https://uk.m.wikipedia.org/wiki/Файл:Kievan_Synopsis.jpg
XIX век занимает особое место в истории угорских русинов, входивших в то время в состав Венгерского королевства и проживавших к югу от Карпатского хребта. Именно в это время среди карпатских русинов появляется плеяда самобытных мыслителей и национальных деятелей, творческое наследие которых заложило фундамент формирующегося русинского национального самосознания и национальной идеологии, в значительной степени предопределив направление последующего развития русинского народа.
Будучи составной частью восточнославянского культурно-языкового пространства, карпатские русины никогда не имели собственной устойчивой государственности и традиции пребывания в составе восточнославянских государственных образований и уже на заре своей политической истории оказались в составе Польши и Венгерского королевства, образовавшегося после прихода кочевых мадьярских племен на Паннонскую равнину в конце IX века. Географическая изоляция русинов от своих восточнославянских соплеменников (труднопреодолимый в эпоху средневековья Карпатский хребет) дополнилась политической. Подобная изолированность в сочетании с жесткой ассимиляционной политикой польских, австрийских и венгерских властей, которая усилилась после Брестской (1596 г.) и Ужгородской (1646 г.) церковных уний, постепенно сформировали у русинов потребность в мощном славянском покровителе-единоверце, что стало одной из традиционных особенностей русинского менталитета. С формированием славянского самосознания у русинов роль духовного покровителя в их глазах естественным образом приобретает Россия, единственное к началу XIX века мощное и независимое славянское государство.
Глубокое и убежденное русофильство было характерно уже для первых поколений русинской интеллигенции, положивших начало русинскому национальному возрождению. Основой этого русофильства стала идея о существовании триединого русского народа от Карпатских гор до Тихого океана в составе великороссов, малороссов и белорусов, одной из ветвей которого являлись карпатские русины. Появление этой теории среди русинских будителей было закономерно, поскольку сказалась как близость языков, так и схожесть этнонимов, которая указывала на общие корни, уходящие во времена Киевской Руси. Кроме того, большое значение имело и конфессиональное родство – греко-католическое духовенство русинов испытывало нараставшую дискриминацию со стороны господствовавшей в Венгрии римско-католической церкви и всегда помнило об изначально православном прошлом своих прихожан, тем более, что языком богослужений продолжал оставаться церковнославянский язык.
Большую роль в развитии образования и подъеме культурного уровня греко-католического русинского духовенства в конце XVIII – начале XIX вв. сыграл Мукачевский греко-католический епископ А. Бачинский, поклонник русской культуры и русского языка, многогранная просветительская деятельность которого подготовила почву для появления целой плеяды самобытных русинских мыслителей и общественных деятелей. В 1799-1805 гг. И. Базилович издал свой фундаментальный труд «Короткое описание основания Василианского монастыря в Мукачево Федором Корятовичем, князем Мукачево», который положил начало русинской историографии. В 1830 г. М. Лучкай на основе церковнославянской грамматики написал грамматику славяно-рутенского языка, получившую широкое признание среди филологов-славистов того времени. В 1843 г. М. Лучкай завершил свое шеститомное исследование «История карпатских русинов». Несмотря на то, что вплоть до конца ХХ века этот капитальный труд не был издан и существовал лишь в форме рукописи, его содержание было хорошо известно последующим поколениям карпато-русской интеллигенции, оказав большое влияние на формирование национального самосознания русинов в XIX веке.
В начале XIX в., когда в России в связи с открытием большого количества новых учебных заведений обнаружился острый недостаток профессорско-преподавательских кадров, многие представители русинской интеллигенции переселились в Российскую империю и успешно там работали, сыграв колоссальную роль в развитии российской науки и просвещения.[1]
Огромный вклад в становление русского образования, науки и культуры внесли русины по происхождению И. Орлай, бывший директором гимназии Безбородько в Нежине и лицея Ришелье в Одессе; М. Балудянский, ставший первым ректором Санкт-Петербургского университета; П. Лодий, возглавлявший философский факультет Санкт-Петербургского университета; а также один из основателей русского славяноведения известный историк-славист Ю. Венелин (Гуца), именем которого названа одна из улиц в Софии. Все они были убежденными сторонниками восточнославянского и общерусского единства. Так, И. Орлай, который первым попал в Российскую империю, сделал здесь успешную карьеру и был инициатором приглашения в Россию карпато-русских профессоров, подав соответствующую записку царскому правительству в 1803 г., считал, что все восточнославянские народы, включая карпатских русинов, являются частью единого русского народа.
«Орлай, Балудянский, Лодий и Венелин не только двигали вперед русскую науку и просвещение, но и являлись живым звеном, соединявшим Угорскую Русь с Россией. Они представляли собой как бы наглядное подтверждение того положения, что… забытая и забитая Угорская Русь, – при благоприятных условиях, может сделать вклад даже в такую сравнительно богатую сокровищницу, какую представляет собой общерусская… культура, – писал Ф.Ф. Аристов. – Все они стояли за национально-культурное единство русского народа от Карпат до Камчатки, а Ю.И. Венелин, как славист, возвышался мыслью до сознания о духовном единстве всего славянства. Наконец, надо иметь в виду личное влияние Орлая, Балудянского, Лодия и Венелина, которое они оказывали посредством устных бесед, советов и указаний на целый ряд деятелей России, начиная с высших правительственных кругов и кончая многими русскими учеными, писателями и журналистами».[2]
Первоначально идея общерусского единства была четко сформулирована и обоснована малорусскими мыслителями и общественными деятелями. Опубликованный в 1674 г. в Киеве архимандритом Киево-Печерского монастыря Иннокентием Гизелем «Синопсис» провозглашал историческое и государственно-правовое единство Великой и Малой Руси, единство всех ветвей русского народа и единую государственную традицию Древней Руси. Именно киевский «Синопсис» 1674 г. вплоть до второй половины XVIII в. являлся единственным пособием по истории России, оказав огромное концептуальное влияние на становление традиционной русской историографии. Взгляд «Синопсиса» на единство Великой и Малой Руси нашел свое отражение во всех основополагающих обзорных трудах по истории России от Карамзина до Соловьева и Ключевского.[3] По справедливому замечанию А. Миллера, «культура, которую мы знаем сегодня как русскую, была создана в XVIII и в первой половине XIX в. совместными усилиями русской и украинской элит, если вообще возможно применение этих терминов более позднего происхождения к тому времени; или же, что более правильно, усилиями великорусской и малорусской элит. Именно с этим общим наследием и пришлось позднее бороться украинским националистам, включая М. Грушевского, который затратил много усилий на критику «традиционной схемы русской истории», возникшей в Киеве».[4]
К этому стоит добавить, что в концептуальную разработку «традиционной схемы русской истории», которой впоследствии объявили беспощадную войну украинские историки, внесли огромный вклад и карпато-русские ученые, оказавшие значительное воздействие и на русскую общественную мысль в целом. Так, историк Ю. Венелин (Гуца), стоявший «у колыбели русской славистики, оказал серьезное влияние не только на ход развития славистики в России, но и на отдельных ученых и писателей, в том числе на М.П. Погодина, К.С. Аксакова, А.С. Хомякова, О.М. Бодянского и др.».[5] Стоит отметить, что Венелин был некоторое время учителем в семье Аксаковых, существенно повлияв на становление славянофильских взглядов братьев Аксаковых.
Известные русинские будители XIX в. развивали теорию принадлежности русинов к единому русскому племени. Самым видным представителем русинского возрождения XIX в. был греко-католический священник, литератор и общественный деятель Александр Духнович, который надолго определил вектор национального развития карпатских русинов и заложил фундамент русинской литературной традиции.
Во время учебы в ужгородской гимназии Духнович, «чтобы избежать насмешек со стороны товарищей…, с удвоенной энергией принялся за изучение мадьярского языка и в короткое время настолько его усвоил, что мог уже совершенно свободно говорить по-мадьярски. Но одновременно с употреблением чужого языка А.В. Духнович начал забывать свой родной язык и, в конце концов, едва совсем не омадьярился. От национальной гибели его спасло услышанное впервые от деда семейное предание о древнерусском происхождении их рода».[6] Ранняя биография Духновича может служить символом нелегкого положения всей карпато-русской интеллигенции, которая, получая образование исключительно на венгерском языке и находясь в окружении доминирующей венгерской «высокой культуры», была вынуждена затрачивать колоссальные усилия не только на развитие культуры своего народа, но и на сохранение собственной этноязыковой принадлежности.
А. Духнович был создателем учения о высоком и низком стилях в литературе. К первому Духнович относил современный ему русский литературный язык, убеждённым пропагандистом которого он выступал, ко второму – местные народные диалекты. Использование Духновичем двух стилей в своей литературной деятельности принципиальным образом отличалось от практики других славянских деятелей, в частности, от практики его современников и коллег, словацких национальных будителей, которые создавали единый словацкий литературный язык на основе наиболее распространенного в Словакии диалекта.
Уникальность богатого творческого наследия Духновича состоит в том, что оно явилось объединяющим началом для всей русинской интеллигенции, предоставив возможность отыскать нужные аргументы в свою пользу представителям разных культурных ориентаций среди карпатских русинов – как традиционным русофилам, так и появившимся позднее украинофилам и сторонникам идеи существования отдельного русинского народа. Духнович «дал угрорусскому народу первый букварь, молитвенник, календарь, учебники, альманахи – на родном языке. Уважая народную речь, он дал образцы перехода от просторечия к письменному языку, без которого не может развиваться школа и литература».[7] Анализ деятельности Духновича позволил американскому слависту Е. Русинко сделать вывод о том, что «русинское возрождение середины XIX в. было по своей сути не сепаратистским, а глобальным, основываясь не на конфронтации, а на коммуникации…»[8]
Стремясь привить карпато-русским народным массам «правильный», но не совсем понятный для них русский литературный язык, Духнович писал свои произведения так называемым «язычием», т.е. смесью церковнославянского и русского литературного языков со значительной долей местных диалектизмов. По сути, этот культурно-лингвистический эксперимент, направленный на распространение среди русинов русской «высокой культуры», которую русинские будители считали своей и которую, по их мнению, нужно было просто «освоить», был попыткой начать реализацию на практике идеи о принадлежности русинов к единому русскому народу. Именно эту цель преследовали многочисленные школьные учебники и пособия, написанные Духновичем. В этом же направлении работало и основанное Духновичем в 1850 г. Прешовское литературное общество, занимавшееся активной издательской деятельностью для русинов. Духнович был автором краткой грамматики русского языка, опубликованной в 1853 г. под названием «Сокращенная грамматика письменного русского языка». Целью этого издания была популяризация русского литературного языка среди русинов.
Будучи убеждённым сторонником общерусского литературного языка для всех восточных славян, Духнович вместе с тем выступал за использование в литературном процессе богатого наследия церковнославянского языка. В то же время, в своих произведениях, предназначенных для широких народных масс, как, например, в популярной пьесе «Добродетель превышает богатство», изданной в 1850 г., Духнович широко прибегал к использованию местных диалектов, хотя идеалом для него всегда оставался русский литературный язык. «Кто из немцев, французов или англичан пишет так же, как говорит простолюдин? Никто! – обосновывал свою позицию Духнович. – Мы должны освободиться от ошибок крестьянских вульгаризмов и не опускаться в трясину крестьянской фразеологии».[9]
По справедливому мнению русинского литератора П. Федора, Духнович указал путь развития общерусского литературного языка на Подкарпатье и, основываясь на общерусской грамматике, пользовался местным словарем, чтобы постепенно приучить народ к общерусскому литературному языку.[10] Значение деятельности Духновича Ф.Ф. Аристов усматривал прежде всего в том, что если до него в литературе использовались церковнославянский, латинский и мадьярский языки, то Духнович «первый начал писать по-русски: сперва на местном наречии, а затем и на общерусском языке. …Если Подкарпатская Русь (в противоположность Галичине и Буковине) вплоть до конца мировой войны не знала национального раскола и всегда отстаивала общерусское культурное единство, то этим она в значительной степени обязана плодотворной деятельности Александра Васильевича Духновича».[11]
Авторитет Духновича и его произведений был настолько велик, что они стали краеугольным камнем формирующейся русинской национальной идеологии, а стихотворение Духновича «Я русин был, есмь и буду, Я родился русином…» было положено на музыку и стало национальным кредо русинов. Духновичу также традиционно приписывается и текст гимна карпатских русинов, начинающийся словами «Подкарпатские русины, оставьте глубокий сон…», хотя многие ученые выражают скептицизм по этому поводу. В целом современные исследователи не склонны переоценивать литературную значимость произведений Духновича, констатируя, что «поскольку его труды были прежде всего направлены на просвещение и образование широких масс, они имеют ценность только в контексте русинского национального возрождения».[12]
«Я русин был, есмь и буду!» – это то решающее слово, которое изрекла на уста …А. Духновича до дна души израненная Подкарпатская Русь в XIX столетии в свою защиту от мадьяризации тогдашнего режима, – писал один из русинских религиозных деятелей в сборнике, посвященном 120-летнему юбилею самого известного русинского будителя. – Александр Духнович вложил в письменность Подкарпатской Руси народную идею, народную душу. Он положил широкую основу руськой письменности своей педагогической, поэтической и драматургической деятельностью».[13] По мнению словацкого исследователя Л. Гараксима, ориентация русинов на русскую культуру и принятие ими русского литературного языка, персонифицированные в личности Духновича, было совершенно естественным явлением в силу «локального характера и неразвитости» украинского языка в XIX веке.[14]
Примечательно, что зачаточные проявления украинской национально-культурной активности в Галиции в 1860-е годы встретили резко негативное отношение Духновича, который, отрицая существование отдельного украинского народа, особенно резко критиковал попытки галицких украинофилов создать отдельный от русского украинский литературный язык.
В своем письме в редакцию пражского журнала «Словенин» в 1862 г. А. Духнович весьма пессимистично отзывался об исторической судьбе и перспективах русинского народа: «Некогда самостоятельный, по горам карпатским в Венгрии живший и …еще промыслом Божиим существующий народ русский, тиском соседних племен уничтожен, да и самого человечья права лишен. …Оставило нас высшее сословие, слава прадедов наших перешла в чужие страны, и мы сей час остались без руководителей, лишены судьбе и бедности, и уже слава наша безнадежна лежит в темных могилах…»[15]
***
Идеи А. Духновича были продолжены последующими поколениями русинской интеллигенции, выступавшей за культурное объединение восточных славян на основе принятия единого русского литературного языка. Деятели русинского национального возрождения XIX в. активно использовали русский литературный язык и ориентацию на русскую культуру как эффективное средство противостояния мадьяризации и сохранения национального самосознания. «Наша Угорская Русь, – говорил священник И. Раковский, один из самых известных русинских культурных деятелей середины XIX века, – никогда ни на минуту не колебалась заявить свое сочувствие к литературному единению с прочею Русью. У нас …никогда и вопроса не было по части образования какого-нибудь отдельного литературного языка. Сия мысль столь овладела нашими писателями, что они были постоянными подвижниками великой идеи о всеславянском литературном соединении».[16]
Идеи и творческое наследие Духновича оказали большое влияние и на интеллигенцию русинов-лемков в Западной Галиции. Большую роль в пробуждении национального самосознания русинов-лемков сыграло творчество крупнейшего лемковского литератора второй половины XIX века В. Хиляка, который писал свои произведения, публиковавшиеся в галицкой русофильской прессе и в российских журналах, на местной разновидности «язычия».
Русофильская традиция, заложенная творческим наследием русинских будителей XIX века, стала фундаментом национальной идентичности карпатских русинов и важным идеологическим обоснованием их борьбы за национальную самобытность в крайне неблагоприятных политических и социально-экономических условиях. «Наш русский народ, окруженный чужими, большей частью враждебно относящимися к нему народами, жил здесь, у подножия Карпат, в продолжении веков… русской культурой и христианской верой, поддерживаемый непоколебимой верой в лучшее будущее, ожидаемое им с Востока, от его брата, Русского великана, – говорилось в меморандуме депутации крестьянского сословия Карпатской Руси, направленном президенту Масарику 10 февраля 1920 г. – Наш народ не переставал надеяться, что рано или поздно он непременно должен слиться хотя бы только культурно со своим могучим братом, родным ему по языку и вере. Эта чистосердечная мысль культурного единства с великим русским народом спасала нас до начала всемирной войны от полного народного ослабления…»[17]
ЛИТЕРАТУРА
Аристов Ф.Ф. Литературное развитие Подкарпатской (Угорской) Руси. Москва. 1995.
Аристов Ф.Ф. Карпато-русские писатели. Александр Васильевич Духнович. Ужгород. 1929.
Байцура Т. Закарпатоукраинская интеллигенция в России в первой половине XIX века. Словацьке педагогiчне видавництво в Братiславi. 1971.
Др. Нярадiй. Д. О. Александръ Духновичъ // В память Александра Духновича 1803-1923. Ужгород. 1923.
Избранные сочинения Александра В. Духновича. Унгваръ-Ужгородъ. 1941.
Федор П. Очерки карпаторусской литературы. Ужгород. 1929.
Францев В.А. К вопросу о литературном языке Подкарпатской Руси. Ужгород. 1924.
Archiv Ústavu T.G. Masaryka (AÚTGM), fond T.G. Masaryk. Podkarpatská Rus 1920, krabice 400. Меморандум, преподнесенный депутацией крестьянского сословия автономной Карпатской Руси.
Encyclopedia of Rusyn History and Culture. Revised and Expanded Edition. Edited by Paul Robert Magocsi and Ivan Pop. University of Toronto Press, 2005.
Haraksim L. Z dejin ukrajincov na vychodnom Slovensku. Martin. 1957.
Rusinko E. Straddling borders. Literature and Identity in Subcarpathian Rus’. University of Toronto Press. 2003. P.
Magocsi P.R. The Shaping of a National Identity. Subcarpathian Rus’, 1848-1948. Harvard University Press, 1978. Miller A. The Ukrainian Question. The Russian Empire and Nationalism in the Nineteenth Century. Central European University Press, Budapest – New York. 2003.
[1] См. Байцура Т. Закарпатоукраинская интеллигенция в России в первой половине XIX века. Словацьке педагогiчне видавництво в Братiславi. 1971. С. 21.
[2] Аристов Ф.Ф. Литературное развитие Подкарпатской (Угорской) Руси. Москва. 1995. С. 16.
[3] См. Miller A. The Ukrainian Question. The Russian Empire and Nationalism in the Nineteenth Century. Central European University Press, Budapest – New York. 2003. P. 22.
[4] Ibidem.
[5] Байцура Т. Закарпатоукраинская интеллигенция в России в первой половине XIX века. С. 168.
[6] Аристов Ф.Ф. Карпато-русские писатели. Александр Васильевич Духнович. Ужгород. 1929. С. 4.
[7] Избранные сочинения Александра В. Духновича. Унгваръ-Ужгородъ. 1941. С. 9.
[8] Rusinko E. Straddling borders. Literature and Identity in Subcarpathian Rus’. University of Toronto Press. 2003. P. 17.
[9] Цит. по: Magocsi P.R. The Shaping of a National Identity… P. 50.
[10] См. Федор П. Очерки карпаторусской литературы. Ужгород. 1929.
[11] Аристов Ф.Ф. Карпато-русские писатели. Александр Васильевич Духнович. С. 24.
[12] Encyclopedia of Rusyn History and Culture. Revised and Expanded Edition. Edited by Paul Robert Magocsi and Ivan Pop. P. 101.
[13] Др. Нярадiй. Д. О. Александръ Духновичъ // В память Александра Духновича 1803-1923. Ужгород. 1923. С. 9-11.
[14] Haraksim L. Z dejin ukrajincov na vychodnom Slovensku. Martin. 1957. S. 20.
[15] Цит. по: Францев В.А. К вопросу о литературном языке Подкарпатской Руси. Ужгород. 1924. С. 7.
[16] Там же. С. 3.
[17] Archiv Ústavu T.G. Masaryka (AÚTGM), fond T.G. Masaryk. Podkarpatská Rus 1920, krabice 400. Меморандум, преподнесенный депутацией крестьянского сословия автономной Карпатской Руси.
