После ухода из земной жизни этого человека казалось, что в мире похолодало и краски мироздания померкли. Это был особенный человек – типаж инока времен прп. Сергия. Достаточно было увидеть его один раз, чтобы убедиться, что это был человек твердой веры, глубокого благочестия, большой молитвенник.
Старообрядческий священник Валерий Шабашов рассказывал, как однажды во время его приезда на Рогожское, на праздник Святых Жен-мироносиц (в этот день старообрядцы отмечают очередную годовщину распечатывания алтарей) ему не досталось места для ночлега. Митрополит Алимпий предложил ему свою койку, а сам в течение ночи, накануне Литургии, бодрствовал. О. Валерий периодически просыпался, наблюдая одну и ту же картину – стоящего на молитвенной страже Алимпия, совершающего при этом множество поясных и земных поклонов. Я тогда подумал: в течение ряда лет, посещая врачей, слышал от них одно и то же: вес не снижается, диабет развивается. Хотя я не ем мяса, стараюсь строго соблюдать посты. А что было бы, если бы на месяц я попал бы под опеку этого владыки и приобщился бы к его строгому аскетическому подвигу?
Писатель Александр Нежный говорил, что тепло становится на душе от сознания того, что есть такое место в Москве – келья старообрядческого митрополита Алимпия, где горит лампада непрестанной молитвы за весь мир. Митрополит Алимпий, еще будучи безбрачным диаконом, неопустительно исполнял иноческое правило. Он не делал себе послабления, даже когда болел – в этом случае он как бы отодвигал болезнь и обязательно молился. Он принципиально не принимал никаких таблеток, надеясь на помощь Свыше. Никогда не был ни на каких курортах и санаториях – только на пару недель, и то не каждый год, выезжал на свою малую родину, Нижегородчину, где просто ходил по лесу, собирал грибы и ягоды и, очевидно, молился. Любил также подолгу смотреть на волжские просторы. Служа диаконом в Успенском храме Нижнего Новгорода, он 18 лет жил в помещении под колокольней в фактическом затворе. Мне довелось побывать там – казалось, что стены пропитаны молитвой. В молодости он работал бакенщиком на Волге и в пожарной охране. В армию, как не состоявшего в комсомоле, его забрали в стройбат Морского Флота. Служил 4 года. Освободившись от физзарядки, молился на чердаке, а также, когда позволяла служба, на берегу залива. Архиепископом он был избран в тяжелое для старообрядчества время, когда оставалось в живых только три престарелых архиерея. После интронизации Алимпия на архиепископский престол, через месяц умирает архиепископ Никодим, а еще через два месяца местоблюститель архиепископского престола Анастасий.
Когда во главе Старообрядческой Церкви стал владыка Алимпий, я был иеродиаконом в Даниловом монастыре. Присутствовал на его интронизации. Обратил внимание на сильные переживания владыки в связи с огромной ответственностью, свалившейся на его плечи. Когда он, в сопровождении духовенства, шел из собора в резиденцию, я поздравил его с избранием и пожелал помощи Божией. С любопытством выслушали меня тогда и он, и его сопровождавшие. В лице митрополита Алимпия я встретил потрясающий тип инока, облеченного высоким саном и сохранившим верность аскетическому призванию.
За 17 лет своего служения владыка Алимпий (митрополитом он стал в год 1000-летия Крещения Руси) рукоположил более 50 священников и диаконов, открыто было около 100 церквей. Вспоминаю, как я сопровождал на Рогожское митрополита Минского Филарета (Вахромеева). Целью визита было приглашение митрополиту Алимпию принять участие в торжествах по случаю 1000-летия Крещения Руси. Владыка Алимпий угощал нас тогда свежими молочными продуктами, привезенными ему с его малой родины. Для митрополита Филарета было необычно видеть, как Алимпий истово крестится и широким крестом с резким размахом благословляет. Казалось, что злые невидимые существа просто разметает в стороны от таких энергичных жестов.
Скончался владыка Алимпий после третьего инфаркта на 75 году жизни. Последними его словами были: «Ухожу. Все, теперь молитесь без меня». Общаясь с этим удивительным человеком, я себя чувствовал духовным младенцем, мысленно бросал к его стопам все свои знания, награды и грамоты. Книжники, или как их иногда ласково называют «книжные черви» (к ним в какой-то степени я отношу себя) склоняли свою горделивую выю перед этим детски простым, высокодуховным мужем.
Из дневника настоятеля: Беседа со старообрядческим архиепископом Алимпием. Рогожское кладбище, октябрь 1986 г.
Я спросил у владыки Алимпия, как его здоровье. Он ответил, что ничего, только вот рана на ноге безпокоит. Было кровотечение, когда служил в Горьком, натекло полный сапог крови. Приехала "скорая", сделали перевязку, но ехать в больницу отказался. Я рассказал о случае с владыкой Флавианом, когда у него случилось кровотечение во время служения Литургии. Рассказал также об упоминании старообрядцев в епархиальных отчетах Патриархии, что было выслушано с большим вниманием.
Послание из Патриархии с соболезнованием при погребении архиепископа Никодима было прочитано благодаря епископу Анастасию, а так у них не принято ничего читать.
Я рассказал о посещении старообрядческих храмов в Городище Луганской области, Харькове, упомянул об Авдии (ныне древлеправославный патриарх Александр), Миролюбове.
Рассказал о посещении Горького, о переписке с диаконом Александром.
Владыка похвалил о. Александра за умение в службе: "Даже лучше диакона Феодора". Он рассказал о прежнем храме в Горьком, который сломали. Там была хорошая роспись и прекрасный резонанс... Людей у него бывало очень много, его там донимали, тем более здесь, в Москве.
Я подарил ему старообрядческий канонник. Он сказал, что отдаст его племяннице. В каноннике был канон Соловецким чудотворцам. Владыка спросил, не читал ли я о страдальцах соловецких? И стал говорить о том, как диакону Феодору дважды вырывали язык, а он продолжал говорить. В ответах на письма ему помогает о. Леонтий. Рассказал о том, как пришла женщина от нас крестить ребенка, сказав, что двое ее детей были крещены погружательно, но когда она увидела, как старообрядческий священник погружает, то сказала, что тех ее детей обливали.
Он как-то беседовал с православным священником о крещении. Тот ссылался на то, что его предшественник, заслуженный священник, обливал и он обливает. Тем более, что нет большой купели.
Рассказал и о том, как по просьбе прихожан из Черновицкой области рукоположил 75-летнего уставщика, который на службе забывает, что за чем идет.
Владыка выразил смущение по поводу своего присутствия на конференциях, где участвуют индусы, буддисты. Я сказал, что и у нас некоторые неохотно посещают эти мероприятия.
По поводу моего предложения поместить информацию об их Соборе и о новом предстоятеле в ЖМП ответил уклончиво.
На прощание мне сказал: "Ну что же, несите крест, который Вам Бог дал".
На мои слова о прощении, которое я увязал с наступающим Прощенным Воскресением, ответил: "Будьте здоровы, спаси Христос". А еще раньше, когда я сказал, что мне понравилось торжество интронизации, его слово, он ответил: "Да какое там! Как был диаконом, так и остался".
На мою информацию о предложениях Собору относительно старообрядчества, он заметил: "Не все же так, как вы, хотят". Чувствовалось, что мой внешний облик, особенно полумантия и лестовка, вызвали у него интерес. «Доживет ли Патриарх до 1000-летия Крещения? Уж больно он слаб».
Сказал, что уполномоченный не разрешил дать второго священника в Черновицкую область.
Вскоре после того, как владыка Алимпий был избран на архиепископскую кафедру, он был участником миротворческой конференции. Сопровождал новоизбранного архиепископа Ромил Иванович. Помню, идет по коридорам широкой поступью владыка, в руках у него большой посох с мощным набалдашником, за ним семенит и что-то настойчиво внушает тогдашний куратор старообрядцев по линии Совета по делам религий Подшибякин В. М. На конференции Ромил Иванович, сидя рядом с архиепископом Алимпием, держал его посох. В какой-то момент ему нужно было выйти с владыкой и Ромил Иванович после заметного колебания, не очень решительно попросил меня подержать архиерейский посох. Помню, с каким волнением я, тогда иеродиакон, какое-то время держал посох Предстоятеля Старообрядческой Церкви.
Чувствовалось, что владыке Алимпию непривычно после нижегородского затвора быть в гуще событий. Он несколько затравлено смотрел на все. Объявили перерыв, прошел важно, не реагируя на нового старообрядческого архиепископа, один из членов Синода. Я подошел к владыке поговорить, меня ободрила его улыбка, когда он еще входил в зал. Наблюдаю такую сцену. Увидев владыку Алимпия на значительном расстоянии, митрополит Филарет Минский, раскрыв широко руки, пошел в его сторону. Старообрядческий архиепископ сразу как-то стушевался. Митрополит подошел к нему, обхватил за плечи, посмотрел с обеих сторон и стал лобызать. А лобызание такое, новообрядное – касание бород. Потом Филарет говорит: «Владыка, приезжайте к нам на годичный акт в духовную академию на Покров». Алимпий молчит, съежился, а Ромил Иванович за него: «У нас престольный праздник кафедрального собора на Покров, владыка не может». А Филарет своим таким протяжным внушительным голосом: «А владыка Иосиф мог, приезжал к нам на годичный акт в духовную академию».
Когда я напомнил об этом Ромилу Ивановичу, он сказал: «Вы, отец Кирилл, мне сейчас напомнили канву отношений между старообрядческой иерархией и архиереями РПЦ. Владыка Флавиан был доступным к таким общениям и владыка Иосиф тоже, но владыка Алимпий, он не был таким активным, не инициировал такие встречи, но коль они каким-то образом происходили, он, тем не менее, общался. Вам запомнилось одно, а мне запомнилась встреча в Троице-Сергиевой Лавре, тоже это было связано с какой-то международной встречей. Владыка Алимпий впервые тогда выступил. Доклад, естественно, ему составили, он его читал. Сам владыка не практиковал устную речь от себя, он как-то тушевался, боялся, может быть, что-то не то сказать. Во всяком случае, он всегда просил готовить ему выступление. Патриарх Пимен был уже в ветхом состоянии, и я припоминаю, когда владыка Алимпий читал доклад, патриарх так на него посмотрел, снял свои большие очки и достаточно громко спросил: «Кто это?». Я не помню уже, кто ему объяснил, что это новый старообрядческий архиепископ, и он так: «Да, да, хорошо, хорошо». Можно сказать, одобрительно отреагировал.
Из беседы с референтом Старообрядческой митрополии Ромилом Ивановичем Хрусталевым (2011 г.)
Ромил Иванович: Владыка Алимпий был человек молитвенного плана, он был молитвенник и вошел в историю как молитвенник. Он особо не занимался вопросами церковно-государственных отношений, эти вопросы были для него очень сложные, и всегда он поручал заниматься этим нас, помощников своих – отца Леонтия, в частности. Время же заставляло выходить на светский уровень, тем более в канун 1000-летия Крещения Руси. В нашей Церкви было принято важное решение об учреждении митрополии, и эта давнишняя церковная необходимость была претворена в жизнь только в 1988 году. Тем самым были реализованы постановления Старообрядческих Соборов.
Игумен Кирилл: У владыки Алимпия в резиденции я был дважды. Второй раз это было в 1988 году, когда я сопровождал митрополита Минского Филарета, который приезжал с приглашением на юбилейные торжества РПЦ. Выдержав паузу в года полтора, я решил снова о себе напомнить. Попросил Сергия Бобкова, тогда еще не священника, прозондировать почву. Через некоторое время он мне говорит: «Ты знаешь, отче, я к владыке подошел, сказал так и так, о. Кирилл хочет с вами пообщаться. А он мне: «Ну, что встречаться, что общаться, к нам вот не переходит и т. д.»
Ромил Иванович: Наверное, батюшка, это был не подходящий момент.
Игумен Кирилл: Да я вообще с пониманием к этому отнесся. По себе знаю, как иногда хочется отключиться от всех, побыть наедине с собой.
Я скажу так, что владыка Алимпий был уникальный человек. Представьте себе, заканчивается XX век, а этот человек приходит к нам из XVII века, любимым чтением которого были жития святых на славянском языке.
Ромил Иванович: Его любимая книга былая толстая-толстая книга Никона Черногорца, он читал ее каждый день в свободное время.
Игумен Кирилл: Я слышал, как у него был организован день, что он чуть ли не до 12 дня не выходил, иноческое правило, суточный круг вычитывал.
Ромил Иванович: Нет, до 11.
Игумен Кирилл: В 11 часов начинались дела, встречи. А интересно, с кем- нибудь из Патриархии были ли у него контакты, приезды, в алтарь больше никто не входил?
Ромил Иванович: Владыка Филарет Минский приезжал, владыка Мефодий Воронежский, будучи председателем ХОЗУ. Во всяком случае, интерес проявляли, были нормальные отношения.
Много было встреч на различных уровнях, но одна встреча мне запомнилась очень сильно, она была со знаком минус, она была впечатляюще отрицательная, причем, она была обоюдная со знаком минус. Где-то в Кремле, боюсь ошибиться, мы с владыкой спускались, а внизу уже было высокое духовенство, и Филарет, и Ювеналий. Все, буквально, относились любвеобильно, по-простому. И вот мимо проходил митрополит Филарет Киевский. Я говорю: «Владыка, познакомьтесь, Вы еще не знаете - это владыка Киевский Филарет». А Филарет увидел еще издали и стал пристально смотреть, и два взгляда встретились: митрополита Алимпия и митрополита Филарета. Владыка Алимпий говорит: «Пусть мимо проходит».
Игумен Кирилл: Он что-то в нем увидел?
Ромил Иванович: Было такое впечатление, я был свидетель. И свидетелем был, по-моему, митрополит Филарет Минский - он с кем-то из епископов чуть в стороне стоял и смотрел, поприветствует ли владыка Алимпий Филарета Киевского, потому что тот уже шел навстречу.
Игумен Кирилл: Духом почувствовал. А владыка Кирилл Смоленский рассказывал, что тоже на приеме в Кремле была какая-то пауза, ожидание и владыка Алимпий подошел к нему: «А вот скажи мне, по Уставу церковному, на такой-то службе, тропари на каноне и библейские песни, как читаются». Владыка Кирилл ему ответил, и тот оценил его по своим критериям, не по дипломатическим, ни по политическим аспектам, а по тому близкому, понятному для него – сколько тропарей на каноне праздника, и как все это сочетается с библейскими песнями. Владыка Алимпий оценил ответ: сразу потеплел, расположился.
Ромил Иванович: У них отношения сложились, он часто встречался с митрополитом Кириллом, они беседовали, ровные были отношения. Вообще, у владыки Алимпия были ровные отношения с иерархами РПЦ, уважительно-предупредительные. Не то, чтобы он был инициатором встреч, эти встречи были необходимостью и происходили они не так долго, как кому-то хотелось бы, может быть, но, тем не менее, они были и достаточно примечательными. Вот одна только встреча носила негативный характер.
Владыка Алимпий отличался простотой, был очень наблюдательным, человека он оценивал по множеству факторов. Прежде чем судить, у него, конечно, первые впечатления были, но потом он эти впечатления проверял, общаясь с тем или иным человеком, и вносил какие-то коррективы, иногда даже делился своими впечатлениями со мной, извините за нескромность. Бывало, даже говорил: «Знаешь, в прошлый раз он сказал одно, а сейчас другое говорит. Ты не помнишь, что он в прошлый раз говорил?». Я говорю: «Нет, владыка, не помню, может быть, и рядом был, но не помню, что он говорил».
Игумен Кирилл: Как пишет Александр Васильевич Антонов, у владыки не была замутнена память современной культурой: музыкой, романами, он ничего этого не знал, всю эту сферу жизни, поэтому он мог непосредственно, интуитивно, всей своей крестьянской натурой, с рыбацкой проницательностью оценивать человека.
Ромил Иванович: И Вы знаете, для него было мучительно находиться, простите за нескромные такие наблюдения, в митрополии: вот, эта келья митрополита, зал для приемов, наше служебное помещение. Природы здесь нет никакой. Для него было большим утешением прикармливать синичек. Мы приходили часов в 9, а они тут щебечут, клюют что-то. И такой птичий гвалт стоит. Они знали уже, когда он им посыпает, в какое время, и он наслаждался тем, что видит природу, птиц. А вообще он летом старался поехать на родину, не всегда это получалось, не каждый год, но когда выбирался, недели на две, и то считал это большим преступлением для себя отлучаться от церковных дел на две недели, переживал. Я его ни разу не сопровождал на отдых, но рассказывали, что когда он бывал у себя, то никого не брал с собой, один уходил в лес грибы собирать, ягоды, просто ходить. Может быть, он молился там.
Игумен Кирилл: Самое поразительное во владыке Алимпии то, что мы его чувствуем, не обязательно знать, я его считанные разы видел, считанные разы общался, но всегда чувствовал его духовную крепость. Самое потрясающее в нем, поразительное, по отзывам, в совокупности по всем данным – это его, как мы сказали бы на светском языке – это его работоспособность, а тут другое слово – ревность, истовость, неопустительное ежедневное отправление многочасового иноческого правила. Я по себе знаю, как трудно, когда ты один. Я сейчас опираюсь на общину, у нас тут сейчас несколько послушниц, и правило вычитывается ими и правильные каноны накануне Литургии, а как трудно одному читать это длинное иноческое правило с раннего утра, он ведь рано вставал? С множеством земных поклонов и в таком уже возрасте, ему было 75 лет, когда он умер, его сердце уже до крайности было изношено от такого перегруза, надрыва. Это самое потрясающее, что он один тянул такую ношу!
Ромил Иванович: Да, батюшка, я это подтверждаю, не было такого случая, даже когда он болел, то все равно болезнь отодвигалась на какое-то время, он позволял себе больше отдохнуть, но правило - без него он не жил. Трудно было себе представить, чтобы владыка не отмолился правилом. Мне приходилось с ним ездить по приходам в командировки, он вставал в 4 часа утра, это у него такая система своя, утром он не спал, молился, потом делал небольшой перерыв - дремал, вставал и опять молился. Это было до 11, до пол 12-го, т. е. с 4 до пол 12-го с каким-то перерывом. К нему никто не входил, если в поезде, то у него отдельное купе.
Игумен Кирилл: Самое поразительное, что это он делал один. Да, конечно, нам эти моления знакомы по нашим берсеневским делам, но одно дело, когда это раскладывается на несколько человек, а если одному все это вычитывать: не комкать, не мямлить, а в истовом варианте – это самое поразительное.
Ромил Иванович: И еще примечательный момент – я не припомню, чтобы кто-то еще это делал. Когда он назначал рукоположение, то вызывал к себе этого кандидата, который при нем вычитывал все правило, ведь положено причащаться рукополагаемому, и от того, как тот читал, он делал только ему одному известные выводы о человеке.
Игумен Кирилл: Это люди, которые живут, как бы, в другом мире, к ним неприложимы наши земные, обыденные, рациональные мерки, это люди, которые живут несколько в другой плоскости, это люди «не от мира сего». Ромил Иванович, а как представить владыку Алимпия в больничных условиях? Отдельная палата?
Ромил Иванович: Я посещал его за три дня до смерти. Да, он лежал в отдельной палате. Я не помню, какая больница, пятьдесят- какая-то, рядовая больница, но заведующий там – старообрядец, наш. Он сам лично за ним смотрел и своих врачей на это акцентировал. Мы приехали с о. Сергием – это зять о. Леонида. Когда он меня увидел, то обрадовался и сказал: «А ты-то чего приехал, Ромил? Тебе чего, делать нечего?», т. е. он знал, что у нас напряженная работа, все время надо что-то делать.
Игумен Кирилл: Он, конечно, очень переживал за дела церковные, находясь в больнице.
Ромил Иванович: Совершенно правильно, я подтверждаю, что он переживал. Я, конечно, понимал, что владыка в таком состоянии, он уже, чувствуется, на исходе, он всегда держался рукой за сердце, видимо, оно у него болело, и вздыхал часто, делал глубокие потуги, видимо, не хватало воздуха, т. е. все, организм изношен. Лежал он под капельницей. Беседа была такая: «Владыка, как аппетит?»- «Да ничего мне не хочется; ладно-ладно, а как там …, типа, что ты мне зубы заговариваешь, ты мне ответь, как там дела?»
Игумен Кирилл: Я представляю, вот мой отец сейчас лежит в больнице. Какой барьер для таких людей, которые всю жизнь занимались хозяйством. Заболит у них что-то, попьют какие-то там лекарства-травки, полежат, и все. Представляете, какой для них стресс оказаться пересаженными из привычной обстановки, той, где мастерская, виноградник, земля, печурка, в больничные условия, где надо что-то резать, где кровь и прочее, тем более, владыке там оказаться, который всю жизнь, как он говорил, таблетки не принимал ни разу?
Ромил Иванович: Кстати, он и в больницах лекарства не принимал. Его за это даже ругали, приходили и делали попытки заставить, а он никаких лекарств не пил, считал, что это не для него. Не знаю, может быть, это какая-то предвзятость была у него к лекарствам. Полагался только на волю Божию.
Игумен Кирилл: Ромил Иванович, а кого он, все-таки, особо выделял, любил, из вашей среды и к кому из иерархов МП был наиболее расположен?
Ромил Иванович: Вы знаете, он с нами не делился. Конечно, были такие, которых он недолюбливал, скажем, откровенно, и были такие, которых он привечал немножко. Но это все касалось только богослужений. Владыка любил хорошие голоса, например, о. Сергия Столярчука, он сейчас протоиерей в Вилково. Он его любил и приметил еще в стихарных и вызывал, когда был праздник Покрова, чтобы он читал канон. На этой почве только были особые отношения. Сказать, что к церковным проблемам он кого-то приближал, не было такого. Он ко всем относился ровно. Все епископы мысленно передо мной - он никому не отдавал предпочтения, никому. Конечно, с владыкой Зосимой были особые отношения, я это опускаю, но что касается остальных… Кстати, владыка Амвросий из Германии, который был принят в нашу Церковь – к нему он относился с самого начала и до конца своих дней с большой любовью, с большой теплотой. Вспоминаю, что он уже года два тяготел к Церкви и просился принять его. Владыка Алимпий возмущался: «Какой-то немец просится к нам в Церковь». И наблюдал реакцию, кто как реагировал на это, как бы бросит камень и смотрит, как волны идут. Я говорил: «Владыка, дело не в том, что он немец, он грамотный, он изучил правила, историю и понял, почувствовал, что ему ближе всего наша Церковь. Надо его принять». Были такие советы. Мне припоминается мимолетная встреча в Киеве, когда владыка ехал на юг, на Украину, я был вместе с ним, и его встречал епископ Савватий. С владыкой Савватием был епископ Амвросий. Владыка Алимпий наблюдал за владыкой Амвросием через стекло вагона: «Кто там такой встречает, Ромил», - «Владыка, я что-то сам не пойму, а-а, это епископ, который хочет к нам перейти». «Да, это интересно». И он много и долго наблюдал за ним, делился впечатлениями, ему он понравился: «Да, глубокий человек». Некоторые высказывания, они дают понятие о том, как владыка Алимпий воспринимал людей, он какую-то глубину подчеркивал: «Да, глубокий человек». Он не говорил - грамотный, а какое-то свое слово употреблял.
О владыке Питириме он не отзывался с такой теплотой, а о владыке Ювеналии часто спрашивал, потому что знал, что мы, не я лично, а по линии моей жены, родственники с митрополитом Ювеналием. Он спрашивал: «Ну, как там, по твоей линии, встречаешься с ним?», - «Нет, владыка, не было встреч, Вы же не посылали». «Ну, ладно, есть такая проблема, надо написать письмо, съездить». Приходилось контактировать, во всяком случае, о владыке Ювеналии он всегда тепло отзывался. «Как же он, старообрядец, ушел в РПЦ?» Он сам себе задавал этот вопрос, до конца ему это было непонятно. С владыкой Ювеналием у него всегда были теплые встречи, владыка Ювеналий приезжал к владыке Алимпию, они встречались, беседовали. А у владыки Ювеналия отец похоронен на Рогожском кладбище. Как-то патриарший архидиакон Андрей Мазур пришел в нашу митрополию и говорит: «Доложи митрополиту, я книги принес старообрядческие из своей библиотеки, что с ними делать не знаю, кому отдавать». Когда он, раздеваясь, увидел владыку, то подумал, что это какой-то прислужник: «Любезный, позови быстро владыку, я пришел, у меня нет времени». К митрополиту обращается, а тот скромный – в мантии, в тапочках. О. Андрей привык, чтобы владыка был солидный, сановный, а тут… А владыка видит, что тот на него не смотрит, посмотрел на меня и заулыбался. Я растерялся, что же мне делать в этой ситуации? Владыка: «А ты что пришел, что тебе надо-то?» Архидиакон: «Ой, владыка, простите, простите, как же я так». За голову схватился, позу покаяния принял. Это быстро прошло, но было так странно и интересно.
.jpg)
.jpg)
