9 декабря 1941 года, в Париже закончил свой земной путь Дмитрий Сергеевич Мережковский.
Поэт, писатель, критик, мыслитель недооценённый на своей Родине.
Энциклопедически образованный интеллектуал и эстет.
Европеец, каких в Европе поискать, не говоря о России.
Русский. Правый. Христианин.
Он вступил на литературное поприще, став другом и единомышленником Надсона. Однако ранняя поэзия Мережковского не стала продолжением надсоновского «нытья». Мережковский сходу взял свою собственную, неповторимую поэтическую ноту. Его место в русской поэзии серебряного века определяется в качестве одного из родоначальников символизма.
Несмотря на близость к народническим, социалистическим кругам русской интеллигенции духовная и литературная эволюция Мережковского проходила в стремлении к обретении «иной», иррациональной Истины. Это предопределило его разрыв с идеологом народничества Н.К. Михайловским, которого он считал своим учителем, «холодный мир» с Толстым, натянутые отношения с Чеховым, с людьми всецело и безнадёжно «от мира сего».
Когда литературный обозреватель английской газеты «Дэйли Телеграф» назвал Мережковского «достойным наследником Толстого и Достоевского», русская критика единодушно осудила такой отзыв, и писателю пришлось публично открещиваться от подобных сравнений.
«Прогрессивная» русская общественность знала о его бескомпромиссной Вере.
Из письма Бердяеву 1909г.: «Православие есть душа самодержавия, а самодержавие — есть тело православия… Христианская святость совместима с реакцией, с участием в «Союзе русского народа», с превращением Церкви в орудие мирской политики, с благословением смертных казней. <…> Нельзя… поручать себя молитвам тех, кого считаешь мучителями, распинателями правды Христовой, кого подозреваешь в безбожном, демоническом отношении к миру».
Мережковский занял особое место в русской литературе, написав несколько циклов романов и эссе на религиозную тематику. Среди них:
Дилогия о примордиальном Христианстве
1.«Рождение богов. Тутанкамон на Крите» (1924)
2.«Мессия» (1926—1927)
Трилогия «Христос и Антихрист»
1.«Смерть богов. Юлиан Отступник» (1895)
2.«Воскресшие боги. Леонардо да Винчи» (1901)
3.«Антихрист. Пётр и Алексей» (1904—1905)
Трилогия «Царство Зверя»
1.«Павел I» (1908)
2.«Александр I» (1911—1913)
3.«14 декабря» (1918)
Трилогия о Третьем Завете Св. Духа
1.«Тайна трех. Египет и Вавилон» (1923)
2.«Тайна Запада. Атлантида-Европа» (1929—1930)
3.«Иисус Неизвестный»(1934)
В этом списке есть и увлекательные романы, рассчитанные на широкий круг читателей, и развёрнутые религиозно-философские эссе для тех, кто глубоко интересуется историей духовной и религиозной эволюции Европы и России. Объединяет эти разноплановые произведения две отличительные особенности.
Во-первых, Мережковский не просто исследовал и осмысливал европейский исторически-религиозный процесс – он с ним сроднился, пропустил его через себя, через свой разум и душу, как бы «прожил» в духе то, о чём написал.
Во-вторых, красной нитью через эти произведения проходит Вера в рожденного «прежде всех век» Единородного Сына Божия, «свет от света», единосущного Отцу.
Особое место в его наследии занимает книга «Иисус Неизвестный». Жанр этого фундаментального труда определить нелегко, но то, что побудило автора взяться за перо, он объясняет на первых же страницах своего произведения.
«НОВЫЙ ЗАВЕТ
Господа нашего
Иисуса Христа.
В русском переводе.
Санкт-Петербург.
1890.
Маленькая, в 32-ю долю листа, в чёрном кожаном переплёте, книжечка, 626 страниц, в два столбца мелкой печати. Судя по надписи пером на предзаглавном листке: «1902», он у меня до нынешнего 1932 года, - 30 лет».
«Так же как я, человек, - зачитало её всё человечество, и, может быть, так же скажет, как я: “что положить со мною в гроб? Её. С чем я встану из гроба? С нею. Что я делал на земле? Её читал”».
«Мир, как он есть, и эта Книга не могут быть вместе. Он или она: миру надо не быть тем, чем он есть, или этой Книге исчезнуть из мира».
«Иисус Неизвестный» - уникальный в своём роде феномен светской христианской апологетики. Необычайная актуальность этой книги заключается в содержащейся в ней уничижительной и в то же время фундаментально, исторически обоснованной отповеди тем, кто считает Иисуса мифологическим персонажем, или, всего лишь, исторической личностью, «великим моральным учителем человечества» (Л.Н. Толстой). Для Мережковского Иисус – Господь и Спаситель.
Вот мнение Мережковского о Толстом, высказанное в докладе «Лев Толстой и Русская Церковь». «Мое отношение к Толстому, хотя и совершенно цензурное, но не враждебное, а скорее сочувственное». Мережковский считал отлучение Толстого от церкви знаком того, что Русская православная церковь «оправляется от паралича» и начинает вновь сознавать себя «…мистическим организмом, не терпящим компромиссов догматического характера». «В толстовском нигилизме вся постпетровская культурная Россия… <думая>, что борется с Церковью, то есть с историей, с народом, за свое спасение, — на самом деле борется… за свою погибель: страшная борьба, похожая на борьбу самоубийцы с тем, кто мешает ему наложить на себя руки».
Однако православная церковь в том состоянии, в котором она находилась на рубеже XIX и XX веков не вполне отвечает на духовные запросы писателя. Он считает Русскую Православную Церковь духовно «обмелевшей», а католичество и вовсе «упадническим», что побуждает его заняться собственными религиозными поисками.
В 1901 г. Дмитрий Сергеевич совместно со своей супругой Зинаидой Николаевной Гиппиус, а также с Д.В. Философовым, В.В. Розановым организовал в Санкт-Петербурге «Религиозно-философские собрания». В собраниях принимали участие представители петербургской богемы (Блок, Пришвин), православные священники, сектанты. На собраниях обсуждалась идея о «Третьем Завете Святого Духа» как о грядущей новой эре христианства. Несмотря на подобные смелые и неканонические идеи, Мережковский не ставил себе целью организовать собственную еретическую секту. Собрания проводились с разрешения обер-прокурора Священного Синода, выдающегося православного публициста и историка Церкви Константина Петровича Победоносцева (того самого, который «над Россией простёр совиные крыла», по выражению одного «прогрессивного» современника). Примечательно, что председателем собраний Победоносцев назначил епископа Ямбургского Сергия, который в 1943 году стал Патриархом Русской Православной Церкви.
Любовь к Отечеству была для Дмитрия Сергеевича как бы второй религией. При этом Мережковский и Гиппиус были свободны от проповеди национального превосходства и изоляционизма. Они были убеждены, что «последний христианский идеал Богочеловечества достижим только через идеал всечеловечества, то есть идеал вселенского, все народы объединяющего просвещения, вселенской культуры». Б. Розенталь писал, что у Мережковского «Россия вмещает Европу, а не Европа - Россию. Они не являются по-настоящему равноценными. Для Мережковского Европа - это Марта, она олицетворяет работу мира, но Россия для него - Мария, душа мира. Душа важнее тела. Россия вберет в себя Европу через любовь» Именно от России, согласно Мережковскому, следовало ждать - или всемирного спасения, или всемирной катастрофы. «Да будет один царь на земле и на небе - Иисус Христос» - это вся Россия когда-нибудь скажет - и сделает. Господь не покинет России. Только бы с Ним, только бы с Ним - и такая будет революция, какой мир не видал». Высшая миссия России, по мнению Мережковского, - «правда Христа».
Когда наступили в России «окаянные дни», Мережковским, несмотря на тяготы лихолетья, решение об отъезде далось нелегко. В этот короткий советский период своей жизни Мережковский близко познакомился с одним из мелких бесов революции – неким Б. Каплуном. Этот субъект занимал какую-то должность в Петросовете, благодаря которой ему удавалась играть роль мецената. Он подкармливал деятелей культуры, раздавая им продовольственные карточки. Среди «облагодетельствованных» была и чета Мережковских. Этот Каплун увековечен в образе Чекиста в балете «Красная Жизель», в основу либретто которого легла любовная история Каплуна и балерины Ольги Спесивцевой. Однако товарищ Каплун не был только пассивным ценителем прекрасного, он самостоятельно проводил «культурные» акции. В одном из домов Петрограда Каплун организовал крематорий – анатомический театр. На одно из «представлений» ему удалось заманить Мережковского. Процесс сжигания трупа сопровождался «конферансом» Каплуна: «слышите – лопнули лёгкие», «а вот и череп раскололся…». Шокированный Дмитрий Сергеевич позже написал, что большевиков нужно повсеместно истреблять… В 1919 году Мережковским, несмотря на запрет властей, удаётся через Минск покинуть Россию.
В годы изгнания одной из главных тем в творчестве Мережковского становится развенчание большевизма. Мережковский предостерегал: «душевная болезнь» большевизма захлестнёт и западный мир, посеет и в Европе «равенство в рабстве, в смерти, в безличности, в Аракчеевской казарме, в пчелином улье, в муравейнике или в братской могиле», ведь «…русский пожар — не только русский, но и всемирный».
В 1936 году Мережковский знакомится и несколько раз беседует с Муссолини о культуре и религии. Мережковский пытается убедить итальянского лидера в необходимости крестового похода против коммунизма. Это ему не удаётся, однако он получает от правительства Италии стипендию на время работы над книгой о Данте.
Многие антикоммунисты того времени соблазнились фашизмом, как самым действенным лекарством против красной чумы, которой в то время болела вся континентальная Европа. А в 1941 году Мережковский выступает на немецком радио с речью «Большевизм и человечество», в котором он сравнил Гитлера с Жанной д’Арк. Незадолго до смерти, по свидетельству В. Мамченко, Мережковский, узнав правду о зверствах германских агрессоров на оккупированных советских территориях, осудил Гитлера, однако той памятной речи ему так и не простили.
Выдающийся русский писатель скончался 7 декабря 1941 года в парижской квартире от инсульта. В нищете и почти забвении. На столе лежала бумага с последними написанными строками: «… Я же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе (Пс. 21, 7). Кутается в темную куколку жалкий червяк, чтобы вылететь из нее ослепительно белой, как солнце, воскресшею бабочкой».
В чём же значение трудов этого человека, какое послание он оставил?
Его послание – «правда Христова». А адресовано оно всем нам, но в первую очередь т.н. «образованному сословию». Когда родился младенец Иисус поклониться к Нему пришли пастухи, принявшие Благую Весть в простоте сердечной. И пришли волхвы, узнавшие о Рождестве Сына Человеческого при помощи мудрости и знания. К этим последним, прокладывающим свой путь к Вере долгой и извилистой дорогой исследования, поисков и ошибок обращено слово Мережковского.
В заключение хочется вспомнить о книге Мережковского, название которой у многих на слуху – «Грядущий Хам». В ней писатель сетует на тотальное европейское мещанство, культ комфорта, заменивший Веру, отрицание всех глубин и вершин, вечную плоскость, вечную пошлость, тепло-хладность. Увидел бы он нынешние «плоды» неолиберализма: открытая борьба с христианством под маской толерантности, превращение людей в потреблятский планктон без Веры, национальности, национальной государственности, национальной культуры, семьи и даже пола. И всё это под вывеской «Общечеловеческие Ценности». Увидел бы и ужаснулся.
И в качестве P.S. стихотворение. Уже почти 20 лет прошло с тех пор, как СССР закончил своё существование, а всё же и сейчас актуально.
Доброе, злое, ничтожное, славное,-
Может быть, это всё пустяки,
А самое главное, самое главное
То, что страшней даже смертной тоски,-
Грубость духа, грубость материи,
Грубость жизни, любви - всего;
Грубость зверихи родной, Эсэсэрии,-
Грубость, дикость,- и в них торжество.
Может быть, всё разрешится, развяжется?
Господи, воли не знаю Твоей,
Где же судить мне? А всё-таки кажется,
Можно бы мир создать понежней.
Поэт, писатель, критик, мыслитель недооценённый на своей Родине.
Энциклопедически образованный интеллектуал и эстет.
Европеец, каких в Европе поискать, не говоря о России.
Русский. Правый. Христианин.
Он вступил на литературное поприще, став другом и единомышленником Надсона. Однако ранняя поэзия Мережковского не стала продолжением надсоновского «нытья». Мережковский сходу взял свою собственную, неповторимую поэтическую ноту. Его место в русской поэзии серебряного века определяется в качестве одного из родоначальников символизма.
Несмотря на близость к народническим, социалистическим кругам русской интеллигенции духовная и литературная эволюция Мережковского проходила в стремлении к обретении «иной», иррациональной Истины. Это предопределило его разрыв с идеологом народничества Н.К. Михайловским, которого он считал своим учителем, «холодный мир» с Толстым, натянутые отношения с Чеховым, с людьми всецело и безнадёжно «от мира сего».
Когда литературный обозреватель английской газеты «Дэйли Телеграф» назвал Мережковского «достойным наследником Толстого и Достоевского», русская критика единодушно осудила такой отзыв, и писателю пришлось публично открещиваться от подобных сравнений.
«Прогрессивная» русская общественность знала о его бескомпромиссной Вере.
Из письма Бердяеву 1909г.: «Православие есть душа самодержавия, а самодержавие — есть тело православия… Христианская святость совместима с реакцией, с участием в «Союзе русского народа», с превращением Церкви в орудие мирской политики, с благословением смертных казней. <…> Нельзя… поручать себя молитвам тех, кого считаешь мучителями, распинателями правды Христовой, кого подозреваешь в безбожном, демоническом отношении к миру».
Мережковский занял особое место в русской литературе, написав несколько циклов романов и эссе на религиозную тематику. Среди них:
Дилогия о примордиальном Христианстве
1.«Рождение богов. Тутанкамон на Крите» (1924)
2.«Мессия» (1926—1927)
Трилогия «Христос и Антихрист»
1.«Смерть богов. Юлиан Отступник» (1895)
2.«Воскресшие боги. Леонардо да Винчи» (1901)
3.«Антихрист. Пётр и Алексей» (1904—1905)
Трилогия «Царство Зверя»
1.«Павел I» (1908)
2.«Александр I» (1911—1913)
3.«14 декабря» (1918)
Трилогия о Третьем Завете Св. Духа
1.«Тайна трех. Египет и Вавилон» (1923)
2.«Тайна Запада. Атлантида-Европа» (1929—1930)
3.«Иисус Неизвестный»(1934)
В этом списке есть и увлекательные романы, рассчитанные на широкий круг читателей, и развёрнутые религиозно-философские эссе для тех, кто глубоко интересуется историей духовной и религиозной эволюции Европы и России. Объединяет эти разноплановые произведения две отличительные особенности.
Во-первых, Мережковский не просто исследовал и осмысливал европейский исторически-религиозный процесс – он с ним сроднился, пропустил его через себя, через свой разум и душу, как бы «прожил» в духе то, о чём написал.
Во-вторых, красной нитью через эти произведения проходит Вера в рожденного «прежде всех век» Единородного Сына Божия, «свет от света», единосущного Отцу.
Особое место в его наследии занимает книга «Иисус Неизвестный». Жанр этого фундаментального труда определить нелегко, но то, что побудило автора взяться за перо, он объясняет на первых же страницах своего произведения.
«НОВЫЙ ЗАВЕТ
Господа нашего
Иисуса Христа.
В русском переводе.
Санкт-Петербург.
1890.
Маленькая, в 32-ю долю листа, в чёрном кожаном переплёте, книжечка, 626 страниц, в два столбца мелкой печати. Судя по надписи пером на предзаглавном листке: «1902», он у меня до нынешнего 1932 года, - 30 лет».
«Так же как я, человек, - зачитало её всё человечество, и, может быть, так же скажет, как я: “что положить со мною в гроб? Её. С чем я встану из гроба? С нею. Что я делал на земле? Её читал”».
«Мир, как он есть, и эта Книга не могут быть вместе. Он или она: миру надо не быть тем, чем он есть, или этой Книге исчезнуть из мира».
«Иисус Неизвестный» - уникальный в своём роде феномен светской христианской апологетики. Необычайная актуальность этой книги заключается в содержащейся в ней уничижительной и в то же время фундаментально, исторически обоснованной отповеди тем, кто считает Иисуса мифологическим персонажем, или, всего лишь, исторической личностью, «великим моральным учителем человечества» (Л.Н. Толстой). Для Мережковского Иисус – Господь и Спаситель.
Вот мнение Мережковского о Толстом, высказанное в докладе «Лев Толстой и Русская Церковь». «Мое отношение к Толстому, хотя и совершенно цензурное, но не враждебное, а скорее сочувственное». Мережковский считал отлучение Толстого от церкви знаком того, что Русская православная церковь «оправляется от паралича» и начинает вновь сознавать себя «…мистическим организмом, не терпящим компромиссов догматического характера». «В толстовском нигилизме вся постпетровская культурная Россия… <думая>, что борется с Церковью, то есть с историей, с народом, за свое спасение, — на самом деле борется… за свою погибель: страшная борьба, похожая на борьбу самоубийцы с тем, кто мешает ему наложить на себя руки».
Однако православная церковь в том состоянии, в котором она находилась на рубеже XIX и XX веков не вполне отвечает на духовные запросы писателя. Он считает Русскую Православную Церковь духовно «обмелевшей», а католичество и вовсе «упадническим», что побуждает его заняться собственными религиозными поисками.
В 1901 г. Дмитрий Сергеевич совместно со своей супругой Зинаидой Николаевной Гиппиус, а также с Д.В. Философовым, В.В. Розановым организовал в Санкт-Петербурге «Религиозно-философские собрания». В собраниях принимали участие представители петербургской богемы (Блок, Пришвин), православные священники, сектанты. На собраниях обсуждалась идея о «Третьем Завете Святого Духа» как о грядущей новой эре христианства. Несмотря на подобные смелые и неканонические идеи, Мережковский не ставил себе целью организовать собственную еретическую секту. Собрания проводились с разрешения обер-прокурора Священного Синода, выдающегося православного публициста и историка Церкви Константина Петровича Победоносцева (того самого, который «над Россией простёр совиные крыла», по выражению одного «прогрессивного» современника). Примечательно, что председателем собраний Победоносцев назначил епископа Ямбургского Сергия, который в 1943 году стал Патриархом Русской Православной Церкви.
Любовь к Отечеству была для Дмитрия Сергеевича как бы второй религией. При этом Мережковский и Гиппиус были свободны от проповеди национального превосходства и изоляционизма. Они были убеждены, что «последний христианский идеал Богочеловечества достижим только через идеал всечеловечества, то есть идеал вселенского, все народы объединяющего просвещения, вселенской культуры». Б. Розенталь писал, что у Мережковского «Россия вмещает Европу, а не Европа - Россию. Они не являются по-настоящему равноценными. Для Мережковского Европа - это Марта, она олицетворяет работу мира, но Россия для него - Мария, душа мира. Душа важнее тела. Россия вберет в себя Европу через любовь» Именно от России, согласно Мережковскому, следовало ждать - или всемирного спасения, или всемирной катастрофы. «Да будет один царь на земле и на небе - Иисус Христос» - это вся Россия когда-нибудь скажет - и сделает. Господь не покинет России. Только бы с Ним, только бы с Ним - и такая будет революция, какой мир не видал». Высшая миссия России, по мнению Мережковского, - «правда Христа».
Когда наступили в России «окаянные дни», Мережковским, несмотря на тяготы лихолетья, решение об отъезде далось нелегко. В этот короткий советский период своей жизни Мережковский близко познакомился с одним из мелких бесов революции – неким Б. Каплуном. Этот субъект занимал какую-то должность в Петросовете, благодаря которой ему удавалась играть роль мецената. Он подкармливал деятелей культуры, раздавая им продовольственные карточки. Среди «облагодетельствованных» была и чета Мережковских. Этот Каплун увековечен в образе Чекиста в балете «Красная Жизель», в основу либретто которого легла любовная история Каплуна и балерины Ольги Спесивцевой. Однако товарищ Каплун не был только пассивным ценителем прекрасного, он самостоятельно проводил «культурные» акции. В одном из домов Петрограда Каплун организовал крематорий – анатомический театр. На одно из «представлений» ему удалось заманить Мережковского. Процесс сжигания трупа сопровождался «конферансом» Каплуна: «слышите – лопнули лёгкие», «а вот и череп раскололся…». Шокированный Дмитрий Сергеевич позже написал, что большевиков нужно повсеместно истреблять… В 1919 году Мережковским, несмотря на запрет властей, удаётся через Минск покинуть Россию.
В годы изгнания одной из главных тем в творчестве Мережковского становится развенчание большевизма. Мережковский предостерегал: «душевная болезнь» большевизма захлестнёт и западный мир, посеет и в Европе «равенство в рабстве, в смерти, в безличности, в Аракчеевской казарме, в пчелином улье, в муравейнике или в братской могиле», ведь «…русский пожар — не только русский, но и всемирный».
В 1936 году Мережковский знакомится и несколько раз беседует с Муссолини о культуре и религии. Мережковский пытается убедить итальянского лидера в необходимости крестового похода против коммунизма. Это ему не удаётся, однако он получает от правительства Италии стипендию на время работы над книгой о Данте.
Многие антикоммунисты того времени соблазнились фашизмом, как самым действенным лекарством против красной чумы, которой в то время болела вся континентальная Европа. А в 1941 году Мережковский выступает на немецком радио с речью «Большевизм и человечество», в котором он сравнил Гитлера с Жанной д’Арк. Незадолго до смерти, по свидетельству В. Мамченко, Мережковский, узнав правду о зверствах германских агрессоров на оккупированных советских территориях, осудил Гитлера, однако той памятной речи ему так и не простили.
Выдающийся русский писатель скончался 7 декабря 1941 года в парижской квартире от инсульта. В нищете и почти забвении. На столе лежала бумага с последними написанными строками: «… Я же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе (Пс. 21, 7). Кутается в темную куколку жалкий червяк, чтобы вылететь из нее ослепительно белой, как солнце, воскресшею бабочкой».
В чём же значение трудов этого человека, какое послание он оставил?
Его послание – «правда Христова». А адресовано оно всем нам, но в первую очередь т.н. «образованному сословию». Когда родился младенец Иисус поклониться к Нему пришли пастухи, принявшие Благую Весть в простоте сердечной. И пришли волхвы, узнавшие о Рождестве Сына Человеческого при помощи мудрости и знания. К этим последним, прокладывающим свой путь к Вере долгой и извилистой дорогой исследования, поисков и ошибок обращено слово Мережковского.
В заключение хочется вспомнить о книге Мережковского, название которой у многих на слуху – «Грядущий Хам». В ней писатель сетует на тотальное европейское мещанство, культ комфорта, заменивший Веру, отрицание всех глубин и вершин, вечную плоскость, вечную пошлость, тепло-хладность. Увидел бы он нынешние «плоды» неолиберализма: открытая борьба с христианством под маской толерантности, превращение людей в потреблятский планктон без Веры, национальности, национальной государственности, национальной культуры, семьи и даже пола. И всё это под вывеской «Общечеловеческие Ценности». Увидел бы и ужаснулся.
И в качестве P.S. стихотворение. Уже почти 20 лет прошло с тех пор, как СССР закончил своё существование, а всё же и сейчас актуально.
Доброе, злое, ничтожное, славное,-
Может быть, это всё пустяки,
А самое главное, самое главное
То, что страшней даже смертной тоски,-
Грубость духа, грубость материи,
Грубость жизни, любви - всего;
Грубость зверихи родной, Эсэсэрии,-
Грубость, дикость,- и в них торжество.
Может быть, всё разрешится, развяжется?
Господи, воли не знаю Твоей,
Где же судить мне? А всё-таки кажется,
Можно бы мир создать понежней.
2. Ответ на 1., Петрович:
1. Уж скорее широким