Глава I. На острие Азиатско-Тихоокеанской России. Начало
Начало пути
Пейзаж за окном. Движущийся пейзаж за вагонным стеклом. Благоухающий май в цветах вишни, яблони, черемухи и сирени. Города, деревни, поселки, полустанки - вся Россия видится в окно поезда дальнего следования. Огромная цветущая Россия и несущийся по тоненькой железной ниточке маленький поезд.
Шестилетний Вовка - лопушок стоял с дедом на склоне розовеющей от заходящего солнца и цветущего багульника сопки. Склон сопки спускался в долину широкой реки, тоже захваченной закатными лучами. Вдоль реки проходила железнодорожная магистраль, называемая могучим именем - Транссиб. По магистрали с гулким стуком в остывающей вечерней долине катился, слегка сбавив ход, поезд «Россия. Дальнего следования».
- Деда, смотри, поезд едет. Смотри, как будто по реке плывет.
- Это из Москвы. Подрастешь, мы с тобой в Москву полетим. А может Москва сама к нам приедет.
- Как это Москва приедет, дед?
- Ну, плохо там, в Москве станет, люди соберутся и к нам приедут жить.
- Ну и хорошо. Тут места вон сколько. Пусть едут.
Вовка замахал ручонкой уходящему московскому поезду. Конечно, он не видел, что в вагоне едет незнакомый ему Павел. А Павел смотрел совсем в другое окно, за которым переливалась на закате быстрая дальневосточная река. Вовка пытался представить себе, что там делают люди в вагонах. Почему-то ему казалось, что половина пассажиров сидят напротив друг друга за столиками в купе и пьют чай с пряниками и сушками, а другая половина смотрит в окна на Вовку. А белобрысый, добрый и доверчивый Вовка махал рукой, чтобы пассажиры знали, что их тут приветствуют и очень хорошо к ним относятся. Жаль, что Павел не видел, стоящего с дедом на сопке, мальчишку. Наверное, они были очень похожи.
Дома Вовку ласково называли лопушком. Это повелось после одной истории. Старший Вовкин брат собрался с пацанами на рыбалку. Вовка с грустью наблюдал, как они укладывают рюкзаки и готовят удочки - намеривались идти в тайгу в верховьях Имана ленков половить.
Пристал Вовка к ним: «Толик, возьми меня с собой». Это он так к старшему брату обратился. Ну, куда брать четырехлетнего тогда Вовку? Этим-то ребятам уже по двенадцать лет - взрослые мужики. А Вовка все равно клянчит, возьмите, да возьмите. Пацаны уже за деревню вышли. Вовка за ними бежит. Толик тогда ему говорит: «Вовка, видишь вон ту тучу большую над сопкой? Мы туда придем скоро к той сопке, на тучу залезем, и ветер нас как раз над тобой понесет. Мы как над тобой будем на туче проплывать, веревку сбросим. Ты за веревку хватайся крепко, а мы тебя к себе затащим и вместе поплывем на рыбалку. Садись здесь и жди нас».
Вовка уселся прямо, где Толик показал. Весь день ждал он, когда брат с пацанами на облаке поплывет. Белые облака проходили по сине-голубому небу, а брата все не было.
- Ах ты, лопушок, - сказала мать, когда, наконец, отыскала сидящего среди молодой лебеды Вовку и внимательно наблюдающего за облаками.
Так Вовку лопушком и прозвали.
Если бы Павел увидел тогда в окно стоявшего на сопке Вовку, он несомненно узнал бы в нем самого себя, вернувшимся в свое по-настоящему счастливое маньчжурское детство...
Идея организовать большую экспедицию из Москвы или Санкт-Петербурга на Восток России давно не давала покоя всей компании Центра стратегического взаимодействия. Экспедиция была нужна для подробной разработки проекта нового освоения всего Зауралья. И для этого надо пройти на Восток теми путями, по которым он осваивался и заселялся изначально.
В пути многовекового движения в восточном направлении Россия набралась такого опыта, которого нет ни у одной страны. Те, кто это понимал, с полным недоумением всегда смотрели, как новоявленные эксперты «изобретают велосипеды», предлагая всяческие «новационные» программы развития Сибири и Дальнего Востока.
Накануне первой мировой войны в России уже был выработан стратегический план освоения восточных территорий, рассчитанный на сто лет. План стал результатом Амурской экспедиции, организованной повелением Императора Николая II. Тогда в этом деле участвовали специалисты самых разных направлений.
- Да, вот такую бы экспедицию устроить, - размышлял Павел, попивая у себя на работе чай из большой синей кружки.
- Да что ты с этой экспедицией носишься? - с усмешкой спрашивал Павла научный сотрудник Васильев - коллега по работе в рановском институте. - Кому она нужна? «Росы» (члены партии «Российская организация социальных активистов») уже проехали на УАЗиках, ты же сам им предложил. Хе, весь проект расписал, какого-то путешественника привел. Забавно. Как звучало-то: «Великая Российская цивилизация»! А руководителем всего маршрута в итоге стал немец какой-то, да? Депутатик вроде, такой молоденький, розовенький. Шпигель, по-моему, да? Крута-а-я экспедиция получилась! Просто «Дранг нах Остен».
- Вот, именно, что «нах», - Павел медленно встал из-за стола небольшого кабинета, где они распивали чай с Васильевым. Подошел к окну. Тонкие березовые ветви, сникшие под тяжестью мокрого снега, почти касались стекла. - Да, нездорово получилось. Осадок, как говорится, остался. Мы ж сначала были уверенны, партийцы не настолько примитивно мыслят. Ожидали, что хотя бы материалы потом какие-то будут. Что-нибудь, типа фильма, книги. Думали, мощные идеи прозвучат, пойдет движение. Но чтобы так бездарно упустить все возможности - это надо иметь особые качества. Даже с этого автопробега во Владивосток сколько зарисовок ярких могло быть. А, они кроме рекламы системы ГЛОНАСС ничего не смогли устроить. Да Шпигель этот, никакого понятия о Сибири и Дальнем Востоке не имеющий, ехал фотки из окна УАЗика мобильником своим делал. Потом в интернет сбрасывал.
Пару лет назад Громов вместе с Кондратьевым предложили «партии россов» великолепный проект под названием «Великий путь русской цивилизации». Замысел заключался в том, чтобы пробраться на отечественных машинах, лучше на «уазиках» по северным трассам из Санкт-Петербурга до Охотска или до Магадана. И показать изначальный путь, которым Россия двигалась на Восток. Однако не столько маршрут, отмеченный на карте, представлял главную ценность. Важнее было показать духовное, цивилизационное движение России с Запада на Восток. Из прошлого в будущее. Осознать, как разрасталась русская цивилизация в своем главном направлении - восточном.
Общие очертания этого многовекового движения умозрительно были видны. Оставалось соединить выстроенную картину с территорией, где происходили, и еще будут происходить судьбоносные для России события.
Васильев щелкнул кнопкой чайника.
- Еще что ли чайку давай? Васильев взял «вскипевший» чайник, разлил кипяток в кружки. - А что такое российская цивилизация? Как-то мне не очень это понятно. «Русская цивилизация» - это мне знакомо. Давно введено в научный оборот, имеет четкие характеристики. «Российская» - это что-то бутафорное, по-моему.
- А нет никакой российской цивилизации. Действительно, существует «русская цивилизация», которая, по сути, была описана еще Данилевским. Только у него она называлась славянской. Он вполне убедительно показал, что развитие человечества идет не линейно, а происходит одновременно в разных формах. Цивилизации существуют во множестве вариантов, как цветы, имеющие общие признаки, но обладающие при этом своими неповторимыми чертами. И среди этого ряда цивилизаций или, как у него, культурно-исторических типов, выделяется славянская. Критерии развития одной цивилизации невозможно применить по отношению к другой. Хотя до сих пор бытует мнение, что высшей формой цивилизационного развития является западная модель.
- Еще как бытует! - смеялся Васильев. - А у тебя дома, разве это мнение не бытует? Твоя жена разве не хотела бы сделать евроремонт?
Жена Павла Елена, как и большинство женщин своего времени, стремилась к комфорту и свободе по-американски. Одним из признаков свободы по-американски являлось то, что женщина в семье должна делать все, что хочет, и никто не смеет ей в этом мешать.
Поначалу, Лена как-то старалась продемонстрировать эдакую «русскость», патриотизм. Хотя было в этих попытках что-то искусственное, неискреннее. Но Павел тогда ничего не замечал, а может просто не хотел замечать.
Когда познакомился с Леной, он занимал неплохую должность на госслужбе. Тогда, лет двенадцать назад, он оказался в длительной командировке. Высокое положение, «крутые» связи и вполне приличное на тот момент финансовое состояние, произвели на девушку впечатление. Во всяком случае, Павлу так казалось...
Лена не торопила события, при встречах все больше молчала. Правда, иногда казалось, что она сильно напряжена и, как будто, постоянно что-то считает в уме. По всей видимости, тщательно старалась уберечь себя от возможных ошибочных действий. Пыталась дать возможность раскрыться Павлу, чтобы получше рассмотреть и изучить его. Что-то скрывалось в глубине ее темных глаз, какой-то надлом и напряжение одновременно...
- Мы ведь относимся к совершенно другому типу людей, к другому типу цивилизации, - продолжил вслух свои вообще-то банальные размышления Павел. Россия, как писал Данилевский, на протяжении своего исторического пути постоянно борется с навязыванием чуждых ей цивилизационных форм. При этом, как свидетельствует история, мы никогда никому и ничего не навязывали, мы не выступали в роли разрушителя других государств, в роли уничтожителя или уничижителя народов. Россия - это даже не славянская цивилизация, это особое духовно-историческое и социально-политическое образование. Об этом хорошо написано у Платонова.
- Да-а, русская цивилизация..., - задумчиво протянул Васильев, - В общем-то выражение «российская цивилизация» - это просто подмена, такая же, как российский народ. Есть русский народ.
- Конечно, и главное, чем отличается русский народ от других - Вера, культурные традиции, образ мысли...
- Вот именно. Я сам хоть и чуваш, а русский, - без сомнения заявил Васильев.
- Русским был и Пушкин, хоть в роду кого только не было, к русскому народу причислял себя Сталин (Джугашвили), русский - Святой Царь Мученник Николай Второй, хотя и среди его предков немало тех, кто принадлежал по крови к другим народам. Кто сегодня русский? Вот ты почему себя русским считаешь?
- Родился и живу в России, вот и считаю себя русским.
- Но родился ты не в России, а в СССР. А все равно говоришь, что русский. А может ты россиянин? - уже как-то возбужденно повел разговор Павел.
- Сам ты россиянин, Паша. Хватит ерундой заниматься. Ты вот посмотри на себя в зеркало. У тебя явно выраженные азиатские черты, сам ты чуть ли не из Китая приехал...
- Я из Маньчжурска приехал, а это самая настоящая Россия. Настоящее даже не бывает. Город на самом деле Николаевск-Маньчжурский называется в честь Николая Угодника. Русские люди из астраханской и воронежской губерний этот город основали, - стал от чего-то заступаться не столько за себя, сколько за Маньчжурск, Павел.
- Пусть я покажусь тебе идеалистом, но думаю, что русский человек - это тот, в ком живет русский дух, кто дышит Русью Православной. И хохлы - русские, и белорусы. Раньше ведь так и назывались: малороссы, белоросы и великороссы. Ты говоришь, чего это я с экспедицией ношусь? А я и хочу, чтобы эта экспедиция как бы прочертила путь Великой Русской цивилизации. Путь, которым шли украинцы и белорусы, чуваши и татары, и даже немцы, которые на этом пути стали русскими. Хочу, чтобы мы увидели наш путь. И этот путь - на Восток! Для России - это дорога обретения самой себя!
Разговор на работе с Васильевым пробудил уже начавший угасать интерес к экспедиции на Восток. После того, как Российская организация социальных активистов попыталась совершенно бездарно реализовать идею, Павлу все меньше хотелось заниматься этим проектом. И не только замысел экспедиции, но и весь проект «Берег «Р» застыли на одном месте. Даже на сайте перестали появляться свежие материалы. А кое-кто из прошлых инициаторов «Берега» вообще исчез и перестал проявлять былую активность.
Павел позвонил Константину: «Слушай, давай подумаем о нашей старой затее - «путешествие на Восток».
- А что думать, надо садиться в поезд и ехать! - неожиданно предложил Костя совершенно незатейливый, но доступный и надежный вариант воплощения старой идеи.
- Но ведь действительно. Какие проблемы, взять билеты и прокатиться до Владивостока. Хотя бы так для начала, - пришел в восторг Павел, удивляясь, почему раньше такой доступный способ им не пришел в голову.
- Тогда, может быть, пока каждый самостоятельно помозгует, а потом обменяемся мыслями, - предложил Константин.
Костя находился на работе в думе. Кабинет у него просторный, но кроме него там располагался еще один сотрудник. Большое окно, через которое величественно смотрелся Кремль. Государственный герб на стене, думская символика, строгая темная мебель со стульями оббитыми зеленой кожей и столом с массивными «под старину» письменными приборами, телефоны с гербами, письма и правительственные телеграммы - все это создавало атмосферу высокой государственной важности. Однако, окунувшись в процесс общения между сотрудниками, нечаянно услышав их разговоры, столкнувшись со странными, не всегда подобающими государственным людям манерами, любой человек с нормальными представлениями о государственной власти и ее аппарате мог прейти в замешательство. Среди обитателей думы обращало на себя внимание обилие молодежи до тридцати лет. Если это были люди постарше, то они тоже порой отличались каким-то молодежным стилем поведения. Может быть, ничего плохого в этом нет, да только и образ мысли многих людей, работающих на высшем уровне государственной власти, тоже был какой-то инфантильный. Правда, от посторонних это скрывалось очень важным видом. В телефонных разговорах в основном решались какие-то, далекие от государственных дел, вопросы, наподобие, помощи конкретному бизнесмену за определенную компенсацию с его стороны. Погрузившись поглубже в скрытую от внешнего наблюдателя думскую жизнь, можно было с уверенностью сказать, что большую часть рабочего времени в этом учреждении тратят на решение «своих» вопросов.
Ощущение ненужности своих профессиональных действий в этой среде вымотало Константина. Он активно искал, куда уйти. В думе с утра до вечера готовил какие-то письма и обращения, созванивался и что-то выяснял по телефону, выезжал на различные встречи, часто только отвлекающие от работы, ждал больших начальников в их приемных, но не видел ни малейшей позитивной отдачи от своей кипучей деятельности. Жизнь в стране становилась все хуже. А в отношении его родного Дальнего Востока вообще озвучивалась порой такая ахинея, что создавалось впечатление полной неадекватности некоторых важных персон.
Правда, благодаря своей работе Константин обрел прочные связи с русскими за рубежом. Выход на них имел вполне логичные предпосылки. Кондратьеву приходилось много взаимодействовать с думским комитетом по этим вопросам.
Знакомство, которое впоследствии сыграло ключевую роль в организации экспедиции, случилось на Всемирном конгрессе соотечественников. Там на фуршете в Колонном зале Дома союзов к Косте подошел его хороший приятель из МИДа Александр Георгиевич Поветкин. Поветкина Константин уважал. В отличие от современных менеджеров он был высококлассным профессионалом старой закалки. На госслужбе находился уже лет тридцать пять. Долгое время жил за рубежом, работал в посольстве. В последнее время курировал в министерстве вопросы, связанные с жизнью русских вне России. Александр Георгиевич, зная о проекте «Берег «Р», решил познакомить Константина с людьми, которые, по его мнению, могли бы серьезно поспособствовать в реализации восточных идей.
- Кондратьев Константин Петрович, советник аппарата думы - деловито представил Александр Георгиевич Константина двум представительным господам лет шестидесяти.
- Очень приятно, Георгий Федорович Шереметов, - протянул Константину крепкую руку седой мужчина в темно-сером костюме.
- Остроумов Михаил Дмитриевич, - представился другой господин высокого роста, сухощавый, с высоким открытым лбом и внимательными светлыми глазами.
Оба оказались потомками старинных русских родов. Их предки эмигрировали во время гражданской. Дед Шереметова перебрался во Францию, а потом в Южную Америку. Сам Георгий Федорович повзрослев, уехал в Сан-Франциско, где поселился в небольшом пригороде на тихоокеанском берегу.
Остроумов жил в австралийском Мельбурне. Его дед еще до революции устроился в Харбине, где работал инженером на Китайско-Восточной железной дороге. А уже отец Михаила Дмитриевича переехал в Австралию, где женился на русской харбинке. В Австралии и родился Михаил Остроумов. Община русских харбинцев и по сей день очень сильна и дружна. Харбинцы не растворились в чужой среде, сохранили свою православную Веру и культуру. Благо в том же Мельбурне немало действующих православных храмов.
От общепринятых, так сказать протокольных фраз разговор перешел к тому, что действительно сильно волновало и гостей, и самого Константина. Не нужно быть большим аналитиком, чтобы понять, в каком состоянии оказалась Россия. Для многих было очевидным, что государство стоит на краю пропасти.
Гул разговоров приглашенных на фуршет несколько мешал беседе, заставляя собеседников говорить громче. О проекте «Берег «Р» Остроумов и Шереметов знали уже несколько лет. Им показали в Интернете, они почитали и... оставили до лучших времен. Проект правильный, масштабный, но мало применимый к современной российской действительности.
- Вы полагаете, что сегодня при явном отходе России с Востока, еще возможно переселить туда тех, кто способен облагородить эти земли, вернуть туда дух русский, - испытывал Шереметов Константина.
- Конечно, иллюзий мы не питаем, - Константин говорил с потомками русских дворян вполне откровенно, поскольку заочно давно знал этих людей как настоящих русских патриотов, да еще рекомендация Поветкина. - Но мы все равно будем по мере своих сил двигать идею о необходимости уверенного расселения русских на Востоке. Вот, где можно сберечь настоящую Россию. Мы потому и проект назвали «Берег «Р», имея ввиду «Берег России», - те условия, которые позволят сохранить, сберечь русскую цивилизацию.
У всей нашей группы и у множества посторонних экспертов есть полная уверенность, что только появление здорового русского общества на Востоке способно удержать наши земли и стать началом спасения страны. Восток - это вообще судьба России. Всю свою историю она идет на Восток, - вновь повторил старые мысли Константин. С этими пожилыми русскими эмигрантами возникало чувство, будто разговариваешь с родными людьми. От них просто веяло настоящей глубинной Россией.
За столами с белыми скатертями под большими яркими люстрами Колонного зала продолжали выпивать и закусывать. Фуршет в разгаре. Запахи салатов, коньяка, шампанского и приторного парфюма. Шум, торжественные тосты и женский смех...
- Для нас ведь Восточная Россия тоже родная земля. Мой дед жил в Харбине, а ведь это был фактически русский город, - с чувством произнес Остроумов. - Харбин в двадцатые годы, как и другие города русской эмиграции, собрал в себе многих выдающихся людей Российской Империи. Родители рассказывали мне, что отношения между русскими там в Харбине были удивительными. Как праздновали Рождество и Пасху! Какие службы были в храмах! Мама и папа говорили, что хоть и на чужбине, а все же те детские годы в Харбине потом казались им золотыми. От того, что Харбин строился и заселялся русскими, там меньше, чем в той же Австралии, ощущалась заграница.
В ходе этого душевного разговора Шереметов и Остроумов узнали об идее экспедиции на Восток. Замысел заинтересовал их. Полагалось, что результатом этого дела может стать документальный фильм. Судьба русской цивилизации из прошлого в будущее в пути на Восток - вот самое важное, что хотели увидеть вместе с авторами проекта потомки русских эмигрантов.
- А кто режиссер фильма? Это же колоссальная работа, для которой нужен незаурядный талант. Кто будет готовить этот фильм? - поинтересовался у Константина Остроумов.
- Да, такой человек есть. Весьма талантливый, создал ряд потрясающих фильмов. И как это часто бывает, за границей известен гораздо лучше, чем в России.
- Как его зовут? - спросил Остроумов, справедливо полагая, что если за границей он известен, то может быть фамилия на слуху.
- Боков Антон Васильевич.
- Надо же! Если это тот Боков, то я его прекрасно знаю! В прошлом году, оказавшись в Калифорнии, он даже заезжал к нам, и мы выходили в океан, ловили огромных палтусов. У Антона тогда сорвался палтус невероятных размеров. Просто леску порвал и ушел. Мы расстроились, а он уверял нас, что это был не палтус, а китайская подводная лодка, находившаяся на боевом дежурстве у берегов США.
- Да, это тот самый Антон Васильевич. Он говорил, что год назад бывал в Калифорнии.
- В общем, я хочу сказать вам, что Антон Боков - это просто подарок судьбы, судьбы вашего проекта.
- Не будем торопиться, но все же что-то подсказывает мне, что вокруг проекта «Берег «Р», если его хорошенько доработать и грамотно распространить или, как сейчас говорят, «раскрутить», то вокруг него можно собрать многих русских за границей. За такой идеей люди могут начать возвращаться в Россию. Сейчас нужны мощные шаги по его продвижению, - перешел к составлению стратегического плана Остроумов.
- Таким шагом и должна стать экспедиция, - высказался Шереметов, увидевший в проекте свою изюминку - тему новых трансконтинентальных дорог. Он ведь был специалистом по этим вопросам, окончил в Сан-Франциско университет путей сообщения. Как потомка управляющего КВЖД в двадцатые годы, Остроумова тоже интересовали вопросы, связанные с прокладкой новых широкомасштабных трасс.
Декабрьская встреча Константина Кондратьева с Шереметовым и Остроумовым неожиданно разрешила проблемы финансирования проекта. Уважаемые соотечественники заявили через месяц после встречи, что найдут средства для обеспечения путешествий на Восток.
После Рождественских праздников Кондратьев и Громов оказались в небольшой студии Бокова.
- Делать проект надо очень быстро, - убеждал Антон Боков основных инициаторов, - все информационное пространство, как показывает опыт, хорошо мониторится. Даже наш сегодняшний разговор уже пристально изучается с целью вытаскивания из него полезных мыслей и их конъюнктурного воплощения.
- Кем мониторится? - иронично улыбаясь, поинтересовался Константин.
- Теми, у кого давно нет собственных идей, но есть желание что-нибудь выгодно продать или дать в кредит с процентами. Сегодняшняя техника позволяет снимать информацию везде, где это может показаться интересным. Укрыть информацию становится невозможным. Выход - делать так, чтобы никто не понял истинных целей - они должны быть надежно прикрыты. И еще - действовать очень динамично, - Антон произнес это спокойно, без часто встречаемой маски таинственности и высокой важности. Надо сказать, он, как и большинство истинных профессионалов, отличался открытостью, простотой и искренней самоиронией.
По ряду обстоятельств, сложилось так, что в первое путешествие - разведку отправлялись трое: Шереметов, Антон и Павел. Остальные, включая Константина, человека не менее заинтересованного в проекте, оставались обеспечивать экспедицию на местах. Трое в купе - это только видимая часть. За кадром были почти все участники Центра стратегического взаимодействия, организации российских соотечественников в Сан-Франциско и Мельбурне.
Когда-то Павел довольно прохладно относился к русским, оказавшимся за рубежом. Он помнил, как поехал с женой к ее родственникам в Германию.
- Ну что вы там встали? Проходите, вы же не в России, - такими словами встретил их один из многочисленных родственников, маленькие рыжие детки которого ни слова не понимали по-русски. Дети смотрели на русских гостей как на пустые коробки из-под новых покупок. В тесной прихожей коричневый трильяж с каталогами «Qelly» и «Otto» на полке...
Милые детки скороговоркой лопотали на немецком, чем несказанно радовали папу. - Эти вот уже по-русски ни слова, но зато на трех языках запросто, - это ведь не в России. Там как в школе язык учат? - Все по учебникам. А здесь у них постоянное живое общение, через годик поедут во Францию, в Англию, - восхищаясь своей новой родиной, родственник налил виски, по-европейски не поставив на стол никакой закуски. - Здесь, как у нас, точнее уже у вас, в гостях нажираться не принято, - так хозяин объяснил отсутствие закуски за столом и хлебнул большую порцию виски. - Люди ведь в гости приходят, чтобы пообщаться, - продолжал учить хорошим манерам родственник, - а если надо поесть, то иди в ресторан или у себя дома наедайся. Это же европейская культура. Это вам, ребята, не в России.
Павел обратил внимание, что у этого европатриота под телевизором лежат кассеты с советскими и более поздними фильмами, аудиодиски с немодными уже пару лет в России песнями.
- Ностальгия по России? - спросил Павел, указав на кассеты и диски.
- А, да не-е. Какая там ностальгия? Тут просто слушать нечего. Тут даже огурцов соленых купить нельзя, - хозяин заметно сник. Зато видишь, - вновь приободрился родственник, - я здесь такую мебель могу просто пойти и на шротах взять даром. Машину, «Опель», например, не новый конечно, но тоже за копейки, за тыщу марок (в 1996 году национальной денежной единицей в Германии еще были марки) могу взять.
- А Катя когда подойдет? - поинтересовалась супругой хозяина жена Павла.
- Катюха сегодня во вторую смену. Ей не до гостей. Надо работать. Здесь не Россия, здесь работать надо.
- А где она трудится? - поинтересовался Павел.
- В баре ночном.
- И что там делает?
- Пока посуду моет. Там к ней присмотрятся и может через пару месяцев будет за стойкой стоять. А там уже платят посерьезнее.
В общем-то разговор был исчерпан, продолжать эту беседу, а скорее монолог так называемого российского соотечественника в Германии, не хотелось.
- Похоже, что этот товарищ - полный идиот, - подумал Павел, вежливо поблагодарив хозяина. Сказал, что их уже где-то ждут и стал вместе с женой пробираться к выходу. - Не все же они здесь такие, - размышлял Павел, бродя по брусчатым дорожкам маленького курортного городка в Северной Рейн-Вестфалии.
Оказалось, что подавляющее большинство тех, с кем довелось встречаться Павлу, были именно такими. В том смысле, что изо всех сил восхищались новой родиной, ругали Россию, мечтали о приобретении вещей из каталогов, накоплении немецких капиталов и ради этого были готовы мыть не то, что посуду в ночных барах, а даже унитазы на вокзалах.
Константин, также как и Павел, чаще встречался с представителями двух наиболее распространенных категорий соотечественников. Одни изображали привязанность к России, если это приносило какую-то ощутимую пользу, наподобие финансовой помощи, оказываемой российским МИДом организациям соотечественников, другие изо всех сил отказывались от России, стараясь уничтожить в себе все русское и стать «как они» - немцы, французы, англичане, американцы, израильтяне.
Кстати, подобные явления можно было наблюдать и внутри России. Особенно в двухтысячные годы, когда Москва и Санкт-Петербург стали массово покоряться выходцами из российской глубинки. Пожившие год-два в Москве перебравшиеся сюда бывшие жители какого-нибудь поселка в Иркутской или Амурской области уже считали себя москвичами перед своими знакомыми или родственниками, оставшимися там. Эти новые москвичи убедительно рассказывали, что не испытывают никаких проблем с адаптацией, что здесь им все нравится и что по своим родным местам они совершенно не скучают, а напротив рады, что уехали. Так рассуждали переселенцы, которые ехали ради телесного комфорта, «цивильной» жизни и всяких блесток, обладание которыми, наверное, дает ощущение, что «жизнь удалась».
На подобных переселенцев, будь они внутри России или за рубежом, нечего было надеяться. Однако было немало людей совершенно другого свойства. Главное их отличие заключалось в том, что свою Родину - малую или большую - они считали лучше любых других мест на Земле, искренне любили ее и жили в других городах чаще в силу каких-то внешних обстоятельств. Ни стремления к комфорту, ни блестящие радости пластиковой жизни заставили их переехать. Так сложилась их судьба.
Самая трагичная страница нашей эмиграции - исход русских из разрушенной Империи. В двадцатых годах двадцатого века за границу уходили лучшие люди Отечества. Страшно потерять близкого человека - страшно и невыносимо потерять Родину. Те русские не отказывались от России. Они несли ее с собой, несли в себе. Наша Белая эмиграция в своем сердце бережно хранила Россию.
- Ты знаешь, Костя, - наша эмиграция двадцатых годов - это и есть Берег России. Пока здесь остатки России ломались верными ленинцами, наши эмигранты увезли с собой ее культуру, ее суть и берегли там - в этих парижах и харбинах, - говорил Павел после нескольких встреч с Остроумовым и Шереметовым. Судьбы этих людей открывали другой мир. Знакомство с жизнью тех, кто с трепетом хранил память о своих предках, вынесших за рубеж не себя, а царскую Россию, словно на фотографии проявляли настоящую русскую цивилизацию.
Всю свою самостоятельную жизнь Георгий Федорович Шереметов стремился переехать в Россию. Многократно бывал здесь. Он хорошо знал непростую сегодняшнюю жизнь в стране. Приезжая сюда, постоянно убеждался, что при всем старании он вряд ли сможет заниматься здесь своим любимым делом. В Сан-Франциско уже был устроен, там все налажено, имелся вполне приличный и постоянный доход.
Однако сейчас открывались новые горизонты. Возникала совершенно новая перспектива возвращения в Россию. И Шереметов чувствовал себя человеком, стоящим у истоков новой жизни.
Для таких людей, как он, проект «Берег «Р» становился вполне реальной идеей. В нем они увидели то, чего не видели до этого ни Павел, ни Константин. Они увидели Берег, на котором может появиться новая Россия.
Профессор Ратников жил неподалеку от московского Храма Девяти Мучеников Кизических, где крестили Грибоедова, где любил послушать певчих Петр Первый.
Как-то Кондратьев и Ратников, повстречавшись в районе «Белорусской», решили проехать по кольцу до «Краснопресненской». Выйдя из метро, Иван Артемович повел Константина к старинному Храму, о котором уже давно рассказывал. От «Краснопресненской» - через небольшой сквер с протоптанными по мокрому снегу дорожками к светофору. Закрытое и тихое место, где стоит Храм уже вовсе не современная «азербайджано-таджикская» Москва. Здесь жила чудесная, старая столица, родная и уютная. Разговорчивые галки перетаптываются на ветках тополей, темных от талого полуденного снега. Длинные сосульки, стекая, вытянулись к чернеющим землей проталинам. Над деревьями желтый крест колокольни.
Напротив Церкви высоченное серое здание московской мэрии. Оттуда с верхнего этажа храм кажется мелкой малозначительной деталью в панораме фантастической цивилизации сегодняшней Москвы. А здесь, с деревянных лавочек прилегающих двориков - церковь - главное место, точка сбора и душа этого милого района Москвы.
Неподалеку от Храма, с другой стороны - американское посольство. Проходя мимо посольства и недобро глянув в его сторону, Ратников обратился к Константину, - Весь пейзаж портит. И не только здесь. В тихоокеанском пространстве эти ребята сегодня, как и раньше, изо всех сил пытаются манипулировать основными фигурами, наталкивая их друг на друга, - заговорил профессор о наболевшем.
- Хотя изначально мы могли бы надолго ограничить активность штатов в Тихом океане. Ведь русские первыми оказались в этом пространстве и неплохо в нем закрепились, - поддержал разговор Кондратьев. - Мы закрепились в Северной Америке. И если бы наш флот, как настаивал тогда Геннадий Иванович Шелехов, был размещен у Гавайских островов, то не англосаксы, а русские держали бы там полный контроль, - со знанием темы продолжал Кондратьев. Они приостановились на пару минут напротив посольства.
- А мне кажется, мы упустили свои шансы в тот момент, когда не прислали подкрепления для Хабарова, вышедшего на Амур. А он там мощно закрепился. Такого страха на маньчжуров нагнал! Зимовья и остроги прочно поставил. Албазинский острог. Потом Россия по Нерчинскому договору Албазино бездарно отдала Китаю. Кстати и здесь не обошлось без англосаксов. Ведь со стороны Китая в переговорах участвовали иезуиты. Они подталкивали китайцев не пускать Россию на юго-восток.
Неторопливо Ратников и Кондратьев приблизились к воротам подворья.
- Ну, ладно. Пришли.
Перекрестясь, вошли в церковь. Тишина. Теплый запах ладана и свечей. Небесные лики. Молитва. Здесь вся суть русской души.
После Храма молча брели по Девятинскому переулку.
Ратников что-то вспомнил.
- Да, возвращаясь к нашей теме, - заговорил он, - как победители монголов мы могли бы уверенно двигаться в юго-восточном направлении «к теплу и свету», не стесняясь и не опасаясь ступать через Монголию и в дальнейшем через Маньчжурию. А вместо этого мы предлагаем китайцам установить границу, ограничивая тем самым себя от каких-либо движений к юго-востоку. Подписывается совершенно ущербный для нас Нерчинский договор. Мы добровольно отрезали от себя возможность выйти по полупустой Маньчжурии к теплым назамерзающим морям Тихого океана. Будь прислано на Амур в семнадцатом веке мощное подкрепление, не возникло бы трагической осады Албазина, не возникло бы и мыслей у маньчжуров и китайцев претендовать на земли, надежно освоенные и охраняемые русскими, и ненужными Китаю того времени.
Как бы думая вслух и глядя на талый снег перед собой, Кондратьев заметил, - Наверное, это и была первая крупная ошибка нашей восточной политики. Мы упустили возможности превращения России в крупнейшую державу на Востоке. В дальнейшем подобные ситуации многократно повторяются, вплоть до настоящего момента, в который мы отдаем острова на Амуре - Большой Уссурийский, Тарабарский. Из этой же серии сдача в 2009 году в долгосрочную аренду Китаю наших крупных месторождений, ресурсных площадок для их глубокой переработки соседом... Вряд ли китайцы захотят уходить с освоенных участков по окончании срока аренды...
Ярославский вокзал в Москве - это не просто железнодорожный вокзал, это - начало Великого Сибирского пути сегодня, начало Транссибирской магистрали. Один из трех стоящих рядом московских вокзалов - Ярославский символизирует собой ворота восточного пути России. Можно сказать, что это главный вход, большие парадные двери, открывающие длинный коридор, по которому вы, пробежав около семи суток на железных колесах, попадаете к Тихому океану.
Шумно на площади перед вокзалом. Галдят пассажиры, встречающие и провожающие, торговцы и бездомные. Здесь сразу чувствуется выход на простор. На вокзале даже не ощущается, что ты в Москве. Здесь сосредоточена вся страна - от столицы до Владивостока. Ни один вокзал не вбирает в себя столько разнообразия.
Начало Великой Транссибирской магистрали. Однако это, смотря с какой стороны, ехать. Историческое начало этому пути было положено Святым Благоверным Царем Николаем, когда он еще Цесаревичем высыпал тачку грунта в основание Главной дороги России. Произошло это во Владивостоке, который промыслительно получил свое название: «Владеть Востоком».
Конечно, многое было упущено к тому моменту, когда отец Николая II, Император Александр III принял решение строить железную дорогу, соединяющую западную часть России с восточной. Проект Великого Сибирского пути пылился в государственных кабинетах более тридцати лет. За это время Китай уже шагнул к своим северным границам, вспомнив, по внушению англичан о пустынных землях Маньчжурии.
И все-таки, дорога местами в условиях вечной мерзлоты была проложена в сроки, которые даже по сегодняшним меркам считаются очень короткими! Всего-то за тринадцать с половиной лет проложить около десяти тысяч километров железнодорожного полотна! Так ведь еще и станции строились и вся инфраструктура. БАМ, при том, что это ударная комсомольская стройка и длина ее раза в четыре покороче, строился дольше!
И вот Ярославский вокзал. Сизые голуби собирают крошки хлеба и семечки на теплом асфальте. Теплый майский вечер. Волнительное предчувствие удивительных и радостных пейзажей и встреч. До отправления знаменитого поезда «Россия» остается почти два часа.
Прямо на перроне иеромонах Николай из Троице - Сергиевой Лавры отслужил Молебен Божьей Матери пред Честными Ее образами «Казанская» и «Албазинская», «Порт-Артурская», Святителю Николаю Чудотворцу, Святителю Иннокентию Епископу Иркутскому и другому Святителю Иннокентию (Вениаминову) Митрополиту Московскому, Святителю Николаю архиепископу Японскому. Все они - покровители нашего Востока. Да, их заступничеством видимо только и живет Восток России. Помолились Святым Царственным Мученикам и Святому Благоверному Царю Николаю. Как раз к знаменательному дню закладки Цесаревичем Николаем начала Великого Сибирского пути поезд должен прибыть в город Владивосток.
Трое путешественников - Павел Александрович Громов, Антон Васильевич Боков и Георгий Федорович Шереметов - в походной экипировке отправлялись на Восток России. Путешествие должно стать началом больших исследований восточного пути страны с тем, чтобы в дальнейшем, как бы пафосно это ни звучало, превратить Сибирь и Дальний Восток в цветущие края - источник процветания всего государства.
Может и нельзя назвать экспедицией это незамысловатое мероприятие, но на перрон пришли патриоты из федеральных структур власти, высокие казачьи чины, творческая интеллигенция, и многие друзья, знакомые трех путешественников.
До отхода поезда еще оставалось время. Звучали стихи русских поэтов, воспевавших в разное время Восток России, лилось шампанское и прекрасные песни о забайкальском и уссурийском казачестве, о Дальнем Востоке и подвигах русских воинов в русско-японскую. Конечно же, и «Три танкиста» спели. «И летели наземь самураи под напором стали и огня!» - надо бы высечь крупными буквами эти слова на прибрежных скалах Южных Курил, чтобы с другого берега хорошо читалось, - машинально подумал Павел.
Сюрпризом стало появление на перроне военного оркестра. Пассажиры, проводники, провожающие - все замерли, когда в розовеющее от вечерних красок майское небо поплыли духовые звуки вальса «Амурские волны». «Плавно Амур свои волны несет, ветер сибирский им песни поет...».
Да, было время, когда Россия уверенно осваивала Амур, твердо стояла на берегах Тихого океана.
Первый сплав по могучей реке во главе с генерал-губернатором Николаем Николаевичем Муравьевым состоялся в 1854 году. Главной задачей являлась доставка грузов на Камчатку, так как морским путем сделать это было бы крайне затруднительно, да и потребовало больших временных затрат.
В 1856 году учреждается Приморская область, административным центром которой становится Николаевск-на-Амуре. Открытие сообщения по Амуру стало одной из главных вех на пути движения России на Восток. Россия твердо вставала на берегу Тихого океана. Осознание этого факта вызывало сильное беспокойство англосаксов, которые еще тогда предвидели, какие невероятные возможности таят в себе тихоокеанские берега и воды.
По Амуру двинулись русские переселенцы и стали прочно осваивать левый берег. Китай до сих пор даже не подозревал, какой мощью обладает Россия. Однако, увидев караваны судов по Амуру, перевозящих не только крестьян, но солдат и казаков с мощным арсеналом оружия, поняли, что против такой силы «не попрешь», поэтому надо быть осторожнее в решении внешнеполитических вопросов с Россией. И китайцы сделались весьма сговорчивыми - приняли довольно выгодные для России условия Айгуньского договора, который был подписан в 1858 году.
Поток переселенцев был хорошо организован и подчинен единой великой цели - утвердить Русскую цивилизацию на берегах Тихого океана. Казалось, вся Россия переселяется на Восток. Разный народ двигался к Тихому океану, но ядро все же составляли сильные люди, для которых Восток был местом больших возможностей. Здесь их ждала земля. Хорошая, плодородная земля. Хоть и относят территории юга Дальнего Востока к зоне рискованного земледелия, но и сейчас здесь прекрасно растет пшеница, рис, соя, не говоря о различных овощных и садовых культурах. Когда переселенцы пришли в Уссурийский край, они увидели совсем необычную для их родных мест природу. Крестьяне, пришедшие с Центральной России и остального «Доуралья» в Уссурийский край, вместо суровой Сибири встретили невиданные ранее кипарисы, лианы актинидии и лимонника, колючие стволы аралии и элеутерококка. Многих в первые лето-осень впечатляло обилие различных южных плодов, например, абрикоса и винограда. Впоследствие, русские переселенцы научились выращивать арбузы, дыни и даже персики.
Земли давали много - столько, сколько переселенец был способен освоить. Селились люди на заранее подготовленных казаками и солдатами местах. Места для заселения выбирались старательно. Заехав сегодня в любое старинное село Приамурья или Приморья не сложно заметить те «критерии», по которым определялось место поселения. Селились, как правило, по берегам крупных рек и озер, на твердом высоком берегу, в основном в защищенном от продувных ветров месте. Даже в глухой тайге к поселению можно было добраться по воде, грунтовой дороге или тропе. Освоившись, переселенцы проложили множество троп по тайге, которые до сих пор утаптываются охотниками, рыбаками, кореневщиками, туристами и разным другим людом.
Тогда, в середине XIX века на берегах Амура, Уссури, Суйфуна, озера Ханки, множества рек, речушек и озер и на всем побережье Японского моря рождалась Россия, получившая название Дальней. Люди, дошедшие тогда до Амура и Тихого океана, заложили основы крепкого общества, начавшего размываться уже в советское время представителями особой категории - «временщиками». Сегодня это общество, имевшее когда-то прочные основы, практически стало невидимо. Конечно, живут еще потомки тех коренных сибиряков, дальневосточников, но где-то на окраине социальной жизни они. Да, к тому же мало кто из них сохранил тот дух, ту Веру Православную, с которой предки шли на Восток, и которая укрепляла их здесь.
Поезд тронулся, но оркестр продолжал играть. Вагоны быстро скрылись за строениями, прилегающими к Ярославскому вокзалу. И казалось уставшая и измотанная Москва вопросительно, даже с некоторым изумлением, смотрит вслед поезду, уходящему на Восток в закатных лучах цветущего сиренью мая...
В купе держалось приподнятое настроение от начала большого пути. Настроение с перрона Ярославского вокзала. Городской пейзаж за окном погружался в сумерки. Заканчивались московские кварталы, уходил в прошлое столичный мир с его суетой и постоянным гулом машин и людей.
Компания из трех пассажиров купе занялась обустройством своего нового дома, в котором предстояло прожить почти семь суток. Прожить от Москвы до Владивостока. Отрезок жизни длиною в Транссибирскую магистраль.
Антон Боков достал камеру, чтобы снять самые первые кадры в дороге. - Что ждете? На что надеетесь? Зачем вам это нужно? Как появился замысел путешествия по Транссибу? - задавал он вопросы, на которые, конечно, знал ответы, потому что думал и рвался душой к Востоку также как и те, кто сидел рядом с ним в седьмом купе.
Забравшись на вторую полку, Павел еще долго лежал, слушал любимый с детства размеренный стук колес поезда и думал об ответах на простые вопросы Антона Бокова. Думал он об этом давно. И бывало, что казались ему все эти затеи с проектом, с движением на Восток пустыми, фантастичными и поэтому вредными. Вредными, прежде всего, для него самого и его семьи. В те периоды, когда он глубоко погружался в эти, так сказать, некоммерческие дела, дома чаще всего возникало напряжение. Жена становилась раздражительной, заваливала вопросами и претензиями мелкобытового, часто совсем бесполезного характера.
Павел не раз бросал «этот проект». Изо всех сил старался жить и получать кайф от мира сего. Иногда, выпив в компании приятных людей, грамм по триста - четыреста водки, ему даже начинал казаться уютным этот рекламный мир с кафешками, торговыми центрами и главным фактором современной культуры - телевизором.
И все-таки, через какое-то время, словно кто-то вытаскивал его. И опять начиналось движение на Восток - главное дело его жизни. А откуда берутся эти главные дела? Сам человек их придумать не может. Как, в общем-то, ничего придумать сам человек не может. Ему, как известно, все открывает Господь Бог. Каждому Бог дает его путь. И человеку и целой стране. Важно увидеть этот путь и осознать, важно идти по этому пути, а не по какому другому.
Даже сбиваясь с Богом данной жизненной дороги, надо возвращаться на нее и продолжать движение на Восток. Для Павла Восток России был и его духовным Востоком. Да, он и сам - часть этого Востока. Здесь родился, здесь жили все его предки, о каких только знал. С малого детства он всей душой впитывал саму суть этой чудесной земли, которую называют Сибирью, Дальним Востоком, Забайкальем, Уссурийским краем, Приамурьем и Приморьем...
Как-то на уроке во втором классе учительница попросила детей назвать разных рыб и рассказать, где эти рыбы живут. Павла почему-то не спросили, хоть он тянул руку. Отвечала девочка Нелли - дочь офицера, командированного на Дальний Восток. Девочка рассказывала умно и «хорошим языком». А Павел терзался, что не может передать всему классу, как всего пару часов назад он сам наблюдал удивительных рыб, перебиравшихся по мелкому прозрачному ручью в большой водоем из мелеющего разлива весенней воды. Это были миноги, или вьюны, как их здесь называли. Они заплывали под мост, скорее настил из нескольких черных мокрых шпал. Извиваясь, вьюны проплывали под настилом и «шли» дальше к озеру.
Павел бежал с матерью на станцию к электричке - надо было успеть в школу. От станции Озерная до Маньчжурска электричка идет всего полчаса. Громовы по-полгода жили в добротном доме неподалеку от станционного поселка. Дом стоял отдельно, в лесу. На большом расстоянии находилось еще несколько домов, образовавших маленький, как говорили, хутор.
От дома Громовых к станции шла тропа. Сначала эта тропа прямо от калитки спускалась в низину, потом поворачивала влево и тянулась вдоль края низины по лесу. Эта дорога через лес всегда была какой-то загадочной. Кроны деревьев даже зимой образовывали свод, сама тропа была переплетена мощными корнями, бугрившимися на ее теле. В начале лета здесь витиевато пели желтые иволги. Осенью земля устилалась яркой разноцветной листвой. Такую осеннюю листву можно встретить только в Приморье. Уссурийская тайга в октябре - это акварельный рисунок самого безудержного и мечтательного ребенка. Красные листья винограда и маньчжурского клена, желтые кроны берез, яркая зелень хвои - это как бы три грани в которых переливается разлитая таежная акварель. Синее небо уссурийского октября, клочья тумана в распадках дымчатых бирюзовых сопок, серебряные перекаты остывших рек и рыжая пушистая белка, как солнечный зайчик носящаяся по стволу ржавого поваленного в воду кедра, - маленький фрагмент приморской жизни, в который легко вплыть на деревянном плоту или надувной резиновой лодке. Надо просто накачать эту лодку хотя бы в районе села Кокшаровка на берегу Уссури. Усевшись в нее, аккуратно оттолкнуться обратной стороной весла от каменистого берега и выйти на течение.
Та тропинка от дома до станции - самая главная в жизни Павла. Проходя по сказочному, переплетному виноградной лозой и лианами лимонника, лесу, тропинка все же должна пересечь болотистую низину. Весной низина сильно заливается водой таящего снега и текущих с сопок ключей. Настил приходится усиливать. Ивовые стволы, доски, мокрые набухшие шпалы, скрепленные прочными железными скобами, - это превращение сказочной лесной тропинки. Дальше тропа немного взбиралась на сопку и рассекала ее, оставляя с двух сторон песчаные стены со свисающими серыми корнями растущих наверху ив. А из этого песчаного карьера опять вниз и теперь вдоль озер выходила к станции.
Как-то в июле в дождь отправился Павел со знакомым пацаном купаться на одно из этих озер. Под берегом мелко. Приятель Павла первым залез в воду и стал «руками по дну ходить». Вдруг встает из воды и в руках монету держит черную - Павлу показывает. На монете написано: «Полтинник» и «Пролетарии всех стран соединяйтесь», герб РСФСР изображен и год стоит: 1924. А на той стороне, где написано «Полтинник», нарисован кузнец, бьющий молотом по наковальне. Павел сразу в воду полез и тоже по дну руками начал шарить. Такое, наверное, только в детстве бывает - он без труда нашел несколько почерневших серебряных монет. Они лежали в песке, нужно было там слегка порыться, чтобы достать их.
А тропа подходила к станции и уже там превращалась в отсыпанную гравием и плотно укатанную подъездную дорогу. Здесь росли высокие тополя, образующие небольшой сквер, в котором скрывались какие-то гипсовые скульптуры. Сделанные из белого гипса люди, напоминающие проводницу и пионеров, смотрели сквозь листву тополей на поезда, проходящие по Транссибирской магистрали.
За сквером - бетонный перрон. К нему подходит электричка и через полчаса Павел оказывается в другом мире. Здесь пятиэтажные дома, дворы и футбольные площадки, магазины с булочками «по девять», напитком «Буратино» и мороженным. А главное - в этом мире была школа, средняя четырехэтажная школа, в которой и проучился Павел с первого по десятый класс.
Может быть на той тропинке, бегая с матерью к электричке, чтобы добраться до школы, Павел увидел свой путь на Восток? Может именно тогда неосознанно он впитал те тайны, которые хранят эти места и которые должны быть открыты ради спасения самой доброй и чудесной страны в мире - России.
Казалось, эти мысли уже вплетались в сон, так что явь стала размытой, мягко, отступая от берегов сознания. Яркие лучи пристанционных прожекторов резко сорвали обволакивающую дремоту и вернули Павла в настоящую реальность - в купе. Поезд быстро сбавлял ход и вот уже тихо плыл вдоль перрона ночного вокзала славного русского города Владимира.
Продолжение следует...
