Публикуем речь известного деятеля Русской Зарубежной Церкви П. С. Лопухина, сказанную 70 лет назад в день памяти Императора Николая II, в которой разбирается вопрос взаимоотношений Церкви и Государства. Полагаем, что она не утратила своей актуальности и может заинтересовать читателей. К тексту прилагается краткая биография Петра Сергеевича, составленная священником Георгием Павловичем.
Петр Сергеевич Лопухин
(14 февраля 1885, Москва – 2 августа 1962)
Православный писатель и мыслитель, церковный деятель.
Сын тайного советника сенатора Сергея Алексеевич Лопухина и его супруги Александры Павловны, урожд. графини Барановой.
По окончании 1-й Киевской гимназии учился на юридическом факультете Московского университета. Служил по земству. С 1915 помощник кн. Г.Е. Львова в ЗЕМГОРе, а в 1917 во Временном правительстве.
С 14.05.1914 женат на княжне Татьяне Владимировне Голицыной. Дочери Елизавета (в замуж. Никитина) и Татьяна (в замуж. княгиня Голицына).
С ноября 1917 до ноября 1918 в Ессентуках, на Кавказских Минеральных водах.Тамбовский губернатор Деникинского правительства в 1919 г.
20 марта 1920 в Софии (Болгария) скончалась супруга Петра Сергеевича Т. В. Лопухина.
В 1920 уполномоченный по делам русских беженцев в Словении.
С 1922 жил в Белграде.С 30.05.1924 женат на Марии Константиновне Львовой.
Активный член кружка русской молодежи имени преп. Серафима Саровского в 1922-1925. С 1925 по 1935 председатель Белградского Братства имени преп. Серафима, а позже его секретарь. Близок к митрополиту Антонию (Храповицкому) и архиепископу Гавриилу (Чепуру).
С 1935 по 1944 помощник правителя Канцелярии Архиерейского Синода Русской Зарубежной Церкви в СремскихКарловцах и Белграде.
Секретарь Предсоборной Комиссии и Всезарубежного Собора РПЦЗ в 1938 г.
В 1944-1945 в Австрии, а в 1945-1948 в Мюнхене. Церковный староста одного из приходов и активный член богословского кружка вокруг митр. Анастасия (Грибановского).
В 1948-1961 помощник секретаря, а затем секретарь и казначей Западноевропейской епархии РПЦЗ.Ближайший помощник святителя Иоанна Шанхайского.
Генеральный секретарь Комитета помощи православным учреждениям на Святой Земле в 1954-1962.
Основатель и генеральный секретарь Общества «Православное Дело» в 1959-1962 гг. Издатель «Вестника Православнаго Дела».
Автор книг:
«Мысли Блаженнейшаго митрополита Антония, высказанныя в проповедях 1935/6 г.», 1-е изд. 1937 г., СремскиКарловци. 2-е изд. 1961, N.Y.
«Преподобный Серафим и пути России». Владимирова. 1939.
«Митрополит Антоний о Государе, Руси и России (из бесед с Блаженнейшим Владыкою Антонием)». Белград, 1939.
«Беседы с епископом Гавриилом». Владимирова, 1940.
«Материалы к учению о св. Руси (по поводу книги о. прот. Г. Флоровскаго «Пути русскаго богословия»)». Владимирова, 1941.
«О Православном Человеке». Мюнхен, 1951.
«Святая Русь и Русское государство». 1953.
Автор многочисленных статей в православных журналах и газетах:«Церковная жизнь», «Царский вестник», «Двуглавый орел», «Святая земля», «Православная Русь», «Православное обозрение», «Православная жизнь», «Слово Церкви», «Голос Церкви», «Путь», «Вестник Православнаго Дела».
ЦАРЬ И ПАТРИАХ
(Речь в день памяти Государя Николая II в Париже, в 1951 г.)
В дни, посвященные памяти Государя императора Николая II, говорить о нем всегда волнующе-ответственно: как бы неверным словом, непониманием или неверным настроением нашим не опечалить его душу, так глубоко опечаленную нами при его жизни.
О покойном Государе надо говорить, мысленно выпрямившись перед ним, и держать речь о нем, глядя в глаза. И как отрадно будет, если удастся выразить его мысль, обрадовать его душу пониманием, котораго он был лишен при жизни.
С такими чувствами я решаюсь сегодня говорить о том деянии Государя, которое, мне кажется, многими не понято, которое многих смутило и доселе туманит в сознании многих светлый образ убиеннаго Царя-Мученика: я хочу говорить об отречении.
До сих пор еще у многих стоит безответный вопрос: - почему отрекся Государь? Почему он передал власть революционному Временному Правительству и тем,как бы санкционировал его существование и возникновение? Почему Государь не начал кровавой борьбы против революции? Почему не призвал народ к этой борьбе и, если суждено ему было погибнуть, то почему не погиб в этой борьбе и не завещал народу знамени этой борьбы?
Как многие готовы, отвечая на эти вопросы, объяснять поступки Государя его нерешительностью, отсутствием воли, непониманием совершающегося! А такия объяснения не могут не туманить светлаго образа мученика революции.
И, вместе с тем, как многие, не отвечая, не умея ответить на все эти вопросы, убежденно исповедуют видимый ими духовный свет вокруг образа Государя и веруют, что он прославлен у Бога в Его Царстве и что он должен быть прославлен и земною Церковью.
Но если так, то вспомним, что Церковь, прославляя святых, никогда не оставляет неосвященным, в тумане, ни одного поступка святого, ни одной стороны его души. Вспомним, как подробно и смело и громко говорит Церковь о грехах, совершенных ранее святыми, вспомним Владимира Святого, Марию Египетскую и не оставим неосвященным ни одного поступка Государя, чтобы не было места туманящей недоговоренности.
Что смущает людей в отречении? То, что Государь, якобы, не исполнил своего царского служения!
Но что такое царское служение и в чем его долг?
Каждое государственное устройство, каждая власть имеет свою философию, мировоззрение. Нет и не может быть власти без философии, ибо каждая власть имеет цель и свое понимание добра и зла.
Власть православнаго государства руководствуется православным мировоззрением, согласно которому смысл жизни в приобщении к Богу и к Божественному миру. Эту кратчайшую формулу можно развивать без конца, духовно созерцая эту истину и радуясь ей, но нам сейчас достаточно только что сказаннаго, ибо, усвоив эту истину, уже нельзя искать смысла и цели жизни в культуре или в некой совершенной земной жизни, и уже нет и не может быть некоего идеального строя, построение котораго являлось бы целью жизни государства и руководящим принципом власти.
Православныя государство и власть не могут быть тоталитарными, ибо на земле и в земном плане не может быть такой ценности, которая могла бы определять направление и характер власти и государства. Не может быть «идеальнаго» или «совершеннаго» строя, с осуществлением котораго установилась бы идеальная жизнь. Нет места утопиям, нет места идее тоталитарнагобогоборческаго государства, но нет места и «Богоустановленным формам» религиознагототалитарнаго государства, и «Священной Римской Империи». За всю свою историческую жизнь православный русский народ никогда не сказал – «священное государство», «священная Россия», но целомудренно и тонко говорил – «Святая Русь», а это отнюдь не государство, а общественная национальная жизнь, создающаяся под влиянием любви к святости русскаго народа.
Нет места «абсолютному», самодовлеющему государству в виде ли демократии, высшим законом иценностью почитающей волю народа, или в виде абсолютной монархии, в себе самих, в своей воле единицы или большинства – имеющих основание и оправдание.
Православная государственность понимает свое служебное положение по отношению к высшим ценностям, но, вместе с тем, она их знает и знает – чему служит. В ней нет места религиозному безразличию, свойственному демократии и используемому ею принципу равенства и равноценности вообще всех религий.
Ея высшая руководящая цель – создание условий жизни, в которых человек может беспрепятственно жить осмысленно; условий, в которых может жить, расти и развиваться человек-христианин. Ея высшая цель – создание благоприятной для этого среды.
Это – среда, в которой имеют возможность без страха и препятствия развиваться нравственныя и духовныя силы человека, среда, родственная и благоприятная добру, и чуждая и враждебная злу. Среда, в которой есть понимание добра и есть борьба со злом, а не равнодушие и безразличие.
Власть православнаго государства – православно понимать, что есть добро и что есть зло, имея соответственный нравственный критерий, находясь под такой властью, человек свободно и бесстрашно живет доброй жизнью, ибо знает, что власть страшна не для добрых дел, но для злых (Рим. 13, 3), а не наоборот, как в современных тоталитарных государствах.
Власть! Наличие всегда между людьми властно-подчиненных отношений и, значит, неравенства людей, а, вместе с тем, их взаимная связанность друг с другом – есть удивительное явление, и Апостол Павел словами нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены (Рим.13, 1), по толкованию св. Иоанна Златоуста, как раз и говорит о Богоустановленности самого явления или начала власти.
Власть есть прежде всего огромная творческая сила. Ее чувствовали люди в Спасителе, - и дивились учению Его, ибо слово Его было со властью (Лк. 4, 39).
Власть устанавливает и регулирует отношения между людьми.
Христианство, Св. Евангелие не дает нам никаких указаний, какова должна быть власть, как сконструирована. После ТеократическагоВетхаго Завета, когда был Богоустановленный детально предуказанный социальный и политический строй, Новый Завет поражает своим молчанием о государстве. Сказано только одно: Воздавайте Кесарю Кесаревою – т.е. иначе говоря, живите государственно – это Богоустановлено! – но как жить, как построить христианское государство, об этом – ни слова, и вся эта область потому отдана нашей свободе и нашему творчеству.
Разрешая задачу создания христианскаго государства, православная мысль пришла к ясному сознанию необходимости власти, руководимой православным мировоззрением, обладающей нравственным критерием; власти, сознающей свое служебное положение; власти, Богу подчиняющейся. – ибо только такая власть исполнит свое назначение и даст жизненную среду, благоприятную для жизни и развития христианства.
Стремясь создать такую власть, православная мысль пришла к идее Православной Самодержавной Монархии. Ея нравственная сущность в том, что носителем власти является человек, поставленный в исключительныя условия неограниченной свободы и неограниченной нравственной ответственности.
Царь – есть неограниченный властитель, власть котораго ограничена православным мировоззрением, в верности которому он приносит всенародную присягу.
Царь бесконтрольный властитель, - но власть его находится под моральным контролем Церкви и всего народа, перед которым он принес присягу.
Только усвоив эту идею, мы поймем, что принцип Самодержавия есть необходимая основа Православной монархии, ибо именно этот принцип охраняет свободу монарха, а потому и возможность его н р а вс т в е н н о й ответственности, ибо несвободный ее нести не может. Несвободный глава парламентской монархии, на каждый свой поступок имеющий юридическое и формальное оправдание, не несет и не может нести нравственной ответственности. Так сразу теряется главная нравственная сила христианской монархии.
Но, скажут нам, пусть верно такое толкование принципа самодержавия, но разве только монархия может руководиться православным пониманием цели жизни, добра и зла? Прочему нельзя выбрать иного главу государства, который также исповедует Православие, и тогда почему он не может принести присягу верности ему? И разве не был ему верен выбранный казачий атаман? Или разве мы не знаем республик, в которых есть верность христианскому мировоззрению?
Это замечание и вопросы верны, и смысл Православной монархии не исчерпывается тем, что она руководствуется нравственным законом «Правды Божией».
Можно утверждать, что из всех видов религиозно не безразличных государств, именно Православная Монархия по преимуществу может характеризоваться верностью Правде Божией, и, в частности, в России нравственная добродетель честности по преимуществу характеризовала Русских Царей, как о том упоминают честные русские поэты Пушкин и Тютчев. Но ограничив наше понимание смысла христианской власти только ея верностью нравственному закону, мы бы ограничили значение и содержание царскаго служения.
В Православной монархии есть еще более глубокое содержание: она сама есть некая религиозная ценность, некое достижение религиознаго сознания.
Человечество, - нет, больше – весь мир, тоскует в своей отделенности от Бога, ищет и стремится, сознательно или безсознательно, к иной жизни, Богоугодной, хочет благословения Божия на свою жизнь, на свои дела. Жажду такого одобрения, позволения, благословения мы видим во всей истории религиознаго сознания. К этому чаще всего влекут страх, или жажда помощи для успеха в делах, влечение корыстное. Но есть в человеке и стремление совершить нечто Богоугодное не ради корысти; стремление послужить, принести жертву, ради любви, ради близости к Богу; и благословение Божие есть венец радости, уготованный такому чистому стремлению.
Да! То, что благословлено Богом, обычно окружено успехом, но благословение дается в ответ на чистое и безкорыстное стремление: все житейски желанное или необходимое – вся сия приложится вам, только тогда, когда исполнена заповедь: Ищите же прежде всего Царствия Божия иправды Его (Мф. 6, 33).
Христианство, Православие, Церковь – отнюдь не есть гарантия жизненных успехов, и отношение к ним, как к страховому обществу, с корыстным разсчетом на премию, обречено на неуспех во всех отношениях. О, нет! Спаситель не только не обещал своим верным последователям жизненных успехов, но, наоборот, именно им он говорил: вмире скорби будете (Ин.16, 33).
Но именно это и дает нам возможность безкорыстно стремиться к Богу и служить Ему с чистотою любви. Такое служение и венчается благословением Божиим, и все на что есть благословение Божие, в плане духовном, существенно отличается от неблагословеннаго.
Эта разница понятна, конечно, только верующему сознанию, и она не исчерпывается областью нравственной, она много глубже: речь идет о разных планах жизни. Это можно пояснить на другом житейски более близком и понятном явлении: в неблагословенном Церковью гражданском сожительстве мужчины и женщины вполне может быть целая гамма нравственных отношений – любви, жертвы, помощи, дружбы; но это никогда не будет брак, «славою и честью» венчанный: в этом гражданском браке нет самоотречения во имя Бога, посвящения Богу, благословения Божияго и освящения, и, через это, некотораго приближения к Богу и к Божественному миру.
Православному человеку, для котораго смысл и цель жизни в приобщении Богу, так естественно желать этого приближения, так естественно посвятить Богу свою жизнь в той или иной форме, так естественно искать благословения, ибо ему естественно и вожделенно всю жизнь пройти в плане и плоскости одухотворенной, иной чем житейская и природная земная, - жить Богоугодно и благословенно. Так характерно, что в монастыре на каждое дело монах просит благословения игумена: это жизнь монашеская, иноческая, - и н а я жизнь.
Если нам понятны значение и назначение власти, то естественно искать Божияго благословения на государственную власть. Она есть сознание и воля нашей общей жизни, как народа, это наше сознание и воля.
Но как благословить власть? кто она, где она, кто примет благословение? Нельзя благословить «государство» - его нет как личнаго бытия, оно есть только «регулируемыя властью общественныя отношения людей»!
Благословить можно только человека, - носителя власти.
Чем живее наше религиозное чувство, чем яснее сознание реальности иного мира, тем яснее необходимость и потребность «посвящения и освящения». И наоборот, - чем меньше религиозности, чем менее сознания реальности Бога и Божияго мира и чем меньше искания «Царствия Божия» и жажды приобщения ему, тем непонятнее становится смысл освящения власти.
Между сторонниками рационалистически-построенной власти и власти благословенной взаимопонимание трудно, а единство в принципиальной области невозможно.
Верующему сознанию повелительно ясна радость и чистота посвящения Богу государственной власти и необходимость для этого самодержавной свободы Царя, ибо иначе он не может посвятить себя на служение Богу в чине Царя.
Неверующее сознание не только не понимает посвящения, но не может себе представить возможность такого отношения к самодержавию. Ему представляется ясным, что житейская выгода повелительно требует отказа от самодержавия, и верующий Милюков (и один ли он?) совсем не понимает, почему Государь так твердо, в ущерб практической выгоде, держится с точки зрения неверующего демократа «несовременнаго» принципа.
Это не есть догматизация монархической власти. Если бы мы стали искать догматически необходимой формы власти, мы впали бы в жестокое противоречие с Евангельским учительским умолчанием о государстве и с теми словами Спасителя, что Царство Божие не приходит приметным образом (Лк. 17, 20), т.е. не имеет видимой формы. Но само начало подчинения государственной власти Богу и Его Закону, своего рода крещение власти во имя Божие, посвящение власти на служение Божиему делу – это надо признать принципом православнаго сознания, потому что в с я жизнь человека должна проходить во имя Божие, и нет и не может быть такой области, в которой человек был бы свободен от Бога и «без Бога».
«О Божественная двоица – Царство и Священство» - восклицает Византийское православное сознание!
Здесь «Царство» не есть царство-государство: здесьцарствозначит «царское служение», и оно сравнивается со священнослужением. «Царское служение» - это чин Церкви, это Церковное служение Богу в чине Царя и через Царское служение вся народная государственная жизнь получает благословение.
Чтобы нести царское служение надо понимать его сущность и нравственную ответственность, надо подлинно понимать, что угодно Богу, что соединяет с ним народную жизнь, а не удаляет: надо иметь сердце, готовое к тому, чтобы быть в руке Божией (Пр. 21.1), почему так значительна личная чистота Царя и праведность его, и почему этот вопрос и не ставится в отношении монархов парламентарных: не все ли равно?! Разве так важно духовное состояние этого государственнаго чиновника?!
Царское служение настолько высоко, имеет такое большое значение для жизни целаго народа, что надо хоть немного вдуматься в него, чтобы стало ясно благоговейное отношение к Царю, так ярко и образно изображенное в Ветхом Завете.
Царь-Мученик сознательно и благоговейно принял на себя Царское служение – посвящение себя на служение Богу в Царском чине. Он сознательно и убежденно принес присягу верности Богу и Православию. Он стоит перед нами, перед Русским народом, перед историей, как олицетворение чистоты и верности. Свое царское служение он исполнил, и через него, через его чистоту, веру и верность, Россия была соединена с Богом и Его Церковью.
Когда от этих чистых созерцаний приходишь к действительности и спрашиваешь себя, как могло произойти все бывшее и как мог Государь оставить свое царское служение, то мы решаемся ответить, что причина отречения в том, что этой благословенной самодержавной власти люди перестали хотеть.
Понимание, желание, любовь к «царскому служению» - стали в России блекнуть. Симпатии и сочувствие, наоборот, стали вызывать основы рационалистическаго Западно-Европейскаго государства, отделившагося от Церкви, от религиознаго мировоззрения. Стала привлекать идея построения демократическаго государства, освобожденнаго от всяких обязанностей в отношении Бога, Церкви и духовнаго состояния народа. Движение в русском народе в этом направлении было давнишним, упорным, и оно давно уже стало вызывать глубокую тревогу, ибо это движение было не столько «политическим» сколько духовным и душевным: так называемое русское «Освободительное», а затем и «Революционное», движение по преимуществу, за редкими и не характерными исключениями, было движением безрелигиозным и противорелигиозным.
Именно это и вызывало глубочайшую тревогу в сердце преп. Серафима, о. Иоанна Кронштадтскаго, Достоевскаго, митрополита Антония…
Это движение упорно развивалось, и, наконец, пришел день, когда Государь понял, что он одинок в своем «Царском служении».
Православным Государем нельзя быть в духовном одиночестве. Например, «теократ» - властитель, верующий, что он послан Богом для управления данным народом, что Богом установленной целью является самый факт власти этого монарха над этим народом, такой монарх может залить кровью страну, покорить ее, чтобы все дрожали от страха, и идеологически он будет оправдан.
Православный Царь властвует для того, чтобы было христианское государство, чтобы была среда христиански настроенная. Царь несет свое Царское служение для этого.
Когда в народе гаснут желания христианскаго государства и среды, - православная монархия теряет и предпосылку, и цель своего бытия, ибо никого нельзя насильственно сделать христианином, Царю нужны христиане, а не дрожащие рабы.
В жизни народа и человека бывают периоды духовнаго помутнения, «окамененнагонечувствия», но это еще не значит, что человек совсем окаменел: пройдут дни соблазна и мрака, и он опять воскреснет. Когда народ охватили страсти, долг власти – суровыми средствами отрезвить его и разбудить. И это надо сделать решительно-ярко, и это целительно, как целительна гроза.
Но это можно и должно сделать, когда ослепление неглубоко и когда наказанный и разбуженный поймет правду наказания. Так, один мужик упрекал помещика, почему тот не начал бороться с погромами пулеметом: «Ну и что бы тогда было?» - «Мы бы очнулись! А теперь – мы опьянели и друг друга жжем, и убиваем».
Но когда болезнь духовная проникла и в подсознание, тогда применение силы будет казаться насилием, а не справедливым возмездием, тогда оно уже не может исцелить заболевший народ. Тогда он в таком состоянии, в каком был грешник, котораго Апостол Павел предал Сатане во измождение плоти, да дух спасется (1 Кор. 5, 5).
В час отречения Государь почувствовал себя глубоко одиноким, а кругом «трусость, подлость и измена», и на вопрос, как мог он отречься от своего царскаго служения, надо отвечать: он это сделал потому, что м ы отреклись от царскаго служения, от власти посвященной и освященной…
Но может быть Государь ошибся, думая, что он так глубоко одинок. Может быть, это вокруг и совсем вблизи была трусость, подлость и измена, а дальше, а глубже, в народе, была храбрость и верность и честность?
В такия минуты, когда Государь решал эти вопросы, нельзя считать или голосовать: вопрос решался интуицией. Но верна ли была интуиция Государя? Правда ли, что он был так одинок, что уже нет места для царскаго служения и для кого нести его и нет среды созвучной?
И когда задаешь себе этот волнующий вопрос и ищешь, кто бы помог найти ответ… рядом с Государем становится почивший, а, может быть, тоже убиенный Патриарх Тихон…
Есть что-то общее между Государем и Патриархом с его смиренной скромностью и чистотой безстрастия; в этом они сродны друг другу.
Итак, что же хочет сказать Патриарх?
Вопрос идет о том, было ли в Русском народе здоровое течение, желающее христианскаго государства, благословенной власти царскаго служения? Была ли среда, готовая его принять?
Может быть, Государю так далеко показался народ лишь в момент опьянения, когда он был одурманен революцией, и это временное только настроение, которое не может определять нравственнаго и духовнаго настроения народнаго в глубинах народной души? Пройдет пьяный угар – и очнется человек здоровым!
Нам дорого свидетельство св. Патриарха потому, что он духовно возглавил народное отрезвление, он имел по преимуществу соприкосновение с народом в момент, когда уже как будто наступило утро пробуждения, и он соприкасался в теми слоями народа, которые пришли в ужас от революции, вызвавшей в них нравственное отвращение.
И удивительное дело: возмущенные революцией слои, по преимуществу умеренной интеллигенции, не только тянутся к Патриарху, который становится олицетворением национальной России, но и начинают борьбу с революцией. Это новое движение, как будто спасительное, дважды обращается за благословением к Патриарху, - и он, оба раза, его не дает!
Первый раз, после известнагоисторическагокрестнаго хода в Москве и другой раз, когда на Дону начало создаваться Белое движение.
Как взволновала весть об этом отказе! Как он казался странен, непонятен! И опять, как и в отношении Государя и его отречения, объяснения предлагались, обвиняющия Патриарха: он не решился, он не понял совершающагося, у него нет смелости. И с искренней горечью добавляли: - «нет! это не святитель Гермоген!»
Но есть и другое объяснение, даваемое людьми близкими к Патриарху в то время: в движении, которое затруднился благословить Патриарх, было много возмущения и оттолкновения от революции и по преимуществу революции октябрьской, но в нем были сторонники революции февральской, которая, по преимуществу, и вдохновлялась идеей разрушения исторической православной России: вторая уже на «достижениях» февральской стала строить свое безбожное государство.
Зарождающееся противореволюционное Белое Движение вдохновлялось идеей борьбы именно против революции, но не за определенный идеал. Оно не имело положительной творческой цели, оно не стояло на позициях Исторической России, не думало о христианском православном государстве и о «Царском Служении».
По своей идеологии это было умеренно-левое демократическое движение, и среди его руководителей и вдохновителей были и те, кто добивались или хотели отречения Царя – от власти, России – от историческаго пути.
Это движение не приняло характера движения народнаго, оно не поставило творческой народной цели, и его формула «Единая и неделимая», и можно еще добавить «некрещеная», - есть исторический памятник духовнагобезплодия.
В эти страшные дни Патриарх Тихон, тихий, безстрастный и смиренный, думал только о христианстве в России, его спасти, его сохранить, чтобы сохранились на Руси любящие святость. Он не почувствовал в просивших благословения людей, которым «п р е ж д е всего» дорого Царствие Божие и Правда Его. Он увидел в них искренно возмущенных злом революции, готовых на борьбу против нея, но не за христианское государство.
Итак, Патриарх Тихон, также не нашел тогда в Русском народе христианскаго понимания цели своей жизни и деятельности, как и Государь не увидел понимания и желания христианскаго государства и царскаго служения.
И снова надо сказать, что и Патриарх решал вопрос отнюдь не по точным и безспорным данным и не по четким силлогизмам, а также чутьем и тоже, может быть, полубезсознательно…
Но может быть и он ошибся? Может быть, еслиб он поддержал Белое Движение своим благословением, если бы он призвал поддержать его, то, может быть, родилось бы снова русское ополчение, и началась бы народная борьба за христианское государство против «изворовавшихся» людей, за Историческую Православную Россию, за Царское служение?
Неужели правда Патриарх ошибся? Неужели это возможно?
Есть историческия события, слова и дела, которых никогда не уничтожишь и не забудешь!
Кто думает, что в Императорской России в с е было благополучно, пусть вспомнит, что 200 лет не собирался Церковный собор, что только Государь Николай Александрович через 200 лет решил его собрать и стал готовить его созыв, и что он созван был уже во время Революции…
Кто думает, что отречение Государя было ошибкой, что в России были творческия силы, антиреволюционныя и желавшия Исторической Православной России, пусть вспомнит, что эти силы, что Белое Движение на трагический вопрос о пути, о правде, о христианском пути, - ответило духовно-безсодержательным ответом – «единая и неделимая».
И, наконец, никогда нельзя забыть, что Патриарх Тихон, в той же Москве, которая знает традицию патриарха Гермогена, не дал благословения Белому Движению.
Но ошибся ли он? С тех пор прошло 33 года, и, если он ошибся, то непонятыя им силы, незамеченное движение святорусское по содержанию, ищущее христианскаго государства и исторической России, должно было проявиться потом, в эмиграции. Ну, пусть тогда, в тумане кровавой пыли гражданской войны, эта струя не раскрылась, но где она теперь, после длительной жизни на свободе и за рубежом? Где эти идеалы хотя бы, если не настало еще время для дел? Раскрылись ли тайныя сердца их помышления?
Без настроения обличения, но в настроении покаяния, в порядке напоминания и осознания некоторых явлений, всем известных, мы должны сказать, что за все годы эмиграции не было издано ни одного серьезнаго сочинения о Русской Православной Исторической идеологии. У нас нет ни одной книги на эту тему, которую мы могли бы дать вопрошающему. Ея не было в России, нет ея и теперь.
Есть некоторое значительное большинство молчащей эмиграции, не открывшей своего credo, но значительное большинство эмиграции организованной и не молчащей – несомненно идеологически определилось на принципах рационализма и демократизма, а не на принципах Исторической Православной России.
Значительное большинство изданий, книг, газет строго говоря почти все принадлежат писателям, которые не хотят «царскаго служения», а большинство его и не знают, но и знать не хотят.
Представители этого литературнаго лагеря не только не хотят Исторической России и Царскаго служения, но ревниво проводят масонский принцип государства без Церкви, причем, послушно сбивая читателей, повторяют хитрую уловку и говорят об отделении Церкви от государства, когда на самом деле Церковь - величина неподвижная и непеременная, и это государство хотят отвести от нея и построить его на рационалистических арелигиозных основаниях. Проблема симфонии между Церковью и государством – есть по преимуществу проблема государства, а не Церкви: как бы ни поступало государство, – Церковь останется тою же, и, если я отхожу от горы, нельзя говорить, что это гора отделяется от меня, а не я от нея.
Не только нет любви и желания христианскаго государства и Царскаго служения и благословения государства, но утрачивается и понятие этой мысли, и в серьезных сочинениях проводится мысль о том, что хотя и существует проблема христианскаго государства, но исторически надо признать, что практически эта проблема не была разрешена. Такое утверждение знаменательно, ибо оно свидетельствует об утрате понимания проблемы, ея основных данных: да, если думать, что задача христианскаго государства есть создание особых социальных и политических порядков, если верить, что у Бога на небесах написан такой идеальный строй, что есть такая «Священная Империя», в которой приметным образом будет введено Царствие Божие, если верить в возможность осуществления утопий, - то тогда надо признать, что в исторической жизни мы еще не имеем такого государства!
Но если признать, что христианское государство имеет целью создание условий благоприятных для создания, роста и развития христианина, создание среды общественной, сродной Церкви, среды, в которой есть понимание добра и есть борьба со злом, то тогда надо твердо сказать, что такое государство в истории – то ярче, то менее сильно, - было являемо, и кто этого не понял пусть вдумается в истории России, начиная с Киевской Руси.
Если представить себе, что Государь сейчас станет перед нами, и русская эмиграция окружит его своими демократическими организациями с дикими прейс-куратными названиями, вроде АЦОНДРЪ, со своими знаменами и лозунгами, среди которых нет русских исторических, то такая встреча Царя-Мученика с народом, за который он пострадал – поистине ужасная.
Но Государь уже стоит перед нами, и в очах его изумление и печаль, и он, как тогда, смотрит и понимает, что эта организованная и говорящая эмиграция, как тогда, далека ему, не знает и не хочет Царскаго служения.
Но скажут: - это, как и тогда, только часть народа, только интеллигенция, это не народ!
А что же народ в Зарубежьи? Народ – молчание и неорганизованное большинство – народ безмолвствует, как и тогда, и это – наш грех!
И, вместе с тем, мы чувствуем, что это говорящее и суетливо организованное меньшинство, не выражает нашего сознания – и чувства, и воли, и веры. Иногда бывают такияяркия тому доказательства: в прошлом году, когда здесь же, в память и вокруг Государя, мы говорили на эти же темы, что и сейчас, то представители демократической печати тотчас поспешили заявить, что они отнюдь не сочувствуют этим идеям и принципам исторической России. И как раз наоборот именно за эту статью я получил благодарственныя письма из 6-ти стран, причем большинство писем от новой эмиграции, и такияяркия! Это не есть крупное явление, но оно характерно и важно именно потому, что касается сознания народа на Родине.
Нам прежде всего важно сознание народное!
Я верую, что наши ежегодныя собрания вокруг Государя, наши попыткипонять его и его Царское служение, исторический путь России – угодны Государю.
На этих собраниях мы духовно стряхиваем с себя пыль и запах «метро» и становимся самими собою – православными русскими людьми.
Потерять самого себя – это духовная смерть.
Есть такая молитва: «Господи, помилуй меня грешнаго, безличнаго и бездерзновеннаго».
На наших собраниях в память Государя и перед ним, мы вступаем в среду благородства, честности и чистоты, наша душа поднимается, сознание уясняется, и мы находим свою личность, индивидуальную и народную.
Только на этом пути, - утверждая, а не ломая свою личность, - мы найдем и животворную веру и дерзновение.
П.С. ЛОПУХИН
//Православный Путь, 1951, С. 97-108.
