Телеграмма наркому
1941 год. Второй день войны с Германией. В Москву уходит телеграмма: "Наркому обороны Тимошенко. Дорогой товарищ Тимошенко. Прошу зачислить в фонд обороны СССР присужденную мне Сталинскую премию...".
26 июня. В Вешенской митинг - провожали первых новобранцев. Шолохов не мог не выступить. Произнес "В этой Отечественной войне..."
Выходит, первым провозгласил, что война примет всенародный - отечественный! - характер и не быть ей легкой и скорой.
Первый выстрел
Через несколько дней главный редактор газеты "Красная звезда" Д. Ортенберг прислал телеграмму с приказом: "Явиться к месту назначения".
Редактор оставил воспоминания: "Шолохов явился раньше, чем мы ожидали..." Все в редакции отметили - новобранец прибыл со своим боезапасом - сдал очерк "В казачьих колхозах". В концовке вместо выспренних призывов-назиданий заглянул в историю, которая, однако, так близка сейчас читающим:
"Дед мой с Наполеоном воевал и мне, мальчишке, бывало, рассказывал. Перед тем как войной на нас идтить, собрал Наполеон ясным днем в чистом поле своих мюратов и генералов и говорит: "Думаю Россию покорять. Что вы на это скажете, господа генералы?" А те в один голос: "Никак невозможно, ваше императорское величество, держава дюже серьезная, не покорим". Наполеон на небо указывает, спрашивает: "Видите в небе звезду?" - "Нет, - говорят,- не видим, днем их невозможно узрить". - "А я, - говорит, - вижу. Она нам победу предсказывает". И с тем тронул на нас войско. В широкие ворота вошел, а выходил через узкие, насилу проскочил. И провожали его наши до самой парижской столицы. Думаю своим стариковским умом, что такая же глупая звезда и этому германскому начальнику предвиделась..."
Шолохова направили специальным корреспондентом на Западный фронт, в войска генерала Конева.
Под огнем
Как-то один журналист спросил Шолохова о поездках на передовую. В ответ выслушал привычное для писателя - без самовосхвалений или восклицаний: "А почему вас интересует?.. В том, что писатели поехали на фронт, ничего героического не было".
И без всякого пафоса принялся рассказывать о том, что все-таки стало проявлением отваги: "Нужно было перебраться на командный пункт полка, а немец вел огонь по площадям, все усиливая его. И место вроде неприметное, но "рама" надыбала наше движение, огонь стал довольно плотный, а надо идти, взял я красноармейца, пошли, наше движение заметили, накрыли огнем. Залегли, красноармеец грызет краюшку, говорит: "Убьет, товарищ Шолохов. Давайте возвертаться". Я - молчок, он же ведет, он знает, что делать, а дальше - открытое поле, не пройдем, переждали чуть, вернулись, но идти-то надо, кто начинал, тому и идти, снова пошли. Удачно, встретил нас командир полка, обрадовался..."
Контузия
1942-й. Начало года. У Шолохова тяжкая контузия с последствиями на всю жизнь. Это скапонировал во время посадки самолет (живыми остались только писатель и летчик). Но досрочно покинул госпиталь и отверг предложение Сталина долечиться в Грузии.
Вскоре отправил телеграмму в редакцию: "Здоров. Прошу санкционировать совместную поездку Карповым (ответсекретарь "Красной звезды". - Авт.) Сталинградский фронт".
В окопе...
Сохранились воспоминания одного земляка-фронтовика:
"Михаила Александровича я разыскал в небольшом окопчике. Чтобы попасть в него, от КП надо было ползти не менее двадцати метров. Именно ползти: немцы рядом, и снайперы их, конечно, не спят.
Шолохов и пожилой солдат сидели на ящике из-под гильз, парень лет двадцати - плечистый, с белесыми бровями тоже в плащ-накидке - у стены окопа. Усатый тихо говорил: "Оно как кому повезет, однако... Вот мы с Митькой - сын это мой - уже четыреста шешнадцать дЈн воюем, и ни царапины. А другой, гляди, только придет в роту и пульнуть-то по фрицам не успел - уже готов. Вот оно как.
- А ты кто же будешь-то? Партейный инструктор? - неожиданно спросил он у Шолохова.
- Да что-то вроде этого...
- Газетки на пару закруток не найдется?
Газеты у Михаила Александровича не нашлось. Солдат досадливо поморщился, но Митька дал ему небольшую книжонку.
- Ошалел ты, что ль! Такую книжку - на закурки, соображать надо, однако..."
Речь шла о недавно появившемся рассказе Шолохова "Наука ненависти". Усач добавил: "Это такая наука, что без нее нашему брату никак нельзя, ну никак, понимаешь? Писал эту книжку не простой человек... Все знает, однако. Душа у него солдатская, понимаешь? Он по окопам, как ты, запросто. Приходит, садится, говорит: "Покурим, братцы? У кого покрепче?" Душа..."
Что дальше-то! Неожиданный бой начался. И Митьку убило: "Дымилась земля, снаряды рвали ее в клочья, гарь ползла по окопам, а солдат все стоял на коленях, недвижимый, как памятник сыну. Шолохов склонился над убитым парнем, взял его руку в свои ладони, крепко сжал ее... Лицо его вдруг посерело, на висках взбухли бугорки вен, а в глазах была мука... Рота пошла в атаку. Сибиряк наклонился над сыном, губами прижался к его лбу, сказал чуть слышно: "Прощай, Митька. Вернусь - похороню".
Военный роман
В тот год замыслил роман "Они сражались за родину". Надо знать: автор просил писать слово "родина" в названии романа с маленькой буквы. Явно не хотел искусственной пафосности.
Мечтал о трилогии. Жаль, что не получилось. Вина на Хрущеве и Брежневе - препятствовали, ибо боялись, как будет отображен Сталин. Но сказались и последствия контузии, и болезни.
Партцензура
В сорок третьем родились первые главы военного романа. Узнаю в архиве, что они, оказывается, прошли цензуру в ЦК. Синий карандаш многое подчеркивал; увы, не смог разобрать фамилию этого бдительнейшего читателя. Забеспокоили же его такие, к примеру, выражения: "Нет, Коля, ты как хочешь, а я генералом не желаю быть", "Армию разбили", "Идем мы пятый день, скоро уж Дон, а потом Сталинград...", "Разбили наш полк вдребезги, а что с остальными? С армией?..", "Похожий на английского министра Идена". И еще, еще, еще.
Пришел я домой и стал сравнивать с последним изданием. Почти все из запретительных подчеркиваний осталось в романе. Лишь в реплике Лопатина "чертов союзник" стало: "наши союзники".
Выходит, Шолохов не принял руководящих цензурных придирок.
Немедленная помощь обещана
1944 год, февраль. Шолохов из Москвы шлет в свои Вешки, секретарю райкома партии, телеграмму:"7 был Андреева тчк Немедленная помощь обещана тчк Привет Шолохов". Это он поминает фамилию наркома земледелия. Таков итог обращения писателя с просьбой помочь Дону: там не только военный разор, но и засуха. Москва выделила ссуду зерном на семена и продовольствие, даже строительный лес.
Земляки оценили заступничество. Шолохову передали с одного колхозного собрания такую "речь":
- У меня пятеро детей, муж убит на войне. Хату разбило бомбой. Живу в блиндаже. Думала - погибну, и вот радость. Мне дали лес, делают хату, выделили 30 пудов зерна.
Теперь я снова живу. Дорогие товарищи, передайте Михаилу Александровичу от всех вдов низкий поклон и пожелания ему здоровья и счастья.
Строки гордости и скорби
В день рождения пришла весточка от одного приятеля военных лет. Он напоминал, каково приходилось писателю в войну один на один с совестью:
"Помню, Михайло, когда сообщили в феврале 1942 года, что убит на фронте писатель Кацман, ты очень рыдал...
Помню, ты говорил: Левко, никогда не поверю, что Артем Веселый - враг народа...
Помню, прилетела из блокадного Ленинграда Ольга Берггольц и читала свой "Февральский дневник", ты ребенком рыдал...
Помню, как Петр Андреевич Павленко, узнав, что ты не хочешь идти в бомбоубежище, приказал отнести (тебя)..."
18 декабря 1945 года Шолохова демобилизовали. В его военном билете запись - полковник в запасе.
Эхо войны
50-е годы. Война не отпускает. Из рассказов земляков:
"Однажды среди стаи ребятни приметил Михаил Александрович белобрысого, глазастого мальца в драной-передраной одежонке. Поманил его к себе:
- Ты откуда будешь, цыганенок?
- Я, дяденька, не цыганенок... Меня Ванюшкой зовут.
- И где же ты живешь, Ванюшка?
- А когда где. Я приблудный...
Шолохов долго смотрел на пацана, ничего не расспрашивая. А потом сказал как будто весело:
- Приблудными бывают только овцы или куры. А ты - человек. Есть-то хочешь?
Тот кивнул. Шолохов тогда: "Пошли к нашему шалашу..." Может, эта встреча - искра к запалу взорваться рассказом "Судьба человека"?
Валентин ОСИПОВ, писатель, лауреат Шолоховской премии
10.02.2005
1941 год. Второй день войны с Германией. В Москву уходит телеграмма: "Наркому обороны Тимошенко. Дорогой товарищ Тимошенко. Прошу зачислить в фонд обороны СССР присужденную мне Сталинскую премию...".
26 июня. В Вешенской митинг - провожали первых новобранцев. Шолохов не мог не выступить. Произнес "В этой Отечественной войне..."
Выходит, первым провозгласил, что война примет всенародный - отечественный! - характер и не быть ей легкой и скорой.
Первый выстрел
Через несколько дней главный редактор газеты "Красная звезда" Д. Ортенберг прислал телеграмму с приказом: "Явиться к месту назначения".
Редактор оставил воспоминания: "Шолохов явился раньше, чем мы ожидали..." Все в редакции отметили - новобранец прибыл со своим боезапасом - сдал очерк "В казачьих колхозах". В концовке вместо выспренних призывов-назиданий заглянул в историю, которая, однако, так близка сейчас читающим:
"Дед мой с Наполеоном воевал и мне, мальчишке, бывало, рассказывал. Перед тем как войной на нас идтить, собрал Наполеон ясным днем в чистом поле своих мюратов и генералов и говорит: "Думаю Россию покорять. Что вы на это скажете, господа генералы?" А те в один голос: "Никак невозможно, ваше императорское величество, держава дюже серьезная, не покорим". Наполеон на небо указывает, спрашивает: "Видите в небе звезду?" - "Нет, - говорят,- не видим, днем их невозможно узрить". - "А я, - говорит, - вижу. Она нам победу предсказывает". И с тем тронул на нас войско. В широкие ворота вошел, а выходил через узкие, насилу проскочил. И провожали его наши до самой парижской столицы. Думаю своим стариковским умом, что такая же глупая звезда и этому германскому начальнику предвиделась..."
Шолохова направили специальным корреспондентом на Западный фронт, в войска генерала Конева.
Под огнем
Как-то один журналист спросил Шолохова о поездках на передовую. В ответ выслушал привычное для писателя - без самовосхвалений или восклицаний: "А почему вас интересует?.. В том, что писатели поехали на фронт, ничего героического не было".
И без всякого пафоса принялся рассказывать о том, что все-таки стало проявлением отваги: "Нужно было перебраться на командный пункт полка, а немец вел огонь по площадям, все усиливая его. И место вроде неприметное, но "рама" надыбала наше движение, огонь стал довольно плотный, а надо идти, взял я красноармейца, пошли, наше движение заметили, накрыли огнем. Залегли, красноармеец грызет краюшку, говорит: "Убьет, товарищ Шолохов. Давайте возвертаться". Я - молчок, он же ведет, он знает, что делать, а дальше - открытое поле, не пройдем, переждали чуть, вернулись, но идти-то надо, кто начинал, тому и идти, снова пошли. Удачно, встретил нас командир полка, обрадовался..."
Контузия
1942-й. Начало года. У Шолохова тяжкая контузия с последствиями на всю жизнь. Это скапонировал во время посадки самолет (живыми остались только писатель и летчик). Но досрочно покинул госпиталь и отверг предложение Сталина долечиться в Грузии.
Вскоре отправил телеграмму в редакцию: "Здоров. Прошу санкционировать совместную поездку Карповым (ответсекретарь "Красной звезды". - Авт.) Сталинградский фронт".
В окопе...
Сохранились воспоминания одного земляка-фронтовика:
"Михаила Александровича я разыскал в небольшом окопчике. Чтобы попасть в него, от КП надо было ползти не менее двадцати метров. Именно ползти: немцы рядом, и снайперы их, конечно, не спят.
Шолохов и пожилой солдат сидели на ящике из-под гильз, парень лет двадцати - плечистый, с белесыми бровями тоже в плащ-накидке - у стены окопа. Усатый тихо говорил: "Оно как кому повезет, однако... Вот мы с Митькой - сын это мой - уже четыреста шешнадцать дЈн воюем, и ни царапины. А другой, гляди, только придет в роту и пульнуть-то по фрицам не успел - уже готов. Вот оно как.
- А ты кто же будешь-то? Партейный инструктор? - неожиданно спросил он у Шолохова.
- Да что-то вроде этого...
- Газетки на пару закруток не найдется?
Газеты у Михаила Александровича не нашлось. Солдат досадливо поморщился, но Митька дал ему небольшую книжонку.
- Ошалел ты, что ль! Такую книжку - на закурки, соображать надо, однако..."
Речь шла о недавно появившемся рассказе Шолохова "Наука ненависти". Усач добавил: "Это такая наука, что без нее нашему брату никак нельзя, ну никак, понимаешь? Писал эту книжку не простой человек... Все знает, однако. Душа у него солдатская, понимаешь? Он по окопам, как ты, запросто. Приходит, садится, говорит: "Покурим, братцы? У кого покрепче?" Душа..."
Что дальше-то! Неожиданный бой начался. И Митьку убило: "Дымилась земля, снаряды рвали ее в клочья, гарь ползла по окопам, а солдат все стоял на коленях, недвижимый, как памятник сыну. Шолохов склонился над убитым парнем, взял его руку в свои ладони, крепко сжал ее... Лицо его вдруг посерело, на висках взбухли бугорки вен, а в глазах была мука... Рота пошла в атаку. Сибиряк наклонился над сыном, губами прижался к его лбу, сказал чуть слышно: "Прощай, Митька. Вернусь - похороню".
Военный роман
В тот год замыслил роман "Они сражались за родину". Надо знать: автор просил писать слово "родина" в названии романа с маленькой буквы. Явно не хотел искусственной пафосности.
Мечтал о трилогии. Жаль, что не получилось. Вина на Хрущеве и Брежневе - препятствовали, ибо боялись, как будет отображен Сталин. Но сказались и последствия контузии, и болезни.
Партцензура
В сорок третьем родились первые главы военного романа. Узнаю в архиве, что они, оказывается, прошли цензуру в ЦК. Синий карандаш многое подчеркивал; увы, не смог разобрать фамилию этого бдительнейшего читателя. Забеспокоили же его такие, к примеру, выражения: "Нет, Коля, ты как хочешь, а я генералом не желаю быть", "Армию разбили", "Идем мы пятый день, скоро уж Дон, а потом Сталинград...", "Разбили наш полк вдребезги, а что с остальными? С армией?..", "Похожий на английского министра Идена". И еще, еще, еще.
Пришел я домой и стал сравнивать с последним изданием. Почти все из запретительных подчеркиваний осталось в романе. Лишь в реплике Лопатина "чертов союзник" стало: "наши союзники".
Выходит, Шолохов не принял руководящих цензурных придирок.
Немедленная помощь обещана
1944 год, февраль. Шолохов из Москвы шлет в свои Вешки, секретарю райкома партии, телеграмму:"7 был Андреева тчк Немедленная помощь обещана тчк Привет Шолохов". Это он поминает фамилию наркома земледелия. Таков итог обращения писателя с просьбой помочь Дону: там не только военный разор, но и засуха. Москва выделила ссуду зерном на семена и продовольствие, даже строительный лес.
Земляки оценили заступничество. Шолохову передали с одного колхозного собрания такую "речь":
- У меня пятеро детей, муж убит на войне. Хату разбило бомбой. Живу в блиндаже. Думала - погибну, и вот радость. Мне дали лес, делают хату, выделили 30 пудов зерна.
Теперь я снова живу. Дорогие товарищи, передайте Михаилу Александровичу от всех вдов низкий поклон и пожелания ему здоровья и счастья.
Строки гордости и скорби
В день рождения пришла весточка от одного приятеля военных лет. Он напоминал, каково приходилось писателю в войну один на один с совестью:
"Помню, Михайло, когда сообщили в феврале 1942 года, что убит на фронте писатель Кацман, ты очень рыдал...
Помню, ты говорил: Левко, никогда не поверю, что Артем Веселый - враг народа...
Помню, прилетела из блокадного Ленинграда Ольга Берггольц и читала свой "Февральский дневник", ты ребенком рыдал...
Помню, как Петр Андреевич Павленко, узнав, что ты не хочешь идти в бомбоубежище, приказал отнести (тебя)..."
18 декабря 1945 года Шолохова демобилизовали. В его военном билете запись - полковник в запасе.
Эхо войны
50-е годы. Война не отпускает. Из рассказов земляков:
"Однажды среди стаи ребятни приметил Михаил Александрович белобрысого, глазастого мальца в драной-передраной одежонке. Поманил его к себе:
- Ты откуда будешь, цыганенок?
- Я, дяденька, не цыганенок... Меня Ванюшкой зовут.
- И где же ты живешь, Ванюшка?
- А когда где. Я приблудный...
Шолохов долго смотрел на пацана, ничего не расспрашивая. А потом сказал как будто весело:
- Приблудными бывают только овцы или куры. А ты - человек. Есть-то хочешь?
Тот кивнул. Шолохов тогда: "Пошли к нашему шалашу..." Может, эта встреча - искра к запалу взорваться рассказом "Судьба человека"?
Валентин ОСИПОВ, писатель, лауреат Шолоховской премии
10.02.2005
