Лариса Узлова, помощник заведующего Иконописной школы при Московской Духовной Академии, уже много лет живет в Сергиевом Посаде, у Троице-Сергиевой Лавры. Ее небольшие заметки - это рассказ о наших современниках, которых смело можно назвать чадами преподобного Сергия Радонежского и праведниками нашего времени.
Иеродиакон Алексий (Писанюк)
Мы
знали его еще студентом Московской Духовной Академии, Сережей, веселым и
общительным. Высокий, румянец во всю щеку. На протяжении нескольких лет
он был бессменным Дедом Морозом на академических елках.
Он, как и все студенты семинарии, нес различные послушания. Со временем к привычным обязанностям добавилось необычное - он стал помогать на похоронах. Сейчас сложно сказать, на каком курсе его впервые попросили помочь на кладбище. Но для отца Алексия это был шаг судьбоносный. Он благополучно закончил Академию, принял постриг в Лавре, стал иеродиаконом, но деятельное участие в судьбах усопших стало его постоянным занятием. Он как-то сам упоминал, что еще студентом проникся житием святого Даниила Переяславского, проявлявшего заботу о погребении всех умерших нищих, бездомных и безродных. По мере сил отец Алексий старался ему подражать. Он копал могилы, привозил гробы, заказывал кресты в лаврской столярной мастерской. В машине, которую ему выделили от Лавры, всегда был наготове погребальный набор. Для копания могил со временем он обзавелся (спасибо благодетелям!) совковой лопатой из особого сплава - к ней не прилипала грязь, что было важно. Был у него и ломик для работы в зимнее время. И лопата, и лом были весьма внушительной величины.
В чем была особенность отца Алексия? Он мог ограничить себя рамками послушания, но старался помочь всем. Когда в посадском морге отказало электричество, он в одиночку вынес, вывез и похоронил на городском кладбище всех беспризорных и безвестных усопших, находившихся там на тот момент. После этого он заключил с руководством морга договоренность о том, что ему разрешат беспрепятственно хоронить всех безродных и безвестных. Не знаю, хоронил ли он всех, но очень многих - точно. Каждого в отдельную могилу (а ее еще нужно было выкопать). Если он видел крестик как свидетельство того, что человек был крещеным, то служил и краткую литию. На городском кладбище есть целая «улица отца Алексия», состоящая из таких вот могил - ряд безымянных крестов.
Нужно признать, что у него были сподвижники, по мере сил ему помогавшие. Были и недоброжелатели, для которых осталось неясно, как можно так относиться к такому прибыльному делу, как похороны. Насколько мне известно, за свое участие он ничего ни с кого не брал. Его все равно старались благодарить - не деньгами, но продуктами, которые он жизнерадостно раздавал. В столярку, например, он как-то принес ящик голов осетра: «Отцы, головы рыбные возьмете?» Зная, что отец Алексий передарит все, многие лаврские отцы отдавали ему продукты и вещи для раздачи. Для него было радостью помочь тому, кто в этом нуждался. Он любил людей, и смерть человека воспринимал сквозь призму этой любви.
Чего он только ни делал и чем только ни помогал православному народу! На своей «газели» он поздно вечером развозил по домам старушек - уборщиц Троицкого собора. Как-то мой знакомый иеромонах обратился к нему с просьбой встретить ночью в Москве несколько паломниц из Перми. Поздний вечер, официальные службы уже не работают, машину не заказать. Одна надежда - отец Алексий с его «газелью».
- Прости, отец, мне в пять утра копать могилу, я не смогу, - сначала он отказался. А через час позвонил: «Давай номер поезда»...
Постоянно соприкасаясь со смертью, он, тем не менее, был бодр и весел. Любил пошутить. «Матушка, не скорби! Когда ты умрешь, я тебе самую красивую могилку выкопаю!» - утешал он одну мою знакомую. Вся в слезах, она рассказала об этом уже на его отпевании, в Трапезном храме. Он разбился, уснув за рулем. Совсем немного не доехал до Дивеево, куда стремился ко дню именин мамы - дивеевской инокини Варвары (в монашестве Алексии). Ему было 33 года.
Отец Алексий очень любил служить. В отпеваниях, правда, редко принимал участие, просто потому, что в это время на кладбище обустраивал для усопшего место последнего упокоения. На свое отпевание он собрал полный Трапезный храм. Это было в 2002 году.
Анастасия Даниловна
Приезжала подруга, побыла проездом два дня. Пили чай по вечерам, вспоминали... «А помнишь бабу Настю?» Конечно, помню.
Баба Настя, а точнее Анастасия Даниловна, принимала постояльцев и паломников. В свое время она переехала из Москвы в Загорск и занимала здесь обычную однокомнатную квартиру. Большая комната шкафом была разделена на две, маленькая кухонька вместила диванчик - этого хватало, чтобы размещать под праздник массу народа. Бесплатно. То есть как-то люди благодарили, но деньги никогда не были темой для разговора. Останавливались будущие семинаристы, потом их мамы, бабушки, друзья, потом уже батюшки со своими прихожанами. Рекордом было проживание 17 человек, о чем не без гордости сообщила мне сама баба Настя.
- Это возможно?
- Вот диван раскладывается, здесь. Вот рядом стол разложили обеденный, на нем положили, да под столом постелили. Рядом застелили тоже. Да в маленькой на диванчике и на раскладушке. А мы с Тамарой на кухне, так вот все и вошли.
«На кухне» - это значит дремали на крохотном диванчике, сидя. Когда стал чувствоваться возраст, Анастасия Даниловна с тетей Тамарой, неизменной своей спутницей, уходили на всенощную под праздник Преподобного и оставались в храме на ночь, до первой ранней Литургии. Просто чтобы не ходить дважды. После Литургии шли домой, где баба Настя пекла блины, пока гости молились на поздней. На всех.
Когда бабе Насте было 17 лет, она попала в страшную аварию. У нее на всю жизнь остались повреждены нога и рука, она получила инвалидность и много лет работала надомницей, обвязывала скатерти. При этом вырастила двух племянников, один из которых стал капитаном дальнего плавания. Племянники иногда приезжали, одни и с семьями. Очень ее любили - как и все мы.
Когда она стала прибаливать и попала в больницу, с ней познакомилась заведующая терапевтическим отделением, доктор наук Татьяна Серафимовна. Она прониклась к бабе Насте так, что стала класть ее в свое отделение каждые полгода. На профилактику, в отдельную палату. И приходила навещать ежедневно. «Все считают, что я ее бабушка», - смущенно пожимала плечами и улыбалась баба Настя. Когда она не болела, Татьяна Серафимовна с подругами приходили к ней теплой компанией каждую неделю, на чай. Очень им это было нужно, ждали всю неделю как праздника. Пили чай с пирогами, пели песни, рассказывали последние новости...
При жизни иногда баба Настя рассказывала нам о схиархимандрите Амвросии Балабановском, который, как выяснилось впоследствии, постригал ее в монашество. В те времена женские монастыри на территории России были закрыты, но у отца Амвросия было благословение Святейшего на тайные постриги. Однажды к нему домой пришла с проверкой представитель местных властей, из гороно, и так ему сурово: «Что это, гражданин, говорят, Вы тут постригаете??» - «Я и из гороно постригаю!». И сразу: «Дуся, неси ножницы!». Проверяющую как ветром сдуло...
Таких историй наша баба Настя знала множество. Жаль, что мы ничего не записывали, мы просто жили. Казалось, что мир устроен правильно, и так и должно быть, и так будет всегда...
Скончалась баба Настя в больнице, поболев всего 2 недели. Лишь после кончины мы узнали ее монашеское имя - Елевферия. Последним утешением нам всем стали ее проводы. Отпевали бабу Настю - монахиню Елевферию - в храме села Спас-Прогнанье, где ее постригал отец Амвросий. Родственники собирались похоронить ее в Москве, на одном из отдаленных кладбищ. Но отец Никифор, преемник отца Амвросия, предложил похоронить в Спас-Прогнанье у храма Преображения Господня. Чудесным образом на приходском кладбище нашлось место недалеко от могилки отца Амвросия. Все расходы отец Никифор взял на себя. Гроб с матушкой поместили в «газель», мы сели вокруг. Когда мы уже были за Москвой, соседка бабы Насти вдруг охнула, посмотрев в окно: «Вы видите, листики зеленые? Она ведь все время звала - поедем со мной, в деревне так хорошо, такой храм - но мне все некогда. А в начале весны сказала: вот появятся зеленые листики, и мы все поедем в Балабаново, всех возьмем». 10 мая в Посаде не было еще листвы, а южнее Москвы все деревья стояли в облаках первой нежной зелени...
Отпевание, похороны, панихида... Когда ехали обратно, племянница бабы Насти тихонько сказала: «Что-то невероятное. Какие там похороны! Такое чувство, что со свадьбы едем. И не я одна. Ты посмотри на людей...» В салоне нашей «газели», и правда, царило доброе оживление. Молоденькая учительница Лена и врач Татьяна Серафимовна, тихие девушки-псаломщицы из Ярославля и продавец с вещевого рынка ехали одной дружной семьей. Вспоминали бабу Настю, пели хором, смеялись...
И ведь даже фамилия у нашей бабы Насти, матушки Елевферии, была - Утешева. Царство ей Небесное.
Фото из архива автора
Газета «Православная вера» №13 (513)
http://www.eparhia-saratov.ru/Articles/uteshitelnye-lyudi
