От МАТИ до Церкви
- Батюшка, расскажите, Вы выросли в верующей семье?- Дедушки и бабушки были верующие, а родители - нет, но к вере относились без порицания, хотя и не принимали ее. Их молодость проходила в самые безбожные годы - 1930 - 40-е. Когда я в детстве однажды спросил у папы, кто такие буржуи, он ответил: "Даже не спрашивай меня, сынок. Это самые плохие люди". Какое представление политпросвет навязывал людям, такое они и имели.
Наши бабушки не могли дать детям должное культурное образование - они сами были необразованные (моя бабушка неграмотной была), поэтому не смогли детям должным образом привить политпросветское противоядие. Они говорили такими же шаблонными фразами, но было видно, что они не принимали это безбожие.
Мне верить не возбранялось. Когда бабушка стала меня воспитывать в вере, водила на день святого Николая в церковь и причащала, все к этому относились спокойно. То есть родители, конечно, твердили, что Бога нет, но в сердце все равно у них была вера.
Папа за все годы жизни никогда о Боге плохого слова не говорил и всегда, особенно в старости, любил перекреститься, помолиться немножко своими словами, всплакнуть перед иконами. Вера, привитая в детстве, росла в их сердце и принесла свои плоды. Бабушка по маме, Ольга, научила меня молиться. На ночь она всегда перед иконами читала "Отче наш" и "Богородице". Когда я их выучил, то не знал, что это разные молитвы и читал их вместе.
Бабушку со стороны папы я не видел, а от бабушки со стороны мамы получил должное воспитание.
Она мало говорила мне о Боге, а просто водила и причащала, сколько я себя помню. Она же настаивала, чтобы меня отвезли и покрестили сразу же после рождения. Единственный был храм на Соколе, который никогда не закрывался, в нем меня и крестили, и причащали, и в нем я венчался с супругой.
Бабушкина любовь к Богу проникала мне в сердце, но до поры до времени не произрастала.
В сознательном возрасте я к вере пришел вот как. Когда я был на последнем курсе, было очень тяжело: диплом, "хвосты" надо сдавать. Целый месяц или два в душе было большое смятение, и я не мог избавиться от этого гнетущего состояния. Обычные дружеские компании уже не отвлекали.
Камень на сердце лежал долгое время. Рядом с институтом (МАТИ, что на Таганской), в ста метрах, на набережной Яузы, находится храм Успения Богородицы в Гончарах, мимо которого я всегда проходил. И вот однажды после занятий я решил отстать от ребят, направляющихся домой, и зайти туда.
Шло вечернее богослужение. Я просто постоял. Может, 20 или 30 минут. Времени я не замечал. Мне стало очень хорошо и спокойно на душе. Из храма я вышел совсем другим человеком.
Почувствовал, что никакого камня у меня нет на душе, что я хорошо исполню защиту диплома и не надо ни о чем печалиться. Все время вспоминаю этот случай, потому что так быстро перемена в душе произошла.
Семья - малая Церковь
- А как Вы познакомились с матушкой?- Мы с ней познакомились на следующий год после окон-чания института. На 23 февраля была встреча друзей, среди которых находился один мой уже женатый знакомый, а будущая матушка моя работала вместе с его женой. Таким образом Господь нас свел. И вот мы встретились и больше не расставались.
Не было никаких сомнений. Я почувствовал, что это человек, который мне подходит, который мне нужен. Буквально через два месяца я ей сделал предложение, и мы поженились.
Повенчались мы с матушкой не сразу, а только через два года после свадьбы. Поскольку это было время, когда еще возбранялось участие в Таинствах.
Еще до свадьбы мне пришлось присутствовать на собрании, когда обсуждался вопрос о том, что один наш комсомолец крестил своего сына. Что было! Два раза нас собирали и заставляли его осудить.
Мы не хотели этого делать, но даже он сам сказал: "Ребята, осудите меня, потому что не отстанут от вас. Лучше побыстрей закончить с этим делом". И вот за то, что он крестил своего ребенка, ему измотали нервы, лишили премии...
Через два года, когда я понял, что тянуть больше нельзя, мы обвенчались в храме на Соколе.
Я пойду туда, мне надо...
- Не пытались ли вы, как обычно делают новоначальные, свою супругу воцерковить?- Специально - никогда такой цели не ставил. Я просто стал сам ходить. Даже ее не звал с собой. А она все время меня спрашивала: "Куда ты ходишь? Что тебе там надо? Пойдем лучше погуляем в парк или в кино сходим". Я отвечал: "Нет, мне надо. Я пойду туда". Она говорила: "Ладно. Тогда я с тобой пойду".
Постепенно она привыкла и полюбила храм, богослужения. Затем Господь привел нас к одному духовнику. Это был священник ближайшего к нашему дому храма, открывшегося в 1991 году. Поскольку я ходил к нему на исповедь, то и она стала ходить к нему на исповедь. Мои увещевания она не так воспринимала, как слова батюшки. Она уже стала прислушиваться к наставлениям ныне покойного о. Феодора Соколова.
- Были ли примеры, которые укрепляли Вас на пути к вере?
- Самым близким моим верующим человеком в моем окружении долгое время была бабушка, которая без слов, без убеждений, просто своим личным примером показывала мне образ веры. Она просто тихо молилась, всегда смирялась, молчала, когда ей выговаривали. Я не помню ее ругающейся.
Я даже не понимал, что она обиделась, когда ее зять, мой папа, ей выговаривал. Обычно в семье всегда бывают какие-то распри. Только мне, как близкому другу, она потом тихо говорила: "Как он меня обидел". Моя бабушка Ольга не объявляла о своей вере, а делами ее показывала. Я любил ее и понял, что вера так ее и укрепляет.
- Были ли какие-то сложности в связи с воцерковлением?
- Да, были. Мама не понимала, зачем я хожу в храм. Она говорила: "Что-то ты увлекся очень этой церковью. Надо ходить, но не так же часто, как ты. Уж каждую неделю заладил, да еще по два раза".
Теперь нужно все делать по благословению
- Батюшка, как Вам пришла мысль послужить Богу в священном сане?- Я хотел служить Богу в любом чине, каком Господь сподобит. Однажды попросили нас с супругой петь на клиросе. Раз попросили - значит, надо попеть. Потом меня попросили порегентовать. После окончания авиационного института, кода я уже работал, мне захотелось поучиться богословским предметам. И когда открылся богословский институт, я решил туда поступить. Матушка была против сначала: "Куда же ты будешь ездить?" И она не пустила меня. Тогда я пошел печаловаться о. Феодору. Спросил, что мне делать. Он ей на исповеди и говорит: "Что же ты мужа притесняешь?" Матушка смягчилась после этого уговора и разрешила мне учиться. Когда я закончил богословкий институт, меня попросили в духовном училище преподавать. Раз попросили - надо было идти.
Это училище только открылось в бывшем Николо-Перер-винском монастыре. Мы с одним из организаторов этого училища вместе учились, и мне сразу же предложили читать студентам церковную историю. Так я стал преподавателем. Хотя никогда им себя не мыслил, ведь сам недавно только со школьной скамьи. Так до сей поры учусь этому искусству преподавательскому, которое мне очень нравится. Позже училище было преобразовано в духовную семинарию.
В семинарию приезжал один батюшка, который был хорошо знаком с отцом ректором. Однажды я вышел после экзамена, взял у него благословение. Он стал меня расспрашивать: "Кто такой? Чем занимаешься?" Я рассказал, что читаю студентам лекции. Он заметил: "Ну что ж ты, дорогой! Сам учишь будущих батюшек, а не батюшка. Надо тебе тоже батюшкой стать". Я ответил: "Благословите". Рядом стоял о. ректор. Он был не против. Тогда меня благословили документы собирать. Так я милостью Божией успешно прошел епархиальный совет и был рукоположен во диакона. Практику я проходил в семинарии.
Во священном сане
- Что-то изменилось у Вас после хиротонии?- После диаконской хиротонии я сразу почувствовал, что необычайно возросла ответственность за свои поступки. Поскольку само служение высокое, самому Богу, то, конечно, к себе теперь отношение строже.
Надо быть более строгим, всегда собранным, готовым дать ответ. У людей порой одно слово меняет представление о чем-либо или о ком-либо. Они могут подумать: "Раз в церкви такие люди - значит, и она вся такая". Понятно, что это мнение людей только присматривающихся к церкви, изучающих ее со стороны. Надо быть внимательным, чтобы не явиться соблазном для людей.
С принятием священнической хиротонии изменений было гораздо меньше. Ведь это просто другая ступень священного служения. Гораздо труднее перейти из мирского чина в священнический. Пока я еще мало служу, только первый год. Внутренне почти ничего не изменилось, а внешне сильно возросла нагрузка. У диакона гораздо меньше обязанностей и ответственности, чем у священника, он отвечает только за благолепие службы и святого алтаря. А священник в ответственности за людей, за наставления.
Диаконом я старался меньше поучать. А сейчас люди спрашивают, поскольку им необходим совет духовного лица. Я понимаю, что надо быть очень осторожным в советах и давать наставления только в том случае, если знаешь. А если нет - надо уметь признать это. Налагается большая ответственность.
Иногда люди подходят и говорят: "Вы же говорили так, так и так". А это было сказано в беседе, между слов. И я не акцентировал на этом внимание. Оказывается, люди воспринимают это очень серьезно, задумываются, исследуют сказанное. Поэтому теперь к каждому слову надо подходить взвешенно.
Необходимо готовиться к каждой службе молитвенно, постом и поведением. Нельзя, например, перед службой допускать себе как-то развлекаться. Поэтому само богослужение зависит от того, как ты подготовился к нему.
Если плохо готовился, придавался излишнему веселью накануне, то и богослужение очень тяжело совершать. Поэтому я понимаю, что не столько много сил требует сама служба, сколько подготовка к ней. Некоторые сравнивают службу с айсбергом, который имеет видимую и скрытую от глаз невидимую часть. И если не будет подводной части, то и верхушку "айсберга" будет очень трудно усмотреть.
- А какие бывают радости, связанные с этим служением?
- Они бывают очень высокие. Потому что раньше я не испытывал радости предстоять пред Престолом Божиим, служить Творцу. Я полагаю, что эта радость подобна той, что наслаждаются и святые в Царстве Божием. Она посещает и служащих, и молящихся на богослужении людей. Быть причастником этой радости - это самое высокое.
Ни в каком другом деле или служении на земле не бывает ничего подобного. Все люди радуются. И хлебороб о своем урожае, и учитель о своих воспитанниках, и рабочий о своих трудах. А священник радуется о службе Божией. Я видел разных людей, сам испытывал радость от трудов. Но радость от служения пред Престолом Божиим трудно передать словами. Она выше и слаще всех радостей.
Понимаешь, что труды, о которых я говорил, сравнивая их с невидимой частью айсберга, нужны и не напрасны.
Одно дело, конечно, когда ты сам радости исполняешься от богослужения, и видишь, как люди тоже исполняются этим чувством, хотят творить добро. Они исполняются силы к деланию добра, исполняются силы отвращаться от грехов, злых дел.
Реальные настроения людей, их переживания - все это дает такое утешение, что мы не зря несем труды служения. Они и нам нужны, и людям помогают быть добрее. А это очень важно, потому что людей учат быть искусными в каких-то науках, ремеслах, а быть добрыми - такой науки нет в мире.
Этому учит только Церковь. Это чувство доброты она посылает людям во время службы и молитвы (не только церковной, но и келейной). А быть добрым - это, наверное, самое главное, что нужно для человека. Если он будет очень умным, но не добрым, то свой ум употребит во зло. И мир будет раздираться от этой злобы.
А если человек будет умным, искусным да еще и добрым, то все будет наоборот. Он станет свое искусство использовать на благо ближних и всех людей. Привить людям эту доброту и имеет своей целью божественная служба и Церковь. Все церковные поучения направляют к этому людей. Сама служба вселяет в них добро. Оно приходит неизвестно откуда, посещает молящихся. И надо пытаться его сохранить. Сделать это возможно, в первую очередь, только добрыми делами, добрыми мыслями. Поэтому ты осознаешь, что все эти труды не напрасны.
Семинария - школа офицеров духовного воинства
- Расскажите о семинарии, где Вы преподаете.- Это своего рода школа офицеров духовного воинства. Сложность и ответственность будущего служения воспитанников семинарии предъявляют к ним высокие требования. Перервинская духовная семинария была возрождена в 1996 году, в бывшем Николо-Перервинском монастыре, где она была устроена в конце 18 века митрополитом московский Платоном.
В семинарии очень длительные службы, что непривычно для учащихся. Но к окончанию они привыкают к службам по полному чину. Среди многих монастырских послушаний одно очень интересно: неусыпающая псалтирь. Оно была заведено еще до устройства семинарии. Но теперь студенты тоже могут приобщиться к этому молитвенному подвигу
Не настолько тяжело учиться, насколько тяжело выдержать такой строгий устав. О. Ректор - очень интересный человек, очень любит монашествующих, сам в молодости мечтал быть монахом, но Господь ему судил быть человеком семейным, послал ему добрую матушку. И они вдвоем воспитывают студентов, которые их так и называют: ее "мамой", а его - "папой". Она преподает литургику, литургическое предание, но большей частью занимается, конечно, воспитанием студентов.
Семинария очень маленькая (в отличие от Троице-Сергиевой). В ней учатся на пяти курсах всего 80 студентов. Я разговаривал со многими из них и они довольны. Говорили, что строгость очень нужна. Сейчас везде мало строгости. И научиться дисциплине, научиться себя организовывать, постоянно контролировать свое поведение, свою жизнь очень тяжело.
В семинарии, конечно, все совершается по благословению. Раньше в домашних условиях так же все было. Родители благословляли на брак детей. Я думаю, это оправданно.
Ведь знания можно и из книжек получить, а семинария имеет своей целью воспитать людей, любящих богослужение, церковный устав, традиции и предания. Я думаю, что это в достаточной мере удается и о. ректору, и матушке, и помощникам инспекторам, которые там денно и нощно трудятся и заботятся о студентах.
- Вы бы хотели видеть своих сыновей в священническом сане?
- Я хотел бы, поскольку это есть высшее служение, самое радостное. Но, конечно, я не буду на этом настаивать, их уговаривать. Они сами должны избрать свои пути. Если они захотят к священническому служению приобщиться, я буду очень рад. Но если изберут другую стезю, то и на ней, я уверен, смогут служить Богу. А в каком чине - это уже не так важно. Может, они будут врачами, учителями, военными, инженерами. Главное, чтобы они хотели служить Богу и Он Сам их наставит на землю праву.
Беседовала Наталья Пронько
http://www.agios-nicolos.ru/publish/article_146.html
