Однажды моя однокурсница Таня спросила: "Как узнать, не святой ли мой дедушка? Он был священником, служил в Коми и в тридцать седьмом году был расстрелян. В деревне, где дедушка служил, его почитают как святого". Через несколько месяцев Таня рассказала мне, что, действительно, ее дедушка был канонизирован на Архиерейском Соборе 2000 года. Этот случай поразил меня: впервые я встретилась со святостью не на страницах жития и не в храме, а так неправдоподобно буднично.
В XX столетии было так много исповедников веры, что в истории почти каждой семьи есть теперь если не святые, то свои "местночтимые" подвижники. Об одной такой семье мне рассказала матушка Нина Дьяконова, регент хора петербургского храма Благовещения Пресвятой Богородицы на Васильевском острове.
- Моя бабушка по маминой линии прожила с дедушкой всю жизнь. У них был только один ребенок - моя мама. Больше детей бабушка иметь не могла, и по согласию с дедушкой еще в молодые годы приняла монашество. В миру бабушку звали Софией, в монашестве - схимонахиней Михаилой. Жили они недалеко от Красноярска, в Ачинске, там у них был свой дом. Жили в достатке, имели свое хозяйство, трудились... Но пришла советская власть, всех стали раскулачивать, под общую гребенку попали и дедушка с бабушкой. Оставшуюся жизнь они прожили довольно скромно, но никогда я не слышала, чтобы они с какой-то горечью вспоминали о том, как их всего лишили. Ну, лишили и лишили.
Жизнь они вели духовную, много молились, вычитывали монашеское правило. Сколько я помню - вся их жизнь в молитве проходила. Между молитвами что-то приготовят, сделают какие-то дела по дому, и опять: "Ой, надо уже читать!" С ними жила и сестра моего папы - монахиня Мария.
Под Красноярском находился женский Ново-Дивеевский монастырь. С сестрами этого монастыря у бабушки были очень близкие отношения. Особенно близка ей была матушка Антония, иконописец, много икон она написала и для нашей семьи. Когда монастырь закрыли, матушка Антония и сестры поздними вечерами часто собирались у бабушки с дедушкой. Они подолгу молились, а иногда, когда приходил батюшка, совершали богослужение. В городе был большой кафедральный собор, но он был захвачен обновленцами, и ни наша семья, ни сестры туда не ходили. Принимала бабушка у себя и епископов. Очень близок был нашей семье епископ Ачинский Антоний (Миловидов), он окормлял и нас, и сестер, которые после закрытия монастыря жили небольшой общинкой. Потом владыка Антоний умер в ссылке.
Окормлял нашу семью и схиепископ Петр, прозорливый старец, сосланный в Сибирь. Он предсказал своим духовным детям, в том числе и моей маме, многие события их жизни. Его фамилия была Федосихин-Сурский, он был дворянского происхождения. Говорили, что одно время он был духовником царской семьи, но этого я с уверенностью сказать не могу. А крестил всех детей в нашей семье, в том числе и меня, иеромонах Феоктист. Бабушка часто вязала теплые вещи и носила их заключенным священникам, знакомым и незнакомым.
Помню рассказы бабушки о том, что у ее родителей было пять дочерей и сын Александр - самый младший в семье. Однажды к ним в дом пришли большевики и стали требовать, чтобы Александр работал на них, но он ответил, что останется верным царю и Отечеству. Большевики пришли в ярость и расстреляли его прямо на глазах у родителей. А отца забрали - и все, больше они ничего о нем не слышали. Скорее всего, он был расстрелян, или, может быть, умер где-нибудь в ссылке...
В молитвенных собраниях в бабушкином доме принимала участие и моя вторая бабушка, Анна. Дедушка, ее муж, всю жизнь был псаломщиком в храме. У них была дочь Мария и трое сыновей, самым младшим был мой папа. Дедушка был репрессирован и оказался с большой семьей совершенно без денег, без всяких средств к существованию. Однажды он был вынужден поехать куда-то за продуктами, в дороге получил крупозное воспаление легких и очень быстро скончался. Папе моему было тогда шесть лет. Его мама впоследствии тоже приняла монашество.
Два папиных старших брата после смерти отца были вынуждены пойти работать. Они были совсем юные, и советская власть их так обработала, что на духовный путь они так и не встали. Оба погибли на войне. А вот сестра Мария смолоду приняла монашество и всю жизнь была псаломщицей в храме.
Мой папа, Геннадий Потепкин, прошел всю Отечественную войну, он был тогда совсем молоденьким, неженатым. Он даже имел награды, но никто на эти награды никогда не обращал внимания. Может, только в самые-самые последние годы официально его как-то поздравили пару раз. Хотя заслуги у него были очень даже большие! Папа имел очень тонкий слух и был разведчиком. Ценные сведения мог на огромном расстоянии слышать. Ему даже говорили, что, мол, военная карьера тебе обеспечена, только ты от религии отойди - и мы тебя продвинем. Но папа на это не согласился: он с детства был в храме, пел там, его всегда туда тянуло. Поэтому, проработав какое-то время инженером, папа решил принять священство. Мне было тогда лет пять-шесть.
Папа служил в Красноярске, в большом соборе. Он был Богородичный, но точного названия я не помню. Помню, что над входом в храм была икона, которую как ни закрашивали, как ни замазывали - она всегда проявлялась. Когда мы проезжали мимо этого храма, всегда смотрели на нее. Потом собор закрыли, оставили в городе две маленькие кладбищенские церквушки. Папа служил там, а потом мы переехали в Томск, и он стал служить в Петропавловском соборе.
Потом мои родители переехали из Сибири на Кавказ, и какое-то время мы жили там, знакомы были со старцами. Вы, наверное, слышали, что в Грузии жил схиархимандрит Виталий, потом о нем даже книжечка вышла с воспоминаниями его духовных чад. Я и сама к батюшке ездила...
На Кавказе папе в разных храмах служить приходилось. Какое-то время пришлось просто регентом работать - не было места священника. У него был очень хороший слух и голос, можно сказать, дар Божий.
В советское время, конечно, и нам, детям, пришлось в какой-то степени испытать притеснения. Особенно сильно - в Красноярске, в школе. Нас было у папы с мамой шесть человек, но мне и брату Саше досталось почему-то больше всех. Могли, например, в классе, при всех, поднять, начать позорить: вот, у нас, мол, такая-то ходит в церковь, какой стыд! Ну, естественно, и дети, с подачи учителей, тоже начинали нас "перевоспитывать". Кто ударит, кто еще какую-то пакость сделает. Меня попихой обзывали постоянно. А папа улыбался и говорил: "Ну, будешь, наверное, попадьей". Родители нас, естественно, предупреждали, что такие явления будут, и я достаточно осознанно все это воспринимала. И Господь миловал - никогда не хотелось родиться в другой семье, жить как-то по-другому.
Мои дети не так давно школу закончили, старший сейчас на четвертом курсе института, младший второй год учится. В школе они учились совсем в другое время. Многие учителя, наоборот, с пониманием, с уважением относились к тому, что папа у них священник. Батюшку даже вызывали освящать класс, в котором учился младший сын. И у одноклассников в целом нормальное к ним отношение было. Но некоторые почему-то все-таки относились к ним агрессивно, хотя, конечно, никто при этом не говорил, что им именно за веру достается. Особенно эта агрессия обострялась в Великий пост. Это было так заметно: какие-то гадости начинали строить, постоянно как-то терроризировать...
Молитвенная помощь родных, и живых, и усопших, очень ощущается. Особенно - молитва родителей. Папа у меня уже покойный, мама жива. Думаю, что без их помощи все было бы совсем по-другому.
В XX столетии было так много исповедников веры, что в истории почти каждой семьи есть теперь если не святые, то свои "местночтимые" подвижники. Об одной такой семье мне рассказала матушка Нина Дьяконова, регент хора петербургского храма Благовещения Пресвятой Богородицы на Васильевском острове.
- Моя бабушка по маминой линии прожила с дедушкой всю жизнь. У них был только один ребенок - моя мама. Больше детей бабушка иметь не могла, и по согласию с дедушкой еще в молодые годы приняла монашество. В миру бабушку звали Софией, в монашестве - схимонахиней Михаилой. Жили они недалеко от Красноярска, в Ачинске, там у них был свой дом. Жили в достатке, имели свое хозяйство, трудились... Но пришла советская власть, всех стали раскулачивать, под общую гребенку попали и дедушка с бабушкой. Оставшуюся жизнь они прожили довольно скромно, но никогда я не слышала, чтобы они с какой-то горечью вспоминали о том, как их всего лишили. Ну, лишили и лишили.
Жизнь они вели духовную, много молились, вычитывали монашеское правило. Сколько я помню - вся их жизнь в молитве проходила. Между молитвами что-то приготовят, сделают какие-то дела по дому, и опять: "Ой, надо уже читать!" С ними жила и сестра моего папы - монахиня Мария.
Под Красноярском находился женский Ново-Дивеевский монастырь. С сестрами этого монастыря у бабушки были очень близкие отношения. Особенно близка ей была матушка Антония, иконописец, много икон она написала и для нашей семьи. Когда монастырь закрыли, матушка Антония и сестры поздними вечерами часто собирались у бабушки с дедушкой. Они подолгу молились, а иногда, когда приходил батюшка, совершали богослужение. В городе был большой кафедральный собор, но он был захвачен обновленцами, и ни наша семья, ни сестры туда не ходили. Принимала бабушка у себя и епископов. Очень близок был нашей семье епископ Ачинский Антоний (Миловидов), он окормлял и нас, и сестер, которые после закрытия монастыря жили небольшой общинкой. Потом владыка Антоний умер в ссылке.Окормлял нашу семью и схиепископ Петр, прозорливый старец, сосланный в Сибирь. Он предсказал своим духовным детям, в том числе и моей маме, многие события их жизни. Его фамилия была Федосихин-Сурский, он был дворянского происхождения. Говорили, что одно время он был духовником царской семьи, но этого я с уверенностью сказать не могу. А крестил всех детей в нашей семье, в том числе и меня, иеромонах Феоктист. Бабушка часто вязала теплые вещи и носила их заключенным священникам, знакомым и незнакомым.
Помню рассказы бабушки о том, что у ее родителей было пять дочерей и сын Александр - самый младший в семье. Однажды к ним в дом пришли большевики и стали требовать, чтобы Александр работал на них, но он ответил, что останется верным царю и Отечеству. Большевики пришли в ярость и расстреляли его прямо на глазах у родителей. А отца забрали - и все, больше они ничего о нем не слышали. Скорее всего, он был расстрелян, или, может быть, умер где-нибудь в ссылке...
В молитвенных собраниях в бабушкином доме принимала участие и моя вторая бабушка, Анна. Дедушка, ее муж, всю жизнь был псаломщиком в храме. У них была дочь Мария и трое сыновей, самым младшим был мой папа. Дедушка был репрессирован и оказался с большой семьей совершенно без денег, без всяких средств к существованию. Однажды он был вынужден поехать куда-то за продуктами, в дороге получил крупозное воспаление легких и очень быстро скончался. Папе моему было тогда шесть лет. Его мама впоследствии тоже приняла монашество.
Два папиных старших брата после смерти отца были вынуждены пойти работать. Они были совсем юные, и советская власть их так обработала, что на духовный путь они так и не встали. Оба погибли на войне. А вот сестра Мария смолоду приняла монашество и всю жизнь была псаломщицей в храме.
Мой папа, Геннадий Потепкин, прошел всю Отечественную войну, он был тогда совсем молоденьким, неженатым. Он даже имел награды, но никто на эти награды никогда не обращал внимания. Может, только в самые-самые последние годы официально его как-то поздравили пару раз. Хотя заслуги у него были очень даже большие! Папа имел очень тонкий слух и был разведчиком. Ценные сведения мог на огромном расстоянии слышать. Ему даже говорили, что, мол, военная карьера тебе обеспечена, только ты от религии отойди - и мы тебя продвинем. Но папа на это не согласился: он с детства был в храме, пел там, его всегда туда тянуло. Поэтому, проработав какое-то время инженером, папа решил принять священство. Мне было тогда лет пять-шесть.
Папа служил в Красноярске, в большом соборе. Он был Богородичный, но точного названия я не помню. Помню, что над входом в храм была икона, которую как ни закрашивали, как ни замазывали - она всегда проявлялась. Когда мы проезжали мимо этого храма, всегда смотрели на нее. Потом собор закрыли, оставили в городе две маленькие кладбищенские церквушки. Папа служил там, а потом мы переехали в Томск, и он стал служить в Петропавловском соборе.Потом мои родители переехали из Сибири на Кавказ, и какое-то время мы жили там, знакомы были со старцами. Вы, наверное, слышали, что в Грузии жил схиархимандрит Виталий, потом о нем даже книжечка вышла с воспоминаниями его духовных чад. Я и сама к батюшке ездила...
На Кавказе папе в разных храмах служить приходилось. Какое-то время пришлось просто регентом работать - не было места священника. У него был очень хороший слух и голос, можно сказать, дар Божий.
В советское время, конечно, и нам, детям, пришлось в какой-то степени испытать притеснения. Особенно сильно - в Красноярске, в школе. Нас было у папы с мамой шесть человек, но мне и брату Саше досталось почему-то больше всех. Могли, например, в классе, при всех, поднять, начать позорить: вот, у нас, мол, такая-то ходит в церковь, какой стыд! Ну, естественно, и дети, с подачи учителей, тоже начинали нас "перевоспитывать". Кто ударит, кто еще какую-то пакость сделает. Меня попихой обзывали постоянно. А папа улыбался и говорил: "Ну, будешь, наверное, попадьей". Родители нас, естественно, предупреждали, что такие явления будут, и я достаточно осознанно все это воспринимала. И Господь миловал - никогда не хотелось родиться в другой семье, жить как-то по-другому.
Мои дети не так давно школу закончили, старший сейчас на четвертом курсе института, младший второй год учится. В школе они учились совсем в другое время. Многие учителя, наоборот, с пониманием, с уважением относились к тому, что папа у них священник. Батюшку даже вызывали освящать класс, в котором учился младший сын. И у одноклассников в целом нормальное к ним отношение было. Но некоторые почему-то все-таки относились к ним агрессивно, хотя, конечно, никто при этом не говорил, что им именно за веру достается. Особенно эта агрессия обострялась в Великий пост. Это было так заметно: какие-то гадости начинали строить, постоянно как-то терроризировать...
Молитвенная помощь родных, и живых, и усопших, очень ощущается. Особенно - молитва родителей. Папа у меня уже покойный, мама жива. Думаю, что без их помощи все было бы совсем по-другому.
