Для начала – чтобы войти в означенную тему давайте вспомним: что же пишет Ф.М. Достоевский в своем последнем романе «Братья Карамазовы», вышедшем в свет в конце 1880 года (всего за два месяца до смерти писателя), о таком замечательном явлении на Руси, как старчество?
«…люди специальные и компетентные утверждают, что старцы и старчество появились у нас, по нашим русским монастырям, весьма лишь недавно, даже нет и ста лет, тогда как на всем православном Востоке, особенно на Синае и на Афоне, существуют далеко уже за тысячу лет. Утверждают, что существовало старчество и у нас на Руси во времена древнейшие, или непременно должно было существовать, но вследствие бедствий России, Татарщины, смут, перерыва прежних сношений с Востоком после покорения Константинополя, установление это забылось у нас и старцы пресеклись. Возрождено же оно у нас опять с конца прошлого столетия одним из великих подвижников (как называют его) Паисием Величковским и учениками его, но и доселе, даже через сто почти лет, существует весьма еще не во многих монастырях, и даже подвергалось иногда почти что гонениям, как неслыханное по России новшество. В особенности процвело оно у нас на Руси в одной знаменитой пустыне, Козельской Оптиной…».
Так сделав общий исторический экскурс о явлении старчества - Федор Михайлович переходит к описанию некоего эталона личности и характера условного старца. Каким он видится писателю?
«…Итак, что же такое старец? Старец это - берущий вашу душу, вашу волю в свою душу и в свою волю. Избрав старца, вы от своей воли отрешаетесь и отдаете ее ему в полное послушание, с полным самоотрешением. Этот искус, эту страшную школу жизни обрекающий себя принимает добровольно в надежде после долгого искуса победить себя, овладеть собою до того, чтобы мог наконец достичь, чрез послушание всей жизни, уже совершенной свободы, то-есть свободы от самого себя, избегнуть участи тех, которые всю жизнь прожили, а себя в себе не нашли. Изобретение это, то-есть старчество, - не теоретическое, а выведено на Востоке из практики, в наше время уже тысячелетней. Обязанности к старцу не то что обыкновенное "послушание", всегда бывшее и в наших русских монастырях. Тут признается вечная исповедь всех подвизающихся старцу и неразрушимая связь между связавшим и связанным».
Далее Достоевский приводит конкретные примеры о взаимосвязи и взаимоотношениях старцев, как духовных наставников и их послушников или духовных чад. Как эти взаимосвязи сказываются на судьбе окормляемого старцем человека и какие последствия возникают от нарушения этих духовных связей? Читаем:
«Рассказывают, например, что однажды, в древнейшие времена христианства, один таковой послушник, не исполнив некоего послушания, возложенного на него его старцем, ушел от него из монастыря и пришел в другую страну, из Сирии в Египет. Там, после долгих и великих подвигов сподобился наконец претерпеть истязания и мученическую смерть за веру. Когда же церковь хоронила тело его, уже чтя как святого, то вдруг при возгласе диакона: "Оглашенные изыдите", - гроб с лежащим в нем телом мученика сорвался с места и был извергнут из храма, и так до трех раз. И наконец лишь узнали, что этот святой страстотерпец нарушил послушание и ушел от своего старца, а потому без разрешения старца не мог быть и прощен, даже несмотря на свои великие подвиги. Но когда призванный старец разрешил его от послушания, тогда лишь могло совершиться и погребение его.
Конечно все это лишь древняя легенда, но вот и недавняя быль: один из наших современных иноков спасался на Афоне и вдруг старец его повелел ему оставить Афон, который он излюбил как святыню, как тихое пристанище, до глубины души своей и идти сначала в Иерусалим на поклонение святым местам, а потом обратно в Россию, на Север, в Сибирь: "Там тебе место, а не здесь". Пораженный и убитый горем монах явился в Константинополь ко вселенскому патриарху и молил разрешить его послушание, и вот вселенский владыко ответил ему, что не только он, патриарх вселенский, не может разрешить его, но и на всей земле нет да и не может быть такой власти, которая бы могла разрешить его от послушания, раз уже наложенного старцем, кроме лишь власти самого того старца, который наложил его. Таким образом старчество одарено властью в известных случаях беспредельною и непостижимою. Вот почему во многих монастырях старчество у нас сначала встречено было почти гонением. Между тем старцев тотчас же стали высоко уважать в народе».
Таким образом, прочитав у Ф.М. Достоевского описание старчества, как явления возникшего на Руси на рубеже XVIII-XIX веков, а также сведения о том, какими добродетелями, какой духовной силой должны и могут обладать сами православные старцы, можно поставить вопрос: как эти суждения, изложенные писателем в романе «Братья Карамазовы», соотносятся с именем прп. Исаака Сирина, жившего в конце VII-го и в начале VIII-го века, т.е. более, чем за тысячу лет до написания этого произведения?
Дело в том, что в перечне книг из библиотеки Достоевского, который составила супруга писателя Анна Григорьевна, после смерти мужа, находилось издание «Слов подвижнических» прп. Исаака Сирина 1858 г.
А в черновиках писателя и в самом тексте романа «Братья Карамазовы» тексты прп. Исаака Сирина были процитированы много раз. Эта книга была настольной у писателя при его работе над романом. Само влияние прп. Исаака Сирина на духовный мир Достоевского можно увидеть, начиная с романа «Преступление и наказание», а при работе над романом «Братья Карамазовы» этот труд прп. Исаака служил ему духовным ориентиром и путеводителем.
Кто же такой прп. Исаак Сирин?
Прп. Исаак жил на рубеже VII-го -VIII–го веков. В его поучениях можно найти мысли, которые могут быть близки сердцу каждого христианина. В своем дошедшем до нас письменном труде под названием «Слова подвижнические» он говорит о безмерности и неизреченности Божией любви, о необходимости любви человека ко всему Божьему творению, о смирении и покаянии, о внешней и внутренней молитве, об изумлении и молчании, об испытаниях на пути к Богу, об общежитии и одиночестве, об искушениях и борьбе с ними. При описании духовного пути христианина прп. Исаак развивает две темы, которые наиболее характерны для его учения: благоговейности в глубоком почитании Господа Иисуса Христа и сердечное восприятие Бога, как Живой Тайны.
Славянский перевод его книги «Слова подвижнические», напечатанный в 1812 году принадлежит, как раз основоположнику старчества на Руси прп. Паисию Величковскому, а русский перевод этой книги появился в 1854 году и был издан в Московской духовной академии, а также в Оптиной пустыни, где под руководством старца Макария Оптинского к книге был составлен алфавитный указатель и добавлено множество пояснений.
Здесь следует заметить, что более двадцати лет назад в России был издан т.н. 2-ой том прп. Исаака Сирина под названием «новооткрытые тексты», который по мнению части православного сообщества, в т.ч. священнослужителей и богословов никакого отношения к прп. Исааку Сирину не имеет, поскольку при сравнительном анализе текстов «Слов подвижнических» и этого т.н. «2-го тома» выявились принципиальные и существенные несоответствия, как в богословских мнениях, так и в методах их изложения в указанных трудах. Значительную часть суждений «новооткрытых тестов» можно охарактеризовать, как самонадеянный псевдоаскетизм (в котором присутствуют элементы православного вероучения, в т.ч., вырванные из контекста фразы, суждения и тексты прп. Исаака Сирина), основанный на еретических, противоречащих учению Св. Церкви воззрениях, что позволяет сделать вывод о том, что прп. Исаак Сирин не является автором, «новооткрытых текстов», по крайней мере, для той их части, которая была представлена в русском переводе.
Но вернемся от подложного - к настоящему прп. Исааку.
Его «Слова подвижнические...» построены на основе патристического синтеза, т.е. взаимосвязи, изложенных в них суждений, с мнениями и ссылками на опыт авторитетных Св.Отцов Церкви: Cвт. Афанасия Великого, прп. Антония Великого, прп. Макария Египетского, Свт. Василия Великого, Свт. Иоанна Златоуста, Свт. Григория Богослова, прп. Ефрема Сирина, прп. Марка Подвижника, св. Симеона Чудотворца, св. Дионисия Ареопагита, св. Арсения Великого, свт. Кирилла Александрийского и др. Всего на страницах «Слов Подвижнических...» прп. Исаака Сирина, встречаются более 50-ти ссылок на мнения более 20-ти авторитетных Св. Отцов Церкви.
Сопоставляя высказывания прп. Исаака с мнениями Св. Отцов Церкви, можно сделать вывод, что он не только глубоко понимал суть их высказываний, но всегда к месту цитировал эти суждения для подтверждения своих слов о предметах духовной жизни. Причем во многих случаях образы «Слов...» прп. Исаака представляются более яркими, проникновенными и доступными для понимания святоотеческой аскетической мысли. Недаром о прп. Исааке говорили, что он учит не человеческим языком, а ангельским, и что он «как орел парит, над всеми другими Св. Отцами». Прп. Исааку наиболее глубоко и проникновенно удалось «сочетать… созерцательное и делательное направления аскетизма».
Основными темами аскетического богословия, изложенными прп. Исааком Сириным в «Словах подвижнических» являются: Любовь Божия и учение о Кресте, созерцание и сокрушение сердца, одиночество и безмолвие, любовь к Богу и любовь к ближнему, Богооставленность, милосердие Божие и милующее сердце, смирение и слезы, молитва и ее высшие формы, вера, ведение и знание. Ключевой темой мировоззрения и учения прп. Исаака является тема антиномичного (т.е. противоречивого) сочетания «резкого отвержения падшего мира с бесконечной любовью, состраданием и жалостью ко всей страждущей твари».
Носителем именно такого духовного устроения и является представленный на страницах романа Ф. М. Достоевского старец Зосима.
Приведу для примера небольшую выдержку из его поучений:
«Любите друг друга, отцы, - учил старец. - Любите народ Божий. - Не святее же мы мирских за то, что сюда пришли и в сих стенах затворились, а напротив, всякий сюда пришедший, уже тем самым, что пришел сюда, познал про себя, что он хуже всех мирских и всех и вся на земле... И чем долее потом будет жить инок в стенах своих, тем чувствительнее должен и сознавать сие. Ибо в противном случаем не за чем ему было и приходить сюда. Когда же познает, что не только он хуже всех мирских, но и пред всеми людьми за всех и за вся виноват, за все грехи людские, мировые и единоличные, то тогда лишь цель нашего единения достигнется. Ибо знайте, милые, что каждый единый из нас виновен за всех и за вся на земле несомненно, не только по общей мировой вине, а единолично каждый за всех людей и за всякого человека на сей земле. Сие сознание есть венец пути иноческого, да и всякого на земле человека. Всяк ходи около сердца своего, всяк себе исповедайся неустанно. Греха своего не бойтесь, даже и сознав его, лишь бы покаяние было, но условий с Богом не делайте. Паки говорю, - не гордитесь. Не гордитесь пред малыми, не гордитесь и пред великими. Не ненавидьте и отвергающих вас, позорящих вас, поносящих вас и на вас клевещущих. Не ненавидьте атеистов, злоучителей, материалистов, даже злых из них, не токмо добрых, ибо и из них много добрых, наипаче в наше время. Поминайте их на молитве тако: спаси всех, Господи, за кого некому помолиться, спаси и тех, кто не хочет Тебе молиться. И прибавьте тут же: не по гордости моей молю о сем, Господи, ибо и сам мерзок есмь паче всех и вся... Народ божий любите, не отдавайте стада отбивать пришельцам, ибо если заснете в лени и в брезгливой гордости вашей, а пуще в корыстолюбии, то придут со всех стран и отобьют у вас стадо ваше. Толкуйте народу Евангелие неустанно... Не лихоимствуйте... Сребра и золота не любите, не держите... Веруйте и знамя держите. Высоко возносите его...».
Эти слова старца Зосимы в полной мере соответствуют поучениям прп. Исаака Сирина.
Прп. Исаак Сирин смог пропустить через свое сердце духовный опыт - многих свв. Отцев Церкви - дополнить и наполнить его опытом своей подвижнической жизни и божественной мудрости. Его духовное наследие оказало значительное влияние на различные аспекты культуры и науки в последующих поколениях, как Отцов Церкви, так и мирян, среди которых были известные богословы, философы, писатели и историки.
Приведу некоторые примеры.
Прп. Григорий Синаит (+1346) был хорошо знаком с трудами прп. Исаака и предлагал их к прочтению. В своем Слове «О чтении» он писал: «Всегда читай о безмолвии и о молитве собственно у Лествичника, у святого Исаака, у святого Максима, у Нового Богослова…».
Прп. Петр Дамаскин, писатель XII в., обильно пользуется в своих творениях писаниями святого Исаака Сирина и постоянно ссылается на него.
Прп. Никифор Уединенник, спасавшийся в XIV в. на Афоне, в своем сочинении «О трезвении и хранении сердца» приводит выдержку из творений преподобного Исаака Сирина.
Основатель скитского жития на русской земле Прп. Нил Сорский — в своем «Уставе о жительстве скитском» постоянно приводит мысли святого Исаака по разным вопросам духовно-православной жизни.
Святитель Феофан, затворник Вышенский, составил молитву прп. Исааку Сирину.
Русский философ Иван Киреевский (+1856), указывая на недоступность трудов прп. Исаака для широкого круга читателей, сетовал: «Исаак Сирин, глубокомысленнейшее из всех философских писаний, до сих пор еще находится в списках 12 и 13 века».
Прот. Георгий Флоровский в своей работе «Восточные отцы V-VIII веков», рассматривая размышления прп. Исаака о свободе, пишет: «Преподобный Исаак настойчиво говорит о свободе. Свобода есть источник и некое распутье добра и зла. Зло осуществилось через свободу. И добро не может осуществляться иначе, как через свободу, т.е. через упражнение и подвиг. И сам Бог действует на душу «в таинстве свободы».
Русский философ Иван Ильин в своей работе «Аксиомы религиозного опыта» приводит около тридцати ссылок на «Слова…» прп. Исаака Сирина.
Русский философ Владимир Лосский, размышляя о пути духовного совершенства, пишет: «Святой Исаак Сирин различает три этапа на пути к соединению с Богом: покаяние, очищение и совершенство, то есть изменение воли, освобождение от страстей и стяжание совершенной любви, которая есть полнота благодати».
Сербский святой прп. Иустин (Попович) (+1979) в своей работе «Путь Богопознания», посвященной гносеологии (учению о знании) прп. Исаака Сирина, пишет: «Анализируя человека в его эмпирической данности, святой Исаак Сирин находит, что его органы познания больны. Зло — болезнь, которой страдает душа, а значит и все органы познания. Зло имеет свои чувства, это страсти, а «страсти — недуг души». Зло и страсти не принадлежат природе души; они — наносное и неприродное дополнение души». У него, кстати, есть замечательная работа и о творчестве Достоевского, под названием «Достоевский о Европе и славянстве».
Архиепископ Филарет Гумилевский (+1866) в своем труде «Историческое учение об отцах Церкви» пишет: «святой Исаак всю жизнь свою посвятил уединенному изучению души своей, и не чьи поучения не исполнены таких глубоких психологических сведений, как поучения святого Исаака; прошед сам степени духовной созерцательной жизни, святой Исаак представляет наставления о созерцаниях возвышенные и основанные на твердых опытах».
Священник Александр Ельчанинов (+ 1934) в своем дневнике, изданным под названием «Записи», в нескольких местах приводит яркие примеры из поучений прп. Исаака и дает при этом свои полные понимания и восхищения комментарии к этим поучениям: «С начала Великого Поста читаю Исаака Сирина. Восхищаюсь, умиляюсь, духовно питаюсь им. Восхищаюсь силой его рассуждения, смелым, легким взлетом в самые заповедные сферы, умиляюсь благостностью, святой любовью, которой насыщен даже его слог, питаюсь его мудрыми советами, всегда точными и конкретными, всегда сопровожденными любовью».
В изданных в этом году издательством «Царское Дело» дневниках почитаемого многими из нас Митр. Иоанна (Снычева) (+ 1995) под названием «Плач сердца» несколько раз упоминается имя прп. Исаака Сирина и то благодатное действо, какое оказывали на Владыку его суждения. Например, в записи от 19 ноября 1973 года Владыка Иоанн пишет: «Вечером во время чтения книги прп. Исаака Сирианина живо ощутил я последние минуты своей жизни и страх ответственности перед Богом охватил все мое существо. Я плакал и просил Создателя помиловать меня, хоть и не достоин помилования. Посмотрел я вокруг – ничего мне не нужно, только бы быть не отринутым от Божией любви», а в записи от 16 февраля 1986 года Владыка Иоанн пишет о том, что читал наставления прп. Исаака о «греховном покое» и заключает, что «стремление к покою убивает в нас духовную ревность и на нет низводит всякое наше доброделание».
Большинство почитателей прп. Исаака могут сказать, что испытывали при чтении его трудов одно и тоже состояние – будто кто-то внезапно распахнул в сердце читающего окно и через слова духовной мудрости затопил весь его внутренний мир светом.
Приведу здесь несколько весьма кратких по содержанию, но ярких по образу и великих по глубине, по емкости смысла изречений прп. Исаака из его «Слов подвижнических»: «Дела телесные без печали ума – то же, что и тело неодушевленное». «Дела без милосердия пред Богом – то же, что человек, который закалает сына в присутствии отца его». «Что горсть песку, брошенная в великое море, то же грехопадения всякой плоти в сравнении с Божиим Промыслом и Божией милостию». «Молитва злопамятного – сеяние на камне. Немилостивый подвижник - бесплодное дерево. Обличение из зависти – ядоносная стрела. Похвала коварного – скрытая сеть. Глупый советник – слепой страж. Пребывание с малосмысленными – сокрушение сердцу. Беседа с благоразумными – сладкий источник. Мудрый советник - стена упования. … Лучше будь другом убийце, нежели любителю споров. …Живи лучше с прокаженными, нежели с гордыми». «Взыщи смысла, а не золота; облекайся в смирение, а не в виссон; приобретай мир, а не царство». «Никто не восходил на небо, живя прохладно. О пути же прохладном знаем, где он оканчивается». «Не отвращайся от скорбей, потому что ими входишь в познание истины; и не устрашайся искушений, потому что чрез них обретаешь досточестное».
.
Из представленных выше свидетельств можно охарактеризовать прп. Исаака Сирина, как великого подвижника и глубокого знатока Священного Писания Нового и Ветхого Заветов и обширной аскетической литературы, как мудрого наставника, яркого писателя и опытного руководителя в христианской духовной жизни, который своими трудами вдохновил к правильному пониманию духовного делания великое множество людей.
Прп. Исаак Сирин - как отмечают современные богословы это «глас великой традиции, свидетель живого гласа, неувядаемого огня, света и Жизни Воскресшего, Который передает Духа Своего из поколения в поколение» и «говорит языком небесных существ» - т.е. существ небесных – существ райских.
Вот и основной темой в творчестве Достоевского является построение «рая на земле». Но «рая» не корыстного и алчного материального, каково стремление можно наблюдать в католическом христианстве, а того, что должен устроиться в сердце, в душе каждого человека - рая неземного, о котором и Христос свидетельствовал: «Царство Божие внутрь вас есть». (Лк. 17:22).
О таком рае говорит старец Зосима. О таком рае говорил его смертельно больной брат Маркелл и его предсмертные слова поведал нам сам старец:
«Жизнь есть рай, и все мы в раю, да не хотим знать того, а если бы захотели узнать, завтра же и стал бы на всем свете рай… Милые мои, чего мы ссоримся, друг пред другом хвалимся, один на другом обиды помним… станем друг друга любить и восхвалять, и целовать, и жизнь нашу благословлять».
Обретению этого рая в себе, рая - который проявляется только в наполняющей сердце человека безграничной любви и имеет свое происхождение не иначе, как от стяжания в себе божественного присутствия, божественной милости и божественного света и посвящены все поучения старца Зосимы.
Прп. Исаак Сирин и пишет об этой безграничной божественной любви, для которой Богом предназначено сердце каждого верующего человека. Ибо, именно в своем сердце человек имеет способность поместить не только всю радость о божественном мире и его бытии и тварях, но и все отвратительное и греховное порожденное делами человеков.
«И что такое сердце милующее?” спрашивает прп. Исаак в своем 48 Слове и сам же отвечает: «Возгорение сердца у человека о всем творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них очи у человека источают слезы. От великой и сильной жалости, объемлющей сердце… и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и были они помилованы; а также и об естестве пресмыкающихся молится с великою жалостию, какая без меры возбуждается в сердце его до уподобления в сем Богу».
Это состояние пребывания в божественной любви, которая позволяет человеку вместить в себя «всех и вся», вызывает умиление сердца и приводит к покаянию, прп. Исаак определяет, как «трепет души пред вратами Неба».
Именно о такой любви свидетельствуют поучения из бесед старца Зосимы:
«Братья, не бойтесь греха людей, любите человека и во грехе его, ибо сие уж подобие божеской любви и есть верх любви на земле. Любите все создание Божие, и целое, и каждую песчинку. Каждый листик, каждый луч Божий любите. Любите животных, любите растения, любите всякую вещь. Будешь любить всякую вещь и тайну Божию постигнешь в вещах…
Пред иною мыслью станешь в недоумении, особенно видя грех людей, испросишь себя: "взять ли силой, али смиренною любовью?" Всегда решай: "возьму смиренною любовью". Решишься так раз навсегда, и весь мир покорить возможешь. Смирение любовное - страшная сила, изо всех сильнейшая, подобной которой и нет ничего».
«…Други мои, просите у Бога веселья. Будьте веселы как дети… как птички небесные. И да не смущает вас грех людей в вашем делании, не бойтесь, что затрет он дело ваше и не даст ему совершиться, не говорите: "силен грех, сильно нечестие, сильна среда скверная, а мы одиноки и бессильны, затрет нас скверная среда и не даст совершиться благому деланию". Бегите, дети, сего уныния! Одно тут спасение себе: возьми себя и сделай себя же ответчиком завесь грех людской. Друг, да ведь это и вправду так, ибо чуть только сделаешь себя за все и за всех ответчиком искренно, то тот час же увидишь, что оно таки есть в самом деле и что ты-то и есть за всех и за вся виноват. А скидывая свою же лень и свое бессилие на людей, кончишь тем, что гордости сатанинской приобщишься и на Бога возропщешь».
Современный исследователь творчества Достоевского греческий архимандрит Василий (Гондикакис) в своей книге «Духовная жизнь в меняющемся мире. 12 слов о спасении» (М.: Никея, 2020.) пишет о Достоевском:
«Его духовное родство и подобие с аввой Исааком — несмотря на явное различие между ними — не подлежит сомнению. О Достоевском можно даже сказать так: мирской авва Исаак…
Достоевский рассматривает историю изнутри. Переживает опыт своих героев. Жизненным соучастием познает, что происходит у них внутри. И этот опыт, внутреннее познание постоянно обнаруживаются в процессе повествования. Он составляет монтаж событий. Сплетает беседы. Сеет фразы. Одно говорит ясно, другое — лишь намеком. Во всяком случае, события неизменно идут в том направлении, какое он задает им изнутри. Или, лучше сказать, Христос направляет эти события Своей святой волей.
Читаешь ли ты авву Исаака или читаешь Достоевского, в конце концов ты получаешь одну и ту же весть, одни и те же благодать и утешение.
Достоевский — это опытный и живой комментарий к авве Исааку. И то, что иногда называют «достоевщиной», все вместе взятые его работы и все творчество — все это подтверждает и удостоверяет опытную уверенность аввы Исаака: «без великих искушений не даются великие дарования», и еще: «радость в Боге сильнее настоящей жизни».
Для полноты обсуждаемой темы следует также сказать, что Достоевский в своем романе показывает и совсем другую, можно сказать оборотническую - отрицательную и извращенную форму старчества. Если старец Зосима говорит о необходимых для спасения добродетелях - сострадании и милосердии, проповедует божественную любовь и «смирение любовное», то его оппонентом и критиком такого духовного пути в романе выведен монах и жесткий аскет с выжженной совестью – о. Ферапонт, избравший путь, который можно условно назвать – путь «борьбы со страстями».
Вот как Достоевский вводит нас в историю этого противостояния:
«К старцам нашего монастыря стекались например и простолюдины и самые знатные люди с тем, чтобы, повергаясь пред ними, исповедывать им свои сомнения, свои грехи, свои страдания, и испросить совета и наставления. Видя это, противники старцев кричали, вместе с прочими обвинениями, что здесь самовластно и легкомысленно унижается таинство исповеди, хотя беспрерывное исповедывание своей души старцу послушником его или светским производится совсем не как таинство. Кончилось однако тем, что старчество удержалось и мало-по-малу по русским монастырям водворяется. Правда пожалуй и то, что это испытанное и уже тысячелетнее орудие для нравственного перерождения человека от рабства к свободе и к нравственному совершенствованию может обратиться в обоюдоострое орудие, так что иного пожалуй приведет, вместо смирения и окончательного самообладания, напротив, к самой сатанинской гордости, то-есть к цепям, а не к свободе».
Как мы читаем в романе: «Старец этот, отец Ферапонт, был тот самый престарелый монах, великий постник и молчальник, о котором мы уже и упоминали, как о противнике старца Зосимы, и главное - старчества, которое и считал он вредным и легкомысленным новшеством...
Ел он, как говорили (да оно и правда было), всего лишь по два фунта хлеба в три дня, не более; приносил ему их каждые три дня живший тут же на пасеке пасечник, но даже и с этим прислуживавшим ему пасечником отец Ферапонт тоже редко когда молвил слово. Эти четыре фунта хлеба, вместе с воскресною просвиркой, после поздней обедни аккуратно присылаемой блаженному игуменом, и составляли все его недельное пропитание. Воду же в кружке переменяли ему на каждый день. У обедни он редко появлялся. Приходившие поклонники видели, как он простаивал иногда весь день на молитве, не вставая с колен и не озираясь».
При чтении романа, нетрудно заметить, что в речах о. Ферапонта постоянно звучит некий надрыв и безапелляционная, нагнетающая животный страх суровость, более похожая на обвинительное заключение, произносимое судьей, который уже сформулировал для себя окончательный приговор обвиняемым.
Когда старец Зосима отошел ко Господу, возглавляемые монахом Ферапонтом, его противники, ощутившие дух тления от усопшего, злорадствовали и укоряли покойного старца: «К посту был не строг, сладости себе разрешал, варение вишневое ел с чаем, очень любил, барыни ему присылали».
Здесь можно поставить вопрос - какая польза в такой «борьбе» со страстями, если мы не имеем сострадания и милосердия, сокрушенного сердца и братской любви?
К каким последствиям привела такая «борьба» о. Ферапонта. Это ведь яркий пример, когда человек ни любви не стяжал, ни страсти не поборол. Так что - бойтесь вот таких наших современных аскетов, которые в своей «борьбе со страстями», начинают с того, что усердно искореняют в себе добрые чувства. Это утверждение касается не только некоторых священнослужителей, но и кого-то из мирян, усердно молящихся в храмах.
Прп. Исаак Сирин в своих рассуждениях и в своем понимании Божественной любви и милосердия Божия говорил: «милосердие Создателя не препобеждается пороками тварей». Эту фразу вообще можно считать лейтмотивом «Слов подвижнических...». А страх перед Богом у прп. Исаака - это страх сына, который боится огорчить, безмерно любящего его и безмерно любимого им Отца.
Прп. Исаак Сирин выступает на стороне старца Зосимы. В подтверждение можно привести его слова: «Страсти отвращать лучше памятованием добродетелей, нежели сопротивлением, потому что страсти, когда выступают из области своей и воздвигаются на брань, отпечатлевают в уме свои образы и подобия. Брань сия приобретает великую власть над умом, сильно возмущая и приводя в смятение помышления. А если поступить по первому, сказанному нами правилу, то не оказывается в уме и следа страстей по отгнании их».
Так Достоевский предупреждает нас, что в случае неверно избранного духовного ориентира, человек рискует уподобиться карикатуре на православный аскетизм – выше указанному о. Ферапонту, который в «борьбе со страстями» исполняет обряды и заповеди, держит усиленный пост и молитву, ведет аскетический образ жизни, но не имеет самого главного – Любви, милосердия, сострадания и сокрушения сердца. А отсутствие таковых добродетелей представляет серьезную опасность в деле спасения души - главной цели нашего земного существования.
Уже упоминаемый мной греческий Архимандрит Василий в одном из своих выступлений, посвященных творчеству Достоевского сказал:
«Авва Исаак и Достоевский дают нам одинаковое свидетельство. Различие между ними являет истину воплотившегося Бога Слова, Который объединяет их и делает их свободными.
Они рассказывают о непомерных испытаниях, которые им пришлось пережить для достижения неописуемого блаженства. Они преисполнены мирного духа, который невозможно выразить словами, который не теряется во времени.
Теперь их безмолвие повествует о вечности. Их отсутствие наполнят все и всех уверенностью в том, что именно Любовь правит миром. Их свидетельство – утешение для отчаявшихся и смущение для легкомысленных.
Авва Исаак – это достигший святости Достоевский. Достоевский – это авва Исаак в разгаре духовной брани. Ни Достоевский не останавливается на простом описании пороков, основывая на человеческих недостатках собственную философию. Ни авва Исаак не забывает искушения и испытания, пройдя через которые он воспринял неизреченное блаженство.
Когда кто-то читает творения аввы Исаака и Достоевского, он начинает ощущать, что имеет дело с чем-то беспримерным и необыкновенным и что одновременно является древним и близким, с тем, что находится внутри него самого; начинает понимать, что он ждал этой встречи, чтобы через нее осознанно прийти к свету свободы. Оба они как бы взаимодополняют образ Воскресения, в котором Христос, Победитель смерти, возводит всех плененных от тьмы к свету.
Когда существование человека переносится за пределы смерти, он переходит в иную, непреходящую жизнь. Через эту жизнь он обретает всех, и все обретают его.
В итоге весть этих двоих героев духа едина: где бы ни находился человек, откуда бы он ни начинал свой жизненный путь, он может достичь восторга Воскресения, где все обновляется, обретает подлинную свободу и объединяется друг с другом».
Что можно добавить к этим словам? Наверное, только незабываемую фразу, произнесенную Дмитрием Карамазовым, которому, как мы помним, старец Зосима «Став на колени, … поклонился … в ноги полным, отчетливым, сознательным поклоном, и даже лбом своим коснулся земли».
Невинному и как сказал потом сам старец: «великому будущему страданию его поклонился».
Эта фраза постоянно должна пребывать в памяти наших сердец, чтобы вдохновляясь примером старца Зосимы, а также тех уже совсем не литературных, а вполне реальных старцев наших дней, которых мы в этом месте и в эти дни вспоминаем, побуждать всех нас от «греховного успокоения» к духовному деланию: «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей».
Не будем забывать об этом, братья и сестры!
