Пересекаются ли параллели истории?

Существуют ли параллели между специальной операцией и двумя мировыми войнами?

Безусловно, существуют. Но совсем не там, где считает наш уважаемый Роман Алексеевич Илющенко.

Впрочем, «не будем нервничать и спокойно во всём разберёмся», как говорит герой артиста Георгия Буркова (советский фильм «Профессия – следователь»).

Как мы с вами помним, история развивается по спирали. И, зачастую, события, происходившие раньше, повторяются в той или иной интерпретации. Если мы вспомним историю нашей Родины, то ей зачастую приходилось «стоять до последнего» - и по итогу побеждать.

Вот, что сказал выдающийся древнерусский полководец, князь Киевский Святослав Игоревич (955-972 гг.) перед сражением с превосходящими силами Византийской империи: «Да не посрамим земли Русской, поляжем костьми тут, ибо мёртвые сраму не имут». И сам повёл за собой своих воинов в бой. И победил.

Во время Монгольского нашествия на Русь можно было встретить русских людей невиданной силы духа, способных на совершение подвигов. Благодаря таким людям, русские воины и смогли снискать славу в мире, а сами русские воспринимаются, как заслуживающий уважения народ. Благодаря таким, как знаменитый рязанский боярин Евпатий Львович Коловрат, принявший решение сражаться со своей дружиной до конца[1].

В Смутное время исключительно важное историческое значение имела оборона Смоленска. Как считает историк Сергей Александров, наличие стойко оборонявшегося Смоленска, не поддающегося ни избранному Семибоярщиной «законному» царю Владиславу, ни осаждавшему его польскому королю Сигизмунду, сыграло в 1610—1611 гг. колоссальную психологическую роль в формировании патриотического лагеря в России и стало идеологическим обоснованием Первого народного ополчения. Общие потери, понесённые польскими войсками под стенами города, составили около 30 000 человек. Полтора года значительная часть королевской армии была скована под Смоленском. После его взятия она была неспособна вести боевые действия и вместо того, чтобы двинуться на помощь польскому гарнизону в Москве, была распущена, а король ушёл обратно в Польшу. Для похода на Москву в 1612 г. он был вынужден использовать литовские войска гетмана Ходкевича, сам же, выступив лишь осенью 1612 г., не смог взять Волоколамск и был вынужден повернуть назад[2].

В ожесточённом сражении при болгарском Шейново (1877 г.) русские войска потеряли около 5 700 человек, при этом армия Вессель-паши (около 30 000) перестала существовать, только пленных было около 23 тыс. человек, захватили также 93 орудия. Только части турецкой конницы удалось сбежать[3].

Легендарные защитники Брестской крепости писали на стенах: «Я умираю, но не сдаюсь! Прощай Родина. 20 июля 1941 г.».

Стоять насмерть!

Зачастую противостояние России происходило с коллективным «прогрессивным» Западом, который не стеснялся ни в средствах, ни в способах этого противостояния.

И очень часто Запал, выступая даже в роли союзников России, по факту платил черной неблагодарностью за оказанную ему помощь и поддержку.

Не зря император Александр Третий сказал: «У России нет друзей, нашей огромности боятся… У России только два надежных союзника — её армия и её флот». Но когда к этим союзникам относятся не надлежащим образом, наступает хаос и разруха.

Вспомним начало ХХ столетия.

США выдали Токио большие кредиты на перевооружение армии и флота. Практически весь броненосный флот Японии построен на верфях Англии, США. Японскую армию обучают немецкие, американские инструктора. Россия также берёт огромный по тем временам кредит в 2,5 млрд. франков золотом, тем самым крепко привязав себя к Франции, Великобритании. Русско-японская война, в которой Запад подталкивает «отважных самураев» на северного соседа: Россия теряет свои позиции на Тихом океане, в Цусимском сражении погиб Тихоокеанский флот, сдан Порт-Артур. Ослаблены позиции России в Азии – Англия в 1904 году захватывает Тибет.

Вместе с тем, несмотря на серию тяжёлых поражений, Русская Армия не разгромлена, наоборот, к лету 1905 года только набирает силу. Понимая, что уже Япония находится на грани поражения, коллективный Запад в лице США предложил посредничество в мирных переговорах. 23 августа (5 сентября) 1905 года Витте подписал в американском городе Портсмут мирный договор.

Нужно ли это было делать? Или, стиснув зубы, стоять до конца? До Победы? История, как известно, сослагательного наклонения не имеет. Напомним: тот же граф Витте вскоре формулировал текст Основных законов, опубликованных императором Николаем II в октябре 1905 года.

В тылу же был откровенный саботаж, предательство и коррупция, процветавшая в силовых ведомствах. Так называемая бизнес-элита отстаивала свои интересы в ущерб государственным.

Часто говорят о финансировании западными банками русской революции 1905 года. При этом забывают, кого именно финансировали западные банки.

Ведущую роль в русской либеральной оппозиции в то время играл т.н. «Союз освобождения», ядро которого вышло из редакции журнала «Освобождение», основанного сыном пермского губернатора Петром Бернгардовичем Струве в 1902 г.

В начале 1902 г. Струве приехал в Мюнхен, чтобы наладить контакты с В.И. Лениным и газетой «Искра». Ленин наотрез отказался даже от встречи. На сотрудничество с освобожденцами в борьбе с самодержавием пошли эсеры. Из национальных меньшинств, Струве удалось наладить отношения с финской оппозицией.

В сентябре-октябре 1904 г. в Париже была созвана совместная конференция революционных и оппозиционных партий России[4].

Организаторами конференции были лидер финской Партии активного сопротивления Конни Циллиакус и японский полковник Мотодзиро Акаси. Как впоследствии писал участник конференции Милюков: «Деньги, которые были нужны для пораженческих мероприятий, были получены Циллиакусом, целиком или отчасти, через японского полковника Акаши, с определённой целью закупить оружие для поднятия восстаний в Петербурге и на Кавказе, — и Азеф должен был быть об этом осведомлен».

В качестве участников на конференцию прибыли:

от Партии социалистов-революционеров — В.М. Чернов, М.А. Натансон и Е.Ф. Азеф;

от «Союза освобождения» — П.Н. Милюков, П.Б. Струве, П.Д. Долгоруков и В.Я. Яковлев-Богучарский.

от финской Партии активного сопротивления — Конни Циллиакус.

от Польской социалистической партии (ППС) — Юзеф Пилсудский.

от польской «Лиги народовой» — Роман Дмовский.

от грузинской партии социалистов-федералистов — Георгий Деканозов;

представители от Латвийской социал-демократической рабочей партии;

представители от Белорусской социалистической громады.

Представители Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП), от своего участия в конференции отказались. Ряд источников указывает, что причиной отказа стала полученная социал-демократами информация о японских источниках финансирования конференции. По свидетельству Ю.О. Мартова, Г.В. Плеханов заявил Циллиакусу, что «социал-демократия намерена сохранить полную независимость по отношению к военным противникам царского правительства»[5].

Итоговый текст резолюции, составленный П.Н. Милюковым, включал в себя три общих положения:

уничтожение самодержавия; отмена всех мер, нарушивших конституционные права Финляндии;

замена самодержавного строя свободным демократическим режимом на основе всеобщей подачи голосов;

право национального самоопределения; гарантированная законами свобода национального развития для всех народностей; устранение насилия со стороны русского правительства по отношению к отдельным нациям.

Текст резолюции конференции был опубликован печатными органами всех собравшихся партий в один и тот же день в середине ноября 1904 г., что «произвело большое впечатление на общество»[6].

Напомним некоторые факты о Павле Николаевиче Милюкове. Был лидером Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы, кадетской партии). Согласно воспоминаниям бывшего директора Департамента полиции А.Т. Васильева, некие «агенты» сообщали ему, что Милюков часто проводит время у английского посла Бьюкенена[7]. Роль либерала Милюкова в февральской буржуазно-демократической революции и в организации Белого движения общеизвестна. В начале 1918-го уехал на Дон, присоединившись к Алексеевской организации, по прибытии на Дон генералов Корнилова, Деникина, Маркова преобразованной в Добровольческую армию. При этом в мае 1918 г. начал переговоры с германским командованием, которое рассматривал как потенциального союзника в борьбе с большевиками, что не нашло понимания даже в рядах его партии кадетов. В результате Милюков сложил с себя обязанности председателя ЦК кадетской партии[8].

Логичным продолжением Парижской конференции 1904 г. стала Женевская конференция 1905 г., проходившая под председательством бывшего священника Гапона. Большевики, приехав на эту конференцию, в первый же день её покинули. Заранее отказались от участия в конференции и меньшевики.

По сведениям, полученным российским Департаментом полиции, в конференции участвовали:

от Партии социалистов-революционеров — В.М. Чернов и Е.К. Брешко-Брешковская;

от Польской социалистической партии — В. Йодко, С. Войцеховский и Славинский;

от армянской партии «Дашнакцутюн» — Рустен, Сафо и Оман;

от грузинской партии социалистов-федералистов — Георгий Деканозов;

от латышского социал-демократического союза — Роллау;

от финской Партии активного сопротивления — два делегата без Конни Циллиакуса;

делегат от Белорусской социалистической громады[9].

Это важно знать для понимания, кто именно брал японские и пр. деньги. И какую роль потом они потом сыграли в февральской революции 1917 г., а также гражданской войне 1918-1922 гг. (разумеется, отнюдь не на стороне красных).

Из происходившего в России в период 1900-1907 гг. правительством не было сделано значимых выводов. Виновные в лучшем случае потеряли свои должности. Отдельных предали суду. Но коренных решений, чтобы не допустить уничтожения империи, на наш взгляд, сделано не было. Многое, в лучших традициях русского «авось», было пущено на самотёк.

Мы писали ранее о настроениях государственных чиновников Российской Империи, предназначенных для отстаивания её интересов: «Проблема в том, что Дмитрий Фёдорович Трепов, посвятив всю свою жизнь борьбе с революционной «крамолой», опасности в либералах для самодержавия в упор не видел. Как справедливо отмечает Роман Алексеевич, «взгляды генерала даже несколько трансформировались, и он вполне разделял убеждения либерала С.Ю. Витте – главного протеже Манифеста 17 октября, давшему народу большие свободы». Иными словами, под закат жизни, сам «переобулся» в либерала»[10].

В первую мировую отчётливо наблюдалось желание элиты уберечь своих чад от пламени сражений. Вспомним, что писал Г.К. Жуков в своих воспоминаниях: «В связи с большими потерями на фронте в мае 1915 года был произведен досрочный призыв молодежи рождения 1895 года. Шли на войну юноши, еще не достигшие двадцатилетнего возраста. Подходила и моя очередь. Особого энтузиазма я не испытывал, так как на каждом шагу в Москве встречал несчастных калек, вернувшихся с фронта, и тут же видел, как рядом по-прежнему широко и беспечно жили сынки богачей. Они разъезжали по Москве на «лихачах», в шикарных выездах, играли на скачках и бегах, устраивали пьяные оргии в ресторане «Яр». Однако считал, что, если возьмут в армию, буду честно драться за Россию.

Мой хозяин, ценивший меня по работе, сказал:

— Если хочешь, я устрою так, что тебя оставят на год по болезни и, может быть, оставят по чистой.

Я ответил, что вполне здоров и могу идти на фронт.

— Ты что, хочешь быть таким же дураком, как Саша? (сын хозяина, по патриотическим соображениям добровольцем ушедший на фронт и вскоре после ранения вернувшийся в Москву – Авторы).

Я сказал, что по своему долгу обязан защищать Родину. На этом разговор был закончен и больше не возникал»[11].

Где же устраивались дети тогдашней бизнес-элиты? В основном в различных военно-промышленных комитетах и прочих организациях по оказанию помощи фронту.

Теперь поговорим о поведении российского бизнеса, озабоченного своими доходами, а не интересами победы своей Родины в войне, при преодолении т.н. «снарядного голода» 1914-1915 гг.

Свидетельствует начальник Главного артиллерийского управления генерал Маниковский (утверждают, что масон, но тем не менее!): «Настоящая война застала Россию неподготовленной во многих отношениях, но ни в одном эта неподготовленность не имела столь роковых последствий, как по части артиллерийского снабжения армии.

Главнейшей причиной этого следует признать непредвидение масштаба настоящей войны, а потому и непринятие заблаговременно надлежащих мер к обеспечению армии необходимым для нее боевым снабжением. Грешны в этом отношении оказались не мы одни, а и все наши союзники. И только одна Германия, по-видимому, ясно отдавала себе отчет о масштабе грядущей войны, понимала её неизбежность, упорно к ней готовилась и принимала все меры к тому, чтобы не быть застигнутой ею врасплох. Ее исключительно развитая промышленность оказала ей при этом величайшую услугу…

Итак, в чем же, собственно, состояла наша неподготовленность? Главным образом в том, что в предположениях о потребности в боевом снабжении для будущей войны мы, базируясь на опыте нашей Маньчжурской кампании, масштаб которой, конечно, не мог быть отнесен к большой европейской войне, определили слишком незначительную норму этой потребности, вследствие чего и не развили заблаговременно надлежащим образом ни наши казённые заводы, ни те из частных, которые в мирное время изготовляли предметы боевого снабжения. Точно так же мы предполагали, что возимых комплектов батарей и тех местных артиллерийских парков, которые с началом мобилизации должны были быть собраны (из готовых запасов) Главным артиллерийским управлением, хватит по крайней мере на целый год большой войны, между тем как их хватило всего на 4 месяца, и уже в декабре 1914 г. наша армия стала ощущать острый недостаток в боевом снаряжении…

Поэтому поневоле пришлось прибегнуть к самой крайней мере — к заказам за границей, главным образом в Америке и у наших союзников Англии и Франции… Что же получилось в результате?.. без особо ощутительных результатов для нашей армии, нам пришлось влить в американский рынок колоссальное количество золота, создать и оборудовать на наши деньги массу военных предприятий; другими словами, произвести на наш счет генеральную мобилизацию американской промышленности. В меньшей степени, но все же довольно значительной, мы сделали то же самое и для промышленности Англии, Франции и Японии.

В итоге, мы сознательно помогли и этим странам в столь трудном деле, как развитие военной промышленности.

Не ясно ли из этого, с какой поспешностью следует заняться развитием нашей промышленности, могущей работать на оборону?

Сомнений тут, конечно, быть не может, и остается вопрос о том, как поделить удовлетворение нужд армии в боевом снабжении между заводами казёнными и частными?

На этом вопросе стоит остановиться особо ввиду его исключительной государственной важности, тем более что начавшееся развитие казенного строительства вызвало уже страстные протесты со стороны части представителей нашей частной промышленности, а именно Совета съездов [представителей] металлообрабатывающей промышленности.

В записках от 13 июня и 31 августа с. г., поданных на имя председателя Совета министров, означенный Совет съездов приводит ряд возражений против казённого строительства…

1) Казённые заводы работают вовсе не дешевле частных; их «дешевизна» лишь кажущаяся, являющаяся лишь результатом неправильного ведения коммерческого учета «себестоимости» и непринятия в расчет таких статей расхода, как: на погашение имущества, на уплату казенных налогов и сборов, на страхование и на образование резервных фондов. Кроме того, казённые заводы находятся в привилегированном положении и по части получения сырья и топлива…

2) Порядок дачи заказов казною частной промышленности — нецелесообразный: практикуемые ныне «торги» должны быть заменены сдачею заказов без торгов наиболее надежным и оборудованным заводам…

3) Все равно без частной промышленности военному ведомству не обойтись, и действительность показала, что эта промышленность во время войны удовлетворяет потребности армии в гораздо большей степени, чем казенные заводы, и что, кроме того, она вообще в гораздо сильнейшей мере, чем казенная, способна к быстрому развертыванию…

Что же касается того, что частная промышленность показала якобы способность в большей мере, чем казённые заводы, к более быстрому развертыванию, то это совершенно неверно. Просто частных заводов неизмеримо больше, чем было до войны казенных, почему первые и стали поставлять больше, чем вторые (после того, конечно, как им удалось наладиться). Но чтобы делать заключение о способности заводов развёртываться, надо рассмотреть каждый из них в отдельности, и вот тут-то и окажется, что частные заводы не могут идти ни в какое сравнение с казенными.

Этот факт до такой степени общеизвестен, столько раз он отмечался во всех комиссиях и совещаниях и признан всеми иностранными специалистами, что просто удивительно — для чего понадобилось Совету съездов так извращать его в своих записках? Достаточно указать хотя бы наш Тульский завод, который, будучи оборудован в мирное время на выход 700 пулеметов в год, ныне подает 1200 пулеметов в месяц; или на наши трубочные, патронные и другие заводы. Частные же заводы, напротив, очень медленно развивали свою деятельность в отношении предметов мало-мальски сложного изготовления и брали только числом самих заводов, да и то лишь после того, как их основательно инструктировали наши же военные техники.

Так что, если бы к началу войны казённых заводов было побольше, то и дело снабжения армии предметами боевого снабжения оказалось бы неизмеримо лучше: сами наши заводы подавали бы гораздо больше, а их инструкторская роль была бы значительно шире…

4) Путь насаждения новых казённых заводов представляется в высшей степени опасным. Целесообразная промышленная политика, как показал опыт Англии (Виккерс), Франции (Шнейдер) и Германии (Крупп), должна искать решения вопроса в частной промышленности.

Совет съездов видит в развитии казенного строительства опасность в том, что казенные заводы отнимут у частных большую часть их работы на предметы обороны, вследствие этого частная промышленность окажется отстранена от нее, а потому в мирное время она может совсем зачахнуть без казенных заказов, а когда понадобится (к новой войне), то окажется снова неподготовленной к быстрой мобилизации…

По затронутому Советом съездов вопросу в высшей степени поучительно справиться с тем, что делается за границей, особенно в Англии — этой классической стране свободной промышленности. Оказывается (см. речь министра снабжений г. Монтэгю), что и там без «правительственного» строительства не обошлись. Именно, за время войны там было построено Министерством снабжений 18 арсеналов и состоит в ведении сего Министерства 32 «национальных» завода для изготовления снарядов. Следовательно, и английское правительство нашло необходимым во время войны само строить арсеналы по страшно преувеличенным ценам и взять в свое непосредственное ведение часть заводов, работающих на оборону. Значит, идея «казенного» строительства вовсе уж не находится в таком противоречии со здоровой промышленной политикой, как это старается выставить Совет съездов…

Если же отечественная промышленность будет рассчитывать только на казенные заказы, правда, безмерно обогатившие гг. банкиров и промышленников в самую черную годину России, то она не исполнит своего долга перед Родиной. А чтобы в нужное время частные заводы смогли быстро «мобилизоваться», т.е. чтобы в них не вытравилось налаженное дело, то для этого они должны сохранить, под контролем Главного артиллерийского управления, ячейки тех «военных производств», на оборудование коих эти заводы получили от казны колоссальные суммы»[12].

Итак, в разгар войны заправилы частного бизнеса упорно отстаивают идею приоритета частных оружейных заводов над государственными (казёнными). И чихать они хотели, что даже в колыбели частного бизнеса – Англии – в сложное для страны время приоритет отдаётся заводам казённым. Им не интересно, какие трудности испытывают войска на фронте: главное – получить навар.

Немного о косности высшего военного руководства, уже не связанной со «снарядным голодом». Свидетельствует Маниковский: «В январе 1915 г. начальник Генерального штаба получил из Ставки указание на множество технических усовершенствований, применяемых немцами: снаряды с удушливыми газами, мины, бросаемые в окопы, дымовые завесы, гранаты малого калибра и т.п. Все эти технические усовершенствования сильно угнетали русские войска. Поэтому было целесообразным, не стремясь к достижению технически идеальных результатов, как можно скорее применить те же меры; крайне важными являлись здесь быстрота реагирования и количество предметов, сразу поднимающих настроение солдат и дающих им сознание, что о них заботятся и что враг не так уже недоступен техническому поражению. Поэтому председатель Особой распорядительной комиссии по артиллерийской части письмом от 19 февраля (4 марта) 1915 г. запросил верховного главнокомандующего о том, признает ли он возможным употребление снарядов, снаряженных ядовитыми веществами. Через несколько дней начальник штаба ответил, что «верховный главнокомандующий (вел. кн. Николай Николаевич - Авторы) относится к употреблению снарядов отрицательно»»[13].

Насколько оперативно реагировали при Сталине на вопросы, связанными с принятием на вооружение эффективных средств поражения неприятеля, приводится пример писателем и публицистом Юрием Мухиным:

«…о взрывчатке «А-IX-2» наконец узнал Сталин.

Дело немедленно закрутилось. Сначала ГКО выдает команду наркомату боеприпасов, но там дело запутывают и называют ГКО мизерные цифры производства «А-IX-2». Тогда 7 декабря матроса Ледина (изобретателя - Авторы), вернувшегося с московских фабрик, хватают чины наркомата боеприпасов, сажают в машину и везут в Кремль, где в коридоре приезда матроса ждут Маленков, Пономаренко, наркомы, командующие родами войск, толпа генералов. Толпа расступается, открываются двери, и матрос Ледин в мокрых валенках предстает перед Верховным Главнокомандующим. Ледин докладывал ему без регламента – 40 минут. Измученный сплошными отказами, изобретатель, чтобы не нарваться на отказ и в ГКО, высказал предложение о производстве своей взрывчатки в объемах, возможных с точки зрения тогдашнего развития промышленности. Это возмутило Верховного: Красная Армия должна иметь оружие не сколько можно, а сколько нужно! Кроме этого, Сталин тут же нашел этой взрывчатке применение, о котором Ледин сам не догадался, – снаряды авиационных пушек…

На совещании у Сталина было принято решение о создании при Наркомате боеприпасов Специального экспериментально-производственного бюро (СЭПБ), которому поручалось испытать с новой взрывчаткой все имеющиеся на вооружении бронебойные снаряды, развернуть производство взрывчатки «А-IX-2» и снаряжение ею бронебойных боеприпасов. Руководителем этой группы инженеров был назначен матрос Ледин. Правда, Сталин… внимательно относился не только к снарядам, но и к людям. Уже вечером Ледину сообщили, что личным приказом Верховного ему присвоено воинское звание военного инженера третьего ранга, что примерно соответствовало званию майора…

Дело под руководством СЭПБ пошло вперед. К началу 1943 г. объем производства гексогена увеличился в 15 раз, к середине 1943 г. работа СЭПБ была практически закончена – все противотанковые и авиационные снаряды, которые промышленность поставляла фронту, снаряжались взрывчаткой «А-IX-2», ею же снаряжалась и часть снарядов морской и зенитной артиллерии»[14].

Как мы видим, безмозглая бюрократия существовала и в годы Великой Отечественной войны в СССР. Но успешно преодолевалась первыми лицами государства под руководством И.В. Сталина.

Но вернёмся к тем самым деятелям военно-промышленных комитетов. Верным слугам… нет, не Царя - олигархии. Об одном из них мы узнаём, как ни странно, из работы… В.И. Ленина «Государство и революция» (1917 г.):

«В демократической республике - продолжает Энгельс - "богатство пользуется своей властью косвенно, но зато тем вернее", именно, во-первых, посредством "прямого подкупа чиновников" (Америка), во-вторых, посредством "союза между правительством и биржей" (Франция и Америка).

В настоящее время империализм и господство банков "развили" оба эти способа отстаивать и проводить в жизнь всевластие богатства в каких угодно демократических республиках до необыкновенного искусства. Если, например, в первые же месяцы демократической республики в России, можно сказать в медовый месяц бракосочетания "социалистов" эсеров и меньшевиков с буржуазией в коалиционном правительстве г. Пальчинский саботировал все меры обуздания капиталистов и их мародерства, их грабежа казны на военных поставках, если затем ушедший из министерства г. Пальчинский (замененный, конечно, другим совершенно таким же Пальчинским) "награждён" капиталистами местечком с жалованьем в 120 000 рублей в год, - то что это такое? прямой подкуп или непрямой? союз правительства с синдикатами или "только" дружественные отношения? Какую роль играют Черновы и Церетели, Авксентьевы и Скобелевы? - "Прямые" ли они союзники миллионеров-казнокрадов или только косвенные?»[15].

Кто же такой Пальчинский?

Пётр Иоакимович Пальчинский (1875—1929) — русский и советский горный инженер, экономист и политический деятель. «Герой Труда» (1925)[16].

В 1899 г. принимал участие в студенческих волнениях. В молодости был близок к анархистам, сторонник идей П.А. Кропоткина. Интерес к анархизму сохранил и в зрелые годы — в 1920-е годы участвовал в деятельности Кропоткинского комитета.

В 1905 г. принял участие в революционных событиях в Павловске и в Иркутской губернии. 5 января 1906 г. арестован, три месяца пробыл в тюрьме и оставлен под надзором полиции. Уголовное дело против Пальчинского закрыто не было, и ввиду угрозы суда (на котором ему грозил приговор к каторжным работам) он эмигрировал из России. Официально числился представителем Совета Съездов горнопромышленников юга России за границей. Жил в Лондоне, где принимал активное участие в жизни эмигрантской колонии, стал одним из организаторов «Русского кружка им. А.И. Герцена». Кроме того, в период эмиграции совершенствовал свои инженерные знания, занимался экономическими исследованиями, в т.ч. подготовил многотомное описание европейских портов для их использования для нужд расширявшегося российского экспорта. Подготовил предложения по развитию азовских портов и строительству приморских железных дорог.

В 1913 г., после объявления амнистии, вернулся в Россию. Сразу же по возвращении стал акционером ряда промышленных фирм, членом правления акционерного общества «Лысьвенский горный округ» и директором правления акционерного общества «Люборад», консультантом Азово-Черноморского банка. Являлся организатором синдиката «Продуголь».

Во время Первой мировой войны был создателем Комиссии содействия промышленности в связи с войной (при Русском техническом обществе), с июня 1915 года комиссия была преобразована в Комитет военно-технической помощи. Активный деятель Центрального военно-промышленного комитета.

Участвовал в Февральской революции 1917 года, входил в состав Военной комиссии Временного комитета Государственной думы. Распорядился взять под охрану электростанции и военные предприятия, направил вооружённые отряды занять телефонную станцию, телеграф, почту, вокзалы, Государственный банк, экспедиции, Генеральный штаб. Был избран членом исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов.

Утверждают, что масон.

В марте возглавил Комитет военно-технической помощи и был назначен главноуполномоченным Временного правительства по снабжению металлами и топливом, стал товарищем министра торговли и промышленности. С марта — также товарищ председателя Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства, исполнял обязанности председателя при обсуждении вопросов, касавшихся металлов и топлива. Многие современники признавали масштаб его деятельности; так, социал-демократ Н.Н. Суханов считал, что Пальчинский — «даровитый и универсальный инженер, душой и телом преданный отечественной промышленности, связанный с десятками всяких предприятий, банков, синдикатов». В мае его кандидатура рассматривалась на пост военного министра. Руководил секвестром промышленных предприятий, реорганизацией управления нефтяным делом. Экономист Я.М. Букшпан назвал его «одним из наиболее деловых представителей Временного правительства».

Видимо, занимал должность в корпорации с окладом 120 000 р в год недолго, т.к. с 30 августа был генерал-губернатором Петрограда, находился на этом посту в течение недели, руководил созданием инженерной защиты города в условиях германского наступления. В условиях начавшейся Октябрьской революции, стал помощником уполномоченного правительства по водворению порядка в столице Н.М. Кишкина. 25 октября (7 ноября) 1917 г. был назначен начальником обороны Зимнего дворца, соответственно был арестован победившими большевиками и заключён в Петропавловскую крепость. Через четыре месяца освобождён под большой залог, но в 1918-1919 гг. вновь арестовывался Петроградской ЧК.

С 1918 г. — председатель Русского технического общества. Занимался разведкой запасов сланцев в России. Организовал исследовательский институт «Поверхность и недра», издавал одноимённый журнал, с 1920 г. был профессором Петроградского горного института, читал комплексные геолого-экономические курсы по природным газам и смолам. В 1920-е годы входил в состав Центрального совета экспертов и Научно-технического совета Главного экономического управления Высшего совета народного хозяйства, был постоянным консультантом Госплана СССР, участвовал в составлении плана электрификации России (ГОЭЛРО). Являлся одним из крупнейших специалистов в России в области экономики горного дела. В 1924—1925 гг. под его редакцией вышли пять выпусков труда «Естественные минеральные строительные материалы Европейской России». Был консультантом при разработке проекта ДнепроГЭСа.

В 1922 г. был арестован, два месяца находился в тюрьме. Во время высылки видных представителей интеллигенции отказался уехать за границу.

21 апреля 1928 г. вновь арестован, обвинён в участии в деятельности совета Союза инженерных организаций — по версии ОГПУ, тайной антисоветской организации. Находился в заключении во Внутренней тюрьме ОГПУ на Лубянке и в Бутырской тюрьме, 22 мая 1929 г. был приговорён Коллегией ОГПУ к расстрелу по обвинению в руководстве заговором и вредительством на железнодорожном транспорте и в золото-платиновой промышленности. В 1930 г. на процессе по делу «Промпартии» было объявлено, что Пальчинский был идейным вдохновителем т.н. «Инженерного центра».

Далее мнения расходятся. Одни считают Пальчинского выдающимся учёным и невинной жертвой сталинизма. Другие - выдающимся учёным и непримиримым врагом Советской власти.

Думается, всё же Пётр Пальчинский был выдающимся, возможно, гениальным как учёным, так и менеджером, бизнес-организатором и, в силу своих анархо-синдикалистских убеждений, врагом Советской власти (да и любой серьёзной политической власти, кроме откровенно слабой, Временного правительства, или власти ЧАСТНЫХ КРУПНЫХ КОРПОРАЦИЙ, тех самых «предприятий, банков, синдикатов».). Видимо, НЭП его всё же устраивал не до конца, тем более, время НЭПа заканчивалось, хотелось "бОльшего", возможно, того, к чему страна пришла в начале 90-х.

Возможно, Пальчинский «опередил» своё время, иначе бы стал предтечей Гайдара, Чубайса и других «корифеев» рыночной экономики. Исходя из этого, расстреляли его за дело (т.е. не невинно). Или вы считаете, что если он один раз «направил вооружённые отряды занять телефонную станцию, телеграф, почту, вокзалы, Государственный банк, экспедиции», то во второй раз сделать это почему-то он был не способен?

Ради торжества олигархии? Будучи сам тесно связанным с интересами крупного частного бизнеса?

Впрочем, это всего лишь наше предположение. Хотя с нами согласны в обществе «Мемориал», включив его в проект «Социалисты и анархисты — участники сопротивления большевистскому режиму»[17].

Именно такие Пальчинские представляли угрозу для любой власти, теоретически способной обуздать буржуазную олигархию.

Впрочем, для Романа Алексеевича лучше утверждать: «Примерно тогда же внутри страны начался плестись заговор, который курировался через посольство союзной Британии, а за границей активизировались «ленинцы», взятые на содержание германской разведкой»[18].

Какое отношение Пальчинский имеет к «ленинцам» судить нашему внимательному читателю.

В своё время мы писали об этом: «Безусловно, политические свободы для народа – это значительное социальное завоевание. Только российским либералам нужно было, мягко говоря, не только это, или даже – совсем не это. Их интересовало политическое господство класса буржуазии в государстве. Царский режим тогдашней олигархии – не то, чтобы мешал, наоборот, он защищал от революционеров и возмущённых масс, – но стеснял. Хотелось несравнимо большего!»[19].

Точно так же мешала им и Советская власть.

Сегодня, возможно, мешает проведение СВО, «не способствующая» укреплению бизнес-связей?

В итоге, как показала история, комбинация предельного напряжения сил страны в войне с внешним врагом с внутренним взрывом и уничтожит Российскую империю в 1917 году.

Запад успешно провёл такую комбинацию в 1991 году. Уже без войны, опираясь на своих агентов влияния в СССР.

Президент СССР Михаил Горбачев в конце 1980-х годов игнорировал поступавшую от разведки тревожную информацию о наличии в советском руководстве американских агентов влияния и принимал волюнтаристские решения, пользуясь деградацией тогдашних властных структур, рассказал бывший разведчик-нелегал, полковник Службы внешней разведки России в отставке, профессор МГИМО Андрей Безруков.

«Я доподлинно знаю, что многие вещи, которые давались руководству, тогда игнорировались», — сказал Безруков, выступая на научно-популярном фестивале «Цифровая история»[20].

Будем ждать, пока Запад вновь проведёт свою комбинацию и развалит Россию? Или создадим «СМЕРШ»?

Ещё. У двух мировых войн (а также т.н. «нулевой мировой», т.е. крымской войны) был статус именно объявленной войны с непосредственным участием множества мировых держав и государств поменьше, объединённых в две большие коалиции. Участие наёмников и частных армий/военных компаний не предусматривалось (хотя на стороне нацистской Германии и воевали соединения СС, укомплектованные жителями оккупированных европейских стран, в боевых действиях принимала участие «голубая» испанская дивизия при не объявлении войны СССР со стороны Испании), поставки оружия и боеприпасов для одной из воюющих сторон, хотя и является недружественным жестом, но, как известно, ещё не предусматривает объявление за это войны. Объявленная война не предусматривает проведение каких-либо сделок с противником, в т.ч. «зерновых», транспортировку энергоресурсов через территорию, контролируемую противником, «жестов доброй воли» и иных условностей. Проведение прямых переговоров с противником, в т.ч. по обмену пленными, во время боевых действий в рамках войны также не предусмотрено (доведение своей позиции противоборствующей стороне может осуществляться через государство-посредник). Так, в период Великой Отечественной войны советские интересы в Германии до сентября 1944 г. представляла Болгария, немецкие в СССР – Швеция. Посреднические функции в отношении военнопленных выполнял международный Красный Крест (при соответствующем желании И.В. Сталина обмен его сына, Якова, на какую-либо значимую фигуру из числа немецких военнопленных вполне мог бы состояться. Другое дело, что Сталин такого желания не изъявлял, и изъявить в соответствии с нормами советского общества морали не мог, иначе бы он не был Сталиным).

Скорее видны параллели с гражданской войной в Испании (1936-1939 гг.), когда на стороне законной власти воевали интербригады добровольцев из числа различных стран мира, в т.ч. и из СССР, а на стороне Франко – военнослужащие фашистской Италии и нацистской Германии (в частности, авиационное соединение «Кондор»). Как известно, война в Испании историками не считается частью второй мировой войны.

Напомним: в Великую Отечественную войну дети всех советских политиков высшего уровня власти (да и остальных!) воевали на общих основаниях. На законодательном уровне вопрос об иммунитете от мобилизации депутатского корпуса не ставился, хотя теоретически мог быть разрешён в рамках т.н. «брони», которая имелась у того или иного учреждения. Мы знаем, как депутаты СССР воевали и погибали на фронте, как миллионы их сограждан.

И невзирая ни на что, и сегодня враг будет разбит, и ПОБЕДА будет за нами.

Валерий Геннадьевич Медведь, полковник в отставке,

Сергей Александрович Доценко, подполковник запаса,

ветераны боевых действий