Русский народ в своей толще от начала русской истории и до последних времен был всегда настроен монархически, и я убежден, что если бы перед революцией устроили в России народный плебисцит, то русский народ в своем подавляющем большинстве высказался бы за самодержавного царя.
Однако в прошлом (ХIХ) столетии, в 60-70-х годах под влиянием европейского воспитания, чужой философии и литературы патриотизм в руководящей русской интеллигенции совершенно упал и был в загоне. Рядовой обыватель тогда не смел заикаться о любви к Отечеству, и в интеллигентном обществе об этом говорили только с насмешкой и с оттенком презрения. Русское общество всколыхнулось в конце 80-х годов под влиянием Восточной войны за освобождение славян. Победы русского оружия, патриотические статьи, имена военных героев, ликующие народные собрания - все это сделало то, что о патриотизме невозможно было замалчивать. Убийство же императора Александра IІ дало русскому обществу еще более сильный толчок вправо. Оппозиционеры должны были замолкнуть. В обществе перестали рассказывать со сладострастием анекдоты о нарушениях седьмой заповеди во дворце, и любовь к царю стала обнаруживаться всюду. Как сейчас, я помню панихиду по императору Александру IІ, совершавшуюся в Петербурге протопресвитером Янышевым. Я был тогда студентом первого курса Духовной академии. Молящиеся горько плакали, а протопресвитер Янышев говорил о том позоре, который падает на Россию за злодейское убиение государя.
Новый император Александр IІI сразу овладел народными сердцами, заявив себя чисто русским царем своим отеческим отношением к подданным. В многочисленных резолюциях по различным делам стало сказываться его отеческое попечение о русском народе. Особенно мне врезалась в память резолюция царя на докладе о сооружении часовни на месте убиения Александра IІ. Государь написал: "Мне кажется, нужно построить там церковь". Церквей тогда в Петербурге было очень мало, и это явилось как бы началом русификации Петербурга, до того времени бывшего почти иностранным городом, наполовину говорившим по-немецки. Действительно, если посмотреть в плане Петербурга на том сегменте, основанием которого служит Невский проспект, а дугою Нева от Адмиралтейской площади до Фонтанки, а также от Знамения до лавры, то в этом большом пространстве до 1881 года не было ни одной церкви. И вот на поле первого сегмента произошло убийство государя. Император Александр IІI всюду стремился вносить сердечную заботливость и отеческое попечение. Очень трогательным был установившийся тогда обычай назначать в царские дни в столичных театрах патриотические пьесы, для посещения коих рассылались билеты во все учебные заведения. Среди юношества в эти дни появились царь и царица, окруженные всеобщим восторженным почитанием. Вообще тогда казалось, что в русской жизни наступила новая эра, причем во главе возрождения встал Петербург. Туда повалил настоящий русский мужик. Сама Николаевская железная дорога сделалась проводником чисто русского движения. На многих ее станциях ставились громадные иконы, путешествующие возжигали перед ними многочисленные свечи, а перед отправлением поездов служились длинные молебны. Попутно с этим росли литературные патриотические силы. Это время было расцветом Достоевского, тогда процветали славянофилы, действовали братья Аксаковы. Лучшие представители русской интеллигенции возвысили свой голос против уже умиравшего атеизма и ложного космополитизма. Таков, между прочим, был малоизвестный теперь, но безусловно просвещенный русский ученый и публицист Н.Н.Страхов, выступивший через лучшую в России газету аксаковскую "Русь" со своими "Письмами о нигилизме". Сама "Русь" была как бы горящим факелом, освещающим русскую жизнь.
К этому периоду относится и начало деятельности великого праведника земли Русской отца Иоанна Кронштадтского, имевшего могучее действие на народ, который встречал его более восторженно, чем самого царя. Таков был расцвет России. Но не дремали и революционеры. Они лишь притихли, объединяя и сосредоточивая свои силы вокруг толстых научных и литературных журналов, как, например, "Вестник Европы", в университетах, в земских учреждениях. От поры до времени они поднимали свою голову. Мне врезалась в память одна карикатура, появившаяся в Петербурге. Последними словами императора Александра IІ были: "Домой! Домой!" Аксаков написал в "Руси" статью, в которой эти слова истолковывал, призывая русское общество вернуться в Москву. И вот вскоре появилась карикатура, на которой был изображен Аксаков, стоящий в боярском костюме у жалкой избушки, зазывающий проходящую публику "в Москву", публика же направлялась к большим европейским зданиям, изображавшим культурную Европу, на Аксакова же и его жалкую избушку никто не обращал внимания.
Царствование императора Александра IІI было непродолжительным и завершилось трогательной кончиной, последовавшей в присутствии отца Иоанна Кронштадтского. Новый 26-летний царь Николай ІI сразу обнаружил себя сторонником Православия и благочестия. Однако ближайшие задачи России в новое царствование были мало поняты. Это сказалось, между прочим, в таких начинаниях, как учреждение Гаагской конференции, которая сама по себе дело благородное, но для России совершенно бесполезное. Неудачным было, например, учреждение народных домов с большими сценами, на которых хотели было показывать для народа различные драмы и трагедии, однако результат получался совершенно неожиданный - в самых трагических местах, когда актер убивал свою возлюбленную, народ отвечал дружным смехом. Происходило это оттого, что русский народ, отличаясь искренностью и правдивостью, никогда не примет всерьез того, что делается на сцене, и трагедиями его не растрогаешь. В царствование императора Николая IІ наши оппозиционеры кое-чему научились и поняли, что революции достигнуть можно не столько террористическими актами, сколько злобной критикой, введением конституции, развращением народа и пр. На службу революции пошли почти все университетские профессора и такой талантливый человек, как Лев Толстой, всю свою жизнь бывший рабом демонического тщеславия. Во всем своем творчестве, как философском, так и художественном, он одинаково разрушал веру и государственный порядок, изображая человека не свободной личностью, а каким-то всплеском или волной мировой жизни (смерть Андрея Болконского, сон Пети Ростова). При казавшемся внешнем благополучии в России уже назревал кризис, его предчувствовал такой праведник, как отец Иоанн Кронштадтский, который, будучи горячим поборником самодержавия, весьма печалился тем, что во дворце стали свивать себе гнездо теософия и оккультизм, и он перестал, к огорчению государя и государыни, посещать дворец. Светлым лучом последнего царствования было прославление шести угодников, осуществленное по инициативе царя, который шел в этом отношении далеко впереди нашего духовенства, скептически было относившегося к прославлению новых угодников. Самым близким к народному сердцу из прославленных угодников оказался преподобный Серафим Саровский, человек не очень ученый, но наделенный таким сердцем и такой верой, что он не пасовал перед самой грешной душой, но принимал каждого в свои распростертые объятия, как любящий отец.
Две последние неудачные войны подсекли Россию, революционеры добились своего и ее свалили. Теперь я не имею надежд на быстрое восстановление России: она должна искупить страданиями свое нравственное падение. Еврейский народ странствовал в пустыне сорок лет, пока возвратился в землю обетованную. Мы не знаем, сколько лет назначено странствовать в смуте русскому народу, пока не возвратится он к законному обетованному устроению своей жизни, но всеми мерами, всеми способами и всеми силами содействовать его освобождению и возрождению - неотложный долг всех нас.
Продолжение следует...
Из книги митрополита Антония (Храповицкого) "Молитва русской души", изданной в серии "Духовное наследие русского зарубежья", выпущенной Сретенским монастырем в 2006 г.
http://www.pravoslavie.ru/put/061016153542
Однако в прошлом (ХIХ) столетии, в 60-70-х годах под влиянием европейского воспитания, чужой философии и литературы патриотизм в руководящей русской интеллигенции совершенно упал и был в загоне. Рядовой обыватель тогда не смел заикаться о любви к Отечеству, и в интеллигентном обществе об этом говорили только с насмешкой и с оттенком презрения. Русское общество всколыхнулось в конце 80-х годов под влиянием Восточной войны за освобождение славян. Победы русского оружия, патриотические статьи, имена военных героев, ликующие народные собрания - все это сделало то, что о патриотизме невозможно было замалчивать. Убийство же императора Александра IІ дало русскому обществу еще более сильный толчок вправо. Оппозиционеры должны были замолкнуть. В обществе перестали рассказывать со сладострастием анекдоты о нарушениях седьмой заповеди во дворце, и любовь к царю стала обнаруживаться всюду. Как сейчас, я помню панихиду по императору Александру IІ, совершавшуюся в Петербурге протопресвитером Янышевым. Я был тогда студентом первого курса Духовной академии. Молящиеся горько плакали, а протопресвитер Янышев говорил о том позоре, который падает на Россию за злодейское убиение государя.
Новый император Александр IІI сразу овладел народными сердцами, заявив себя чисто русским царем своим отеческим отношением к подданным. В многочисленных резолюциях по различным делам стало сказываться его отеческое попечение о русском народе. Особенно мне врезалась в память резолюция царя на докладе о сооружении часовни на месте убиения Александра IІ. Государь написал: "Мне кажется, нужно построить там церковь". Церквей тогда в Петербурге было очень мало, и это явилось как бы началом русификации Петербурга, до того времени бывшего почти иностранным городом, наполовину говорившим по-немецки. Действительно, если посмотреть в плане Петербурга на том сегменте, основанием которого служит Невский проспект, а дугою Нева от Адмиралтейской площади до Фонтанки, а также от Знамения до лавры, то в этом большом пространстве до 1881 года не было ни одной церкви. И вот на поле первого сегмента произошло убийство государя. Император Александр IІI всюду стремился вносить сердечную заботливость и отеческое попечение. Очень трогательным был установившийся тогда обычай назначать в царские дни в столичных театрах патриотические пьесы, для посещения коих рассылались билеты во все учебные заведения. Среди юношества в эти дни появились царь и царица, окруженные всеобщим восторженным почитанием. Вообще тогда казалось, что в русской жизни наступила новая эра, причем во главе возрождения встал Петербург. Туда повалил настоящий русский мужик. Сама Николаевская железная дорога сделалась проводником чисто русского движения. На многих ее станциях ставились громадные иконы, путешествующие возжигали перед ними многочисленные свечи, а перед отправлением поездов служились длинные молебны. Попутно с этим росли литературные патриотические силы. Это время было расцветом Достоевского, тогда процветали славянофилы, действовали братья Аксаковы. Лучшие представители русской интеллигенции возвысили свой голос против уже умиравшего атеизма и ложного космополитизма. Таков, между прочим, был малоизвестный теперь, но безусловно просвещенный русский ученый и публицист Н.Н.Страхов, выступивший через лучшую в России газету аксаковскую "Русь" со своими "Письмами о нигилизме". Сама "Русь" была как бы горящим факелом, освещающим русскую жизнь.
К этому периоду относится и начало деятельности великого праведника земли Русской отца Иоанна Кронштадтского, имевшего могучее действие на народ, который встречал его более восторженно, чем самого царя. Таков был расцвет России. Но не дремали и революционеры. Они лишь притихли, объединяя и сосредоточивая свои силы вокруг толстых научных и литературных журналов, как, например, "Вестник Европы", в университетах, в земских учреждениях. От поры до времени они поднимали свою голову. Мне врезалась в память одна карикатура, появившаяся в Петербурге. Последними словами императора Александра IІ были: "Домой! Домой!" Аксаков написал в "Руси" статью, в которой эти слова истолковывал, призывая русское общество вернуться в Москву. И вот вскоре появилась карикатура, на которой был изображен Аксаков, стоящий в боярском костюме у жалкой избушки, зазывающий проходящую публику "в Москву", публика же направлялась к большим европейским зданиям, изображавшим культурную Европу, на Аксакова же и его жалкую избушку никто не обращал внимания.
Царствование императора Александра IІI было непродолжительным и завершилось трогательной кончиной, последовавшей в присутствии отца Иоанна Кронштадтского. Новый 26-летний царь Николай ІI сразу обнаружил себя сторонником Православия и благочестия. Однако ближайшие задачи России в новое царствование были мало поняты. Это сказалось, между прочим, в таких начинаниях, как учреждение Гаагской конференции, которая сама по себе дело благородное, но для России совершенно бесполезное. Неудачным было, например, учреждение народных домов с большими сценами, на которых хотели было показывать для народа различные драмы и трагедии, однако результат получался совершенно неожиданный - в самых трагических местах, когда актер убивал свою возлюбленную, народ отвечал дружным смехом. Происходило это оттого, что русский народ, отличаясь искренностью и правдивостью, никогда не примет всерьез того, что делается на сцене, и трагедиями его не растрогаешь. В царствование императора Николая IІ наши оппозиционеры кое-чему научились и поняли, что революции достигнуть можно не столько террористическими актами, сколько злобной критикой, введением конституции, развращением народа и пр. На службу революции пошли почти все университетские профессора и такой талантливый человек, как Лев Толстой, всю свою жизнь бывший рабом демонического тщеславия. Во всем своем творчестве, как философском, так и художественном, он одинаково разрушал веру и государственный порядок, изображая человека не свободной личностью, а каким-то всплеском или волной мировой жизни (смерть Андрея Болконского, сон Пети Ростова). При казавшемся внешнем благополучии в России уже назревал кризис, его предчувствовал такой праведник, как отец Иоанн Кронштадтский, который, будучи горячим поборником самодержавия, весьма печалился тем, что во дворце стали свивать себе гнездо теософия и оккультизм, и он перестал, к огорчению государя и государыни, посещать дворец. Светлым лучом последнего царствования было прославление шести угодников, осуществленное по инициативе царя, который шел в этом отношении далеко впереди нашего духовенства, скептически было относившегося к прославлению новых угодников. Самым близким к народному сердцу из прославленных угодников оказался преподобный Серафим Саровский, человек не очень ученый, но наделенный таким сердцем и такой верой, что он не пасовал перед самой грешной душой, но принимал каждого в свои распростертые объятия, как любящий отец.
Две последние неудачные войны подсекли Россию, революционеры добились своего и ее свалили. Теперь я не имею надежд на быстрое восстановление России: она должна искупить страданиями свое нравственное падение. Еврейский народ странствовал в пустыне сорок лет, пока возвратился в землю обетованную. Мы не знаем, сколько лет назначено странствовать в смуте русскому народу, пока не возвратится он к законному обетованному устроению своей жизни, но всеми мерами, всеми способами и всеми силами содействовать его освобождению и возрождению - неотложный долг всех нас.
Продолжение следует...
Из книги митрополита Антония (Храповицкого) "Молитва русской души", изданной в серии "Духовное наследие русского зарубежья", выпущенной Сретенским монастырем в 2006 г.
http://www.pravoslavie.ru/put/061016153542
