Предлагаем вниманию читателей главу из новой книги нашего постоянного автора из Сербии Ранко Гойковича. Книга «Знаменитые русские в Сербской истории» представляет собою 12 очерков о наших соотечественниках, оставивших важный след в жизни Сербии и сербов. Книга является второй частью диптиха, посвященного братским русско-сербским связям. Ранее были опубликованы главы из «Знаменитых русских...»: «Борис Пеликан. На реакцию способен лишь здоровый организм», «Трубецкие Григорий Николаевич и Мария Константиновна», «Василий Аполлонович Григоренко» «Архитектор Высочайшего Двора Николай Петрович Краснов», «Сергей Николаевич Смирнов» , «Фёдор Васильевич Тарановский», «Василий Николаевич Штрандман».
Кроме
знаменитых русских мужчин в сербской истории известно немало великих русских
женщин.
В первую очередь речь идёт об участницах медицинских миссий в период Балканских войн и Первой мировой войны. В предыдущих рассказах уже говорилось о жертвенности и полной самоотдаче замечательных женщин - госпожи Трубецкой и госпожи Гартвиг, жён русских дипломатов в Сербии. В этой главе, посвященной Дарье Александровне Коробкиной, погибшей за свободу Сербии в битве у Гучево, я отдаю дань благодарности всем участницам русских медицинских миссий. К сожалению, мы чрезвычайно мало знаем об их работе, жертве и подвиге, поэтому кратким рассказом о Дарье Коробкиной я хоть немного заполню этот пробел.
Русский Красный Крест и Славянское общество оказывали большую помощь Сербии, Болгарии, Черногории и Греции во время Первой Балканской войны. Это были лекарства и санитарные материалы, так необходимые раненым, но главное - люди, врачи и медсестры. Многие из этих посланников остались в Сербии надолго. Они помогали и во второй Балканской войне, и в Первой мировой. В Сербии работали медицинские миссии и других стран, но русская была самой значительной, бескорыстной, самоотверженной и заслужила всеобщую народную любовь и признание. Русские врачи и хирурги были не просто прекрасными специалистами, они проявляли искреннюю заботу о раненых, а медицинские сестры за свои подвиги вошли в легенды. Их милосердие коснулось тогда всей страны, и Василий Штрандман пишет «...народ навсегда запомнил их великое самопожертвование, проявленное в тяжелейших условиях. Хочется надеяться, что в истории сохранятся записи о проявлении русской сердечности к славянским братьям».
Но мы вынуждены констатировать, что таких записей почти не сохранилось. Широко известны рассказы о шотландских и английских медсестрах, особенно о леди Педжет, а о русских врачах и сестрах милосердия остались лишь редкие упоминания. Этим я вовсе не хочу уменьшить заслуги шотландцев и англичан, а лишь посетовать на короткую память сербской интеллигенции и власть предержащих, всё забывших, как только прошел кризис, и глядящих на Россию глазами недоброжелателей с Запада.
Но вернёмся к нашей героине.
В 2014 году, через сто лет после её героической гибели, на горе Гучево была установлена мемориальная доска с именем медицинской сестры Дарьи Коробкиной, служившей в Пятом пехотном полку Дринской дивизии в октябре 1914 года. В сохранившихся военных листках того времени есть данные о храбрости Дарьи Александровны, которая денно и нощно заботилась о раненых сербах, проводя большую часть времени на полях сражений. В одном из донесений значится, что за один день она оказала помощь более чем сотне воинов. Никогда не отсиживалась в тылу, всегда была на передовой, где ее помощь неизменно была востребована.
После поражения в Церской битве неприятель перегруппировал силы и снова напал на Сербию в сентябре 1914 года. Жестокие бои велись между Любовием и Зворником, только за один день 42 австро-венгерские дивизии потеряли около двух тысяч солдат и сорока офицеров.
Особенностью противостояния на горе Гучево, длившегося с конца сентября до начала ноября 1914г., было небольшое расстояние между сербскими и австро-венгерскими войсками, чем постоянно пользовалась неприятельская артиллерия.
Участник тех событий, полковник Никола Христич, оставил такую запись о героическом поведении Дарьи в те дни:
«Я был очевидцем небывалой храбрости, которую проявила Дарья за несколько дней до своей смерти, во время боев 1 и 2 сентября 1914 года (датировка по юлианскому календарю - Р.Г.), которые вели на Дрине части Дринской дивизии II призыва противостоящие 42-ой австро-венгерской дивизии. Хотел бы поделиться этими воспоминаниями о нашей русской сестре, которая прибыла к нам из Санкт-Петербурга, чтобы помогать сербским раненым, и отдала за них свою жизнь. (...) Неприятельский огонь шел без перерыва, рассыпаясь сотнями взрывающихся зерен перед нами, над нами и позади нас, нельзя было высунуть голову из траншеи, а дождь лил как из ведра, и мы всю ночь пролежали в этом огненном болоте. Утром 1 сентября дождь прекратился и неприятельский огонь немного стих. Чувствуя бесконечную усталость после бессонной ночи, я задремал, но не мог нормально выспаться, так как был весь мокрый и замерзший. В полусне я заметил женщину. Она стояла в траншее и поверх бруствера - ничем не прикрытая - всматривалась в неприятельские позиции. Она была одета в сербскую солдатскую блузу и длинную темную юбку, от времени «укороченную» до щиколоток. На голове у неё была шайкача (сербская пилотка), натянутая до ушей, так что я видел только один локон её каштановых волос, что было тоже необычно для того времени. Лицо ее было бледным, не то чтобы красивым, но очень выразительным. В необычных ситуациях иногда все кажется заурядным, и я не очень удивился, наблюдая, как эта женщина смотрит смерти в лицо. Только спросил: «Что Вы здесь делаете?».
Она ответила мне на плохом сербском, что пришла сюда перевязывать раненых и показала на открытую кожаную сумку, висящую у нее на плече и заполненную лекарствами и бинтам. По её речи я понял, что она русская, и мы продолжили разговор уже по-русски. Я сказал, что не стоит так стоять на виду у неприятеля, всё равно в поле никого не видно, все солдаты укрылись в траншеях, а враг в любой момент может открыть огонь и случайно попасть в неё. Она спокойно ответила, что смерти не боится, страшится только попасть в плен. Тогда я поднялся со дна рва и позвал её в Куртович шалаш, который был немного позади нас. Там, вокруг шалаша, собралось несколько конных и пехотных офицеров, покинувших траншеи, когда неприятель прекратил огонь. Здесь же находился и комендант части. У кого-то из офицеров оказался с собой литр ракии, и мы немного подкрепились. Предложили выпить и русской, продолжив с ней разговор.
Она рассказала о себе совсем немного, только что зовут её Дарья Александровна и приехала она добровольцем на фронт из Санкт-Петербурга и служит сестрой милосердия, помогая нашим раненым. Мы не стали её больше расспрашивать и до сих пор не знаем, почему она приехала: было ли это зовом ее сердца, или она пошла на войну за кем-то.
В этот день, 1 сентября, до полудня для Дарьи было не слишком много работы, стояло затишье, и всех раненых эвакуировали в тыл. Мы воспользовались этим перерывом и устроили обед, нам доставили мяса и хлеба на целую дивизию. Дарья, у которой не было ничего, кроме ее санитарной сумки, ела с нами у Куртовичева шалаша. И тут неприятель открыл такой огонь, что вздрогнула земля. Залпы следовали один за другим, но снаряды пролетали над нами, взрываясь недалеко позади, в леске, где не было никого, кроме наших конюхов с лошадьми. Этот обстрел мы перенесли спокойно, и потому что уже привыкли к огню, и потому что знали - неприятель не станет приближаться, сохраняя собственные отряды. Но для нас было удивительно самообладание Дарьи, на которую, казалось, совершенно не действовали ни пушечные залпы, ни звук разрывающейся прямо над головой шрапнели. Она была совершенно спокойна и даже равнодушна к происходящему, словно находилась не на горящей Дрине, а на берегах мирной Невы.
Дарья тогда снова спросила меня, есть ли вероятность того, что мы попадем в плен? Я успокоил её, сказав, что скорее мы все погибнем, чем попадем в плен. Но к смерти она была равнодушна. Эта атака вначале была успешной для австрийцев, и мы несли большие потери. К шалашу стали стекаться раненые, легкораненые приходили сами, а тяжелых несли на самодельных носилках из веток и шинелей. Почему они шли именно сюда, не знаю. Может, кто-то им приказал, а может потому, что здесь находился комендант части. Но это место было совсем не приспособлено для лазарета, будучи открытым со всех сторон, а в шалаше разместилось бы не больше 5-6 человек. Как только начали появляться первые раненые, Дарья вышла из траншеи и занялась их перевязкой. Я видел, что ей очень трудно, и пока неприятель не предпринял очередную атаку на наш отряд, стал ей помогать. Раненые, лежащие на земле, были хоть немного прикрыты от огня, а Дарья могла погибнуть каждую минуту. Наши офицеры постоянно звали Дарью укрыться в траншее, но она только усмехалась, качала головой и оставалась под огнем рядом с ранеными всё время, пока шёл обстрел. Многие её подопечные за это время были повторно ранены или убиты, но она осталась цела. И даже когда прекратился этот адский огонь, мы увидели, что Дарья продолжала свою работу и ни на минуту не оставила раненых, проявив недюжинную храбрость. Просить ее укрыться было бесполезно. Австрийцы в этот день постоянно возобновляли огонь. И всякий раз мы укрывались в траншеях, а Дарья оставалась на своем посту, радом с ранеными. Около 18 часов мы предприняли неудачную атаку, она захлебнулась под огнем противника. И позднее австрийцы продолжали обстреливать наши позиции из винтовок, а по тылам била артиллерия.
Так продолжалось всю ночь с 1 на 2 сентября.
Мы провели ее в траншеях, а Дарья - около раненых. На следующий день неприятель предпринял до полудня еще две атаки, мы смогли их отбить, но оставались под постоянным жестоким огнем. Когда смеркалось, австрийцы еще три раза безуспешно атаковали наши позиции. Об этих боях один из австрийских офицеров 27 Гонведского полка записал в своем дневнике: «Сербы необычайно смелые люди... Они уже должны были четыре раза погибнуть, но они все еще стоят. Нам противостоят две Дринские дивизии под командованием престолонаследника...» Но на самом деле 2 сентября целой 42 Гонведской дивизии противостояло всего 2 эскадрона тяжелой и 4 батальона легкой пехоты сербов. И весь этот день прибывали и прибывали раненые к шалашу, где их перевязывала Дарья, совсем не обращая внимание на стрельбу, а мы старались помочь ей, когда была такая возможность. Перевязанных раненых относили в тыл; те, кто мог передвигаться, отходили туда самостоятельно. Но постоянно у Кутовичева шалаша лежало от 50 до 100 раненых солдат, ждущих медицинской помощи. Многие умирали от ран и были похоронены здесь же, на поле боя.
Следующую ночь мы провели на тех же позициях. А рано утром 3 сентября получили приказ коменданта дивизии: переправить все отряды с Курачице на новые позиции восточнее железнодорожного направления Шабац - Лозница. Конный дивизион тронулся в путь на заре незаметно для неприятеля, с ним отправилась и Дарья. За время нашего отступления нас несколько раз накрывали редкие вражеские обстрелы, не доставляя особого беспокойства, и мы почти без потерь дошли до Лукичевой стоянки, где нас ждали наши кони. Мы не видели их уже три дня, так как с 31 августа, пока шел этот обстрел, они оставались позади нас в лесочке вместе с конюхами. И хотя вражеские пули постоянно долетали сюда, все были целы и невредимы. Был получен приказ идти в село Стража на правый берег реки Ядра, куда должен был подтянуться и наш обоз. Мы позвали с собой Дарью, пообещав ей отдельную палатку, хороший обед и полноценный отдых. Но она ответила, что приехала в Сербию помогать раненым, в тыл не пойдет, а найдет другой отряд, который окажется на передовой, и где она будет нужна. Мы простились с Дарьей, которую больше уже никогда не видели, и тронулись в сторону Ядра.
Через несколько дней до нас дошли известия, что она отправилась на Гучево, где нашла свою смерть от австрийской гранаты. Но в какой именно день это случилось и в каком отряде, мы не знали. Вот и всё, что я знаю об этой великой русской женщине.
Осталось привести только несколько официальных сообщений, в которых она упоминается. Комендант Дринского конного дивизиона II призыва в своей докладной записке № 194 от 10 сентября 1914 года, написанной под Курьячице, говорит о Дарье такими словами: «Как заместитель коменданта отряда, должен отметить исключительную храбрость и жертвенность, проявленную при исполнении своего долга перед ранеными во время боя, днем и ночью, часто и под дождем, всегда на передовой - добровольной сестры милосердия Дарьи Александровны из Санкт-Петербурга, которая лично перевязала свыше 120 раненных. За свои заслуги сестра милосердия Дарья Александровна заслуживает высшую воинскую награду». А в докладе коменданта правого фланга (№ 1205 от 5 февраля 1915 года V пехотного полка II призыва) о Дарье Коробкиной написано следующее: «Особенно хочу отметить случай проявления энергии, смелости, самопожертвования и заботы о раненых сестры милосердия Дарьи Александровны из Петербурга, которая 1 сентября с утра и до момента отступления, следуя непосредственно за строем наших солдат, непрерывно оказывала помощь раненым на поле боя, не имея никакого укрытия. Только за один день, 1 сентября, она перевязала около 90 наших раненых». Отважной сестре нашей, дочери царской России, вечная светлая память от Сербии! Слава Дарье Александровне!»
Это объемное свидетельство полковника Николы Христича о русской героине Дарье мы взяли из текста, опубликованного на сайте www.srpska.ru, главным редактором которого является Александр Кравченко, тоже русский доброволец и большой друг сербского народа, сражавшийся и получивший ранение около Вышеграда в Республике Сербской уже в наши дни.
Доктор Александр С.Недок занимался историей вопроса о медицинской помощи, оказанной Россией Сербии в освободительных войнах в 1804 - 1917 годах. Он узнал, что Дарья Коробкина героически погибла в Эминовых водах вместе с одним сербским офицером. По описанию доктора Недока, русские направлялись в Сербию как вместе с официальными, организованными медицинскими миссиями (всего было отправлено 11 таких миссий), так и самостоятельно, «по собственной воле». Тогда в Сербию приехали знаменитые русские врачи - Боткин, Склифосовский, лучшие ученики хирурга Пирогова. Они первыми применили здесь, в полевых условиях, два выдающихся открытия: теорию доктора Пирогова о том, что не надо ампутировать руку или ногу целиком, следует постараться отсечь только пораженный участок, в дальнейшем это даст раненому больше свободы; а также антисептический метод Листерова для обработки ран. Кроме того, с августа 1914 года в Сербию приехали еще шесть медицинских групп, так что вся южная Сербия от Ниша до Скопье обслуживалась русскими врачами.
Известны данные, что от сыпного тифа смертность больных, находящихся под патронажем других иностранных миссий, составляла от 50-70%, а кое-где и выше, в то время как у русского доктора Марцинковича смертность была всего 20%. Все сербские врачи с начала войны были сразу же мобилизованы на фронт, и помощь русских докторов Сербии была неоценима.
Повторюсь, что после Второй мировой войны о русских санитарных миссиях никто ничего не писал. Но в последние годы, особенно после исследований, опубликованных Галиной Шевцовой, положение дел постепенно меняется. В Бане Ковильячи установлена мемориальная доска в память о героине нашего рассказа.
Есть инициатива назвать улицу в Лознице в честь Дарьи Корбкиной.
Знаменитая сербская актриса и режиссер Ивана Жигон поставила спектакль «Стойте галеры царские» в Сава Центре в Белграде в сентябре 2014 года, где роль Дарьи сыграла Марина Шовран. И в конце хочу упомянуть, что после «Албанской голгофы» на Корфу издавали газету «Сербские новости», где писали о сербской армии. Там сохранилась одно стихотворение сослуживца Дарьи, посвященное русской героине, сестре милосердия Дарье Коробкиной.
«Автором был один из однополчан русской сестры милосердия Милосав Елич, посвятивший свою жизнь прославлению «новых героев освободительной эпопеи». Как некогда гусляры, он желал сохранить описание подвига и имена всех своих ратных друзей.
По-видимому, фамилию женщины Елич либо не знал, либо забыл, так как она не упоминается даже в примечании автора к стихотворению, где он рассказал о русской сестре милосердия, служившей в их полку с августа 1914г.
Милосав Елич был свидетелем, что, восхищаясь героизмом и беспримерной стойкостью сербских солдат, Дарья постоянно им говорила: «Если бы знали русские, какие страдания вы претерпеваете, поспешили бы они через Карпаты. Но они не знают»». [1]
Литература
[1] Шевцова Г.И. Россия и Сербия. Из истории российско-сербских отношений в годы Первой мировой войны (гуманитарный аспект). - М., 2010
Перевод и редактирование: Ольга Симонова, Павел Тихомиров
