"Кто у нас знает каноны? Кто знаком со старою церковною практикою? Таких людей очень немного в духовенстве и почти совсем нет в публике. А между тем то, что мы по обыкновению называем публикою, есть, в известном смысле, та же Церковь, то есть собрание людей, связанных единством духовных интересов, и ради этих-то интересов всем нам пристойно знать об этом деле и иметь свое мнение о значении нынешнего нашего духовного суда, так как от него зависит клир, а от хорошего или дурного клира зависит развитие духовной жизни народа, до сих пор еще весьма мало и весьма неудовлетворительно наставленного в христианском учении", - так писал Николай Лесков в 1880 г. в статье "Духовный суд".
Между выходом этой статьи и нашим временем лежит эпоха дискуссий, суждения о церковном суде Поместного Собора 1917-1918 гг., обсуждение этого вопроса на Соборе, а затем - борьба против самих судебных институтов всех религиозных организаций в годы советской власти и жесткое вмешательство государственных органов власти в церковное управление при формальном отделении Русской Православной Церкви (РПЦ) от государства. И хотя с эпохи "перестройки", казалось бы, прошло достаточно времени для восстановления разного рода церковных институтов и для просвещения церковной "публики", вопрос о церковном суде все еще темен для наших современников.
Зачем нам церковный суд?
Проблема церковного суда остро стоит перед нынешним русским церковным обществом: возникают хозяйственные споры между приходом и настоятелем, приходом и епархией. В церковной среде оказалось немало людей, ищущих возможности обогатиться за счет паствы. Пьянство, воровство и даже разврат - все это имеет место и среди духовенства. Епископат РПЦ также нередко становится объектом судебных разбирательств или скандалов. Жалобы на епископов поступают и в светскую прессу. Священники оказались в той ситуации, что перемещение их с прихода на приход зависит даже не от архиерея, а от благочинного, руководствующегося часто чисто материальными соображениями, мнение прихода никак не учитывается, а конфликт с епископом по самым различным поводам приводит к выводу за штат.
Возникают конфликты и вокруг совершения церковных служб. Наконец, наибольшее число заявлений, с которыми обращаются к епископам, - просьба о церковном разводе. И совершенно очевидно, что от того, найдет ли Церковь способ справедливого решения разного рода конфликтов, сумеет ли она, как добрый пастырь, оградить паству от волков - зависит и отношение к ней общества.
В древности на Руси сфера церковного суда и система наказаний определялась княжескими уставами. Церковный суд копировал формы существовавшего светского суда, использовал систему штрафов и являлся важным источником доходов. Княжеские уставы определяли круг людей, над которыми только Церковь имела право суда: к ним относились все представители клира, монахи, а также нищие, изгои. Помимо суда над всем населением по делам брачным и делам вероотступничества (еретичество, волхвование и т.п.) епископы осуществляли и суд над населением земель, принадлежавших Церкви.
Регламентировать церковный суд пытался Стоглавый Собор 1551 г. Постановления Собора защищали подсудность духовенства церковному суду, а также стремились ограничить участие светских чиновников в церковном суде. Деятельность этих чиновников, немилостиво расправлявшихся с попами, могла вызывать как самосуд над ними, так и нарекания в том, что епископы назирают Церковь "по царскому сану земного царя ради своих доходов". Усиление государственной власти вело к сокращению пространства церковного суда. Дела о разбое и душегубстве клириков перешли в юрисдикцию великого князя. Великий князь брал на себя и обязанности казнить еретиков.
Уже с середины XVII в. государство определяет "защиту веры" своей обязанностью - Уложение 1649 г. определяло, что наказанием за хулу на Бога, Богородицу, святых и крест должно быть сожжение, тем самым сфера церковного суда и государственного начинали совпадать. Уложение вводило и Монастырский приказ - орган, который должен был осуществлять и суд над духовенством.
Реформа Петра I продолжила ограничение сферы судебной деятельности Церкви. Клирики по тяжким преступлениям подлежали государственному суду, ряд вопросов о наследстве и заключении брака также был изъят из ведения церковного суда. С другой стороны, государство возложило на Церковь выполнение полицейских функций в виде контроля за "бытием у исповеди и причастия". Высшей судебной церковной инстанцией являлся Синод. Он безропотно лишал сана противников правительственной линии (например, епископа Арсения Мацеевича, выступавшего против секуляризации церковных земель), а также наказывал в соответствии с государственным законодательством лиц, не бывших длительное время на исповеди. В монастырские тюрьмы, созданные еще в XVI в., направляли как государственные, так и церковные суды.
На уровне епархий суд осуществлялся, согласно Уставу духовных консисторий 1841 г., как архиереями единолично без формального судопроизводства по маловажным делам, так и судебным отделением духовных консисторий. Разбирательство осуществлялось "присутствием" - коллегией, в которую входили духовные лица по выбору архиерея, утвержденные Синодом. Архиерей в заседаниях присутствия участия не принимал, а лишь знакомился с итогами и визировал определения. Непременным участником заседаний был секретарь консистории, который возглавлял канцелярию и нес ответственность за правильность делопроизводства. Секретарь отчитывался непосредственно обер-прокурору Синода за ведение дел. Решение вступало в силу только после утверждения его архиереем, он мог вернуть дело на повторное рассмотрение и имел право вынести собственное решение. О таком случае консистория должна была сообщать в Синод и обер-прокурору.
Судебная реформа и Церковь
Судебная реформа 1863-1864 гг. обошла стороной церковный суд. Принципы, положенные в основу реформы, - отделение суда от администрации, гласность, состязательность - получили широкое одобрение русской общественности. Вопрос о том, применимы ли новые принципы и в церковном суде, соответствуют ли они канонам, стал предметом обсуждения в церковной среде и привел к попыткам реформировать этот суд. Защитники реформы указывали на полное отсутствие прав у священников, произвол со стороны администрации, отсутствие церковных законов о наказании. По словам ученого XIX века, профессора Московского университета и Московской Духовной академии Николая Соколова, они видели в существовавшем суде "покорное орудие для прикрытия административного произвола и для сообщения его действиям в случае нужды внешней формальной законности".
В связи с судебной реформой стали говорить и о необходимости созыва Поместного Собора как высшей судебной инстанции, а также о необходимости создания более близкой к приходу судебной инстанции.
Созданный в 1870 г. Комитет под председательством митрополита Московского Макария (Булгакова) разработал проект реформы, по которому предусматривалось создание трех судебных инстанций (духовных судей, церковно-окружных судов и судебного отделения Синода). В юрисдикции церковного суда оставались священнослужители по делам, воспрещенным канонами, но выпадающим из сферы гражданского суда, а также по преступлениям, предусмотренным уголовным правом, но по своей сути подлежащим духовному суду. Однако нашлись противники реформы, причем они выступили под лозунгом сохранения канонических норм, и в первую очередь судебной власти архиерея. Правда, главный противник отделения судебной власти от административной - профессор церковного законоведения А.Ф. Лавров (впоследствии епископ Виленский Алексий) предлагал свой проект: создание судебного органа в виде избираемой коллегии священников под председательством архиерея. Независимость суда он считал возможным обеспечить через: 1) выборность судей; 2) сменяемость судей только по суду; 3) коллегиальный образ решения дел; 3) гласность судопроизводства.
Однако ни один проект не был принят, а дело реформирования суда отложено. Противники всяческих реформ торжествовали победу, а Николай Лесков с горечью писал: "Судебная реформа помогла бы духовенству очистить свою среду от тех людей, которые своим поведением не только роняют все духовное звание, но даже унижают имя человека и, несмотря на все это, терпимы в духовенстве к соблазну всех прихожан, стремящихся бежать от таких пастырей в какое-нибудь разноверие". Профессор, протоиерей Михаил Горчаков в связи с неудавшейся реформой писал о том, что, во-первых, Церковь необходимо освободить от уголовной и гражданской власти, которая несовместима с существом и назначением Церкви; а во-вторых, создать церковно-общественное судное право и церковно-общественную судную власть, независимую во внутреннем ее строе и деятельности от государства и основанную на правилах Вселенской Церкви. В обсуждении реформы суда он увидел проявление двух направлений: бюрократического, для которого Церковь - лишь "ведомство православного исповедания", и церковно-иерократического, видящего в Церкви "исключительно божественное учреждение, в котором архиереи - единственные распорядители во все сферах и отношениях по их исключительно личному усмотрению". Третье направление, которое рождалось в спорах о судебной реформе и утверждало необходимость церковных Соборов и восстановления канонического порядка в Церкви, Горчаков назвал церковно-общественным: "Отсутствие в Церкви организованной, соответственной церковным целям общественной судной власти, самостоятельной и независимой от государства, сопровождается бесчисленными беспорядками и вредом для Церкви. Церковь при таком отсутствии становится совершенно бессильною в уничтожении нравственных недостатков, вкравшихся в среду ее членов, в возвышении нравственной жизни в ее обществе и во влиянии на укрепление нравственных отношений в государственной и гражданской жизни своих членов".
Церковный суд на рубеже веков
Все попытки реформ, предпринятые в XIX - начале XX в., не изменили ситуацию. Священники по-прежнему оставались бесправны перед консисторским судом. Исход дела определяло следствие, превращавшееся, по замечанию архиепископа Новгородского Арсения (Стадницкого), из предварительного в окончательное. Защита вообще отсутствовала, дела рассматривались заочно, вмешательство архиереев приводило только к дополнительному произволу. Вопрос о церковном суде обсуждался в отзывах епархиальных архиереев, на Предсоборном присутствии, на Предсоборном совещании и в Предсоборном совете.
Дискуссии эти не потеряли своего значения и сегодня. Здесь было немало ярких критических высказываний в адрес несовершенства церковного суда. В ходе Предсоборного присутствия было дано определение "церковному преступлению", определены наказания, которым может быть подвергнут член Церкви. Принцип отделения суда от администрации был принят в Предсоборном присутствии как основополагающий, однако место архиерея в судебных инстанциях вызывало споры. Была ясно осознана и проблема церковно-судного устава. По мнению выдающегося богослова и историка Н.Н. Глубоковского, "суд, коему не дан даже в руководство определенный материальный закон, обречен самою силою вещей, самою сущностью судебной власти, обязанной именно применять закон, на весьма жалкое существование. Какой же это суд, хотя бы и духовный, который не знает, за что и к чему он приговорит". Звучали голоса о том, что принципы формального суда неприменимы к церковному. Например, архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий) считал, что "вести дело на строгом основании канонов нельзя, и процессы ведутся заведомо фальшиво. Не лучше ли вместо лицемерного правосудия держаться милосердия? С точки зрения духовных законов большая часть духовенства подлежала бы суду. Если отеческо-пастырскую точку зрения из сферы духовного суда устранить и применить все церковные правила, то не пройдет и года, как все почти духовенство будет отдано под суд, даже и сами архиереи". Но победила тенденция к созданию формализованного церковного суда. В результате работы Комиссии Предсоборного совещания под председательством архиепископа Финляндского и Выборгского Сергия (Страгородского), будущего Патриарха, и с участием сенатора С.Я. Утина был создан "Церковный судебник" - шесть книг подробно разработанного судебного устава, регламентировавшего все стороны деятельности церковного суда.
На Поместном Соборе 1917-1918 гг. был создан Отдел о церковном суде и дискуссия о суде разгорелась с новой силой, сосредоточившись вокруг вопроса о месте епископа в суде и об участии в нем мирян. Судебная реформа была в очередной раз провалена, уже на уровне Совещания епископов (и здесь не обошлось без натяжек и нарушений, как свидетельствуют изученные нами документы Собора). В результате Церковь оказалась без определенной судебной системы в годы страшных гонений и сознательно провоцируемых властью церковных расколов. Но и создание той системы судов, которая проектировалась в предреволюционный период, тоже было невозможно в новых условиях.
Какое направление восторжествует?
Церковный суд в советский период - это ненаписанная страница в истории РПЦ. Сам институт религиозного суда был запрещен властью, однако решения о лишении сана, о запрещении в священнослужении принимались неоднократно. Неоднократно архиереи выводили за штат клириков, неугодных властям. Весь этот опыт еще не стал предметом анализа, а значит, и не будет учтен в воссоздаваемых судебных органах. Очевидно, в современной церковной ситуации надежды на создание суда на основах христианской правды и справедливости не оправданны.
Устав РПЦ, утвержденный Юбилейным Архиерейским Собором 2000 г., предусматривает создание церковного суда в трех инстанциях. В отличие от проекта 1917 г. административные и судебные органы объединены, а участие мирян в церковном суде не предусматривается. Сократилось число инстанций, низшая вводится на уровне епархий. Устав предполагал создание "Положения о церковном суде". Увы, дискуссия в церковной прессе по этому поводу так и не состоялась.
Архиерейский Собор 2004 г. утвердил "Временное положение о церковном судопроизводстве в епархиях РПЦ". Это руководство только для одной судебной инстанции. Предусматриваемый суд - лишь вспомогательный обвинительный орган в руках архиерея. О независимости этой судебной инстанции, о состязательности процесса и защите нет и речи, суд закрытый, не предусмотрена и апелляция. Рассмотрение судом спорных имущественных вопросов, жалоб клириков на действия архиерея не предусмотрено. В процессе подготовки дел в епархиальном суде происходит "определение норм церковного права, которыми следует руководствоваться при разрешении дела" (ст.31).
В XII в. в Римской Церкви монах Грациан из Болоньи составил обширный труд "Согласование несогласованных канонов". В Русской Церкви помимо "Книги правил" существует Кормчая, Устав духовных консисторий, многочисленные указы Синода, решения Соборов, в том числе и Поместного Собора 1917-1918 гг., Поместных Соборов XX в. Никто не приводил в согласование этот материал. У архиерея и епархиального суда есть замечательная возможность выбрать именно те нормы, которые им по нраву. Похоже, что вопреки канонам и исторической традиции составители исходят из принципа непогрешимости епископа и бегства священников и паствы в "инакомыслие" уже не опасаются.
Об авторе: Елена Владимировна Белякова - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра истории религии и Церкви Института российской истории РАН.
19.01.2005
Между выходом этой статьи и нашим временем лежит эпоха дискуссий, суждения о церковном суде Поместного Собора 1917-1918 гг., обсуждение этого вопроса на Соборе, а затем - борьба против самих судебных институтов всех религиозных организаций в годы советской власти и жесткое вмешательство государственных органов власти в церковное управление при формальном отделении Русской Православной Церкви (РПЦ) от государства. И хотя с эпохи "перестройки", казалось бы, прошло достаточно времени для восстановления разного рода церковных институтов и для просвещения церковной "публики", вопрос о церковном суде все еще темен для наших современников.
Зачем нам церковный суд?
Проблема церковного суда остро стоит перед нынешним русским церковным обществом: возникают хозяйственные споры между приходом и настоятелем, приходом и епархией. В церковной среде оказалось немало людей, ищущих возможности обогатиться за счет паствы. Пьянство, воровство и даже разврат - все это имеет место и среди духовенства. Епископат РПЦ также нередко становится объектом судебных разбирательств или скандалов. Жалобы на епископов поступают и в светскую прессу. Священники оказались в той ситуации, что перемещение их с прихода на приход зависит даже не от архиерея, а от благочинного, руководствующегося часто чисто материальными соображениями, мнение прихода никак не учитывается, а конфликт с епископом по самым различным поводам приводит к выводу за штат.
Возникают конфликты и вокруг совершения церковных служб. Наконец, наибольшее число заявлений, с которыми обращаются к епископам, - просьба о церковном разводе. И совершенно очевидно, что от того, найдет ли Церковь способ справедливого решения разного рода конфликтов, сумеет ли она, как добрый пастырь, оградить паству от волков - зависит и отношение к ней общества.
В древности на Руси сфера церковного суда и система наказаний определялась княжескими уставами. Церковный суд копировал формы существовавшего светского суда, использовал систему штрафов и являлся важным источником доходов. Княжеские уставы определяли круг людей, над которыми только Церковь имела право суда: к ним относились все представители клира, монахи, а также нищие, изгои. Помимо суда над всем населением по делам брачным и делам вероотступничества (еретичество, волхвование и т.п.) епископы осуществляли и суд над населением земель, принадлежавших Церкви.
Регламентировать церковный суд пытался Стоглавый Собор 1551 г. Постановления Собора защищали подсудность духовенства церковному суду, а также стремились ограничить участие светских чиновников в церковном суде. Деятельность этих чиновников, немилостиво расправлявшихся с попами, могла вызывать как самосуд над ними, так и нарекания в том, что епископы назирают Церковь "по царскому сану земного царя ради своих доходов". Усиление государственной власти вело к сокращению пространства церковного суда. Дела о разбое и душегубстве клириков перешли в юрисдикцию великого князя. Великий князь брал на себя и обязанности казнить еретиков.
Уже с середины XVII в. государство определяет "защиту веры" своей обязанностью - Уложение 1649 г. определяло, что наказанием за хулу на Бога, Богородицу, святых и крест должно быть сожжение, тем самым сфера церковного суда и государственного начинали совпадать. Уложение вводило и Монастырский приказ - орган, который должен был осуществлять и суд над духовенством.
Реформа Петра I продолжила ограничение сферы судебной деятельности Церкви. Клирики по тяжким преступлениям подлежали государственному суду, ряд вопросов о наследстве и заключении брака также был изъят из ведения церковного суда. С другой стороны, государство возложило на Церковь выполнение полицейских функций в виде контроля за "бытием у исповеди и причастия". Высшей судебной церковной инстанцией являлся Синод. Он безропотно лишал сана противников правительственной линии (например, епископа Арсения Мацеевича, выступавшего против секуляризации церковных земель), а также наказывал в соответствии с государственным законодательством лиц, не бывших длительное время на исповеди. В монастырские тюрьмы, созданные еще в XVI в., направляли как государственные, так и церковные суды.
На уровне епархий суд осуществлялся, согласно Уставу духовных консисторий 1841 г., как архиереями единолично без формального судопроизводства по маловажным делам, так и судебным отделением духовных консисторий. Разбирательство осуществлялось "присутствием" - коллегией, в которую входили духовные лица по выбору архиерея, утвержденные Синодом. Архиерей в заседаниях присутствия участия не принимал, а лишь знакомился с итогами и визировал определения. Непременным участником заседаний был секретарь консистории, который возглавлял канцелярию и нес ответственность за правильность делопроизводства. Секретарь отчитывался непосредственно обер-прокурору Синода за ведение дел. Решение вступало в силу только после утверждения его архиереем, он мог вернуть дело на повторное рассмотрение и имел право вынести собственное решение. О таком случае консистория должна была сообщать в Синод и обер-прокурору.
Судебная реформа и Церковь
Судебная реформа 1863-1864 гг. обошла стороной церковный суд. Принципы, положенные в основу реформы, - отделение суда от администрации, гласность, состязательность - получили широкое одобрение русской общественности. Вопрос о том, применимы ли новые принципы и в церковном суде, соответствуют ли они канонам, стал предметом обсуждения в церковной среде и привел к попыткам реформировать этот суд. Защитники реформы указывали на полное отсутствие прав у священников, произвол со стороны администрации, отсутствие церковных законов о наказании. По словам ученого XIX века, профессора Московского университета и Московской Духовной академии Николая Соколова, они видели в существовавшем суде "покорное орудие для прикрытия административного произвола и для сообщения его действиям в случае нужды внешней формальной законности".
В связи с судебной реформой стали говорить и о необходимости созыва Поместного Собора как высшей судебной инстанции, а также о необходимости создания более близкой к приходу судебной инстанции.
Созданный в 1870 г. Комитет под председательством митрополита Московского Макария (Булгакова) разработал проект реформы, по которому предусматривалось создание трех судебных инстанций (духовных судей, церковно-окружных судов и судебного отделения Синода). В юрисдикции церковного суда оставались священнослужители по делам, воспрещенным канонами, но выпадающим из сферы гражданского суда, а также по преступлениям, предусмотренным уголовным правом, но по своей сути подлежащим духовному суду. Однако нашлись противники реформы, причем они выступили под лозунгом сохранения канонических норм, и в первую очередь судебной власти архиерея. Правда, главный противник отделения судебной власти от административной - профессор церковного законоведения А.Ф. Лавров (впоследствии епископ Виленский Алексий) предлагал свой проект: создание судебного органа в виде избираемой коллегии священников под председательством архиерея. Независимость суда он считал возможным обеспечить через: 1) выборность судей; 2) сменяемость судей только по суду; 3) коллегиальный образ решения дел; 3) гласность судопроизводства.
Однако ни один проект не был принят, а дело реформирования суда отложено. Противники всяческих реформ торжествовали победу, а Николай Лесков с горечью писал: "Судебная реформа помогла бы духовенству очистить свою среду от тех людей, которые своим поведением не только роняют все духовное звание, но даже унижают имя человека и, несмотря на все это, терпимы в духовенстве к соблазну всех прихожан, стремящихся бежать от таких пастырей в какое-нибудь разноверие". Профессор, протоиерей Михаил Горчаков в связи с неудавшейся реформой писал о том, что, во-первых, Церковь необходимо освободить от уголовной и гражданской власти, которая несовместима с существом и назначением Церкви; а во-вторых, создать церковно-общественное судное право и церковно-общественную судную власть, независимую во внутреннем ее строе и деятельности от государства и основанную на правилах Вселенской Церкви. В обсуждении реформы суда он увидел проявление двух направлений: бюрократического, для которого Церковь - лишь "ведомство православного исповедания", и церковно-иерократического, видящего в Церкви "исключительно божественное учреждение, в котором архиереи - единственные распорядители во все сферах и отношениях по их исключительно личному усмотрению". Третье направление, которое рождалось в спорах о судебной реформе и утверждало необходимость церковных Соборов и восстановления канонического порядка в Церкви, Горчаков назвал церковно-общественным: "Отсутствие в Церкви организованной, соответственной церковным целям общественной судной власти, самостоятельной и независимой от государства, сопровождается бесчисленными беспорядками и вредом для Церкви. Церковь при таком отсутствии становится совершенно бессильною в уничтожении нравственных недостатков, вкравшихся в среду ее членов, в возвышении нравственной жизни в ее обществе и во влиянии на укрепление нравственных отношений в государственной и гражданской жизни своих членов".
Церковный суд на рубеже веков
Все попытки реформ, предпринятые в XIX - начале XX в., не изменили ситуацию. Священники по-прежнему оставались бесправны перед консисторским судом. Исход дела определяло следствие, превращавшееся, по замечанию архиепископа Новгородского Арсения (Стадницкого), из предварительного в окончательное. Защита вообще отсутствовала, дела рассматривались заочно, вмешательство архиереев приводило только к дополнительному произволу. Вопрос о церковном суде обсуждался в отзывах епархиальных архиереев, на Предсоборном присутствии, на Предсоборном совещании и в Предсоборном совете.
Дискуссии эти не потеряли своего значения и сегодня. Здесь было немало ярких критических высказываний в адрес несовершенства церковного суда. В ходе Предсоборного присутствия было дано определение "церковному преступлению", определены наказания, которым может быть подвергнут член Церкви. Принцип отделения суда от администрации был принят в Предсоборном присутствии как основополагающий, однако место архиерея в судебных инстанциях вызывало споры. Была ясно осознана и проблема церковно-судного устава. По мнению выдающегося богослова и историка Н.Н. Глубоковского, "суд, коему не дан даже в руководство определенный материальный закон, обречен самою силою вещей, самою сущностью судебной власти, обязанной именно применять закон, на весьма жалкое существование. Какой же это суд, хотя бы и духовный, который не знает, за что и к чему он приговорит". Звучали голоса о том, что принципы формального суда неприменимы к церковному. Например, архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий) считал, что "вести дело на строгом основании канонов нельзя, и процессы ведутся заведомо фальшиво. Не лучше ли вместо лицемерного правосудия держаться милосердия? С точки зрения духовных законов большая часть духовенства подлежала бы суду. Если отеческо-пастырскую точку зрения из сферы духовного суда устранить и применить все церковные правила, то не пройдет и года, как все почти духовенство будет отдано под суд, даже и сами архиереи". Но победила тенденция к созданию формализованного церковного суда. В результате работы Комиссии Предсоборного совещания под председательством архиепископа Финляндского и Выборгского Сергия (Страгородского), будущего Патриарха, и с участием сенатора С.Я. Утина был создан "Церковный судебник" - шесть книг подробно разработанного судебного устава, регламентировавшего все стороны деятельности церковного суда.
На Поместном Соборе 1917-1918 гг. был создан Отдел о церковном суде и дискуссия о суде разгорелась с новой силой, сосредоточившись вокруг вопроса о месте епископа в суде и об участии в нем мирян. Судебная реформа была в очередной раз провалена, уже на уровне Совещания епископов (и здесь не обошлось без натяжек и нарушений, как свидетельствуют изученные нами документы Собора). В результате Церковь оказалась без определенной судебной системы в годы страшных гонений и сознательно провоцируемых властью церковных расколов. Но и создание той системы судов, которая проектировалась в предреволюционный период, тоже было невозможно в новых условиях.
Какое направление восторжествует?
Церковный суд в советский период - это ненаписанная страница в истории РПЦ. Сам институт религиозного суда был запрещен властью, однако решения о лишении сана, о запрещении в священнослужении принимались неоднократно. Неоднократно архиереи выводили за штат клириков, неугодных властям. Весь этот опыт еще не стал предметом анализа, а значит, и не будет учтен в воссоздаваемых судебных органах. Очевидно, в современной церковной ситуации надежды на создание суда на основах христианской правды и справедливости не оправданны.
Устав РПЦ, утвержденный Юбилейным Архиерейским Собором 2000 г., предусматривает создание церковного суда в трех инстанциях. В отличие от проекта 1917 г. административные и судебные органы объединены, а участие мирян в церковном суде не предусматривается. Сократилось число инстанций, низшая вводится на уровне епархий. Устав предполагал создание "Положения о церковном суде". Увы, дискуссия в церковной прессе по этому поводу так и не состоялась.
Архиерейский Собор 2004 г. утвердил "Временное положение о церковном судопроизводстве в епархиях РПЦ". Это руководство только для одной судебной инстанции. Предусматриваемый суд - лишь вспомогательный обвинительный орган в руках архиерея. О независимости этой судебной инстанции, о состязательности процесса и защите нет и речи, суд закрытый, не предусмотрена и апелляция. Рассмотрение судом спорных имущественных вопросов, жалоб клириков на действия архиерея не предусмотрено. В процессе подготовки дел в епархиальном суде происходит "определение норм церковного права, которыми следует руководствоваться при разрешении дела" (ст.31).
В XII в. в Римской Церкви монах Грациан из Болоньи составил обширный труд "Согласование несогласованных канонов". В Русской Церкви помимо "Книги правил" существует Кормчая, Устав духовных консисторий, многочисленные указы Синода, решения Соборов, в том числе и Поместного Собора 1917-1918 гг., Поместных Соборов XX в. Никто не приводил в согласование этот материал. У архиерея и епархиального суда есть замечательная возможность выбрать именно те нормы, которые им по нраву. Похоже, что вопреки канонам и исторической традиции составители исходят из принципа непогрешимости епископа и бегства священников и паствы в "инакомыслие" уже не опасаются.
Об авторе: Елена Владимировна Белякова - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра истории религии и Церкви Института российской истории РАН.
19.01.2005
