Казалось бы, вопрос об обороте криптовалют в России был снят. Окончательную точку вроде бы должен был поставить соответствующий Закон, регулирующий оборот цифровых активов, подписанный Президентом России 31 июля 2020 года, но тема оборота криптовалют, как «ванька-встанька», постоянно возвращается в «повестку дня».
Было бы величайшим упрощением сводить причины этого к деятельности энтузиастов криптовалютного оборота и активности стоящих за ними лоббистов «серых» сегментов финансового рынка, после длительного пребывания в полуподполье начавших поднимать голову. Впрочем, отрицать «деятельное участие» в развертывании дискуссии этих категорий участников рынка было бы наивно: их активизация и сама по себе стала определенным симптомом происходящего в российской финансовой системе «брожения», связанного с осознанием, вероятно, всеми серьезными игроками невозможности продолжения монетарной политики в новых геоэкономических условиях прежними средствами и в прежних форматах.
Интерес к криптовалютам носит совершенно объективный характер и, конечно, не является проявлением «злого замысла». Напротив, нужно признать, что появление идей, связанных с созданием электронных платежных инструментов, носит объективный экономический характер. И вряд ли может быть «обнулено» за счет политических решений.
Могильщик американо-центричной системы?
Обсуждение проблематики т. н. цифрового рубля отражает существенно более глубокие процессы, нежели очередной лоббистский всплеск. Рискну предположить, что одной, хотя и, вероятно, не самой важной, причиной активизации темы оборота или эмиссии криптовалют в России стало понимание изменившегося глобального и регионального геоэкономического контекста. А с этим пониманием неизбежно приходит и понимание невозможности дальнейшего продолжения политики «линейной» интеграции в глобальную американо-центричную расчетно-инвестиционную систему. Это понимание рождает попытки совместить комфортность сохранения доступа к глобальным финансам в прежнем формате и относительно более высокий уровень защищенности национального платежного и инвестиционного пространства. Цифровой рубль, некий аналог «криптовалютоподобного» финансового инструмента, вероятно, видится одним из вариантов «стратегического обходного маневра» на рынке глобальных финансов, становящемся для России все более некомфортным.
Но не забудем, что интерес к криптовалютам в целом является отражением осознания в широких кругах пользователей глобальной финансовой системы уязвимости долларо-центричной системы расчетов и, что самое главное, — инвестиций, и необходимости попытки найти некую операционную альтернативу ей. Но отчасти интерес к криптовалютам связан с существенным расширением потребности в неконтролируемых операциях на финансовом рынке, в хотя бы частичном восстановлении анонимности в расчетах и инвестициях, разрушенной в ходе последнего цикла укрепления американо-центричности в глобальных финансах. Именно поэтому важно, с какой целью создается и в дальнейшем поддерживается тот или иной проект в области виртуализированных финансовых инструментов, а тем более — криптовалютоподобный проект, чем, безусловно, является т. н. цифровой рубль. Но не менее важно и понимание того, в каком контексте будет обращаться новый финансовый инструмент. А этот контекст характеризуется предкризисным состоянием глобальной финансовой системы и попытками найти механизм защиты от грядущего финансового кризиса на национальном и региональном уровне.
Начиная разговор о цифровом рубле, следует все же сделать замечание, что в чистом, если хотите, классическом виде он криптовалютой не является и вряд ли сможет выполнять функции полноценной крипотовалюты, по крайней мере, пока формальным эмитентом будет оставаться государство. Если же государство не будет являться единственным эмитентом данного финансового инструмента или в какой-то момент перестанет им быть, то эпитет «национальный» представляется неуместным. Мы просто получим обычный криптовалютоподобный финансовый инструмент региональной (или даже глобальной, что маловероятно) востребованности, возможно, с несколько расширенными возможностями, на развитие которого государство не будет иметь практически никакого иного влияния, кроме жестко рестриктивного (прямого администрируемого запрета).
Поэтому терминология, иными словами, ответ на вопрос, что мы в принципе собираемся эмитировать — криптовалюту российского происхождения (в добавление к уже обращающимся на рынке), безналичный расчетный инструмент для внутреннего пользования, аналог советского «переводного рубля» с элементами частного оборота, национальный инвестиционный инструмент (список вариантов не исчерпывается), — имеет исключительно важное значение. И об этом необходимо договариваться еще «на берегу», не надеясь на то, что рынок все отрегулирует своей невидимой, но недрогнувшей рукой. Поэтому проработка методологических и «регламентных» аспектов оборота предлагаемого инструмента является важнейшим условием даже начала обсуждения возможности выпуска национального криптовалютоподобного инструмента.
Чем он будет? И чем не будет?
Говоря о любом финансовом инструменте, а тем более о таком значимом, как «цифровой рубль», необходимо учитывать два обстоятельства.
С одной стороны, этот инструмент не будет существовать сам по себе, более того, он не будет существовать только в рамках отраслевого контекста, ибо отраслевой контекст более не существует как целостный феномен. Формируются межотраслевые контексты, увязывающие разнородные инструменты и механизмы в операционно единое целое. Феномен возникновения «экосистем» в различных сферах социального и социально-экономического развития является неслучайным и не может быть сведен только к «потребительской» стороне. Этот интегративный феномен отражает существенно более глубокие процессы трансформации и экономики, и общества и требует дополнительного осмысления. Но в любом случае он формирует долгосрочную экономическую реальность, которая должна учитываться в любых проектах такого рода. А российская экономическая реальность носит некий промежуточный характер, причудливо совмещая в себе заявку на неограниченную интеграцию в мировую экономику и понимание необходимости иметь и некие страховочные механизмы, ограждающие Россию от глобальных экономических потрясений.
С другой стороны, цифровой рубль, как мы и предположили выше, будучи частью формирующейся новой и до конца не познанной экосистемы в экономике, является в силу своих технологических особенностей еще и инструментом коммуникаций, но уже не только финансовых и не только российских. Цифровой рубль после своего возникновения практически мгновенно становится элементом глобального информационного пространства, основанного на сетевизированных цифровых интегрированных коммуникациях. Т. е. на каналах, которые контролируются крупнейшими западными коммуникационными группами, только недавно продемонстрировавшими свою силу и влиятельность в политических процессах в США. Вывод российского финансового инструмента, зависимого от технологической среды, в такое пространство требует очень высокого уровня ответственности и многократно зарезервированных систем безопасности. Иными словами, технологической среды совершенно нового типа, еще только создаваемой в России.
Зададимся вопросом, что представляет собой та среда, где предстоит обращаться т. н. цифровому рублю.
Это будет среда глобальная, т. е. сеть, находящаяся вне пространства чисто национального регулирования, и интегрированная в глобальную финансовую систему просто по факту своего появления. В условиях относительной открытости российской финансовой системы понимание невозможности в полной мере ограничить ареал функционирования инструмента должно быть положено в основу любого решения.
Это среда инвестиционная, то есть цифровой рубль будет изначально инвестиционным инструментом, вовлекаясь во все присутствующие инвестиционные процессы, включая и создание спекулятивных «пузырей». Но количество и масштабы инвестиционных пузырей будут куда больше, чем реальных экономически значимых инвестиционных процессов и уж тем более инвестиционных процессов в реальном секторе экономики.
Это будет среда, подверженная краткосрочным колебаниям, зависящим от факторов, которые Россия контролировать просто не может, даже при условии жесткого национального регулирования финансового сектора. А острота этих колебаний с высокой долей вероятности будет расти уже в относительно краткосрочной перспективе с увеличивающейся амплитудой. Готовы ли мы к такому управлению не самым простым инструментом?
Это будет среда, по самому своему характеру предполагающая «серый» оборот финансовых ресурсов или, по крайней мере, формирующая запрос на инструменты, обеспечивающие такой оборот. Если разобраться, попытки зарубежных платежных систем (прежде всего Visa) включиться в оборот криптовалют отражает прежде всего понимание, что этот «серый» сегмент расчетов (а в перспективе — и инвестиций) будет в обозримой перспективе расти, что сулит сверхприбыль тем, кто сумеет первым начать его осваивать.
Наконец — и это, вероятно, один из наиболее важных аспектов, — нынешняя глобальная экономическая среда есть пространство конкуренции, если не сказать противоборства между национальными государствами и сетевизированными транснациональными корпоративными структурами за право преимущественной регулятивности над финансовой сферой. И надо быть предельно наивным, чтобы не понимать, что сегмент криптовалют будет одним из важнейших полей битвы, где в силу объективных причин корпоративные структуры имеют очевидное преимущество.
Иными словами, входя в пространство криптовалютоподобных финансовых инструментов, Россия входит в пространство рисковое. И вполне уместно задать вопрос, насколько эти риски осознаются энтузиастами нового проекта, и насколько российская финансовая система в принципе защищена от среднесрочных форматов реализации этих рисков. Среднесрочность в данном случае имеет ключевое значение, поскольку в финансах, особенно глобальных, как правило, присутствует отложенный эффект тех или иных действий, при определенных условиях становящийся «волновым».
Проблема заключается в том, что оборот криптовалют уже происходит, в том числе происходит в формальных пределах юридического пространства России, если смотреть «на плоскость», но в нерегулируемом де-факто цифровом пространстве, если воспринимать ситуацию «трехмерно». И отказ России от легализации криптовалюты через создание национального криптовалютоподобного инструмента, более того, — даже запрет на оборот криптовалют — ситуацию принципиально не изменит. А запрет — еще и усугубит, поскольку обеспечивать его на практике будет крайне сложно, что и создаст пространство для различных злоупотреблений в этой и без того коррупционно-уязвимой сфере.
Тогда зачем он нужен?
Но зачем нужен цифровой рубль? Что он сможет добавить к классической системе безналичных и клиринговых расчетов, в последние годы развивающейся в России сравнительно успешно, в том числе и потому, что она защищена национальным российским законодательством и естественными преференциями при распределении средств государственных фондов, возникающих именно в связи с необходимостью высокого уровня защищенности? На повестке дня — создание подобной системы защищенности для расчетов в рамках ЕАЭС и Таможенного пространства. Потребность в такой системе быстро растет, но нужен ли для этого формат криптовалютного расчетного инструмента, предстоит еще только понять.
Есть ли специфические функции у «цифрового рубля», которые может выполнять только он? На этот вопрос стоит ответить положительно. Среди них:
Резервирование средств для осуществления рисковых операций на внешних рынках, в частности, связанных с оборотом «мягких» и «мусорных» валют. Это фактически является аналогом т. н. переводного рубля советского периода, однако с расширенным в силу изменения экономического пространства спектром возможностей.
Обеспечение рынка внешних заимствований на государственном или частном уровне в случае дальнейшего ужесточения внешних санкций в рамках глобализованного американского законодательства. Национальная криптовалюта может быть инструментом, задействованным в такого рода операциях. Но чем тогда это будет отличаться от использования анонимизированных государственных облигаций с товарным или золотым резервированием, особенно если эта покупка будет осуществляться через территории, находящиеся с точки зрения правового восприятия коллективным Западом в «серой зоне» (например, через финансовый центр, формально расположенный в Крыму)?
Расчеты экономических субъектов, в той или иной степени затронутых санкционной политикой США и других стран «коллективного Запада», как на межкорпоративном уровне, так и в любых иных форматах.
Инвестиционные процессы, как на территории России, так и вне ее пределов, в интересах российских участников экономической деятельности, условием успешности которых является анонимность. Следует признать, что этот «сектор» возможной востребованности криптовалютоподобных инструментов будет в перспективе только расти.
Сфера, которую условно можно было бы назвать «краткосрочное неинвестиционное сбережение», когда субъект экономических отношений хотел бы просто вывести на относительно короткое время инвестиционные ресурсы из оборота, обеспечив их сохранность.
Иными словами, в рамках финансово-операционной реальности имеются задачи, для достижения которых было бы желательно наличие некоего буферного инструмента расчетов, а им в условиях современных финансов могут быть только электронные платежные инструменты, в частности, анонимизированные. А значит, отрицать с порога необходимость в таком инструменте было бы непродуктивно.
Место в системе финансовых инструментов государства. 5 вопросов
Главным является определение места «цифрового рубля» в системе финансовых инструментов государства. Пока ситуация выглядит так, что это место должна определить все та же «невидимая рука рынка», у которой явно не все удавалось и в отношении менее сложных инструментов финансового рынка (ипотечных облигаций, например) в более простые исторические эпохи. Безопасное развитие криптовалютоподобного финансового инструмента может осуществляться только в постоянно контролируемом режиме с учетом всех возможных издержек и рисков, не только экономических, но также — социальных и политических.
В связи с этим хотелось задать пять принципиальных вопросов:
- Могут ли в условиях открытости российского сегмента глобального информационного общества быть обеспечены управляемость и контроль над виртуализированными финансовыми и инвестиционными инструментами в принципе и цифровым рублем в частности? Вероятнее всего, ответ априори будет отрицательным, поскольку в условиях и декларируемой, и фактической открытости российского финансового рынка создание каких-то «секторальных фильтров» не представляется возможным.
- Может ли оборот криптовалютоподобных инструментов быть в принципе безопасным в условиях столь высокого уровня открытости российской финансовой системы? Конечно, в двухконтурной финансовой системе криптовалютоподобные инструменты допустимы. В такой системе во «внешний», обналичиваемый контур, отсеченный от базового инвестиционно-финансовым (а в идеале — еще и валютным) контролем, выводятся все риски, и прежде всего неконтролируемые в рамках российского правового пространства, включая и риски частных пользователей того или иного финансового инструмента. Но нынешняя российская система не просто не двухконтурная — она имеет очевидные риски внешнего манипулирования, полностью нейтрализовать которые, несмотря на предпринимаемые в последнее время усилия, не удалось.
- Каким образом будет поддерживаться национальный характер инструмента после попадания его в заведомо глобальную, т. е. денационализированную финансовую систему? Возможно ли это сделать в принципе на нынешнем уровне технологического, в частности, аппаратного обеспечения российских финансов? Автор настоящей статьи склоняется к тому, что это технологически невозможно, пока российская финансовая система не отделена от глобальной. Но в случае отделения не теряется ли сам смысл создания криптовалютоподобного финансового инструмента?
- Каким образом национальная платежная система будет защищена от втягивания в «серую» зону платежей? И можно ли эту защищенность обеспечить в принципе, если криптовалютоподобный инструмент будет использоваться в качестве де-факто параллельного платежного средства? В данном случае мы должны понимать, что риски превращения «цифрового рубля» в инструмент обеспечения не только контролируемых и санкционированных государством «серых» платежей, но и в инструмент «черного рынка» финансовых услуг исключительно велик. А возможные последствия могут выйти далеко за пределы финансового сектора.
- Может ли национальный криптовалютоподобный инструмент, т. е. цифровая валюта, обладающая национальными идентификационными признаками, существовать без той или иной формы обеспечения? И, если оборот валюты без обеспечения со стороны государства невозможен (а, на взгляд автора, национальная цифровая валюта без обеспечения и дополнительных элементов страхования просто не имеет смысла), то каким это обеспечение должно быть: привязанным к «нецифровому» рублю или имеющим некое «товарное» обеспечение в виде золота или нефти. Во втором случае мы действительно получим цифровую валюту нового поколения с очень большим потенциалом. Но для реализации такого варианта нужна очень серьезная дополнительная подготовка.
Вместо заключения
Создание национального цифрового платежного инструмента требует длительной и очень тщательной подготовки, ведущейся по известному принципу «деньги любят тишину», зачастую приносимому в жертву сиюминутным задачам политического — даже не экономического! — хайпа. Главное, что следует понять в связи с проектами, подобными «национальной криптовалюте»: зачем ее создавать и можно ли без этого обойтись. И если мы не можем дать уверенно позитивные ответы на эти вопросы, вероятно, стоит просто продолжить проработку проекта.
Современный мир, мир фундаментальных глобальных экономических трансформаций, диктует необходимость нетривиальных решений — в том числе и в сфере финансов, остающейся одной из наиболее консервативных. Но применительно к рассматриваемой сфере стремление к сиюминутному, фактически рекламному успеху может оказаться еще более деструктивно, хотя бы в силу того, что финансовый сектор выбран в качестве одной из главных мишеней политически мотивированного санкционного давления на нашу страну.
