Жил в Заполярье, и на Волге,
и в краю нетронутых берёз,
но меня повсюду брянским волком
называли в шутку и всерьёз.
Анатолий Дрожжин Анатолий родился в деревне Козинки Комаричского района Брянской области 27 октября 1937 года. Война, оккупация застали его малышом, но позднее в памяти всплывут и вой пикирующих самолётов, и взрывы бомб.
Потом послевоенные годы, победные, трудовые. И столько страданий в поисках куска хлеба... Мальчонка познал сполна, что такое лихо.
Брянщина выжжена, вытоптана фашистами. В детскую память врезалось всё. И это всё войдёт в его стихи: нищие деревни, вдовьи судьбы, рано повзрослевшие дети, которые в 12 лет пахали и косили, с достоинством ходили «в мужиках».
Поиски лучшей доли привели его на Урал, в поднимавшиеся из руин заводы и шахты, и он, семнадцатилетний, выдавал уголь на-гора. Были и северные моря, где промышлял с рыболовецкой флотилией... Столько всего... Многое знал, многое умел.
И всё время учился, учился настойчиво, налегая на творчество, как налегают на чапыги плуга, поднимая весеннюю пашню. Он рано почувствовал своё дарование и целиком отдался ему. Искал своё слово, искал везде, куда бы ни бросила его жизнь.
Профессор Литературного института им. Горького Владимир Мильков, который вёл семинар на заочном отделении вместе с Егором Исаевым, не раз говорили Николаю Поснову об Анатолие Дрожжине: «Талантливый, дерзкий, а главное - слово чувствует, как охотничья собака след дичи. Ему стоит только взять тему. Образы обступают неожиданными ассоциациями, параллелизмами, сквозными, точными эпитетами и метафорами. Он - лучший в нашем семинаре». «Слово его зримо и объёмно и, что важно, свежо по чувству, по мысли»,- написал в предисловии к сборнику «Белые Берега» Егор Исаев.
Сам же Н.Поснов однажды написал о нём так: «Он трудно входил в литературу. Его импульсивность, нестандартность мышления, резкость иногда становились преградой при общении с людьми. Одним он казался замкнутым, ушедшим в себя, другим, напротив, откровенным, прямым в суждениях, сердечным человеком... О себе же А.Дрожжин написал так:
АВТОПОРТРЕТ
Судьба царапала баграми,
в рубцах да вмятинах душа.
На пальцах выдавились грани
стакана и карандаша.
Суров - имею дело с твердью.
Поджар - жую кусок ржаной.
Сутуловат -
пришибло жердью
моста, спалённого за мной.
Но неизбывно к людям рвенье,
и хоть замок повесь на рот, -
в любой беседе откровенье,
как под напором, горлом прёт!
Анатолий Дрожжин - поэт яркого и своеобразного таланта. Его стихи стали появляться в печати, когда был в девятом классе. Первая книга «Белые Берега» вышла в Приокском книжном издательстве. Она сразу привлекла внимание критиков, истинных любителей поэзии. Его стихи отличались самобытностью, оригинальностью мысли и образа. Она была необычна по накалу страстей, горячей, распахнутой откровенности.
Творчество поэта неотделимо от малой родины. Не случайно свой следующий сборник стихов А.Дрожжин назвал «Родичи», который вышел в свет через двадцать лет тоже на своей родине. В нём беды, горести, тихое человеческое счастье, которыми за многовековую историю - от летописно-былинных времён до современника - жили земляки поэта - его кровные родичи.
В последние годы он заметно набирал высоту, выгодно отличаясь от многих московских поэтов манерой письма, своим взглядом на недалёкую историю Родины.
Без преувеличения можно сказать, что, потеряв Анатолия Дрожжина, мы потеряли одного из талантливейших поэтов России».
А.Дрожжин шёл в творчество своей дорогой. Неординарную личность, поэта Божьей милости заметили. Одна за другой стали выходить его книги в престижных по тем временам издательствах: «Художественная литература», «Советский писатель», «Молодая гвардия»... ". С завидной периодичностью - к читателю пришли стихотворные сборники "Березняк", "Воскресный зов", "Отчий дом", "Линия жизни", "Светлая полоса", "Белый день"...
Анатолий Дрожжин пользовался уважением среди именитых поэтов. Его благожелательно напутствовали Александр Твардовский, Владимир Чивилихин. Последний, например, на пленуме писателей в 1975 году прочитал с трибуны его стихотворение «Пиджаки», ставшее классическим и произнёс: «Автор - очень одарённый человек».
Вся жизнь А.Дрожжина, как и у большинства поэтов, - в его стихах. Он предстаёт в них с предельной, иной раз беспощадной к себе открытостью, во всей трепетно-ранимой гамме чувств, переживаний и настроений.
В стихотворении «Куда ни глянь - родные все места!» он говорит: «Я волей рока в городе живу, когда ж тоска затянет петлю туго, ищу, как пёс целебную траву, в деревне исцеляясь от недуга».
А далее размышляет: «Моя судьба, как радуга над бором, одним концом на поле оперлась, другим - лежит за заводским забором...»
Эта радуга судьбы соединила прошлое и настоящее, войну и мир, деревню и город, и явилась своеобразным символом жизни поэта...
А.Дрожжин тяжело переживал распад СССР, остро чувствуя государственные катаклизмы, когда были попраны человеческие права, разрушены понятия чести, национального самосознания, когда человек перестал быть личностью. Все его последние стихи проникнуты именно ощущением общей трагедии народа. Он не скрывает, не смягчает своего восприятия происходящего.
В начале 90-х Анатолий Дрожжин был избран в секретариат Союза писателей России. Одновременно он возглавил правление Союза писателей Приднестровской Республики, обосновавшись в Тирасполе на место жительства.
Анатолий Сергеевич Дрожжин - человек демонического лица, да и характера тоже. У него был своеобразный тембр голоса, запоминающаяся внешность. Чем-то напоминал В.Высоцкого, но при этом имел свой шарм, подчёркивающийся твёрдой походкой, чуть сутуловатой фигурой и выделяющейся из толпы одеждой. Что-то в нём было и от Остапа Бендера. Любил перекинуть за плечи белый длинный шарф, привлечь внимание женщин....
О взгляде уже и говорить не приходится: то беспощадно-резкий, то солнечно-нежный. В нём удивительным образом уживались два совершенно противоречивых характера, что осложняло многим его понимание.
Жизнь не баловала поэта, Анатолий долго не умел засиживаться на месте. Это было тяжёло и скучно. Всегда рвался на стремнину жизни, чтобы на себе ощутить порывы ветра, преодолеть расстояния и восхождения... Его душе было тесно.
Многим запомнились озорные глаза, энергично распахнутая дверь и радостное: «Здорово, братва!»
Он часто влетал в кабинеты, как неразорвавшаяся бомба, полный неукротимой взрывной энергии, силы и творческого запала.
- Анатолий Дрожжин, Дрожжин, - повторял он, делая ударение на последнем слоге.
Так представлялся незнакомым людям.
Следует отметить очень существенный талант Анатолия Дрожжина - организаторский. Будучи в Брянске, он организовывал для своих коллег в колхозах, на строительных площадках, вузах... сотни выступлений в год. И делал это так, что каждому приезду писателей радовались в коллективах, с упоением слушали их...
На Брянщине хорошо знали А.Дрожжина. Имя его было на слуху. Поэт стоял у истоков создания бюро пропаганды художественной литературы при Брянской областной писательской организации.
Для А.Дрожжина не существовало закрытых дверей, и всегда в запасе было много аргументов для положительного решения насущных вопросов. Особенно, если это касалось других. Перед собой он видел, прежде всего, человека, а не начальника, какого бы ранга тот ни был, что нередко осложняло жизнь.
Долгие годы жил в Тирасполе, где его знали и уважали. Пользовался большим авторитетом. Анатолий не хотел быть как все, да и не мог, таким уж уродился.
Каждый поэт - это человек, со своим отношениями, чертами характера и обязательно чем-то особенным.
Он мог быть резким, моментально вспылить, сказать что-то метко-грубое. Когда же был в гневе, на землю обрушивались все громы и молнии. Предполагаю, что мог бы и броситься в драку (в силу горячности характера) для утверждения справедливости. Но при этом Анатолий был отходчив, зла не держал, переводя всё в шутку. Не прощал лишь предательства и подлости.
За внешней суровостью, казалось, непробиваемой, жила добрейшая, жалостливая, обидчивая и ранимая душа. В Тирасполе он радушно принимал у себя друзей и просто знакомых, а с родины - особенно. Всем был рад. У него было много друзей, приятелей, хороших знакомых: не хватало книг, чтобы раздать им, особенно гаишникам, которые «почему-то» часто встречались на дорогах.
В нём жил ещё и талант актёра, чтеца, азарт игрока или спортсмена, перед которым никто не должен «маячить». Это проявлялось, например, в езде на машине, когда риск будоражил кровь, заставляя догонять и перегонять впереди идущую машину. Экстремальные ситуации притягивались к нему, и он воспринимал это как должное.
В душе Анатолий, похоже, чувствовал себя гонщиком-автомобилистом. «Вот житуха - дух захватывает, - обронил как-то он, посмотрев телевизионный фильм с головокружительными шофёрскими трюками. - Надо скорее покупать мотор».
Последнюю машину назвал «Жозефиной», нежно поглаживая блестящую дверцу. «Я её совсем не знаю, давлю на кнопки, а что там и как...», - признался он в свой прощальный приезд в Брянск.
На «моторе» А.Дрожжин часто добирался от Тирасполя до Брянска, нажимая на педали, рвясь на ту версту, «где у крылечка седенькая мама, как старенькая яблонька в цвету». О любви к матери, которую спас, открывая двери больших светил медицины, можно говорить много. Она была искренней, неподдельной.
В столь неординарном поэте жила склонность к изысканности, красоте, комфорту; с годами - к домашнему теплу, где можно съесть любимый наваристый борщ, подлечить простудные заболевания, которым был подвержен с юных лет работой в забое, на открытых ветрах в море...
Анатолий Дрожжин был человеком с обострённым восприятием жизни. Нет, был Поэтом, который, словно губка, впитывал в себя всё, что есть между небом и землёй, заглядывая дальше и глубже...
Когда же приезжал в Брянск (словно и не уезжал), то собирал за стол всех друзей-поэтов, иногда и просто случайных знакомых, которые приглянулись ему. Сам же садился поодаль, наблюдая за разговором, снисходительно улыбаясь в свои всегда аккуратно подстриженные усы.
Все знали, что коньяк «Белый аист», - традиционный презент поэта. За ним обязательно состоится прекрасное поэтическое общение.
Мягкость во взгляде, добродушие, разливающееся по всему лицу Анатолия, явно говорили, что ему тепло и хорошо в кругу друзей. Он здесь дома. И, как талантливый режиссёр, умудрялся не только следить за разгорающимся спором, но и вовремя подкинуть нужную фразу, тему (чтобы не угас накал). И слушал, слушал, наблюдая за поведением каждого в бушующих поэтических страстях.
Меткое слово у него всегда было на языке, как и тонкая (только его) ирония. В нём присутствовала напористость, перед которой мало кому удавалось устоять.
Он, словно птица, взял под своё крыло Николая Поснова, с любовью величая его - «Посняшка», стараясь оберечь от неприятностей. Уважительно-доверительные отношения господствовали между ними, что бывает не часто в творческой среде.
Он легко поддавался на авантюры, порой становясь их инициатором.
Часто вспоминается юбилейный праздник, который совпал с военными событиями в Приднестровье. У Н.Поснова что-то неотложное было на работе, поэтому не мог поехать, проводив к нему меня с дочерью. Поезда тогда не шли до Тирасполя (война), поэтому Анатолий должен был встретить нас где-то раньше, на каком-то разъезде. Пассажиры изумлялись: поехать на юбилей в такое опасное время!?
Да и встретит ли поэт? Кто он, если к нему такое внимание?
Любопытство было превыше всего. Они все оказались на перроне, наблюдая за нашими лицами, постепенно теряющими уверенность, радость встречи. Вокруг никого! Остановка короткая. Поезд отправляется, мы остаёмся.
И вдруг - «УРА!» заглушило шум паровоза. С двумя огромными букетами роз к нам бежал Анатолий Дрожжин, как всегда, словно вышедший из салона красоты. Иначе и не могло быть.
Ликование с перрона перешло в вагон отправляющегося поезда. Нам кричали что-то, махали из окон руками...
Анатолий взял ответственность за нашу жизнь, продумав все возможные ситуации. Чудесно организовал отдых, предварительно дав инструктаж, что делать, если начнётся обстрел...
Ночью же садился к столу и писал обращения к друзьям и врагам, стараясь найти точку примирения. Он высоко ценил человеческую жизнь, но не свою.
Уже в Брянске, куда приехал навестить мать, собрались друзья. Впервые мы увидели его слёзы: надтреснутым голосом, перехватывающим дыхание, он рассказывал о зверствах «новоявленных фашистов» по отношению к мирным жителям. Такой тишины в комнате никогда не слышала. Глядя на него, плакал Николай Поснов, смахивали украдкой слёзы и другие. Таких глаз у слушателей, переполненных гневом, сочувствием, мне тоже никогда не приходилось прежде видеть. В них отражались ужасы «горячей точки».
И только в тот вечер я осознала безумие решения поехать, да ещё с ребёнком. Поняла и великую ответственность Анатолия перед своим другом за нас.
А.Дрожжин любил Брянщину, нежно и преданно, как и свою мать, старость которой решил скрасить, вернувшись на родину. Ехал писать стихи. Строил планы, которых было «громадьё».
Не суждено.
12 ноября 1994 года, когда мчался на родину, машина с большой скоростью сошла на обочину и врезалась в одиноко стоящее дерево, намертво ушедшее корнями в почву... Это случилось на Украине. Похоронен в Брянске.
Поэт уходит, оставляя читателям свою душу, нашедшую приют в стихотворных строках. В них все мысли и чувства.
Тамара ЛУЖЕЦКАЯ
***
Анатолий Дрожжин
СТИХИ
Истинный путь...
Истинный путь, может, он и возможен?
Может, судьба ещё не безнадёжна?
Дней бы побольше, побольше родни.
Во избежанье хао́са людского
Крестным знаменьем, как Сергий - Донского,
Свя́тый отец, осени, осени.
Господи, жизнь - то бои, то пожары,
Сколько потрачено крови на свары!
Жить родились, а чего не жилось?
Долю получше мы выгадать вправе,
Свечи, зажжённые нами во здравье,
Соединились, и пламя слилось.
Учитель
Я в жизни был однажды на коне!
Том самом -
Поэтическом, некротком.
Тогда Твардовский
Обратил ко мне
Пристрастный взгляд в послании
Коротком.
Казавшийся - с овчинку,
Навесным,
Мне мир явился снова непочатым.
Я был приручен к розгам областным,
А тут с вершины:
«Можно б напечатать...»!
Но строчку,
Словно сорную траву,
Убрать призвал
Насмешливо и тонко,
Где мужикам сподручную вдову
Я обозвал
Гулящею бабёнкой.
И тут же я почувствовал вину
За пользование
Словом завалящим:
Как можно быть гулящею в войну,
Когда в селе мужчин нет
Настоящих!..
Не всем стихам и ныне
Есть приют,
Но вот какая истина
Близка мне:
Бывает, обласкают - как побьют,
Случается, побьют -
Как обласкают.
Из юности
Коммунизм
Хрущёв нам прочил.
Я в забое пласт курочил,
Чтоб страна была с углём.
Кто-то голову морочил:
«Рубль длиннее - жизнь короче...»
Пусть короче, но - с рублём!
Что мозольно, то прилично.
Государственное с личным,
Впрочем, ладило добром.
Громыхали вагонетки.
Сердце билось в тесной клетке.
Флаг метался над копром.
По утрам, что каторжанин,
Я в спецчунях, в грязной рвани
Опускался клетью вниз.
Но зато водились деньги,
И за мной ходили девки,
И маячил
Коммунизм.
Брянский лес
Под небесным шатёрчиком ситцевым -
В ряд дубы и берёзы ладком -
Забавляешься певчими птицами,
Восторгаешься каждым цветком.
Ты огладишь ветвями сохатого,
Ты пришельца не видишь в упор:
Обессилено падал к ногам твоим,
С топорища слетая, топор.
Как травинку, пилу перекусывал,
Не даваясь в распыл и размен.
Сколько ты повидал на веку своём
Крови, подвигов, подлых измен.
Шли воители с вражьего берега,
Партизаны держали посты...
Если вспомнить всех, каждое дерево
Надлежало б свалить на кресты.
Ты, случалось, почти по-домашнему, -
То в снега, то в листву облачась,
Укрывал Ратоборцев Ромашина
И Каминского гиблую часть.
Потому-то ночами кромешными
Я душой различаю вполне
Откровенные выдохи грешные
В беспечальной твоей тишине.
Письмо
А. Малашенко
Когда отчуждение туго
затянет мне горло тесьмой,
приходит от старого друга
простое,
как «здравствуй», письмо.
Прочтёшь, подымишь сигаретой,
по строчкам пройдёшь не спеша.
И радостью сердце согрето,
и песней промыта душа.
И дело не просит отсрочки,
работает мозг не скрипя.
Чем ниже сбегаешь по строчкам,
тем выше подъемлешь себя.
И дни наполняются светом,
и хочется жить и любить,
и медлишь, и медлишь с ответом,
чтоб с другом подольше побыть.
Свидание
И пришла.
Бережок посетила,
осветила, свежа и бодра.
Сарафан из цветного сатина
теребила рука у бедра.
Улыбнулась - и враз одолела,
говори или молча гляди.
Отогнал муравья от колена,
а потом комара от груди.
А потом поискала заколку
и ушла, отразившись в реке.
Невозможно держать её долго,
как горящую спичку в руке.
Брянский волк
Жил и в Заполярье,
и на Волге,
И в краю нетронутых берёз,
но меня повсюду
брянским волком
называли
в шутку и всерьёз.
Волком никогда не выл от горя
и не нападал из-за угла.
Если и вгрызался,
то не в горло,
а в пласты глубокого угля.
За любовь сражался я сурово,
мял с любимой травы
у воды.
Только от мужей
ночной порою,
как овец, я жён не уводил.
А когда
перед моей за баней
рассыпался
«курский соловей»,
я, по-волчьи
клацая зубами,
бил его,
но не по голове.
Лес люблю
в сугробах и багрянце,
в реках,
травах понимаю толк.
По прописке
и по крови - брянский,
брянский парень.
И при чём тут волк!
Брянский поэт
Памяти Николая Денисова
Рогами
молодик припал к окошку,
глядит, как
в однокомнатном раю
поэт Денисов мучает
гармошку,
трясет мехи,
как будто жизнь свою.
Морщинами опутанные
жилы,
худющий - как с креста
недавно снят.
- Все хорошо,
мы живы и не лживы! -
он повторяет часто невпопад.
Петляст пробор
в прическе -
будто стёжка,
в ходу частушки,
жалоб - не дай Бог!
Поэта жизнь!
Верна в ней только ложка
ещё с далёких строек
Бодайбо.
Она давно тоскует
по перловке,
по жирным щам,
наваристым, со дна.
Она одна при частых
сервировках,
стаканов много,
а она одна.
Поэт в губах мусолит
сигаретку,
капустки схватит,
малость отопьет.
На табуретке,
как скворец на ветке
под снегопадом, -
плачет и поёт.
- Потише, Коля,
мы же чай, не в клубе -
соседи спят, дружинники снуют.
- Старик, не трусь,
меня соседи любят
и недругам вовек
не отдадут...
Ах, девки, девки,
где у вас гляделки!
Эх, Русь, Россия,
сын твой в стороне.
И плавают весёлые
припевки,
как вёсельные лодки
по Десне.
ПИДЖАКИ
Егору Исаеву
На поле брани пали мужики.
От мужиков остались пиджаки.
Их вдовы
И на хлеб не променяли,
Хозяев новых
К ним не примеряли.
У сельских вдов
Устойчивая память,
А мужняя одежда всех теплей.
Ходили в них с граблями и цепами
Дорогами прожорливых полей.
Награды и взысканья получали
В тех пиджаках, свисающих с плеча.
Полою утирали
след печали,
Детишек укрывали по ночам...
Давно детьми подарены обновы,
Какие и не снились старикам.
А в пиджаках поныне ходят вдовы,
И нет износа
этим пиджакам!
Из цикла «Мама»
Родное царство заоконное,
Где ветры - словно соловьи.
Все проходящие - знакомые,
Все приходящие - свои.
Родные люди -
И с улыбками,
И с явной болью на лице.
Я жму им руки за калиткою
И обнимаю на крыльце.
Родная мама
Ходит, радуясь:
Сынок приехал - торжество.
И что ни улица -
Как радиус -
Идёт от дома моего.
***
Стукнул по карманную звенит.
Стукнул по другому -
не слыхать.
Н.Рубцов
Николай Рубцов.
1.
Сто друзей имел он,
это точно,
если вспоминателей считать -
тех,
что полистово и построчно
отдают писания в печать.
Сто рублей имел он?
Как ни странно,
случай убедил меня в ином:
мы едва-едва в своих карманах
наскребли вдвоём на
гастроном.
А потом сидели отчужденно
в уголке московской суеты.
При его манере напряженной
так и разлучились не на «ты».
Человек,
известный в общежитьи,
он, бывало,
думал и молчал.
Ну имей он сто друзей,
скажите,
разве по карманам бы стучал?
2.
В больших домах
натур не любят шумных.
И жесткий,
что колючка на песках,
проректор наш
приказывал дежурной:
«Рубцова в общежитье не пускать!»
Та исполняла
с твёрдостью железной,
всё, что начальник ей
повелевал.
И, хлопая глазами,
тихий, трезвый,
он в сквере
на скамейке ночевал.
Сокурсники - на коечках культурных,
А он - клубочком, что косарь в страду.
Так и остался жить в литературе -
Не в общежитии, а на виду.
МОЛОДЫМ
Давно уже мужи, а не мальчишки-
нагляден в гривах
вьюги произвол...
Не дай вам Бог, чтоб вместе
с первой книжкой
упала пенсионная на стол!
ПОЭТУ
Описывая лес,
сторожку да морошку,
поэт из кожи лез
и вылез...
на обложку!
АВАНГАРДИСТАМ
Слышат то, чего нет нигде,
глазом ухо достать мечтают.
Пишут вилами по воде...
И читают ведь их, читают!
ПЕРЕВОДЧИКУ
Переводи стихи, любя
не только деньги,
строчки тоже,
иначе авторы похожи
выходят, словно два рубля!
КРИТИКУ
Вот Атлантика, эта качала:
в прорву кинет,
поднимет к луне!..
Ты не гонишь волну,
ты, как чайка,
сел на спину попутной волне.
ДЕТЕКТИВНОЕ ЧТИВО
Вот книжицы негордые
вам сами в руки просятся,
что - ни сек, ни городу,
ни по уму, ни по сердцу.
Они народе прыщиков
торчат на полках ровненьких.
Воспитывают
сыщиков,
а также
уголовников.
ПАРОДИСТУ
Привычка бригадирствовать,
стихом руководить.
Нетрудно пародировать,
смоги
свое родить!
