Поселок в Пугачевском районе, где расположен Свято-Никольский женский монастырь, так и называется — Монастырский. В его истории, начавшейся более двух с половиной веков назад, были разные времена: подъема и падений, разрухи и восстановления. Мы приехали в монастырь в благодатный его период. Для меня это была служебная поездка, для моих детей, никогда не бывавших в монастырских стенах,— паломническая.
День вчерашний, день сегодняшний
Пейзаж хмурого весеннего дня неожиданно изменился, когда на фоне тусклого серого неба заблестели золоченые маковки храмов и башенок, украшающих ворота монастыря. Глядя на эту ухоженную территорию с могучими соснами, аккуратными тропинками, красивыми, выложенными красным кирпичом старинными зданиями и поражающими своим величием и внутренним убранством храмами, трудно поверить, что совсем недавно здесь царили жуткая разруха и запустение.
В XVIII веке на этих землях располагался старообрядческий мужской скит, основанный вернувшимися в Россию из Польши староверами. Им было разрешено поселиться в саратовском Заволжье на берегу Иргиза. Монахи же удалились в леса, где и основали скит. После обращения скита в единоверие здесь был образован сначала мужской, а потом и женский монастырь, в котором к началу ХХ столетия проживало до ста монахинь. У монастыря были свои кирпичный завод, кузница, ветряная мельница, пасека. Были пашни, лесные и луговые угодья, рыбная ловля на Иргизе. Имелась больница и монастырское училище, в котором на полном содержании учились девочки из окрестных сел.
С приходом советской власти весь налаженный быт и порядок монашеской жизни рухнул. Монахинь разогнали, а в стенах обители разместилась колхозная коммуна. В одном из помещений устроили опорный пункт МОПРа — Международной организации помощи борцам революции. Вскоре так стал называться и весь поселок, причем смысл этого неблагозвучного именования со временем был забыт. В обезглавленном Никольском храме сначала построили пилораму, потом хранили зерно, а позже организовали сельский клуб. Алтарь превратили в сцену, в притворе была установлена кинобудка, здесь и проводила свой досуг сельская молодежь. Покровский храм разобрали на кирпичи и выстроили из него силосную башню, которую так и не использовали по назначению. Она и по сей день стоит как памятник безбожной эпохе — никому не нужная, заброшенная. А рядом возрожденный монастырь во главе с настоятельницей — 80-летней матушкой Севастианой. Ни одна ударная стройка страны не проходила такими темпами, как возрождение Никольской обители. Трудно поверить, что начинали ее несколько пожилых женщин, прихожанок Воскресенского храма города Николаевска (Пугачева), среди которых была и Раиса Власова,будущая игуменья монастыря. Матушка вспоминает, как это было.
— Однажды в храме подошли ко мне женщины и попросили им помочь. Спрашиваю: «Что надо делать?» Они говорят: «На берегу Иргиза стоит разрушенный монастырь, и мы ходим туда, разгребаем завалы». Я сразу согласилась. Нас было всего несколько пенсионерок, работа тяжелая, а во мне что-то стало разгораться. Я с большим желанием разгребала кучи мусора, носила кирпичи, доски и только молила Бога: «Господи, как мне хочется здесь остаться!»
Разруха была страшная, как после бомбежки. Не было ни куполов, ни дверей, ни окон, крыши дырявые. Первым делом взялись за очистку Никольского храма от нечистот, убрали клубные стулья, развесили иконы и начали ежедневно читать акафист святителю Николаю. Местные жители с нашим приходом перестали растаскивать кирпичи и доски, а мы складывали свои пенсии и покупали нужный стройматериал.
Община быстро росла, все больше людей присоединялись к нам, помогали своим трудом, деньгами. В людях горел огонек веры, помощь шла отовсюду. Здесь в поселке жил один предприниматель из староверов, и, вероятно, в память о предках он нам прислал бригаду столяров. Они поставили всю столярку в двухэтажный келейный корпус, где мы с сестрами и поселились.
Жили как одна семья, молились и работали, работали и молились, разруха и тяжелый физический труд нас не страшили. Да я и прежде никогда работы не боялась. Так и возрождался наш монастырь. В 1996 году мы пришли на эти руины, а уже спустя два года был зарегистрирован приход во имя святителя Николая Чудотворца, образовалось сестричество, начались регулярные службы. Архиепископ Александр (Тимофеев) и настоятель храма иеромонах Иоанн (Климов) понимали, что будущее общины — монастырь. Нас уже и называли монастырем, и меценаты жертвовали деньги на монастырь, хотя монастыря еще не было. К 2000 году уже девять сестер-насельниц были пострижены в монахини отцом Иоанном. Мы все хотели служить Богу именно в этом качестве и переживали, что монахини есть, а монастыря еще нет. И мы решились на дерзкий поступок.
Среди нас были женщины, по-мирскому сказать, очень пробивные; они предложили ехать в Москву к Святейшему Патриарху Алексию IIи самим добиваться регистрации монастыря. До Патриарха мы так и не дошли. Но, вернувшись из столицы, сразу отправились к владыке Александру, чтобы он как-то ускорил это дело. Владыка встретил нас сурово: ему уже доложили об этой поездке. Это, конечно, была большая дерзость с нашей стороны — действовать через голову правящего архиерея, без его благословения ехать в Патриархию.
Но, хоть и недоволен был нами владыка, он тут же предложил выбрать старшую сестру. Одна из сестер назвала мое имя, и все проголосовали «за». Я была в ужасе: никогда никем не руководила, всегда была лишь исполнителем. Я буквально взмолилась: «Что Вы, владыка, я не готова!». А он говорит: «Мне нравится, что ты так ответила. Если бы сказала, что готова, мы бы искали другого человека». И буквально через неделю Постановлением Священного Синода Русской Православной Церкви был учрежден Свято-Никольский женский монастырь, и по благословению архиепископа Александра я стала его настоятельницей. С тех пор прошло ровно 20 лет.
— Принять монашеский постриг — это ведь подвиг. Что должно произойти в жизни обычного человека, чтобы он решил порвать с прежней жизнью и уйти от мира?
— Объяснить это невозможно. Я ведь по-настоящему в храм пришла, когда мне было уже за сорок. А до этого просто заходила иногда, как большинство моих сверстниц. В доме у нас икон не было, мама, хотя сама и ходила в храм, меня за руку не водила, так что никакого христианского воспитания я не получила.
А тут что-то во мне произошло основательное. Я с каким-то смыслом начала ходить в церковь. Купила Библию, начала читать духовную литературу, и пошло, и пошло. Торопилась: как можно больше успеть прочитать, понять, вникнуть. К тому времени, когда я приняла решение стать монахиней, я уже была свободным человеком: мама и муж умерли, у дочери своя семья. Возможно, одиночество меня подхлестнуло — не знаю. Но думы о монастырской жизни меня и раньше не оставляли. А потом события стали развиваться быстро, и уже не от меня они зависели, а от воли Божией.
— Матушка Севастиана, монастырь у вас небольшой, монахини все пожилые, как удается содержать все в таком идеальном порядке?
— Здесь было лесничество с прекрасным питомником, и оттуда нам бесплатно привозили и хвойные деревья, и декоративные яблони. Весной они просто как невесты. Много сосен и елей посадили прихожане.
А все наше благоустройство — заботы ктитора монастыря Вячеслава Викторовича Володина: молимся за него постоянно. Он привлекает большие средства для восстановления построек. Как мы радовались, когда появилась подъездная дорога к монастырю и аккуратные дорожки на всей его территории, хорошее освещение, благоустроенный спуск к речке с купальней. Построен дом архиерея и паломнический корпус, трапезная, отремонтировано старинное двухэтажное келейное здание, помещение под будущий музей и многое другое.
Молитвенный дух монастыря
В октябре 2008 года Саратовская областная дума по ходатайству Собрания депутатов Пугачевского района переименовала Мопр в поселок Монастырский; это свидетельствовало о том, что монастырь признали все. Конечно, немалая заслуга в том принадлежит матушке Севастиане. Сестры рассказали, что настоятельница, гидротехник по образованию, всю жизнь проработала в строительной отрасли. А здесь, в монастыре, она — и архитектор, и строитель, и хозяйственник, и садовод, и фермер. Ни одну мелочь не обойдет своим вниманием, все видит, все замечает. И хотя этап возрождения монастыря давно завершился, у матушки постоянно возникают новые строительные идеи.
За год был выстроен храм-часовня в честь Покрова Пресвятой Богородицы — из красного кирпича с богатой внутренней отделкой из темного дерева, удобными широкими стасидиями, украшенными резьбой. В 2014 году Епископ Покровский и Николаевский Пахомий совершил Великое освящение этого храма. Здесь много старинных икон, большинство из них переданы монастырю местными жителями, но есть иконы, которые специально писались для храма на Афоне.
Большим духовным приобретением для обители стала передача в 2016 году из московского Сретенского монастыря частицы мощей святителя Николая. Мощевик из Москвы был доставлен Епископом Тихоном (Шевкуновым), в то время наместником монастыря (ныне он митрополит Псковский и Порховский). Многие паломники стремятся попасть в Никольский монастырь, чтобы поклониться именно этой святыне. Какие бы перемены ни происходили в жизни монастыря и за его стенами, молитвенный дух обители остается неизменным.
— Скажите, матушка, почему к Вам такое особое отношение председателя Государственной Думы? Он вроде не Ваш земляк, хвалынский.
— У него хватает энергии на всю Саратовскую область.
— Есть слух, что Вы напоминаете Вячеславу Викторовичу его родную бабушку, поэтому он так внимателен к вашим нуждам.
— На первой нашей встрече он действительно такую фразу обронил, она и разлетелась по всей области, а может быть, и дальше. Не придаю этому какого-то значения. Но то, что благодаря его участию в монастыре появился водопровод, газ, связь, дороги — действительно так.
А началось наше знакомство с письма, которое я ему отправила, перечислив все наши беды и нужды: мы ведь в первые годы даже воду с речки ведрами носили. Володин сам к нам приехал, посмотрел на нашу жизнь и сразу распорядился начать строительные работы по всем фронтам. При встрече Вячеслав Викторович всегда спрашивает, все ли он выполнил. И я отвечаю: «В несколько раз больше!»
У нас одна только ограда вокруг монастыря тянется на несколько километров, сколько транспорта было задействовано, сколько кирпича привезено, чтобы ее восстановить. Когда управились с основными работами, взялись за заброшенные колодцы. Красиво их оформили, иконы повесили. Один освятили в честь иконы Божией Матери «Живоносный Источник», второй — во имя преподобного Сергия Радонежского. Названия дал наш Владыка Пахомий.
Особенно запомнилось освящение колодца во имя Сергия Радонежского. Как раз шел крестный ход в Вавилов Дол, и вот после Литургии почти 350 крестоходцев молились здесь и приняли участие в освящении колодца. Было очень торжественно.
Как и много веков назад, монастырская жизнь строго регламентирована, утренние и вечерние службы сменяются послушанием. Сестер мало, а работы много, поэтому у каждой по несколько послушаний. Матушка Севастиана рассказала, что монастырь ничего не производит на продажу, но небольшое хозяйство есть всегда. Держали корову, сейчас разводят кур и коз, их очень оберегают, они кормилицы монастыря. Монахини сами варят сыр из козьего молока, выращивают овощи, фрукты, делают много заготовок на зиму. В первый же день нашего пребывания в обители мать Варвара, рассказав о распорядке дня монастыря, вкусно и сытно накормила нас в монастырской трапезной. Шла масленичная неделя, и на столе были блины, сметана, творог, яйца, щи, каша, соленья-варенья. Все необыкновенно вкусно, сытно. Гостеприимство во все времена было традицией Никольского монастыря. Даже когда сестры только-только начинали справляться с разрухой, они делали все, чтобы дать кров и пищу всем, кто к ним приезжал. Так и сейчас.
Матушка Севастиана во время трапезы предупреждает: «Ешьте активнее!». В монастыре не принято засиживаться за столом, у каждого свои дела. Вечером нас позвали на крестный ход, который совершается вокруг монастыря в любую погоду, и в дождь, и в 30-градусный мороз. Мать Феоктиста раздала нам иконки, разделила нашу небольшую группу на «два клироса» и быстро объяснила, кому что петь. Шествовать по темной дороге поселка вокруг монастыря в ветреную погоду было как-то неуютно, но уже к концу крестного хода мы разогрелись и с радостью подтягивали молитвы, кто как мог.
Утреннюю службу мы, конечно, проспали. И как было неловко и стыдно, когда одна из сестер пришла узнать, не заболел ли кто из нас, и принесла просфоры. Больше мы служб не пропускали. День в монастыре начинается в 5 утра, а в 6 все уже должны быть в храме на утреннем правиле.
«Успеть бы душу спасти»
Главная цель инока, как и любого христианина — спасти свою бессмертную душу, и главным делом монахов является молитва. Она совершается и во время уставных богослужений, и «на всякое время». Каждый день в монастыре начинается и заканчивается молитвой. Два крыла у каждого из монашествующих — молитва и послушание.
Мы тоже несли послушание: прибирались в гостевом доме, работали на кухне. Когда моей 11-летней внучке принесли два ведра картошки, я засомневалась — справится ли? «Ничего, ничего, научится», — успокоила мать Варвара. И она действительно справилась, чистила с удовольствием. Если мы что-то делали не так, сестры терпеливо объясняли, без злобы и раздражения.
Удивляюсь, как это монахини так много трудятся, молятся, а будто и не устают. Всегда бодрые, приветливые, какие-то светлые. Хотя возраст уже почтенный, сами многое пережили, у каждой своя драма, своя непростая история, связанная с уходом из мира в монастырь. Поэтому они чувствуют, понимают чужую боль и искренне стараются помочь.
Я тоже приехала в монастырь со своими личными проблемами (у кого их нет!), и искреннее участие сестер очень меня тронуло и поддержало. Какое-то тепло и доброта исходит от каждой, с кем мы успели познакомиться.
Монашество — это путь, по которому не каждый в силах пройти. В первые годы в монастырь приходило много людей, но, прожив несколько лет и не найдя себя, уходили. Сегодня здесь живут 11 насельниц. Я спросила матушку Севастиану: как удается сохранять в монастыре мир, атмосферу единения и любви?
— Всякий православный монастырь — это духовная семья. Мы приходим сюда только ради любви к Христу, и все здесь совершается в подражание Христу. Человеческое общение — очень сложная вещь. В миру мы вольные казаки, не нравится человек — отойди от него. А здесь так не получится. Мы везде вместе 24 часа, кланяемся друг другу в день по несколько раз. Предположим, я видеть кого-то не могу, а я должна в себе это чувство подавить и ровно со всеми общаться. И всех одинаково любить. Это труд великий — смиряться, особенно в начале пути. Сейчас смотрю: даже в магазинах научились улыбаться покупателям, хотя улыбка и дежурная, но улыбаются.
Улыбка удивительным образом преображает суровое лицо самой игуменьи. Оно становится необыкновенно добрым, материнским. Когда мы собрались уезжать, матушка Севастиана, уделившая мне и моим детям много внимания, строго сказала: «Приедете, обязательно позвоните, а то я буду беспокоиться». Так же искренне она беспокоится о каждой монахине, особенно жалеет больных, немощных.
— У нас нет такого, чтобы с кем-то шептаться, ходить за ручку, такого нет. Поначалу и сплетничали, и обсуждали друг друга, все же пришли из мира, ничего не знали о монашеской жизни, включая и меня. Но с годами все сгладилось, иначе не было бы монастыря. Если любви нет, то и монастыря нет. Святые отцы пишут, что из такого монастыря надо уходить. И к своим мыслям, поступкам надо относиться очень внимательно. Искушений в повседневных хлопотах много, успеть бы душу спасти.
— Скажите, матушка, можно ли быть счастливым в монастыре? И где Вы больше были счастливы — в миру, когда жили с семьей, или за монастырскими стенами?
— Конечно, здесь. Я в миру набралась столько страстей, столько грехов совершила по незнанию, мне даже противно вспоминать некоторые свои поступки. Не знала, что есть духовные законы, есть иная жизнь — с Богом.
Все у меня было: и внешнее благополучие, и хорошая работа, и полная семья. Но, анализируя свою прошлую жизнь, я не могу сегодня сказать, что она была счастливой. Я рада, что живу в монастыре, и если бы все начать сначала, я бы повторила только вторую часть своей жизни, монашескую. Здесь мой дом, моя семья, мои дети.
Хотя искушений и здесь видимо-невидимо, но они есть в жизни каждого человека, вставшего на путь служения Богу. Посылая их, Господь помогает нам очистить наши души от грехов и страстей. Как-то подошла ко мне женщина моего возраста и на весь храм спрашивает: «Скажите, а где здесь Христос?» Говорю: «Он везде, и в твоем сердце тоже». Люди зачастую приходят в храм, больше думая о жизни земной, чем о Вечности. И у Бога просят не избавления от духовных недугов, не смирения и кротости, не терпения и прощения, а чего-то материального. Им не Бог нужен, а то, что они у Него просят. Вот и эта захожанка наверняка пришла просить у Господа земных благ. А заботиться христианину надо, прежде всего, о приумножении любви в своем сердце. Только любовь должна двигать христианином. К сожалению, многие об этом забывают.
Цель всякого православного христианина — преобразить свою душу, в монастыре мы именно этим и занимаемся. Когда человек трудится над своей душой и видит результат, он получает от этого огромную радость. Жить со Христом — это счастье, за которое надо постоянно Бога благодарить. Так что мне жалеть не о чем. Совершенно.
— Матушка Севастиана, Вас не раз награждали за восстановление обители и организацию монашеской жизни. На одной фотографии я видела, как Вам вручают Патриаршую награду — «Орден Евфросинии, великой княгини Московской» III степени. Как Вы относитесь к этим почестям?
— Есть они и есть. Когда награждали, конечно, была радость. Но я наград не ношу, пусть останутся для истории. Сейчас мы собираем материалы и экспонаты для нашего будущего музея, наверное, там им и будет место.
— Что Вам сегодня доставляет особую радость?
— Видеть, как духовно возрастают сестры. Это великая радость. И когда в ком-то это проявляется, душа ликует. А когда кто-то падает, душа плачет. Я и сама то и дело падаю, но Господь говорит: «Вставай!» И начинаешь вставать. Такая жизнь наша.
Есть у Свято-Никольского монастыря традиция: в честь каких-то знаменательных событий — рождения ребенка, венчания, избавления от тяжелой болезни — прихожане сажают на территории монастыря хвойные деревья. И разрастается сосновая рощица, радуя глаз каждого, кто здесь живет, молится за нас и кто приезжает в монастырь за духовным утешением.
Журнал «Православие и современность. Ведомости Саратовской митрополии», март–июль 2020
Источник: Православие и современность
