Одно из центральных мест в Соборном уложении занимали постановления, касавшиеся религиозной сферы и церковно-государственных взаимоотношений. Иначе и быть не могло, учитывая ту огромную и, без преувеличения, решающую роль, которую Православная вера и Церковь играли в жизни наших далеких предков. К тому же именно в период Московского государства получила наиболее полное воплощение в жизнь заимствованная Русью из Византии идеальная модель «симфонии» государственной и церковной властей. Поэтому совершенно закономерно, что главный юридический документ данной, идеологически базировавшийся на православно-христианских началах, эпохи никак не мог обойти стороной столь важный вопрос. При этом внимательное изучение законодательных постановлений Соборного уложения, посвященных Церкви и духовенству, достаточно убедительно опровергает бытующее у многих наших современников мнение, будто бы в древней России отношения между государством и Церковью носили едва ли не идиллический характер, и лишь впоследствии, особенно в безбожные советские времена, эта святорусская гармония между ними была разрушена. На самом деле отношения между государством и Церковью всегда и везде были непростыми, и Соборное уложение 1649 г. достаточно ярко отразило всю их сложность и двойственность.
Что же говорилось в основном законе страны середины XVII в. по поводу Православной Церкви и духовенства?
Прежде всего, Соборное уложение на высшем юридическом уровне закрепило первостепенное положение и значение духовенства как сословия, его нахождение на верхней ступени социальной лестницы. Здесь нужно сделать важное пояснение: если в настоящее время мы живем в бессословном обществе, где все люди юридически, по Конституции равны друг другу независимо от своего происхождения, то в прошлом это было не так. Древнее общество, в отличие от нынешнего, было строго иерархичным, пирамидальным, состояло из юридически различных сословных групп («чинов»), и каждый человек занимал свою нишу в нем, исходя из своего происхождения и рода деятельности. Так вот, для тогдашнего законодателя, равно как и для всего русского общества, было абсолютно очевидно, что именно церковные иерархи и прочие представители монашествующего (черного) и приходского (белого) духовенства должны были стоять на вершине сословной лестницы. Почему? Потому что по своему призванию и роду деятельности они напрямую соприкасались со сферой сакрального, а потому являлись духовно-нравственной и интеллектуальной элитой русского общества, которая должна была вести за собой в Царство Небесное все прочие общественные группы. Ни служилые люди (бояре, дворяне и прочие), ни тем более тяглые люди (горожане и крестьяне), какими бы многочисленными ни были эти сословия и какую бы важную роль они ни играли в жизни страны, не могли претендовать на ведущий социальный статус, которым были юридически и фактически наделены священнослужители и монахи.
Церковь имела возможность донести свое мнение до светских властей, а государство считало своим долгом учитывать его
В силу своего особого положения представители Церкви в обязательном порядке участвовали в обсуждении всех важнейших вопросов государственного (а не только церковного!) характера и всегда приглашались на Земские соборы как высшие сословно-представительные органы власти, причем независимо от того, какие вопросы на них рассматривались. Церковь всегда имела возможность донести свое мнение до светских властей, а государство, в свою очередь, считало своим долгом учитывать его. В силу указанной незыблемой традиции в работе законодательного Земского собора 1648-1649 гг., рассмотревшего и утвердившего Соборное уложение, приняли участие более десяти церковных иерархов во главе с самим Патриархом, о чем свидетельствуют подписи участников собора на оборотной стороне оригинального свитка Уложения. Из 315 имеющихся на нем подписей, расположенных строго в соответствии с «чином» каждого участника, первая подпись принадлежит Патриарху Иосифу, затем идут подписи двух митрополитов, трех архиепископов, одного епископа, пяти архимандритов и одного игумена, и лишь потом следуют подписи всех остальных лиц.
В самом тексте Соборного уложения приоритетное сословное положение представителей Церкви однозначно подчеркивалось тем, что любое перечисление социальных групп Московского государства неизменно начиналось именно с духовных чинов, и только потом указывались все прочие сословия. Например, регулируя в статье 162 главы 10-й «О суде» порядок проверки свидетельских показаний местных жителей, законодатель предписывал брать для проведения очных ставок «лучших людей» из церковных землевладений (патриарших, митрополичьих, архиепископских, епископских, монастырских вотчин), а затем, в порядке перечисления, из всех прочих поместий и вотчин (боярских, окольничих, дворянских и др.). Аналогичные примеры отражения в законе четкой социальной иерархии, возглавляемой представителями духовенства, можно найти и в других нормах Соборного уложения.
Иосиф, Патриарх Московский и всея Руси. Пятый Патриарх Российский
Далее, ведущий сословный статус церковных властей, иноческого чина и священнослужителей также подчеркивался в Уложении особой шкалой возмещения морального вреда за оскорбления представителей различных социальных групп - от духовных лиц до холопов (рабов) и «гулящих людей» (лиц, находившихся вне сословных групп и не несших службы или тягла). Для тогдашнего сословного общества вопрос о юридической защите чести и достоинства личности был принципиально важен, имел гораздо большее значение, чем сейчас, поскольку являлся одним из ключевых внешних показателей статуса конкретного лица в рамках того сословия, к которому оно принадлежало.
Исходя из этого, Соборное уложение предусматривало специальный блок норм об ответственности за так называемое «безчестье», то есть за самые разнообразные формы умаления чести и достоинства человека: брань в его адрес, оскорбительные жесты, клевету и т. д. Самое же примечательное и одновременно показательное в этом отношении было то, что из 72 статей главы 10-й, посвященных данному вопросу, о компенсации за бесчестье церковных иерархов, монахов и священнослужителей говорилось в 60 статьях! При этом подавляющее большинство из них предусматривали денежные возмещения за бесчестье монашествующих лиц - архимандритов, игуменов, келарей, казначеев и соборных старцев конкретных монастырей: Троице-Сергиева, Кирилло-Белозерского, Псково-Печерского и др. Что это означало? Ответ очевиден: то, что для русского общества, государства и Государей монашество воистину было светом миру, высочайшим и непререкаемым авторитетом! И Соборное уложение, отражая это исконное народное восприятие иночества, просто облекло его в соответствующие юридические постановления.
Наконец, еще одним ярчайшим юридическим свидетельством того, что законодатель XVII в. и государство в целом видели в православной вере и Церкви величайшие святыни, которые нужно хранить и оберегать как зеницу ока, являлись структура Соборного уложения и содержание его главы «О богохульниках и о церковных мятежниках». Данная глава устанавливала уголовную ответственность за различные противорелигиозные и антицерковные действия, и именно она была поставлена на первое место среди 25 глав Соборного уложения. Даже главе о посягательствах на Царя и царскую власть в Уложении было отведено лишь второе место, хотя, казалось бы, не кто иной как Государь, воплощавший в себе государство как таковое, должен был бы защищаться светским законом в первую очередь. Однако для составителей Соборного уложения было ясно как день, что коль скоро вне Церкви нет спасения, то из всех возможных преступных деяний именно преступления против Православной веры и Церкви носили самый разрушительный характер, являлись наиболее опасными по своей сути и последствиям как для государства, так и для народа, поскольку подрывали основы основ, тот духовный фундамент, на котором зиждется вся Русская государственность, не говоря уже о губительности этих злодеяний для душ самих преступников. Отсюда и решение разработчиков свода законов 1649 г. поместить главу с перечнем данных преступлений на первое место в принимаемом ими основополагающем законе, каковым являлось Соборное уложение.
Глава 1 Соборного Уложения 1649 года
К преступлениям против Православной веры и Церкви, которые были предусмотрены главой 1-й Соборного уложения, относились богохульство, «церковный мятеж» путем умышленного срыва литургии как главного православного богослужения, а также прочие подрывающие церковное благочиние «бесчинства» в церкви во время службы: «непристойные речи» в адрес духовных лиц (от рядовых священников до Патриарха), бытовые конфликты в церкви (оскорбления, побои, нанесение вреда здоровью, убийства) и подачи Государю, Патриарху или иным церковным властям челобитных (письменных обращений) во время церковной службы. Главы 21-я и 22-я Соборного уложения предусматривали ответственность еще за два преступления - за церковную «татьбу» (кражу из церкви предназначенных для церковного употребления предметов, прежде всего, тех, которые находились в алтаре) и совращение православного человека в ислам или иудаизм. Наказания за вышеназванные противорелигиозные и антицерковные преступления были различными в зависимости от степени их опасности для государства, общества и личности: если богохульство, умышленный срыв литургии, церковная кража (святотатство) и совращение из Православия, то есть наиболее злостные, вопиющие преступления против веры и Церкви, как спасительницы души для Царствия Небесного, без раздумий карались смертной казнью, то прочие преступления наказывались менее строго - кратковременным тюремным заключением либо битьем кнутом или батогами (тонкими палками).
Таковы были наиболее знаковые постановления Соборного уложения 1649 г., посвященные Церкви и духовенству, которые со всей очевидностью свидетельствовали об их высочайшем статусе и авторитете в глазах тогдашнего общества и государства.
Посредством законодательных норм Уложения светская власть стремилась к возвышению престижа Церкви
Посредством законодательных норм Уложения светская власть стремилась к всемерному упрочению и возвышению престижа Церкви и духовенства и к ограждению православного вероучения и церковной жизни от всевозможных посягательств и «бесчинств».
В то же время в Соборном уложении получил отражение и другой подход государства к Церкви, который носил противоположный, скажем так, ограничительно-притеснительный характер. В нем явно прослеживалось твердое намерение мирских властей «встроить» Церковь в общий процесс государственной централизации, усилить свой контроль над ней, и, самое главное, ограничить ее экономическую мощь. И хотя Царь Алексей Михайлович, в отличие от своего сына Петра I и его преемников на императорском престоле, вовсе не преследовал цели лишить Церковь ее исконного автономного от государства статуса, превратив в «министерство православного вероисповедания», а также завладеть ее имуществом путем секуляризации церковных имений, фактически он, можно сказать, сделал первый шаг на пути к этому.
Составление Соборного уложения при царе Алексее Михайловиче. Художник:: Н. Некрасов
В чем же выражалось закрепленное в Соборном уложении наступление государства на Церковь?
В первую очередь в попытке законодательно ограничить рост церковного землевладения как основы экономического могущества Церкви. Поскольку в условиях аграрной экономики земля являлась важнейшим ресурсом - на порядок более значимым, чем нефть и газ сейчас, ‒ наличие у Церкви огромных земельных владений, которые доходили до 1/3 от общего земельного фонда, вызывало у светских властей и служилых людей естественную ревность. Поэтому, желая максимально расширить свою собственную ресурсную и финансовую базу, государство горело желанием не допустить дальнейшего роста церковных землевладений, чтобы, лишив Церковь возможности приобретать новые земли, обращать их в свою пользу. Направленные на это меры предпринимались еще с середины XVI в., хотя и не вполне успешно, а в 1649-м г. достигли своей кульминации.
Глава 17-я Соборного уложения «О вотчинах» категорически запретила высшему духовенству и монастырям приобретать, брать в залог и принимать в качестве вклада любые виды вотчин, а самим вотчинникам - отчуждать их. Весьма распространенные среди благочестивых русских людей вклады на вечный помин души и на пострижение отныне допускались только без реального перехода вотчин в пользу Церкви. В первом случае во исполнение последней воли вотчинника дозволялось передавать в монастырь лишь денежный эквивалент вотчины, а во втором действовало следующее правило: принявшее постриг лицо, чтобы не сохранять за собой вотчину, должно было передать родовую (унаследованную) или выслуженную (пожалованную за службу) вотчину родственникам, а они взамен были обязаны вносить в монастырь средства на содержание постриженца, а если вотчина была купленной, то вотчинник мог ее продать или бесплатно отдать кому угодно. За нарушение указанных постановлений полагалось наказание в виде конфискации в казну незаконно переданной в пользу Церкви вотчины.
Еще одним серьезным ударом по источникам экономического благополучия Церкви стала предусмотренная Соборным уложением ликвидация так называемых «белых слобод» в городах, примерно 2/3 которых приходилось на долю именно церковных властей и монастырей. Белые слободы представляли собой принадлежавшие духовным и светским лицам дворы и слободы, жители которых, занимаясь торговлей, промыслами и ремеслами, тем не менее были освобождены от государственного тягла (уплаты податей и выполнения служб в пользу Государя) и вместо него несли более льготное «белое» тягло ‒ в пользу хозяев белых слобод. В силу явно более выгодного положения беломестцев по сравнению с обычными посадскими людьми, белые слободы постоянно пополнялись выходцами с посада, что, в свою очередь, приводило к сокращению количества городских налогоплательщиков и увеличению тягловой нагрузки на остальных посадских людей. Все это, разумеется, никак не устраивало ни городских жителей, ни государство, тем более что к середине XVII в. привилегированные белые слободы, сохранявшиеся еще со времен удельной раздробленности, уже давным-давно превратились в очевидный анахронизм. В итоге глава 19-я Соборного уложения «О посадских людях» постановила полностью упразднить все белые слободы, кому бы они ни принадлежали, прикрепив их к Государевым посадам, а на проживавших в них лиц распространить государственное тягло.
Наконец, еще одной крайне болезненной для Церкви мерой, введенной Соборным Уложением, стало учреждение Монастырского приказа - особого государственного органа, не связанного с церковной властью, на который были возложены судебные, административные, финансовые и полицейские функции в отношении представителей духовенства, монастырей и зависимых от Церкви лиц. Создание Монастырского приказа, прежде всего, кардинально изменило характер подсудности всех этих лиц по большинству гражданских и уголовных дел. Суть нововведений заключалась в том, что они утратили по таким делам имевшуюся у них ранее привилегированную подсудность и, согласно главе 13-й Соборного уложения «О Монастырском приказе», были подчинены - вопреки каноническим правилам - государственному суду в лице Монастырского приказа, а также других приказов и воевод (глав уездов). Церковь же сохранила за собой лишь право суда по духовным делам. Исключение из данного правила было сделано главой 12-й Уложения только для Патриарха и патриарших людей и крестьян. Таким образом, Соборное уложение подчинило всех духовных лиц, вплоть до митрополитов, а также монастыри общим правилам подсудности по недуховным делам. Помимо сугубо церковно-правовых минусов такого порядка, оно также лишало Церковь крупного источника доходов в виде судебных пошлин. Наконец, еще одним важным нововведением, связанным с образованием Монастырского приказа, только не судебным, а административным, стала передача в его ведение всех церковных и монастырских земель.
Соборное уложение подчинило духовных лиц, а также монастыри общим правилам подсудности по недуховным делам
Все эти ограничительные по отношению к Церкви меры, продавленные большинством участников Земского собора 1648-1649 гг. из числа мирян, не без согласия светских властей либо по их прямой инициативе, конечно же, не могли не вызывать у Церкви острого неприятия. Особенно непримиримым критиком «антицерковных» постановлений Соборного уложения был Патриарх Никон, который не жалел черных красок при его оценке и, не сдерживаясь, клеймил его, называя «бесовской книгой», «ложным и проклятым писанием» и т.п. Став Патриархом, Никон направил всю свою кипучую энергию и недюжинный талант на защиту Церкви от экспансии государства, всячески стремясь свести к минимуму или вовсе отменить «беззаконные» постановления Соборного уложения, и частично преуспел в этом. Например, ему удалось добиться от Царя Алексея Михайловича освобождения ряда монастырей от подсудности Монастырскому приказу и светским судьям. Низведение Никона с патриаршества никак не повлияло на решимость представителей Церкви бороться против Уложения, и в конечном счете она добилась своего. Под напором Церкви государство сначала в 1667-м г. пошло на отмену подсудности духовных лиц светскому суду, сохранив за Монастырским приказом лишь управление церковными вотчинами, а затем, в 1677-м г., согласилось и на полное упразднение Монастырского приказа. Впрочем, успех в противостоянии с государством оказался недолгим, поскольку всего лишь четверть века спустя, в правление неистового западника и ярого поклонника протестантских порядков Петра I, государство обрушилось на Церковь с такой силой, по сравнению с которой узаконенные Земским Собором 1648-1649 гг. ограничительные меры выглядели просто сущей мелочью.
В Соборном уложении получил закрепление и ряд притеснительных по отношению к Церкви постановлений
Таким образом, в Соборном Уложении 1649 г. были представлены две группы постановлений, касавшихся Церкви и духовенства. С одной стороны, это были нормы, в которых на высшем юридическом уровне подтверждалась их традиционно ведущая роль в жизни русского общества, а также брались под приоритетную юридическую защиту Православное вероучение и церковное благочиние. Кроме того, сам факт участия представителей духовенства в разработке Соборного уложения, как фундаментального законодательного акта, подобного современной Конституции, еще раз красноречиво свидетельствовал о том, что для светских властей необходимость привлечения Церкви к решению государственных задач, в том числе ее вовлечения в процесс правотворчества, не подлежала никакому сомнению. С другой стороны, в Соборном уложении получил закрепление и ряд притеснительных по отношению к Церкви постановлений, которые непосредственно затрагивали материальную сторону ее существования. Вторжение государства в эту сферу жизни Церкви, как бы негативно она к этому ни относилась, было естественным и неизбежным, поскольку в силу своей «приземленной» природы государство всегда стремилось и будет стремиться к максимальному обладанию материальными благами. И это стремление присуще абсолютно любому государству, даже такому, как допетровская, «московская» Россия, которая вплотную приблизилась к воплощению в жизнь эталонной, симфонической модели взаимоотношений между государством и Церковью. В силу различной природы Церкви и государства идеальная симфония между ними есть, увы, лишь недостижимая мечта.
Артемий Рожнов
доктор юридических наук,
профессор Финансового университета
при Правительстве Российской Федерации
