От редакции: В издательстве "Алгоритм" вышла книга генерала Альберта МАКАШОВА "Знамени и присяге не изменил". В день памяти трагических событий октября 1993 года издательство предложило нам опубликовать новые выдержки из книги, в которой автор вспоминает о том, что происходило в те дни в самом эпицентре событий. Прежде РЛ уже публиковала выдержки из воспоминаний генерала А.М.Макашова..
Ко мне приходили разные люди. Одни искренне хотели помочь. Требовали оружия. Другие пытались что-нибудь выведать. Эти работали, как правило, под видом корреспондентов. До того обнаглели, что даже липового удостоверения от редакции не позаботились получить. Мы беседовали. Вслух предупреждали, что такие-то лестничные переходы заминированы, на крыше и в подвале установлены растяжки и т.п. Действовало. Штурм переносился. К руководству приходили офицеры Генштаба, делились информацией. Некоторых я знал в лицо. Меня знали все. К Ачалову проскальзывали и в генеральских званиях, но без формы. Особенно увеличивался поток, когда чаша весов склонялась в нашу сторону. Увидев одного генерала, который рьяно осуждал меня в 91-м году и даже оформлял документы на мое увольнение из армии, я спросил у Ачалова: "А этому-то что надо здесь?" Ачалов, как истинный десантник, сплюнул и сказал: "Должность будущего советника просил"...
Было много и таких, кто регулярно появлялись у нас на балконе - говорили громко, складно, ни о чем. А ночевали дома. Интересно, как их пропускали к нам в крепость?
В первые дни осады Верховного Совета, когда телефонная связь еще была - звонок. Знакомый адмирал, спрашивает: "Ну, как вы там? Держитесь? А мы тут вывозим на БДК (большой десантный корабль) людей из Сухуми. Ну, вы там держитесь". Бросил я трубку. Он Шеварднадзе из Сухуми спасал...
Однажды привели ко мне представителя одного гордого племени. Он предлагал свою помощь, но взамен требовал гарантию свободы и независимости его народу. Я колебался до тех пор, пока не узнал, что их в Москве всего четверо, а за границей миллион. А свою фуражку я отдал казачьему сотнику, обещавшему привести в Дом Советов всю свою сотню, - как доказательство нашей с ним встречи. Ни фуражки, ни казаков я больше не видел, а на голову надел подаренный мне одним из защитников черный берет морского пехотинца.
В конце сентября, среди ночи, будит меня мой помощник, капитан III ранга Балтфлота Штукатуров Евгений.
- Альберт Михайлович, дело срочное. У нас один из охраны Ельцина.
- Ну, веди сюда.
Входит в форме спецназа человек. Рост ниже среднего. Пьяный настолько, что это заметно невооруженным взглядом.
- Генерал, охрана Ельцина готова защищать Кнс... Конституцию. Прикажи впустить через главный вход. Мы готовы перейти на твою сторону. Все с оружием. Представляешь, утром Борис Николаевич проснется, а охраны нет. Давай приказ!
Смотрю на него. Пьяный, точно. Взгляда не поднимает, глаза по углам блуждают. Дурак? Кто его знает... Провокация?
Начинаю разговор.
- А сколько Вас?
- Все...
- А сколько и где сейчас находитесь?
Он настолько пьян или притворяется? Или наркотики...
Продолжаю разговор, благодарю за службу. Предлагаю всех, кого он приведет, построить перед главным входом в 6.00 утра. Будет оркестр, женщины споют: "Вы - спасители России"... Неожиданно легко он соглашается. Его уводят. До сих пор ни слуху, ни духу.
Один из военачальников того времени прислал к руководству своего человека для торгов. Тот требовал не меньше министерского портфеля. Надо было соглашаться. Но депутаты поторопились и раздали должности раньше победы, а добровольно отдать свой будущий пост новому претенденту никто не пожелал, так что после длительных торгов военачальник отказался спасать Отечество от узурпатора Ельцина. Когда я узнал об этом, ругался страшно и заявил, что свой пост Первого заместителя министра обороны отдаю любому майору, который приведет к Дому свой батальон или полк с оружием и полевой кухней. Позже выяснилось, что я - не Первый заместитель, а просто заместитель. Таких можно назначать хоть десяток. Уж для кого руководство (Президент Руцкой, Председатель Хасбулатов) держало этот пост, не знаю. Да только выше того звания, что я получил - Защитника Конституции и России - все равно не найти.
Говорит мне Ачалов: "Альберт Михайлович, пришли ребята. Во, какие! Все в форме. Организация. Дисциплина. Ты их не трогай. Они подчинены мне".
В этот же день посыпались жалобы от рабочих, от студентов, от женщин. Баркашовцы избили в умывальнике якута. Ведут себя нагло, вызывающе. Пошел посмотреть, поговорил с Баркашовым. Человек двадцать пять, все в форме. Ощущение маскарада. Дисциплина жесткая. Держатся особняком, взгляд исподлобья, колючий. Поговорил с Баркашовым. Подготовка на уровне ШРМ (школа рабочей молодежи, вечерняя). В голове у них каша из "Майн кампф", христианства, восточных единоборств. Поскольку люди министра, предложил отдельное место. В спортзале. Потом на плане обороны отвел им место для защиты подвалов и всех коммуникаций. Интересно, что все назначенные съездом министры: Дунаев (МВД), Баранников (КГБ) потребовали по десятку баркашовцев для своей охраны, так и сидели они в приемной министров. Пользы никакой, а вреда морального - много. Ельцинские СМИ с удовольствием рифмовали "Баркашов" и "Макашов". Вероятнее всего, власть-то их и привела в Дом Советов. Они мне не были подчинены.
Главный враг у нас не инородцы Великой России (азербайджанцы, якуты, кавказцы) а те, у кого есть свое государство, те, кто грабит все народы России, вывозит капитал, презирает русскую, советскую культуру, издевается над нашей историей. "Вождь" скинхедов Александр Иванов, бывший полурежиссер, в газете "Я - русский" открыто пишет: "Сегодня нам нужно дружить с евреями, бороться против таджиков, азербайджанцев...". Так это стратегия иудаизма. Кусать всех, а их не трогать. Неужели не понятно?
В один из дней предложил Баркашову проверить его участок обороны. С внутреннего двора с помощью коменданта здания (начальник гражданской обороны) спустились через калитку в решетке из металла в подвал. Света нет. Идем с двумя фонарями, держась вдоль стены. Размеры - автобус может проехать. Вдруг слышим громкий храп. Один из помощников Баркашова шепчет: "Здесь где-то наш пост". Положение неприятное. Если это часовой спит, то он с оружием. А если в темноте всех перестреляет с испуга? Выключаем фонари, на цыпочках пробираемся до источника звука, включаем. На деревянных нарах в форме Штирлица - храпит. Автомат, слава Богу, на других нарах. Баркашов оставляет помощника разбираться со своим кадром. Мы идем дальше. Сухо. Есть какое-то движение воздуха. Звук поездов. Комендант гражданской обороны шепчет: "Станция метро "Киевская". В свете фонаря виден поворотный круг стены. Вывод: есть путь для отхода, есть путь и для прохода ельцинских сил в здание. Решение: выставить усиленный пост с пулеметом. И не спать. Баркашов извиняется.
Допрашиваю коменданта ГО. Звание - подполковник. Рост - полтора метра. Чернявый, типичный хасид. С перепуга дрожит и заикается. Но осмеливается: "Кто будет платить за противогазы, розданные защитникам, за ковровые дорожки?" Отвечаю: "Советская власть. После победы".
Интересно, как они все находят для себя такие должности и место службы: завхоз, продюсер, комендант, конферансье, банкир, диктор?
Господи, неужели ты выбрал себе такой народец в наказание нам?
Ачалова, как единственного в русской истории Министра обороны, избранного непосредственно Съездом, на людях подчеркнуто звал "Товарищ министр". В своем осажденном гарнизоне старался поддерживать порядок. Команда "Союза офицеров" была управляема. Баркашовцы находились под землей и в приемных. Полк добровольцев курировал генерал-лейтенант Калинин Ю.Н. Около меня всегда под рукой был десяток. Охрана Президента и Председателя Верховного Совета, как и баркашовцы, мне подчинена не была. О группе "Север" до сих пор знаю мало. В Останкино они мне не подчинялись. Говорили: "Мы группа рабочих". Непосредственно со мной было пять человек.
Один мой близкий знакомый, старый генерал, однажды сказал мне: "Нам надо уходить. Ты не на своей должности. Ты здесь как начальник караула"... Я отвечал, не рисуясь, что готов работать дворником, лишь бы чистоту в государстве навести. Я не мог не прийти сюда так же, как и не мог уйти отсюда, не выполнив до конца воинскую присягу.
Ко мне приходили разные люди. Одни искренне хотели помочь. Требовали оружия. Другие пытались что-нибудь выведать. Эти работали, как правило, под видом корреспондентов. До того обнаглели, что даже липового удостоверения от редакции не позаботились получить. Мы беседовали. Вслух предупреждали, что такие-то лестничные переходы заминированы, на крыше и в подвале установлены растяжки и т.п. Действовало. Штурм переносился. К руководству приходили офицеры Генштаба, делились информацией. Некоторых я знал в лицо. Меня знали все. К Ачалову проскальзывали и в генеральских званиях, но без формы. Особенно увеличивался поток, когда чаша весов склонялась в нашу сторону. Увидев одного генерала, который рьяно осуждал меня в 91-м году и даже оформлял документы на мое увольнение из армии, я спросил у Ачалова: "А этому-то что надо здесь?" Ачалов, как истинный десантник, сплюнул и сказал: "Должность будущего советника просил"...
Было много и таких, кто регулярно появлялись у нас на балконе - говорили громко, складно, ни о чем. А ночевали дома. Интересно, как их пропускали к нам в крепость?
В первые дни осады Верховного Совета, когда телефонная связь еще была - звонок. Знакомый адмирал, спрашивает: "Ну, как вы там? Держитесь? А мы тут вывозим на БДК (большой десантный корабль) людей из Сухуми. Ну, вы там держитесь". Бросил я трубку. Он Шеварднадзе из Сухуми спасал...
Однажды привели ко мне представителя одного гордого племени. Он предлагал свою помощь, но взамен требовал гарантию свободы и независимости его народу. Я колебался до тех пор, пока не узнал, что их в Москве всего четверо, а за границей миллион. А свою фуражку я отдал казачьему сотнику, обещавшему привести в Дом Советов всю свою сотню, - как доказательство нашей с ним встречи. Ни фуражки, ни казаков я больше не видел, а на голову надел подаренный мне одним из защитников черный берет морского пехотинца.
В конце сентября, среди ночи, будит меня мой помощник, капитан III ранга Балтфлота Штукатуров Евгений.
- Альберт Михайлович, дело срочное. У нас один из охраны Ельцина.
- Ну, веди сюда.
Входит в форме спецназа человек. Рост ниже среднего. Пьяный настолько, что это заметно невооруженным взглядом.
- Генерал, охрана Ельцина готова защищать Кнс... Конституцию. Прикажи впустить через главный вход. Мы готовы перейти на твою сторону. Все с оружием. Представляешь, утром Борис Николаевич проснется, а охраны нет. Давай приказ!
Смотрю на него. Пьяный, точно. Взгляда не поднимает, глаза по углам блуждают. Дурак? Кто его знает... Провокация?
Начинаю разговор.
- А сколько Вас?
- Все...
- А сколько и где сейчас находитесь?
Он настолько пьян или притворяется? Или наркотики...
Продолжаю разговор, благодарю за службу. Предлагаю всех, кого он приведет, построить перед главным входом в 6.00 утра. Будет оркестр, женщины споют: "Вы - спасители России"... Неожиданно легко он соглашается. Его уводят. До сих пор ни слуху, ни духу.
Один из военачальников того времени прислал к руководству своего человека для торгов. Тот требовал не меньше министерского портфеля. Надо было соглашаться. Но депутаты поторопились и раздали должности раньше победы, а добровольно отдать свой будущий пост новому претенденту никто не пожелал, так что после длительных торгов военачальник отказался спасать Отечество от узурпатора Ельцина. Когда я узнал об этом, ругался страшно и заявил, что свой пост Первого заместителя министра обороны отдаю любому майору, который приведет к Дому свой батальон или полк с оружием и полевой кухней. Позже выяснилось, что я - не Первый заместитель, а просто заместитель. Таких можно назначать хоть десяток. Уж для кого руководство (Президент Руцкой, Председатель Хасбулатов) держало этот пост, не знаю. Да только выше того звания, что я получил - Защитника Конституции и России - все равно не найти.
* * *
Говорит мне Ачалов: "Альберт Михайлович, пришли ребята. Во, какие! Все в форме. Организация. Дисциплина. Ты их не трогай. Они подчинены мне".
В этот же день посыпались жалобы от рабочих, от студентов, от женщин. Баркашовцы избили в умывальнике якута. Ведут себя нагло, вызывающе. Пошел посмотреть, поговорил с Баркашовым. Человек двадцать пять, все в форме. Ощущение маскарада. Дисциплина жесткая. Держатся особняком, взгляд исподлобья, колючий. Поговорил с Баркашовым. Подготовка на уровне ШРМ (школа рабочей молодежи, вечерняя). В голове у них каша из "Майн кампф", христианства, восточных единоборств. Поскольку люди министра, предложил отдельное место. В спортзале. Потом на плане обороны отвел им место для защиты подвалов и всех коммуникаций. Интересно, что все назначенные съездом министры: Дунаев (МВД), Баранников (КГБ) потребовали по десятку баркашовцев для своей охраны, так и сидели они в приемной министров. Пользы никакой, а вреда морального - много. Ельцинские СМИ с удовольствием рифмовали "Баркашов" и "Макашов". Вероятнее всего, власть-то их и привела в Дом Советов. Они мне не были подчинены.
Главный враг у нас не инородцы Великой России (азербайджанцы, якуты, кавказцы) а те, у кого есть свое государство, те, кто грабит все народы России, вывозит капитал, презирает русскую, советскую культуру, издевается над нашей историей. "Вождь" скинхедов Александр Иванов, бывший полурежиссер, в газете "Я - русский" открыто пишет: "Сегодня нам нужно дружить с евреями, бороться против таджиков, азербайджанцев...". Так это стратегия иудаизма. Кусать всех, а их не трогать. Неужели не понятно?
* * *
В один из дней предложил Баркашову проверить его участок обороны. С внутреннего двора с помощью коменданта здания (начальник гражданской обороны) спустились через калитку в решетке из металла в подвал. Света нет. Идем с двумя фонарями, держась вдоль стены. Размеры - автобус может проехать. Вдруг слышим громкий храп. Один из помощников Баркашова шепчет: "Здесь где-то наш пост". Положение неприятное. Если это часовой спит, то он с оружием. А если в темноте всех перестреляет с испуга? Выключаем фонари, на цыпочках пробираемся до источника звука, включаем. На деревянных нарах в форме Штирлица - храпит. Автомат, слава Богу, на других нарах. Баркашов оставляет помощника разбираться со своим кадром. Мы идем дальше. Сухо. Есть какое-то движение воздуха. Звук поездов. Комендант гражданской обороны шепчет: "Станция метро "Киевская". В свете фонаря виден поворотный круг стены. Вывод: есть путь для отхода, есть путь и для прохода ельцинских сил в здание. Решение: выставить усиленный пост с пулеметом. И не спать. Баркашов извиняется.
Допрашиваю коменданта ГО. Звание - подполковник. Рост - полтора метра. Чернявый, типичный хасид. С перепуга дрожит и заикается. Но осмеливается: "Кто будет платить за противогазы, розданные защитникам, за ковровые дорожки?" Отвечаю: "Советская власть. После победы".
Интересно, как они все находят для себя такие должности и место службы: завхоз, продюсер, комендант, конферансье, банкир, диктор?
Господи, неужели ты выбрал себе такой народец в наказание нам?
* * *
Ачалова, как единственного в русской истории Министра обороны, избранного непосредственно Съездом, на людях подчеркнуто звал "Товарищ министр". В своем осажденном гарнизоне старался поддерживать порядок. Команда "Союза офицеров" была управляема. Баркашовцы находились под землей и в приемных. Полк добровольцев курировал генерал-лейтенант Калинин Ю.Н. Около меня всегда под рукой был десяток. Охрана Президента и Председателя Верховного Совета, как и баркашовцы, мне подчинена не была. О группе "Север" до сих пор знаю мало. В Останкино они мне не подчинялись. Говорили: "Мы группа рабочих". Непосредственно со мной было пять человек.
Один мой близкий знакомый, старый генерал, однажды сказал мне: "Нам надо уходить. Ты не на своей должности. Ты здесь как начальник караула"... Я отвечал, не рисуясь, что готов работать дворником, лишь бы чистоту в государстве навести. Я не мог не прийти сюда так же, как и не мог уйти отсюда, не выполнив до конца воинскую присягу.
