В ночь на 25 ноября (старый
стиль) 1741 года в результате дворцового переворота на императорский трон
взошла дочь Императора Петра Великого - 32-летняя Елизавета Петровна.
Несмотря на то, что Елизавета Петровна приходилась дочерью Императору Петра I и Императрицы Екатерины I, престол после их кончины в результате интриг и дворцовых переворотов из разу в раз миновал ее, а после воцарения племянницы Петра - Анны Иоанновны, Елизавета Петровна и вовсе оказалась в опале. Не любившая Елизавету Анна Иоанновна, завещала после своей смерти престол сыну своей племянницы Анны Леопольдовны - Иоанну Антоновичу, что при живой дочери Великого Петра выглядело явно вызывающе.
В подготовке переворота участвовали лейб-медик И.Г.Лесток, фаворит Елизаветы Петровны А.Г.Разумовский, братья Александр и Петр Шуваловы и М.И.Воронцов. Дипломатическую и финансовую поддержку заговору обеспечивал французский посол маркиз де Шетарди, недовольный проавстрийским курсом внешней политики, которую в царствование Анны Иоанновны осуществлял А.И.Остерман.
Опорой заговора призваны были стать гвардейцы-преображенцы, для завоевания симпатий которых Елизавета Петровна немало потрудилась: она часто, «без этикета и церемоний», проводила время в казармах Преображенского полка, одаривала гвардейцев деньгами и подарками, никогда не отказывала в просьбах стать крестной матерью их детей. В результате «Дщерь Петрова» превратилась для солдат и офицеров полка в «матушку», она же, в свою очередь, называла их не иначе как «дети мои».
Это обстоятельство не было секретом и сильно беспокоило Императрицу Анну Иоанновну. В 1737 году был казнен прапорщик Преображенского полка А.Барятинский за намерение поднять «человек с триста друзей» ради Елизаветы. А уже после кончины Императрицы, когда в 1740 году гвардейцы арестовали Бирона, по признаниям Миниха, преображенцы ожидали, что власть теперь перейдет именно к Елизавете Петровне, а никак не к Иоанну Антоновичу. К тому же для преображенцев «матушка Елизавета» превратилась в символ национального сопротивления засилью «немцев» в государственном аппарате Империи.
Переход престола к Брауншвейгскому
семейству (т.е. к семье Антона Ульриха Брауншвейгского и Анны Леопольдовны),
последовавший после смерти Анны Иоанновны, вызвал негодование гвардии, которая настроилась
на решительные действия. В июне 1741 года несколько гвардейцев, встретив Елизавету
Петровну в Летнем саду, заявили ей о своей готовности выступить, если от Цесаревны
последует такое приказание. Но в ответ они услышали: «Разойдитесь, ведите себя смирно: минута действовать еще не наступила.
Я вас велю предупредить».
Анну Леопольдовну, ставшей регентшей при младенце-Государе Иоанне Антоновиче, неоднократно предупреждали о намерениях Елизаветы Петровны и о том, что нити заговора находятся в руках лейб-медика Цесаревны Лестока, однако она не придавала серьезного значения этим предупреждениям. Лишь за два дня до переворота, 23 ноября 1741 года, Анна Леопольдовна, прервав карточную игру, пригласила Елизавету Петровну на разговор, в ходе которого дала понять, что ей известно о ведущейся против нее интриге. Как утверждал генерал К.Г.Манштейн, «Цесаревна прекрасно выдержала этот разговор, она уверяла Великую княгиню, что никогда не имела в мыслях предпринять что-либо против нее или против ее сына, что она была слишком религиозна, чтобы нарушить данную ей присягу, и что все эти известия сообщены ее врагами, желавшими сделать ее несчастливой...» Как отмечал историк Н.И.Костомаров, «Цесаревна расплакалась, бросилась к правительнице в объятия; Анна Леопольдовна, по своему добродушию, расплакалась сама и рассталась с Цесаревною при взаимных уверениях любви и преданности».
Но как только Елизавета Петровна вернулась домой, она собрала своих сторонников на совещание, на котором было решено действовать без промедления. Будь осуществление заговора отложено хотя бы на день, гвардейские полки вынуждены были бы подчиниться последовавшему приказу покинуть столицу и отправиться в Финляндию на войну со шведами. Но Елизавета Петровна колебалась, указывая своим советникам на опасность задуманного предприятия, на что Воронцов сказал: «Подлинно, это дело требует немалой отважности, которой не сыскать ни в ком, кроме крови Петра Великого». Эти слова, отмечал историк С.М.Соловьев, «могли подстрекнуть самолюбие Елисаветы; но надобно признать, что Елисавета, согласившись вести гвардию, действительно доказала, что она дочь Петра Великого». Кроме того, 24-го ноября лейб-медик Лесток, явившись к Елизавете Петровне, показал ей два сделанных им наскоро рисунка, на одном из которых Цесаревна была изображена с короною на голове, а на другом - постриженной в монахини, в окружении орудий казни. «Желаете ли, - спросил Лесток, - быть на престоле самодержавною Императрицею, или сидеть в монашеской келье, а друзей и приверженцев ваших видеть на плахах?». Елизавета Петровна выбрала первый вариант.
Москвитин" title="Присяга Преображенского полка императрице Елизавете Петровне, худ. Ф.Москвитин" width="400" height="317" align="left" />24 ноября 1741 года, в 23 часа,
Елизавета Петровна получила сообщение, что гвардейцы готовы выступать. «Она молилась на коленях перед образом
Богоматери, прося благословения своему предприятию, и тут-то, как говорят, дала
обет уничтожить смертную казнь в России, если достигнет престола», -
отмечал Н.И.Костомаров. Закончив молитву, Цесаревна приступила к решительным
действиям. Надев кавалерийскую кирасу, Елизавета Петровна в санях в
сопровождении Воронцова, Лестока и Шварца, своего старого учителя музыки, отправилась
в казармы Преображенского полка. Обращаясь к гвардейцам, Елизавета Петровна произнесла
слова, ставшие историческими: «Други мои!
Как вы служили отцу моему, то при нынешнем случае и мне послужите верностью
вашею!» (по другой версии: «Ребята!
Вы знаете, чья я дочь, ступайте за мной»). На это преображенцы с
готовностью рапортовали: «Матушка, мы
готовы, мы их всех убьем». Но, не желая кровопролития, Цесаревна возразила:
«Если вы хотите поступать таким образом,
то я не пойду с вами». Затем взяв в руки крест, Елизавета Петровна встала
на колени, а за нею и все присутствующие, и сказала: «Клянусь умирать за вас, и вы присягните за меня умирать, но не
проливать напрасно крови» - «На том присягаем!» - отвечали ей солдаты. «Так
пойдемте же, - сказала Елизавета, - и будем только думать о том, чтоб сделать
наше отечество счастливым во что бы то ни стало».
Выйдя из саней на Адмиралтейской
площади, Елизавета Петровна в сопровождении трех сотен солдат, подхвативших ее
на руки, направилась к Зимнему дворцу. Прибывши на место, Елизавета Петровна вошла
в караульню, заявив находившимся там солдатам: «И я, и вы все много натерпелись от немцев, и народ наш много терпит от
них; освободимся от наших мучителей! Послужите мне, как служили отцу моему!» - «Матушка! - закричали караульные, - что велишь
- все сделаем!». После чего караул, обезоружив своих офицеров, тут же
перешел на сторону Цесаревны, а заговорщики, ворвавшись во дворец, устремились
в императорские апартаменты, где арестовали Анну Леопольдовну и ее мужа Антона
Ульриха.
Французский посол Шетарди в своем донесении писал: «Найдя великую княгиню правительницу в постели и фрейлину Менгден, лежавшую около нее, принцесса (Елизавета Петровна) объявила первой об аресте. Великая княгиня тотчас подчинилась ее повелениям и стала заклинать ее не причинять насилия ни ей с семейством, ни фрейлине Менгден, которую она очень желала сохранить при себе. Новая императрица обещала ей это». Миних, которого растолкали и арестовали гвардейцы, вспоминал, что, ворвавшись в спальню правительницы, Елизавета Петровна произнесла следующие слова: «Сестрица, пора вставать!».
Годовалого Императора Иоанна
Антоновича велено было «арестовать» без шума и только тогда, когда он сам
проснется. Гвардейцы около часа молча стояли рядом с колыбелью, пока младенец не
открыл глаза и не закричал от страха, после чего в суматохе произвели «арест».
Елизавета Петровна, взяв младенца на руки, якобы проговорила: «Бедное дитя! ты ни в чем не винно; виноваты
родители твои!» и с ребенком на руках отправилась в свой дворец.
Князь Я.П.Шаховской вспоминал: «Ночь была темная и мороз великий, но улицы были наполнены людьми, идущими к царевнину дворцу, а гвардии полки с ружьем шеренгами стояли уже вокруг оного в ближайших улицах и для облегчения от стужи во многих местах раскладывали огни, а другие, поднося друг другу, пили вино, чтоб от стужи согреться, причем шум разговоров и громкое восклицание многих голосов: "Здравствуй наша матушка императрица Елизавета Петровна" воздух наполняли».
К утру 25 ноября 1741 года были
готовы форма присяги и манифест, в котором Елизавета Петровна провозглашала,
что по «законному праву по близости крови
к самодержавным нашим вседражайшим родителям, государю императору Петру
Великому и государыне императрице Екатерине Алексеевне, и по их
всеподданнейшему наших верных единогласному прошению тот наш отеческий
всероссийский престол всемилостивейше восприять соизволили». Вызванные и
построенные у Зимнего дворца полки принесли присягу. Солдаты прикладывались
сначала к Евангелию и кресту, потом подходили к праздничной чарке. Под
приветственные крики «Виват», залпы салютов с бастионов Адмиралтейской и
Петропавловской крепостей Елизавета торжественно и чинно проследовала в свою
резиденцию. А 28 ноября был издан второй манифест, в котором право дочери Петра
Великого на российскую корону подкреплялось ссылкой на завещание Императрицы Екатерины
I. Иван Антонович был объявлен «незаконным государем», не имевшим «никакой уже ко всероссийскому престолу
принадлежащей претензии, линии и права», а множество листов с присягой на
верность ему публично были сожжены на площадях «при барабанном бое».
Влиятельные «немцы» прежнего царствования - Миних, Левенвольде и Остерман - были
приговорены к смертной казни, замененной ссылкой в Сибирь, а Брауншвейгское
семейство было выслано в ссылку.
Приветствуя конец «немецкого засилья» и восшествие на престол дочери Петра Великого, М.В.Ломоносов написал следующие строки:
Дражайши музы, отложите
Взводить на мысль печали тень;
Веселым гласом возгремите
И пойте сей великий день,
Когда в отеческой короне
Блеснула на российском троне
Яснее дня Елисавет;
Как ночь на полдень пременилась,
Как осень нам с весной сравнилась,
И тьма произвела нам свет.
Подготовил Андрей Иванов, доктор исторических наук
