15 февраля 2006 г. исполнилось 30 лет со дня кончины выдающегося политического и государственного деятеля России, писателя и публициста Василия Витальевича Шульгина (1878-1976).
Шульгин - личность противоречивая и в то же время талантливая, яркая, харизматическая. Жизнь Шульгина полна противоречий и парадоксов. Прожив долгую - 98 лет - жизнь, Шульгин пережил и Николая II, и Столыпина, и Ленина, и Сталина; юрист, депутат II-й, III-й и IV-й Государственной Думы, издатель националистической монархистской газеты "Киевлянин". "Последний очевидец" - это его прозвище оправдывает себя.
Василий Витальевич верил в мистику, и действительность давала ему для этого богатейший материал. Уже сама его долгая жизнь была чудом - после бесчисленных войн и революций, парламентов и тюрем.
Игорь Северянин в 1934 году написал о Шульгине:
...осторожный шутит он с огнем
Он у руля, спокойно мы уснем
Он на весах России та из гирек
В которой благородство. В книгах вырек
Непререкаемое новым днем
Шульгин откликнулся стихотворением "под Северянина". В нем Василий Витальевич с иронией говорит о себе, как о пустоцвете, который "был бы невозможен за рулем":
Он для судеб России та из гирек,
В которой обреченность. В книгах вырек
Призывов не зовущих целый том...
А известный праворадикал Пуришкевич в эпиграмме так характеризует Шульгина:
Твой голос тих, и вид твой робок
Но черт сидит в тебе, Шульгин
Бикфордов шнур ты тех коробок
Где заключен пироксилин.
Нельзя сказать, что имя Василия Витальевича Шульгина в настоящее время предано забвению, но, в тоже время многие факты его биографии остаются неизвестными не только для широкой общественности, но и для специалистов по истории Отечества. Между тем, обращение к столь значимой персоне в русской истории, представляется уместным и полезным для анализа политических процессов в современной России.
Сегодня, когда многие политические партии, образно выражаясь, "споткнулись" уже на уровне политической горизонтали, не разобравшись, где "лево", а где "право" знакомство с одним из классических представителей русских консерваторов может позитивно повлиять на формирование политического плюрализма в России.
Надо сказать, политические взгляды Василия Витальевича не были постоянны. Именно эволюция его мировоззрения привела монархиста Шульгина к закономерному участию в подписании отречения последнего российского императора.
Этапы эволюции политических взглядов. Поначалу, в своих думских выступлениях Шульгин показал себя как умеренный правый, тем не менее, яркий противник левых. Визитной карточкой его стал вопрос, обращенный с думской трибуны к социалистам: нет ли у кого из них бомбы в кармане. II Государственная дума просуществовала сто два дня. Шульгин зарекомендовал себя реакционером, но теперь уже был всем известен... В III Государственной думе он окончательно вошел в стан "русских националистов", чтобы в IV Думе, в начале 1915 года, приложить руку к созданию "Прогрессивного блока".
Он называл себя монархистом; созданный при его непосредственным участии "Прогрессивный блок" критиковал правительство, но принципиально не затрагивал императора. Уже через два года участники блока стали членами Временного правительства. Участие Шульгина в деятельности Всероссийского Национального Союза, для которого монархия была, по сути, менее важна, нежели главенствующее положение русской нации, вполне свидетельствует о том, что монархизм никогда не был для Василия Витальевича доминантой. В период Думской деятельности Шульгин стремительно "левел". Когда "Дума "в первый раз вынесла суровое осуждение правительству в резолюции, составленной моим сотоварищем по фракции Владимиром Бобринским, партийные грани начали стираться", - рассказывает он позднее.
Шульгин не отрицал своей роли оппозиционера. "В 1915-м, главным образом, потому что кадеты стали полупатриотами, нам, патриотам, пришлось стать полукадетами... и в результате оказались в одном мешке с революционерами, в одной коллегии с Керенским и Чхеидзе" - говорит он.
Постепенно Шульгин становился приемлемым для всех... Его книга "Дни" оканчивается событиями 3 марта 1917 года, когда Временный комитет Государственной думы объявил о создании Временного правительства. Шульгин был активен, ездил в полки, подписывал удостоверения... 26 апреля он признавал: "Не скажу, чтобы вся Дума целиком желала революции; это было бы неправдой... Но, даже не желая этого, мы революцию творили... Нам от этой революции не отречься, мы с ней связались, мы с ней спаялись и несем за это моральную ответственность".
На страницах нового еженедельника "Русская свобода" Шульгин в своих статьях требовал сильной республиканской власти, поддерживал революцию, но отрицательно относился к радикалам.
Итак, от монархизма не осталось и следа. Но, также как и другим деятелям Февральской революции, Шульгину приходилось впоследствии пересмотреть свои взгляды. Когда революцию в свои руки взяли большевики, Шульгин выступил как их яростный противник.
Когда Шульгин оказался в числе создателей Белого Движения, он объективно поддерживал идеологию Белой армии, ни один из лидеров которой не выступал за возрождение прежней политической системы. Для Шульгина идеалом стало сформулированное им "вождество", а Врангель, по его мнению, должен стать "русским Муссолини". Николай II, считал Шульгин, таким вождем не был, способностью вывести Россию из кризиса и предотвратить революцию обладал только Столыпин.
В последующие годы, находясь в эмиграции, Шульгин снова радикально поменял свои политические взгляды. Поводом к этому стала его поездка в Советскую Россию. Если до нее Шульгин однозначно считал, что новая власть долго не продержится, в том числе и потому, что большевики лишены всякого патриотизма и не соблюдают исторической преемственности, то теперь, сравнивая свои впечатления от нескольких месяцев нелегальной жизни в "красной" Одессе в 1920 году и от поездки 1923 года, Шульгин пришёл к выводу: жизнь в Советском государстве налаживается. А значит, Россия все еще жива. Ленин, по мнению Шульгина, все же принес некоторую пользу для страны. При этом Василий Витальевич не отрицал ответственности Ленина за события гражданской войны и террор.
Следующим знаковым событием в жизни Василия Витальевича стал его арест в 1944 году. Шульгину, получившему 25-летний срок, пришлось на себе ощутить самую страшную сторону советского политического строя. Когда Василий Витальевич вышел из Владимирской тюрьмы и остался в ссылке во Владимирской области, он продолжил свою писательскую деятельность. Кроме того, и в тюрьме он занимался литературным трудом.
Проживший ко времени освобождения из тюрьмы большую часть жизни, Шульгин, которого от революций и войн отделяли теперь годы и годы, предпочитал относиться ко всему философски. Однако молчать не получилось. Власти вынудили его написать в знак благонадежности "Письма к русским эмигрантам", в которых Василий Витальевич, Шульгин уже во второй раз в своей жизни (до этого была операция "Трест") выступил в роли "одураченного" - написанию книги предшествовали спланированные и хорошо продуманные поездки с демонстрацией Шульгину различных достижений советской власти. Тем не менее, Шульгин до конца жизни сохранил трезвую и, по возможности, объективную позицию "последнего очевидца".
В газетах "Известия" и "Правда" Шульгин опубликовал ряд своих статей, а в журнале "История СССР" - несколько глав из книги "Годы", которая полностью вышла в издательстве АПН в 1979 году. Кроме того, в своей работе "Опыт Ленина", при жизни не опубликованной (автор сдал ее на хранение во Владимирское КГБ), Шульгин возвратился и развил свою мысль 20-х годов: Ленин все же принес объективную пользу стране. Однако рассуждения Шульгина по этому поводу ни в коем случае нельзя толковать однобоко; от него редко исходили однозначные суждения.
Благодаря свидетельствам людей, встречавшихся с Шульгиным в годы хрущевской оттепели, до нас дошли и его "неподцензурные" мысли того времени. Воспоминания член-корреспондента РАН, бывшего редактора журнала "История СССР" Ю.А.Полякова о встречах с Шульгиным стали важными историческими источниками. Историки Н.Н.Лисовой, Д.А.Жуков также встречались с Шульгиным в последние годы его жизни.
Рассматривая политические взгляды Шульгина, особое внимание необходимо уделить его отношению к украинскому национализму, а также его антисемитизму.
В первые послереволюционные годы в российской империи имели место сепаратистские настроения. Не осталась в стороне и Украина. Отношение Шульгина к отделению Украины от России - "мазепинству" - было однозначно негативным. В этом он усматривал деяние австро-германской агентуры в их деле расчленения и порабощения России.
Сторонников отделения Украины Шульгин позднее называл "украинствующими". Через 20 лет, уже в эмиграции, Шульгин написал книгу все по тому же "Украинскому вопросу". Книга, "Украинствующие и мы", посвященная украинскому национализму, вышла в Белграде в 1939 году.
"Украинствование", писал в ней Василий Витальевич, "было изобретено поляками, поставлено на ноги австро-немцами, но консолидировано оно большевиками"..
И в конце же Шульгин писал о том, как же должен решиться "украинский вопрос": "придет пора, когда вместо лжи и человеконенавистничества украинствующих раскольников восторжествует правда, согласие и любовь под высокой рукой Единой Неразделимой России".
Взгляды Шульгина часто противоречивы, в том числе и относительно антисемитизма. Однажды, при знакомстве с Юнной Мориц, чьи стихи восхитили Шульгина, поэтесса довольно резко высказалась о том, что якобы единомышленники Шульгина громили в Киеве, на Подоле, ее родню. Неизвестно, что сказал Василий Витальевич поэтессе, но стоит упомянуть о его статье в "Киевлянине", посвященной событиям 18 октября 1905 года в Киеве: "Кровь несчастных жертв, весь ужас стихийного разгула, пережитого многими тысячами населения, все несчастья и разорение, которое постигло многих, а многих лишило жалкого крова и последнего куска хлеба, падает на голову тех безумцев, которые вызвали взрыв".
Антисемитизм Шульгина можно сравнить с "сочувствующим", местами наивным антисемитизмом Солженицына. Своему отношению к евреям Шульгин посвятил книгу "Что нам в них не нравится..." Девизом книги можно назвать цитату: "Следует пуще евреев бояться собственной совести". А условием компромисса между русскими и евреями должно, по его мнению, стать следующее: 1) "Евреи отказываются делать "социальные революции" в России..." 2) "Русские отказываются делать еврейские погромы".
Кроме того, и в других своих трудах, таких как "Дни", "1920", "Три столицы", Шульгин нередко говорил о евреях не без сочувственного юмора. Шульгин возлагал ответственность за революцию на евреев: "Большевики "сделали "пересадку": на обезглавленное тело русского народа посадили чужую голову - еврейскую... лозунг "смерть буржуям" обозначал в действительности "руби русскую голову"; а осуществление его было "Русским Погромом".
А в 1971 г., почти пятьдесят лет спустя после написания "Что нам в них не нравится", Шульгиным был создан "Поскриптум" к этой работе, в котором он попытался переосмыслить с высоты прожитых лет некоторые идеи книги.
Статья заканчивается словами "Я ничего не забыл. Но кое-что прибавил к своим наблюдениям. Если быть к евреям справедливыми, но при этом быть настолько сильными, чтобы в них не нуждаться, от них не зависеть, то они будут друзьями и полезными согражданами".
В жизни Василия Витальевича сплелись воедино множество парадоксов. Противоречивость мировоззрения Шульгина ярко проявляется во всех его работах. Главной ценность для нас стало то, что Шульгин, благодаря своему удивительному долголетию, стал "последним очевидцем", свидетелем важнейших исторических катаклизмов, происходивших в годы его жизни, как в российской, так и в мировой истории.
Последние слова Шульгина в его книге "Годы" звучат как завещание потомкам: "Теперь на месте бывшей Российской империи возникла и развивается новая жизнь. Мне уже 98 лет. Я ухожу в иной мир, посылая привет и завет живущим. Учитесь на уроках прошлого. Не совершайте тех ошибок, которые совершили мы. А о том, что тлен и прах, не заботьтесь. Пусть мертвые хоронят мертвых. Вы же, живые, сохраните живой живую душу".
Эти слова должны стать девизом жизни каждого, а не только политиков. Для политиков же судьба Шульгина - яркий пример неумолимой беспристрастности истории и призыв к осознанию ответственности перед потомками и перед самим собой.