Его имя незаслуженно подзабыто. В школьных программах (даже для внеклассного чтения) по литературе имя Ивана Сергеевича Соколова-Микитова, к сожалению, не упоминается. А между тем его многочисленные рассказы и повести, пронизанные любовью к Родине, к её природе и людям, содержат в себе такие уроки нравственно-эстетического и патриотического воспитания, что знакомство с ними не может не обогатить душу человеческую. Отправной точкой для нового знакомства с личностью и творчеством этого писателя может послужить публикуемый ниже материал.
В полутора километрах от села Андреевского, что под Калугой, было некогда урочище Осеки: просторный жилой дом, контора управления хозяйством известного калужского и смоленского лесопромышленника миллионера Н. Коншина да несколько подсобных помещений.
Осеки - малая родина русского писателя ХХ века Ивана Сергеевича Соколова-Микитова (1892-1975). Здесь 17(30) мая 1892 года он родился и получил первые впечатления об окружающем мире, о сельской жизни, которую с такой любовью будет описывать потом в своих произведениях. Позднее он назовет детские годы самыми счастливыми в своей долгой и многотрудной жизни, а их влияние на собственное творчество определит следующим образом: «Деревенскому усадебному миру, окружавшим меня простым людям, русской природе обязан я лирическим свойством моего таланта».
Рос и воспитывался будущий писатель в крепкой хозяйственной семье, где царили совет да любовь. Его отец, Сергей Никитич Соколов, служил управляющим коншинскими лесами. Мать, Мария Ивановна Новикова, - калужская крестьянка из деревни Хвалово Бабынинского уезда. Как и ее муж, Мария Ивановна любили природу, сельский быт и труд, была незаурядной рассказчицей. Много лет спустя Иван Сергеевич напишет в автобиографических заметках: «От матери, калужской потомственной крестьянки, я заимствовал чутье к слову, беспокойство характера, от отца - любовь к природе, лирический склад души».
Другим важнейшим источником постижения национальной жизни, красоты и богатства родного слова стала для будущего писателя художественная литература. Чтение книг с шестилетнего возраста было одним из любимых его занятий, произведения Пушкина, С.Аксакова, Тургенева, Толстого, Гоголя стали настольными книгами. В очерке «Книга в моей жизни» (1972) Соколов-Микитов писал: «С Пушкина началась моя привязанность, пробудилась неусыпная страсть к чтению <...> И сегодня я не представляю себе жизни без книги. В постигшей меня слепоте радуюсь каждой прочитанной мне вслух странице».
В 1895 году семья Соколовых (Микитовыми их называли по имени деда со стороны отца, отсюда и псевдоним писателя, ставший второй частью фамилии) переехала на жительство на родину Сергея Никитича, в село Кислово Дорогобужского уезда Смоленской губернии. Но свою малую родину И. С. Соколов-Микитов не забывал до конца дней. В отроческие годы он не раз вместе с родителями навещал бабынинских родственников и друзей отца в Андреевском и Калуге, а в 1930-50-е гг. неоднократно приезжал в Оптину пустынь, где работал над своими произведениями. Не раз бывал писатель в Тарусе у К. Паустовского, с которым у него сложились дружеские отношения.
Но не только с калужским и смоленским краями было связано становление и развитие Соколова-Микитова как писателя и гражданина. Его жизнь изобилует поездками, путешествиями, знакомствами, дружескими связями с десятками интересных людей, общение с которыми обогащало внутренний мир художника слова. И.С. Соколов-Микитов не принадлежал к типу кабинетных писателей. Его творческое развитие было обусловлено глубоким знанием жизни, множества людских характеров и судеб.
В 1910 году Соколов-Микитов приезжает на учебу в Петербург. Встреча с известным к тому временем прозаиком А.М. Ремизовым, горячо одобрившим его литературный дебют - сказку для детей «Соль земли» (1911), а затем знакомство с А.Куприным, И.Буниным, М.Пришвиным, В.Шишковым помогли окончательно определить дальнейший жизненный путь - художественное творчество. С конца 1912 года Соколов-Микитов по приглашению владельца «Ревельского листка» начинает сотрудничать в этой газете, публикуя репортажи, заметки, рассказы, фельетоны, стихи.
Жажда познания мира заставляет его поступить на службу матросом торгового флота, которая обогатила начинающего писателя знаниями о странах Европы и Ближнего Востока, а общение с насельниками Старого Афона, где в 1914 Соколов-Микитов прожил несколько недель, приблизило к Православию. С 1916 года и вплоть до февральской революции писатель находился в действующей армии, сначала в качестве санитара, а затем мотористом одного из первых русских самолетов под командованием прославленного летчика Глеба Алехновича.
В годы гражданской войны судьба забрасывает И. Соколова-Микитова в Крым, где он знакомится с писателем И. Шмелевым, переживавшим в Алуште страшные месяцы голода, разрухи, террора, а затем - за рубеж, в Англию, потом в Берлин, где его тепло принимают русские писатели-эмигранты, в том числе Горький, Бунин, А. Толстой. После возвращения на родину Соколов-Микитов работал учителем на Смоленщине, потом в составе антарктической экспедиции он побывал на Новой Земле и Земле Франца Иосифа, принимал участие в работах по спасению знаменитого ледокола «Малыгин», потерпевшего аварию у берегов Шпицбергена.
Не раз бывал Соколов-Микитов на Урале, в Карелии, на Каспии, в Крыму и на Кавказе, несколько лет жил на Волге, в пос.Карачарово Тверской области и в Ленинграде. Он плавал на знаменитых ледоколах «Красин» и «Георгий Седов», а на далекой Новой Земле в память о нем названа одна из бухт. Завершил писатель свои земные труды и дни в Москве 20 февраля 1975 года.
Судьба отнюдь не баловала Ивана Сергеевича. В разное время он похоронил всех своих трех горячо любимых дочерей: Лиду (1928-1931), Ирину (1924-1940) и Елену (1926-1951). В последние годы жизни писатель полностью ослеп, и свои новые произведения был вынужден диктовать.
Но при всем том он никогда не впадал в отчаяние, и до конца дней оставался человеком светлой души, чутким и внимательным к людям. Все, кто его знал, а он находился в дружеских взаимоотношениях с десятками людей, отвечали ему тем же. Проникновенные воспоминания о нем оставили А. Твардовский, А. Ремизов, К. Федин, С.Воронин, П.Дудочкин, Г.Горышин, М.Дудин, Ф.Абрамов, В.Солоухин, его творческий дар высоко ценили Бунин, Куприн, Шишков, Пришвин, Паустовский, В. Бианки, А. Грин и другие писатели и деятели культуры.
Творчество Соколова-Микитова - весьма заметное явление в русской литературе 1910-1970-х годов. Уже первые произведения прозаика были восприняты как многообещающее явление в отечественной словесности. Вот лишь одно из авторитетных мнений: «Очень ценю Ваш писательский дар за яркую изобразительность, истинное знание народной жизни, за краткий, живой и правдивый язык. Более же всего мне нравится, что Вы нашли свой собственный, исключительно Ваш стиль, «свою форму»; и то и другое не позволяют смешать Вас с кем-нибудь, а это самое дорогое», - так писал Соколову-Микитову из Парижа в июне 1921 года А.И.Куприн. Куприн не ошибся в своей оценке творчества Соколова-Микитова. Отмеченные им особенности произведений писателя - «яркая изобразительность», «живой и правдивый язык», «истинное знание народной жизни», «собственный стиль» - стали устойчивыми отличительными чертами поэтики Соколова-Микитова.
Прекрасный знаток народного быта и русской природы, Соколов-Микитов вдоль и поперек изъездил необъятные просторы России и с большой художественной проникновенностью запечатлел в своих произведениях облик родной земли.
Творчество И.С. Соколова-Микитова тематически весьма многообразно. Он - автор рассказов о Первой мировой войне. Критика тех лет отмечала, что такие его произведения, как «Вперед», «С носилками», «Жуть», «Затишье перед бурей» и др. созданы писателем, который «равнялся на лучшую художественную прозу Л.Н. Толстого». Впечатления от встреч с Г. Алехновичем и от полетов на самолете «Илья Муромец» дали писателю материал для художественных очерков «Глебушка», «Птичье счастье», «Новый корабль», «На Илье Муромце», которые явились одними из первых в русской литературе произведений на авиационную тему.
Пребывание Соколова-Микитова в эмиграции обусловило появление повести «Чижикова лавра» (1926) - трепетного повествования о страданиях и силе духа русских людей, отрезанных от своей родины. Написанное от лица прапорщика русской армии, повесть эта представляет собою исповедь человека, прошедшего горнило войны, германский плен и последующие мытарства в чужой и чуждой Англии. Вместе с повестями и рассказами Куприна, Шмелева, Бальмонта и других писателей это произведение открывает собою обширный список произведений о горестной судьбе русских эмигрантов, выброшенных смерчем мировой войны и октябрьской революции из любимой Родины.
Очевиден вклад писателя в отечественную маринистику: его произведения «Морские рассказы», «Дальние берега», «Путь корабля», «Спасание корабля» читаются с живейшим интересом. Столь же интересны и живописны его многочисленные охотничьи рассказы («Лето в лесу», «Зеленый край», «По охотничьим тропам», «Первая охота», «Летят лебеди») и произведения о жизни, повадках, зоопсихологии лесных зверей и домашних животных («Найденов луг», «Фурсик», цикл «Лесные картинки» и многие другие).
Немало сил и времени отдал Соколов-Микитов созданию рассказов и сказок для детей, составивших сборники «Кузовок», «Лисьи увертки», «Дружба зверей», в которых он знакомил юных читателей с миром живой природы. Одно из центральных мест в его творчестве занимает тема деревни, изображение русской природы, жизни и судеб крестьянства. Таковы его повести «Елень», циклы рассказов и художественных очерков «На теплой земле», «На речке Невестнице», «На своей земле» и особенно повесть «Детство».
Автобиографическая повесть «Детство» (1931) аккумулировала многолетние художественные искания писателя, его стремление осмыслить причины и истоки становления нравственного и духовного мира личности. Она вобрала в себя многие проблемы, волновавшие Соколова-Микитова на протяжении всей его творческой деятельности: проблемы родовой и исторической памяти, любви и смерти, прошлого, настоящего и будущего России, взаимоотношений человека и природы, особенностей быта и характера жителей русской деревни и другие. В этом смысле «Детство» вплотную примыкает к таким выдающимся произведениям русской автобиографической прозы о детстве, становлении личности, как трилогии Л.Толстого и Горького, «Детские годы Багрова-внука» С.Т.Аксакова, «Жизнь Арсеньева» Бунина, «Детство Никиты» А.Толстого, «Лето Господне» И.Шмелева, «Путешествие Глеба» Б.Зайцева.
И.С. Соколову-Микитову суждено было стать автором одного из последних в истории русской литературы произведений о жизни русской предреволюционной деревни.
Повесть «Детство» охватывает период времени примерно в десять лет жизни ее главного героя - маленького Вани. Однако по существу хронологические рамки произведения значительно шире. Их раздвигают экскурсы в историю.
Подобно тому, как герой романа И.Бунина «Жизнь Арсеньева» по праву гордится своей дворянской родословной, автобиографический герой Соколова-Микитова с нескрываемой симпатией повествует о родословной крестьянской семьи. Повесть «Детство» - это первое в нашей литературе произведение, где поэтизируется именно крестьянская династия, подчеркивается роль в отечественной истории, в жизни России «крестьянских гнезд», утверждается мысль о взаимосвязи поколений в простой мужицкой среде.
Автобиографический герой произведения по праву гордится своими предками. Семьи Соколовых и Новиковых - это трудолюбивые, хозяйственные, крепкие крестьянские семьи, кровными узами связанные с жизнью деревни корневой, глубинной России. Прадед его был пономарь, ходивший, как и многие деревенские мужики, в лаптях, «ковырял сохою землицу», дед - дьякон заштатской церкви, кормившийся «как Адам, на земле: пчелами и садом» и ухитрившийся «выходить, вырастить» всех своих девятерых детей. Здесь все истово трудились, свято чтили традиции и обряды, «в большие двунадесятые праздники, еще до еды, молились обычно в большой дедушкиной комнате всею семьею... Дедушка читал молитву вслух, сурово хмуря брови и шевеля медовой своей бородою». Эти благородные традиции передавались из поколения в поколение: от дедов - к отцам, от отцов - к детям и далее по ступеням памяти.
Семья автобиографического героя повести - средоточие созидательных дел, привычек и нравственных правил, которые благодатно входят в сознание и душу мальчика. С любовью рисует писатель образ матери, «редкой русской женщины», умевшей «до последнего дня своей жизни отдавать людям остатки своих сил». Она приобщила мальчика к чудесному миру сказок, научила его чувствовать красоту и звучность русского слова.
Почти в каждой главе повести присутствует образ отца, и чем взрослее становится Ваня, тем ближе и дороже ему отец. Он открыл для мальчика неисчерпаемый мир родной природы, ее неброскую, но полную неизъяснимого смысла красоту: «...Отец брал меня на руки, и с высоты его роста я видел поля, знакомую речку, опушку зеленого леса, радостно прижимался к груди... Глазами отца я видел раскрывшийся передо мною величественный мир родной русской природы... Теперь, когда вспоминаю отца, его простую ясную душу, по-прежнему со всею силою чувствую, как значителен был нас связавший нерушимый и светлый мир взаимной нашей любви».
«Детство» - это не только щемяще-светлое, пронизанное теплом авторской любви и памяти повествование о семье, родственниках автобиографического героя. В поле писательского зрения попадают и другие деревенские жители, опоэтизированные автором: честный и добродушный силач Панкрат, деревенский юродивый Оброська, смышленый Пронька-пастух... Народ для писателя - не темная, невежественная, угнетенная масса. Это труженик, созидатель, носитель глубинной, почвенной культуры, верный хранитель из века в век переходящих духовно-нравственных традиций, обрядов, обычаев. Изображенные авторов представители деревенской Руси строго индивидуализированы - со своими судьбами, привязанностями, характерами. Но всех их объединяют общие черты: трудолюбие, уважение к старшим, глубинная, непоказная любовь к родной земле. В общении с ними, в тесном единении с природой, описания которой щедро рассыпаны на страницах всех без исключения произведений писателя, формируются мировоззрение и нравственные идеалы автобиографического героя: «В раннем детстве я не знал и не видел тяжелых обид, ожесточающих человеческое сердце. Ласковые руки поддерживали меня и берегли. И я благодарю судьбу, наградившую меня светлыми днями детства - теми счастливыми днями, когда в нетронутых сердцах людей прокладываются родники любви».
Есть в произведениях Соколова-Микитова и отрицательные персонажи из числа простого народа. Таковы бездеятельный, безземельный крестьянин Оброська и его беспутный сын, пьяница Борис из рассказа «Сын», напоминающие Дениску Серого и Егора из бунинских повестей «Деревня» и «Веселый двор». Таковы так же изображенные в одной из зарисовок писателя, сыновья старика Егора, до смерти забившие родного отца, требуя семейного раздела.
Однако неизмеримо больше в рассказах Соколова-Микитова таких образов крестьян, которые овеяны нескрываемой авторской симпатией. Он повествует о людях совестливых, талантливых, влюбленных в родную землю, живущих тяжелой, но нравственно осмысленной, честной трудовой жизнью. Симпатией автора пронизан, например, рассказ о слепых, зарабатывающих на кусок хлеба пением по ярмаркам и базарам («Слепцы»). В рассказе «Дударь» в образе старика Семена, певца и музыканта-самоучки, опоэтизирован «талант, живущий в русском простом человеке». Подобные примеры можно легко умножить.
Немало у Соколова-Микитова произведений о жизни послереволюционной деревни. Однако не социальные контрасты привлекают его внимание, а прежде всего быт и нравы, глубинная душевная щедрость русского крестьянина, широта его души, непоказное внутреннее благородство и понимание прекрасного. В рассказе «Цыган», например, взбешенные кражей лошади мужики готовы вначале убить молодого конокрада. Но завороженные его виртуозной игрой на гармони, не только отпускают его, но и щедро угощают: «Эх, за такую игру и двух коней позабыть не жаль!».
С сочувствием относятся деревенские мужики к молодому Алмазову, сыну помещика из соседнего имения, потерявшему в годы революции все: достаток, спокойную, налаженную жизнь, счастье (рассказ «Пыль»).
С просветленной грустью повествует писатель в рассказе «Медовое сено» о последних днях молодой крестьянской девушки Тоньки, надорвавшейся на тяжелой работе и теперь медленно уходящей из жизни. Последнее желание этой смирной, работящей красавицы, - чтобы на погост гроб с ее телом несли любимые подруги. Желание это свято исполняется. Похороны Тоньки писатель рисует на фоне солнечного весеннего пейзажа, символизирующего торжество жизни над смертью.
Писатель отчетливо осознавал, какая угроза таится в проводимой в стране политике насильственного раскрестьянивания деревни. Глухой намек на эти губительные процессы сквозит в его рассказах «На пнях», «Камчатка», в фрагментах незавершенного романа «Кочаны-Петербург». Однако вера писателя в позитивные начала, заложенные в русском мужике, неизменно одерживала верх в его прогнозах относительно будущего России. Эта надежда на неуничтожимость национальных, почвенных корней русского народа содержится и в его художественных произведениях, и в письмах. «Тут у нас, - писал он, например, поэтессе М.Шкапской 18 февраля 1924 года, - попадаются славные люди, - на России такие люди, как свечи, над которыми прошла буря и не задула...».
Анализ творчества Соколова-Микитова предполагает и постановку вопроса о его отношении к религии. В его «Записях давних лет» содержится немало заметок о жизни сельского духовенства в суровые 1920-е годы. «Как-то случилось, что из всех падений, которые претерпели бывшие правящие сословия, самым глубоким оказалось сельское духовенство», - считает писатель, явно не договаривая, по цензурным соображениям, что это падение явилось следствием жесточайших гонений революционных властей на Церковь.
Соколов-Микитов не был воцерковленным человеком. Однако роль и значение Церкви в бытии русского народа он, несомненно, понимал хорошо. Весьма красноречивое свидетельство на этот счет оставил писатель Вадим Чернышев: «... Общая знакомая, рассказывая оживленно о своей поездке, назвала какую-то церквушку «паршивой» в том смысле, что она была маленькой и не представляла какой-либо исторической или архитектурной ценности. Молча слушавший ее Иван Сергеевич тут же перебил, осердясь:
- Нельзя так говорить. «Паршивых церквушек» не бывает.
Возникло замешательство. И Иван Сергеевич в молчании еще раз повторил сухо и твердо:
- Церквушка не может быть «паршивой».
Не раз с болью он отмечал, как разрушаются храмы, зарастают лопухами и крапивой могилы в церковных оградах. Поэтому, был убежден Соколов-Микитов, «писателю-художнику нужно сказать свое слово о российском народе, о родной земле - о наших полях и лесах, о больших и малых реках, о милой поэтической их красоте. Следует помнить живущих на русской земле дедов и отцов наших».
Россия - исходная точка масштабного пейзажного мышления Соколова-Микитова. Писателя не зря называют певцом русской природы. Он, действительно, был одним из выдающихся мастеров-пейзажистов. Удивительно живописны, точны и пластичны картины природы в его произведениях. «Выезжаем из города на рассвете. Внизу, над рекою, стелется молочно-белый туман. Из серебристого моря тумана, точно ведение поднимаются стены городского собора, темнеют крыши домов. Далеко-далеко за рекою, из тумана - как в стародавние времена, - слышится рожок пастуха <...>
Тишина, утро, простор. Мы выезжаем на большак - широкую бойкую дорогу, обсаженную старыми развесистыми березами, покрытыми потрескавшейся корою. Мало осталось этих древних берез, - они дряхлы, дуплисты и, кажется, спят непробудным сном, до самой земли опустив свои плакучие ветви» (I, 302-303). Так начинается рассказ «Дороги», и эта пейзажная увертюра задает тональность всему повествованию, продуманную сюжетную устремленность произведению. Она - в установке на лирическое, ничем не стесненное восприятие окружающего мира, на меланхолически-умиротворенное созерцание, на вольный бег ассоциаций, вызываемых сменой дорожных впечатлений.
Описания природы у Соколова-Микитова нередко пространны, и, на первый взгляд, чересчур обстоятельны. Но при внимательном их прочтении неизменно обнаруживается, что они продуманно и точно «взвешены», что каждое слово в них строго выверено и чутко соотнесено с основной мыслью произведения. Во всем этом проявляется большой талант и безупречный эстетический вкус мастера слова.
Глаз художника внимателен и точен, а ухо предельно чутко. Казалось бы, какую жизнь можно увидеть и услышать ночью в зимнем лесу. Но писатель без труда, просто и убедительно, с грацией, присущей истинному таланту, показывает, что и в морозные зимние ночи продолжается жизнь в лесу. Вот хрустнула и сломалась мерзлая ветка - это пробежал под деревьями, мягко подпрыгивая, заяц-беляк. Вот «что-то ухнуло и страшно вдруг захохотало: это где-то прокричал филин. Завыли и замолчали волки.
По алмазной скатерти снегов, оставляя узоры следов, пробегают легкие ласки, охотятся за мышами хорьки, бесшумно пролетают над снежными сугробами совы. Как сказочный часовой уселся на голом суку головастый серый совенок. В ночной темноте он один слышит и видит, как идет в зимнем лесу скрытая от людей жизнь.».
Проза Соколова-Микитова очень музыкальна, тяготеет к поэзии. Многие его микроновеллы можно без преувеличения назвать стихотворениями в прозе: «Над рекой и лугом повис текущий белый туман. Зазолотились макуши, - сильный и веселый кто-то по лесу вскрикнул - и поднялось над землею ослепительное солнце.
Смеется солнце, играет лучами. Нет сил, глядя на него, сдержаться.
- Солнце! Солнце! Солнце! - поют птицы.
- Солнце! Солнце! Солнце! - цветы распускаются».
Соколов-Микитов обладал великолепным даром слышать и изображать музыку тишины и завораживать этим чувством читателя. В не меньшей мере важно и то, что пейзажные картины живут во многих произведениях писателя не обособленно, а прочно слиты с жизнью и внутренним миром человека. Воссозданный щедрой и точной рукой влюбленного в звуки, краски и запахи окружающего мира художника, картины природы наполнены лирико-философским и нравственно-этическим смыслом. Русская природа предстает под пером Соколова-Микитова как субстанция национального бытия. За внешне простыми пейзажными зарисовками встает дума о Родине, о силе и неувядаемости жизни, о ее сложных путях и перепутьях. Вот заметка из записной книжки Соколова-Микитова от 10 июня 1967 года: «... Вчера вышел по дороге на поле. Остановился потрясенный. Близко услышал знакомый, влажный, такой бодрый, радостный звук: кричал дергач. Что-то далекое и невозвратимое хлынуло мне в душу. Я стоял, слушал и плакал, текли слезы. И вновь почувствовал себя по ту сторону жизни. Так же радостно кричали дергачи и тысячу и десять тысяч лет назад, когда еще не было на земле мерзких, вонючих и шумных человеческих городов. Не было войн, и не было рабов и жестоких насилий. Я стоял, слушал дергача, и текли по щекам слезы».
В этой небольшой психологически емкой зарисовке воплотилась целая философия бытия, взгляд художника на взаимосвязь времен, дольнего и горнего миров.
В картинах природы писателя не случайно часто повторяется один и тот же, естественный и органичный для его образной системы эпитет «теплый». «На теплой земле», - таково название одного из циклов его рассказов. И это название весьма симптоматично и символично. Целительная, врачующая душу человека теплота - один из важнейших лейтмотивных образов в творчестве Микитова. «Свет, тепло, одеваются березы», «тепла родимая земля», «теплым дыханием дышала земля», «хотелось прижаться к родной теплой земле», - таков образ родной природы в его произведениях. Изображенная в расцвете ли или в увядании, она неизменно излучает необходимые человеку животворные токи. Осознание высокого единства природы и человека, сопряженность всего живого в тварном мире являются у писателя одним из существеннейших признаков подлинной человечности. Природа в произведениях Соколова-Микитова - активный катализатор лучших нравственных качеств человека. Именно в естественном общении с нею, в душевной раскованности и осознании своей причастности к ее судьбе, к ее мудрой силе и красоте лирический герой произведений писателя обретает полноту бытия.
Тема человека и природы была воспринята и воссоздана Соколовым-Микитовым как естественное продолжение и развитие одной из основных тем русской классической литературы. По своему мировидению, тематике, жанровым особенностям, по манере художественного письма творчество И.С. Соколова-Микитова органично вписано в русскую литературу XIX-XX веков, наследует многие традиции С.Аксакова, И.Тургенева, Л.Толстого, А.Куприна, И.Бунина, И.Шмелева. Вот характерный пример. В 1964 году в мемуарном очерке «Бунин» И.Соколов-Микитов привел строчки из письма к нему В.Н. Муромцевой-Буниной: «Иван Алексеевич всегда отзывался о Вас хорошо и как о человеке, и как о писателе». Это по-бунински сдержанная похвала была очень дорога Соколову-Микитову. Данное обстоятельство никак нельзя обходить при исследовании художественного своеобразия творчества писателя, который не без оснований считал себя учеником Бунина. Дело здесь вовсе не в подражании Бунину, хотя проблемно-тематические и жанрово-стилевые уроки Нобелевского лауреата ощутимы в цикле путевых очерков и рассказов Соколова-Микитова «Морские рассказы», в повестях «Детство» и «Чижикова лавра», в рассказах «Сын», «Ава», «Слепцы», «Дударь», «Пыль» и других.
Еще небольшой пример: в автобиографии Соколов-Микитов пишет, что в 1922 году судьба забросила его в голодную, полуразрушенную Алушту, где он «познакомился и тесно сошелся с И.С. Шмелевым». Близко сошлись эти писатели потому, что ощутили друг в друге родственность человеческих и творческих черт. Их творческая близость улавливается, в частности, при сопоставлении повести Шмелева «Росстани» (1913) и рассказа Соколова-Микитова «Медовое сено» (1928), в которых речь идет о мудром и естественном приятии их главными героями смерти. Безукоризненно точно передали оба писателя психологическое состояние двух людей - глубокого старика и юной девушки, честно прошедших свои земные пути. Вот как изображают писатели похороны этих персонажей: «Было солнечно, жарко, тихо. Пели все, и молитва сбивалась бабьими голосами на песню. И было похоже в солнечной роще, что это не последние похороны, а праздничный гомон деревенского крестного хода» («Росстани»). «Утро было золотое, как бескрайнее синее море дымилась и просыпалась земля... и точно для того, чтобы выразить всю силу этого блистающего, просторного и навеки нерушимого мира, всю дорогу заливались над девками жаворонки, невидимые в высоком небе» («Медовое сено»). Приведенные цитаты свидетельствуют об общности мировидения обоих художников слова. В частности, в их подходе к проблеме смерти, которая лишена в их произведениях мистического ореола и роковой тайны. Она закономерна и необходима в общем круговороте бытия. Над смертью неизмеримо торжествует жизнь - таков взгляд писателей на эту проблему, их эсхатологический оптимизм.
То же самое можно сказать и о перекличках Соколова-Микитова с творческой практикой Аксакова, Тургенева, Пришвина и некоторых других художников слова. Речь идет не об эпигонстве, а о творческой школе, т.е. о богатейших традициях отечественной литературы, многократно преломленных в произведениях Соколова-Микитова, традициях, которым он сознательно следовал с первых до последних шагов своего творческого пути. Об этом хорошо сказал в 1959 году А.Твардовский в предисловии к двухтомнику избранных произведений писателя: «Характером своего письма - неторопливого без топтания на месте, обстоятельного без мелочных излишеств детализации, певучего без нарочитой ритмической «озвученности» - более всего он обязан классической русской традиции - С.Т.Аксакову с его «Семейной хроникой», И.С.Тургеневу с «Записками охотника», И.А.Бунину ...».
Во многих произведениях Соколова-Микитова ярко проявилось его художественное мастерство, творческая самобытность. В подавляющем большинстве его повестей, рассказов, микроновелл, зарисовок повествуется о событиях и фактах, взятых непосредственно из жизни, нередко пережитых лично. Писать о жизни в формах самой жизни - таков был важнейший эстетический принцип писателя. Сюжет, язык, образы, архитектоника его рассказов и повестей - это как бы художественный аналог самой действительности. В верности реальной жизни он видел основу эмоциональной действенности художественных произведений, средство преодоления разрыва между авторским и читательским мирочувствованием. В статье «Чистое слово», посвященной творчеству С.Аксакова, одного из любимых своих авторов, Соколов-Микитов писал: «Глубоко правдивый писатель, С.Т. Аксаков не умел и целомудренно стыдился «выдумывать», «сочинять», никогда не становился в словесно-красивые и эффектные позы, привлекающие пустых зевак. Он не прибегал к словесным выкрутасам, подменяющим выразительную особенность авторского языка дурною и надуманною словесностью, а подлинную ясную авторскую мудрость - лукавым и пошлым мудрствованием». Этими словами можно в полной мере охарактеризовать творческие принципы самого Соколова-Микитова.
Незатейливые по фабуле его произведения выразительны по языку, пластичны и ясны по воплощению авторского взгляда на мир и человека. В лучших рассказах и повестях Соколова-Микитова соединилось самое трудное - простота повествования, точность и поэтичность художественного слова, глубина и неповторимость авторского взгляда - взгляда писателя-гражданина, страстно влюбленного в Россию и в свой народ.
О чем бы ни рассказывал И.С. Соколов-Микитов - о жизни калужской и смоленской деревни или о Заполярье, о русских людях, страдающих в ночлежках Лондона, или о повадках лесных зверей и птиц, об экзотических странах Ближнего Востока, или о неброской красоте природы средней полосы России - в его произведениях неизменно присутствует образ Родины. «Я знал и видел Россию кровью моего сердца, - писал Соколов-Микитов, - жестокие трагические недостатки, пороки, которыми болел народ, я чувствовал в самом себе. Но, как, быть может, у многих русских, не утративших способности отдавать свое сердце любви, Россия была для меня тем самым миром, в котором я жил, двигался, которым я дышал. Я не замечал этой среды, России, как рыба не замечает воды, в которой живет. Я сам был Россия, человеком с печальной, нерадостно судьбой».
«Я сам был Россия», - сказать так о себе имеют право очень немногие люди. Соколов-Микитов это право выстрадал сполна. Ему не нужно было искать «путей к народу», к Родине. Он органически ощущал себя их неотъемлемой частью: «Когда рассказываю о жизни и судьбе мальчика с открытою светловолосою головою, образ этот сливается с представлением о моей родине и природе», - напишет он о себе в рассказе «Свидание с детством».
«Чувство родины» было самым важным, что поддерживало его в тяжелые моменты жизни, когда одна за другой умирали его дочери, когда слепота заставила его перейти от жизни, полной движения, к неподвижности и жестокой темноте. Не случайно один из ближайших друзей писателя, А.Твардовский, называл его «настоящим человеческим человеком», а К.Федин, друживший с ним с конца 20-х годов, в одном из писем признавался: «Позавидовал тебе: какой ты, старик, русский, как ты умеешь хорошо жить».
В книге И.С. Соколова-Микитова «Давние встречи» есть строки, в которых с наибольшей душевной полнотой и конкретностью выражено его человеческое credo: «Никогда, никогда не должно быть праздным сердце, - это самый тяжелый порок. Полнота сердца - любовь, внимание к людям, к природе, - первое условие жизни, право на жизнь». Именно так жил и творил выдающийся русский писатель Иван Сергеевич Соколов-Микитов.
ЛИТЕРАТУРА
1. Воспоминания об И.С. Соколове-Микитове. - М., 1984.
2. И.С. Соколов-Микитов в русской культуре XX века. - Тверь, 2007.
3. И.С. Соколов-Микитов - певец родной природы. - Калуга, 2007.
4. Смирнов В. И. Соколов-Микитов. - М., 1983.
ЧЕРНИКОВ Анатолий Петрович, доктор филологических наук, г. Калуга
