Глубокая, "коренная" связь искусства и политики особенно ярко проявляется во времена, когда то или иное государство попадает в геополитические тиски. Созидатели "важнейшего из искусств" вынуждены подчинять "раскадровку" не собственным творческим представлениям, а "имиджевой" политической борьбе "за кадром". Те, кто идут против генеральной линии, как оказывается, могут столкнуться с "цензурой" "пыльных" времен. Так, лента известного кинорежиссера, члена думского комитета по культуре Владимира Бортко "Душа шпиона", в которой рассказывается о жизни российского шпиона, работающего в Лондоне, год не могла "увидеть свет". О "трудностях российско-западного перевода" (читай - внешнеполитических отношений), тонкостях шпионского ремесла и перспективах отечественного кинематографа в условиях "затянутого пояса" рассказал автор картины в интервью корреспонденту Накануне.RU.
Вопрос: Владимир Владимирович, Ваша кинолента целый год пролежала на полке. Вы мужественно держались, но все-таки нарушили своеобразный "обет молчания", данный самому себе. Что спровоцировало Вас на активную борьбу с "цензорами", не пустившими фильм в прокат? Расскажите, из-за чего "сыр-бор"?
Владимир Бортко: В фильме отсутствуют титры еще двух фирм, которые, мягко говоря, принимали здесь большое участие - это "Тритэ" и ВГТРК. Они основные производители. Копия была показана и хорошо встречена в Госдуме и в Минкульте. Два продюсера сами сняли титры и лейблы из фильма - такого не было в истории кинематографии никогда. Это первый, уникальный случай. Но уже дошли слухи, что они восстанавливают.
Фильм запустился 7 ноября 2012 года. Съемки были закончены в сентябре 2013 года, очень быстро мы сделали монтаж. После этого начались удивительные вещи: кино "затормозилось". Прошла беседа, где мне было сказано: мол, давайте, сделаем так, чтобы этот фильм вообще никто не увидел. В качестве аргумента: он разрушает образ нашего разведчика, сложившийся в восприятии нашего зрителя. Они потребовали придумать другую форму, что меня не устроило. По договору я должен был снять еще 4 серии для телевизионного формата. Про них сейчас и говорить не приходится. После разговора я сделал 2 адаптированные серии, где не существовало некоторых, вероятно, неугодных сцен и текстов. Кинофильм никак не шел - "ни шатко, ни валко". Более того, я писал депутатский запрос, но внятного ответа не получал.
Вдруг что-то завертелось-закрутилось: мол, да что вы, мы никогда не хотели подобного. Пообещали выдать прокатное удостоверение национального фильма. Сейчас будут переговоры, когда ожидать выхода на широкий экран. Я удивлен: моя собственная жизнь поменялась в течение одного дня. Это потрясающе. Возможно, это произошло потому, что я это все рассказываю. Фильм посмотрели много людей, в том числе и "облеченных властью". Например, губернатор Санкт-Петербурга Георгий Полтавченко, который имеет отношение ко всему, что происходит на экране. Фильм ему понравился, он захотел передать его высочайшему лицу. Не знаю, смотрел он его или нет, но что-то вдруг волшебным образом изменилось.
Уверен, что я больше ничего делать не буду. После того, что я рассказываю сейчас о "кухне", телевидение меня любить не будет. А без него, открою небольшую продюсерскую тайну, ни одно кино сделать нельзя. Наверное, я снял последнее кино. Хотя хорошо, что есть результаты. Уже сама информация о последней пресс-конференции резко поменяла отношение к нашей работе.
Вопрос: Расскажите о фильме. Что зрители увидят на экране?
Владимир Бортко: По жанру это не детектив. Там практически никто никого не ловит, эта линия есть, но никто не "выкрадывает важнейшие документы". Это, пожалуй, производственная драма. Я человек старый, воспитывался при советской власти. Были фильмы об учителях, о врачах. А это - картина о шпионе. Мне хотелось рассказать - кто он, как дошел до такой жизни, чем интересуется. Профессия чрезвычайно любопытна и по человеческим качествам, необходимым для нее.
Например, у хирурга в руках ланцет, у шахтера - отбойный молоток. А у разведчика? Шантаж, воровство, подкуп, вплоть до убийства. Меня интересовал вопрос, что испытывает человек, обманывающий всех на протяжении всей жизни в силу своих обязанностей. Так происходит не только у нас. Китайский, израильский, американский шпион это делает. Каким надо обладать чувством важности своей работы, любви к своей стране, чтобы сознательно жить так?
Я абсолютный государственник, член коммунистической партии. Никаких сомнений в моей ориентации политической (да и не только политической) нет. Яростно отстаивая свою страну, ты не всегда уверен, все ли ты делаешь правильно. В ленте есть сцена, когда "нехороший" обвиняет "хорошего", что он работает на английскую разведку. "Плохой" спрашивает: "А ты на кого работаешь? На Абрамовича с Чубайсом? На тех, кто продал страну?". Да, это есть в фильме.
Хорошо было Штирлицу, у него война - думать не надо было. С одной стороны - противники, с другой - друзья: все понятно. А ныне? Закрадываются сомнения. Я полагаю, что перенос действия замечательной книги человека, который работал в этой профессии (речь идет о романе советского разведчика Михаила Любимова "И ад следовал за ним" - прим. Накануне.RU), из 1980-х годов в прошлое лето сыграл большую роль в том, что мы наблюдаем сейчас вокруг фильма.
Вопрос: Убедили ли Вас озвученные аргументы "в пользу" того, что фильм не будет демонстрироваться? Есть ли у Вас своя версия, почему "ответственные лица" испугались "обнажить" "Душу шпиона"?
Владимир Бортко: Не выходит он потому, что у людей, которые делали кино вместе со мной, существует опасность, что фильм может быть неправильно воспринят высокопоставленными людьми и может повлиять на их положение. Что с меня взять? Я режиссер. А эти люди отвечают своими должностями. Они боятся, вдруг посмотрит самый большой наш разведчик, и ему это не понравится. Мне-то ничего не будет, а с них - "огого".
Я также допускаю вариант, что им просто не понравилось это кино, что оно плохое. Хотя это "плохое" кино стоит 10 млн долларов. Из них больше миллиона вложили спонсоры - Геннадий Козовой и Сергей Собко. Я им сказал, что они могут не вернуть свои деньги. Один из них мне ответил: "Когда я даю деньги на церковь, я же не требую их назад". Это позиция чрезвычайно важна. Необходимо, чтобы они увидели свою работу на экране. Кроме того, шутка ли - 9 миллионов государственных денег. Фильм снимался и в Лондоне, Швейцарии, Марокко, Каире. Это серьезнейшая история с известными именами, в числе которых - Малкольм Макдауэлл и Сандрин Боннэр. Держать фильм под спудом вряд ли стоит.
Вопрос: Как думаете, главный разведчик страны все же посмотрел ленту?
Владимир Бортко: Кто же знает, что он смотрит и делает. Я могу допустить такую мысль. И, может быть, оно ему показалось неплохим, но этого никто не знает. Один из руководителей "нашей культуры" сказал, что не может взять на себя ответственность и принять решение о судьбе фильма, предложил показать его президенту. Что, ему дела нет, чтобы смотреть какое-то кино? Возникает вопрос: ты зачем это место занимаешь? На себя ты можешь взять ответственность? Достаточно просто решить - нравится или не нравится. Это же смешно.
Вопрос: Наверняка, Вы предполагали, что фильм будет неоднозначно воспринят, поскольку затрагивает такую щепетильную тему - по сути, "рисует имидж" страны...
Владимир Бортко: Фильм снимался точно по сценарию, ничего не привнося и не унося оттуда. Проект был утвержден всеми инстанциями. Может, конечно, я самый плохой режиссер на свете, и дело во вкусовых предпочтениях.
Вопрос: Сегодня многие отечественные кинопродукты подвергаются критике, вокруг "Левиафана" Андрея Звягинцева разворачиваются нешуточные скандалы: сыплются обвинения в русофобии и чрезмерной мрачности изображения Родины. Не боитесь ли Вы попасть в то же русло? Каких оценок и реакций ждете от общественности по поводу своего "фильма-правды" о жизни разведчика?
Владимир Бортко: Не думаю, что сейчас все будут ломать двери кинотеатра и побегут смотреть фильм. Кино о шпионах смотреть очень сложно. Это не детектив, где "Васька Косой убил прокурора области". Здесь запутанная история. "Шпион, выйди вон" по роману Ле Карре с треском провалился в прокате. Драма как таковая перекочевала на телевидение. Кино, в основном, рассчитано на публику от 13 до 33 лет. Я не жду обвальных успехов, хочу лишь, чтобы фильм посмотрели те, кому это интересно, чтобы его показали как можно "шире" по стране, чтобы люди могли увидеть, как живут на Западе те, кто занимаются такой оригинальной профессией. Сомнения, которые посещают героя, мне очень близки.
Вопрос: Вы коммунист, и в свое время Ваш, как его называли, антисоветский фильм "Собачье сердце" Ваши друзья по партии простили. Этот фильм Вам не прощают. Может, подумали, что Вы и из этой системы уходите в какую-то другую?
Владимир Бортко: Ни из какой системы я не уходил. У меня одна система - внутренняя. Она называется просто - рассказать правду. Я не считаю "Собачье сердце" антисоветским фильмом. Мне было очень противно смотреть, как происходит вранье вокруг меня. Причина падения советской власти только одна - они начали врать самим себе.
Напомню, мой фильм "Тарас Бульба" запрещен на Украине. Мой коллега, американский режиссер Оливер Стоун тоже занимается кино "на грани с политикой". Для меня фильм - это мое высказывание, если хотите, и политическое. Поэтому оно часто воспринимается в штыки. С "Душой шпиона" произошло то же самое. Как бы из этого чего не вышло, политика вещь сложная. Лучше что-нибудь другое снимать.
Вопрос: Прокатная история вокруг фильма укладывается в определенную тенденцию последних лет, заключающуюся в ужесточении внутренней политики, увеличении запретов. Не кажется ли Вам, что Вы просто попали под общий "запретительный" тренд, вменив в качестве обвинения посягательство на "святое" - на разведку?
Владимир Бортко: Полагаю, что Вы имеете в виду, не попали ли мы в историю, когда в стране произошло что-то вроде закручивания гаек. Честно говоря, я как член Госдумы этого не ощущаю. Думаю, что это, мягко говоря, очень сложное положение нашей многострадальной родины. Поэтому происходит излишнее количество страхов, испугов и желания что-то запретить. Мне бы не хотелось говорить о том, что сейчас мы наблюдаем что-то близкое к 1937 году. Мы живем в условиях крайне сложной политической обстановки. Но я абсолютно убежден, что нашим фильмом мы никаким боком нашу страну не унижаем, не делаем ее хуже. Правительство может быть разное, а Родина одна, и ее нужно любить. Вот основная мораль, месседж этой истории.
Вопрос: В киноиндустрии, в целом в сфере культуры и других отраслях начала преобладать тенденция повсеместного упрощения. Все начинает делиться, грубо говоря, на "что такое "хорошо" и что такое "плохо". Как Вы считаете, к чему мы придем через лет 15-20, когда вырастет поколение людей, не готовых к сложному восприятию жизни?
Владимир Бортко: Вы уверены, что у нас есть 15-20 лет? Положение крайне серьезное. Естественно оно вызывает упрощение, поскольку ситуация обострилась до предела и требует простоты ответа. Мы идем к Штирлицу. А кино все-таки предполагает сомнение.
Вопрос: Резонно задать вопрос, как Вы в целом оцениваете состояние современного российского кино? Там это "упрощение" ярко проявляется, широкие экраны в основе своей "пестрят" "низкокалорийным" кино...
Владимир Бортко: Вдумайтесь, все наши кинотеатры американские. На отечественных экранах демонстрируется примерно 86% американской кинопродукции. В прошлом году в России сделано 82 кинофильма, из них около 40 получили прокат, прибыль принесли только 10 из них. В плюсе остались фильмы подешевле, с бюджетом не более 2 млн долларов, в которых есть узнаваемые лица. Вот там деньги. Все остальное - чистый убыток.
У нас нет негосударственного кино: 6 млрд рублей каждый год идут на 10 компаний-мэйджоров. Окупятся фильмы или нет - дело другое. Компания "Тритэ" появилась в нашем проекте, потому что мне денег бы не дали. Они взяли их для меня. Вот такая уникальная система работы. Помимо прочего, она не требует отдачи: если есть риск, что деньги не возвращаются, они берутся в процессе производства.
Интересно также, что кинотеатры не платят НДС. То есть мы помогаем Голливуду каждый год на 100-120 млн долларов: пусть они растут. Таких вещей поразительное количество. Вот, что такое наше кино.
Из четырех фильмов прошлого года три - "ретро". Логика ясна - там не будет никаких ненужных мыслей, там все плохие люди, "жуткий Сталин, репрессии". Это надо менять. И, к сожалению, мой пример показывает, к чему ведут эти перемены.
Вопрос: Ваши фильмы, как правило, имеют основу в виде произведений художественной литературы. Была ли идея использовать фактологическую базу для создания картины? Насколько актуально сегодня снять фильм, основанный на реальных событиях в Крыму и Донбассе, будет ли это востребовано?
Владимир Бортко: Была идея сделать фильм о Сталине. Я подготовил сценарий, вместе со мной его писали 6 докторов наук. Нет более фактологической основы. Потом меня попросили сделать так, чтобы вождь на 70% был плохим, а на 30% - хорошим. И дальше что-то не пошло.
Сегодняшняя ситуация, конечно, может лечь в основу будущих фильмов. Почему же нет? Надо писать сценарий.
Вопрос: Каково Ваше видение тех трагических событий, которые сейчас разворачиваются на Украине? Как оцениваете ситуацию с возвращением Крыма?
Владимир Бортко: Мы имеем возможность сомневаться в благих намерениях Запада после Наполеона, Гитлера. Тем не менее, Горбачев, заключая различные договоры, говорил, что они будут хорошими. И что мы увидели? Они приближаются к нам. Мы делали все, чтоб Украину купить. Чем кончилось дело? Вы не хотите подписывать, подпишет другой президент. Это было сказано во всеуслышание.
Дальше Крым. Тимошенко заявляла - мы выгоним флот из Крыма. Могли мы это допустить? Нет. Это колоссальные военно-стратегические и моральные потери.
Вместо Нахимова стоял бы Бандера, в этом нет сомнений. Это был шаг защиты, а не нападения. Но за это надо платить, что мы сейчас с Вами и делаем. Я бы на месте "царя Батюшки" выступил с обращением "братья и сестры", как это сделал когда-то Сталин: "Времена тяжелые. Что мы будем делать дальше? Терпеть". Потому что отдать Крым сейчас, по крайней мере, я не готов.
Западным ребятам трудно понять, почему для нас Украина нечто большее, чем просто государство. Для меня это часть моей жизни. Мы попали в очень сложную ситуацию не по нашей вине. Надеюсь, что мы оттуда выйдем.
