- ...А это мы однажды слушали по радио выступление диакона Андрея Кураева... Он и говорит: мол, за последние годы в России открыто полторы тысячи храмов и семьсот монастырей. А мы смеемся: не семьсот, а семьсот один! Нас отец Андрей забыл посчитать! Так и пошло с тех пор: 701-й монастырь. Батюшка теперь говорит: «Объявляю приказ по 701-му монастырю!» - или: «Начинаем производственное совещание 701-го монастыря...»
Смеются матушки Ирина и Леонилла. Это шутка: нет никакого монастыря. Есть храм Св.вмч. Георгия Победоносца в посёлке Каменка Выборгского района. Маленький деревянный храм-новодел, строгий, без архитектурных излишеств, - как и полагается всякой армейской постройке. Армейской - потому что стоит он возле большого военного городка, потому что настоятель его иеромонах Александр в миру звался капитаном Зубаревым, потому что две женщины, чьими трудами также держится храм, - инокиня Леонилла и матушка Ирина - с гордостью говорят о себе: «Мы - старшие прапорщики!»
И всё-таки это монастырь.
- Мы тут монашествуем потихоньку, - говорит отец Александр. - У нас приходская-то жизнь занимает несколько часов в неделю - когда прихожане собираются на воскресную литургию. А потом идёт монашество по полному чину. Каждый день службы монастырские, длинные - по пять, по шесть часов в день...
- Не тяжело ли после армейской деятельной, бурной жизни нести монашеское служение?
- Тяжело то, чего не любишь. А что за монах, если он не любит безмолвие, нестяжание и долгие, обстоятельные церковные службы? И зря вы противопоставляете армию монастырю. Нет, армейская и монастырская жизнь - это понятия родственные. Быт хорошо налаженного монастыря и быт хорошо налаженной воинской части, они похожи. Я вспоминаю годы в военном училище: расцвет государства перед его закатом... Армия могучая, всё в ней шло чётко, без сбоев. Золотое время было: порядок, дисциплина, строгость! Мы, курсанты, все четыре года жили в казармах, никакого свободного выхода не имели - и никто из нас на это воспитание не жалуется. Сейчас у меня те же привычки, и мне не в тягость монашеское устроение жизни: всё родное, знакомое.
- В армии - приказ, в монастыре - послушание! - добавляет мать Леонилла. - Я, например, до сих пор армейский ремень ношу: и в переносном смысле, и в самом прямом.
- Но вообще-то, по моим наблюдениям, военные к Церкви относятся довольно сдержанно. Рядом с вами такая большая воинская часть: это доброе соседство?
- Не просто большая часть, - поправляет батюшка, - а одна из двух крупнейших в России миротворческих бригад. Она побывала во всех серьёзных военных конфликтах последнего времени, и ко всем, кто в ней служит, я отношусь с глубоким уважением. Путь к Богу - тайна великая... Надо терпеливо ждать - я верю, что Господь не оставит их...
- Конечно, наши прихожане - это в основном женщины, офицерские жёны, - говорит матушка Ирина. - Раньше мы как привлекали их в храм? Устраивали детские праздники, ставили спектакли... А сейчас народ уже дальше хочет идти: им уже интереснее само богослужение... Ещё мы служим в посёлке Камышовка - зимой ходим туда по льду, через озеро: батюшка берёт переносной иконостас, который он сам сделал, кладёт священные сосуды в рюкзачок - и в поход! Ещё у нас прекрасный храм на территории местного госпиталя, ещё - два сестричества: одно во имя иконы Божией Матери «Умягчение Злых Сердец», а второе - прмцц.Елисаветы и Варвары. И устав хороший, утверждённый митрополитом: принимаем женщин, которые хотят вести образ жизни, близкий к монашескому. А там уже с благословения правящего архиерея и своего духовника, если позволяет семейное положение, можно принимать и монашеский постриг. Да, где-то четыре священника на один храм, а у нас - один батюшка на четыре храма...
- Матушку Ирину мы пока в монахини не принимаем, - улыбается отец Александр, - у неё ещё каноническое препятствие по дому бегает. Пусть прежде оно подрастёт - вот тогда...
- А у нашего монастыря и погост свой уже есть, - говорит мать Леонилла. - Там всего одна могилка, но нам она очень дорога: в ней лежит монахиня Алевтина. Была она женой отца Александра - тоже человек армейский, старший прапорщик; потом приняла тайный постриг... Она тогда уже раком болела, но с неё пошло всё наше здешнее монашество. Теперь молится о нас у Престола Божия... И все солдаты, все офицеры бригады, погибшие в нынешних войнах, тоже, верю, молятся... Их молитвой и живём, и будем жить, и надежду имеем, что из малого нашего горчичного зерна вырастет с годами церковное древо на этой земле.
