследить путь, которым Господь вел Свой народ через предгорья к вершинам — к Новому Завету. И очень ясно прослеживается при внимательном чтении ведущая идея: видно, что Господь ждет.
Не зря Христос сказал, что ни одна йота, ни одна черта из Ветхого Завета не прейдут, не будут отменены. Мы же ведем себя так, как будто мы это давно превзошли и забыли, как дурные учащиеся, которые сдали экзамен, забросили куда-нибудь учебник, — и все в порядке. А на самом деле мы еще ничего не превзошли. Продолжая учебную метафору, можно сказать, что нас вдруг перевели из первого класса в девятый — великую милость нам оказали, и по совести, коль скоро нас считают взрослыми, то есть людьми ответственными, нам следует ознакомиться с программой пропущенных классов, а мы все приняли как должное, как признание наших заслуг. На самом деле наша праведность, когда она нам благодатно даруется, вполне сопоставима с благодатно даруемой праведностью грешников Ветхого Завета. Нам бы и каяться, как они — но кто из нас в состоянии написать новый 50-й псалом? Мы его просто читаем ежедневно, читаем перед исповедью, и редко когда задумываемся о том, что это — образ покаяния и что предлагает его нам Ветхий Завет.
И потому еще надо сугубо осознавать свое недостоинство, когда читаешь Ветхий Завет, что мы, христиане, когда видим свои грехи в прегрешениях людей Ветхого Завета, должны понимать, что у них еще не было Откровения Христова, а у нас Оно есть. А получается, что мы ничем не лучше их, мы, может, даже кое в чем и похуже, — мы равнодушнее. Конечно, очень обидно это видеть, проще пренебречь. Конечно, в этом надо каяться, а, каяться, как известно, трудно.
...А между тем кто сказал, что если тебя вдруг перевели несколькими классами выше, то и учиться больше не нужно? Кто сказал, что если мы признаём себя христианами, то Новый Завет «зачтут» нам автоматически? Чтение Нового Завета столь же — если не в еще большей степени — для нас обязательно; сосредоточенное, неторопливое, без рекордов («сегодня три главы прочел» — а лучше бы три стиха). Известно, что молиться нужно, соблюдая некую внутреннюю тишину. Наверное, такая же тишина должна сопутствовать чтению Нового Завета. Здесь Господь близок; Он пришел, Он с нами — так как же не желать вновь и вновь мысленно перенестись в Его присутствие?
В сравнении с Ветхим Заветом Новый — совсем тоненькая книжка, но в ней буквально каждый стих может вдруг ошеломить читателя, даже такого, который в общем-то неплохо знаком с текстом. Это потому, что мы меняемся в меняющемся мире; можно сказать, что сегодня наше «я» уже не то, что было вчера, и не то, что будет завтра. А когда мы ежедневно читаем Новый Завет, то перемены происходят непосредственно под влиянием этого чтения. Такое чтение может освободить нас от очень опасной вещи — от привыкания, от поверхностного отношения к Священному Писанию, от утраты благоговейного к нему отношения.
Достаточно хорошо известна мысль о соотношении Ветхого и Нового Заветов. Выражают ее по-разному: говорят, что Ветхий Завет провидит события, запечатленные в Новом, что Ветхий Завет обещает, а Новый исполняет и т. п. Но ощутить это воочию можно только при прилежном параллельном чтении обоих Заветов: временами Священная история, история нашего Спасения предстает во всей полноте, как дивная многомерная панорама. И начинаешь что-то ощущать, что-то понимать...
Замечательным образом это понимание выявляется и закрепляется в богослужебных чтениях. Мы привыкли к Шестопсалмию, ко множеству других читаемых на службах псалмов и их фрагментов — а ведь это опять-таки Ветхий Завет! Но есть еще и особые ветхозаветные чтения — паримии. Возьмите Библию: простое перечисление паримий занимает в ней 11 страниц. Прекрасны рождественские паримии, благовествующие рождение Спасителя мира, паримии Богоявления, Сретения Господня... И как же проводить Великий пост, если не обращать внимания на то, что паримии читаются во все его дни, кроме суббот и воскресений? Весь народ Божий переживает путь Воплотившегося Бога через события Его земной жизни к Страстям, Крестной смерти и Воскресению. Свое завершение эти переживания находят в чтениях Страстной седмицы, когда ветхозаветные пророчества сплетаются с новозаветными откровениями в нерасторжимое единство, когда церковный народ готовится принять ослепительную весть о том, что Христос воскрес и мир преобразился.
Есть и еще одна причина, почему мы не читаем Ветхий Завет, довольно небрежно, по правде сказать, читаем Новый и почему их следует читать. Для нас, представителей христианской цивилизации, привычка к чтению — один из ведущих признаков. В центре же чтения христиан всегда по праву находилось Писание, что отнюдь не исключало ни чтения Отцов или других душеполезных книг, ни даже чтения светской литературы. Но привычка к чтению сильно деградировала,— а с культурой-то как же? Культура есть завещанное нам достояние, и пускать его по ветру мы просто не имеем права.
Часто говорят: зачем книжки читать, когда компьютер есть, можно все прочесть в компьютере. Можно, но в компьютере, например, нельзя или очень трудно листать, а чтение без перелистывания — это не чтение. Когда мы читаем особенно вдумчиво, мы перелистываем страницы назад; когда мы читаем с большим азартом и напряжением, мы перелистываем страницы вперед: нам интересно, чем дело кончится, — а уже потом возвращаемся к сплошному чтению…
А в компьютере пропадает именно навык к чтению как к занятию неторопливому, вдумчивому, требующему времени и спокойствия. Я ведь тоже не совсем дикий человек и иногда нахожу в интернете что-нибудь интересное, полезное — и безусловно ценный справочный материал. Так я это интересное после первого ознакомления все-таки перевожу на бумагу и читаю в бумажном виде. То, что я просматриваю на мониторе, в некотором смысле не дает такого проникновения в текст, как чтение.
Говорят, в компьютере читать удобно. Ключевое слово «удобство» — это характерный признак потребительского отношения. А чтение — это процесс творческий; творчество же — единственное средство преодоления потребительства. Человек читающий приобретает некоторый особый опыт, особую проницательность. Один из персонажей замечательной английской писательницы Джейн Остин говорил, что больше всего ценит в женщине развитый обширным чтением ум. От себя скажу — мужчине он тоже не повредит. И когда разнообразные тетеньки-воспитательницы, светские или церковные, встают между книгой и читателями, можно определенно сказать: они рассчитывают на то, что их воспитуемые — народ нечитающий; недаром самое массовое в нашей истории отторжение одной книги проходило под припев «я Пастернака не читал, но я скажу...».
Только не нужно путать обширное чтение с чтением бессистемным и всеядным, но это уже другое дело.
Возвращаясь к проблеме удобства, следует печально констатировать, что сейчас сформировалась еще одна его разновидность. В современной популярной музыке существует такая ветвь - фоновая музыка; хороший пример — авторадио. Это какие-то легкие необременительные мелодии с легкими необременительными словами, которые звучат себе, а человек может чем-то параллельно заниматься. Вам могут предложить и фоновую музыку для беседы; что же это за глубокомысленный обмен мнениями должен происходить под мелодичное треньканье! И с прискорбием должна сказать, что существующие аудиозаписи Нового Завета употребляются уже в качестве такого вот фона, и записи богослужений тоже. С прискорбием, потому что считаю это чрезвычайно душевредным. Писание и богослужение нужно читать и слушать со всем и всяческим напряжением, а не как некоторый фон. Когда я слушаю записи богослужений, я беру и текст, чтобы уже ничто не отвлекало, чтобы полностью погрузиться в смысл. А одна юная миссионерша рассказывала, что обращает какого-то художника и закупила аудиозаписи Евангелия, чтобы он у себя в мастерской за работой слушал Слово Божие. Бывает, что, например, Великий канон включают в автомобиле, чтобы дети «сидели тихо». И за едой детям включают запись Литургии; интересно, о чем они будут думать в храме? И то, и другое, и третье — сомнительный способ воспитания благоговения (это так вежливо говорится, а на самом-то деле надежный способ ликвидации этого чувства) и заодно конечная форма отвыкания от книги.
А мы все-таки люди Книги, и в этом наша культурная и религиозная идентичность, отказываться от которой не следует.
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=6333&Itemid=3
