С Ниной Павловной Саблиной я познакомилась 15 лет назад на Иоанновских чтениях в Архангельске. Секция церковнославянского языка там была не такая большая и представительная, как на Рождественских чтениях в Москве, и я осмелилась выступить и рассказать о своём скромном преподавательском опыте. Главным моим достижением на то время по моему внутреннему ощущению были не более-менее регулярные занятия в воскресных школах и прочих местах с желающими детьми и взрослыми, а летняя школа при Ульяновском монастыре для участников лагеря следопытов (скаутов).
Я поехала в этот лагерь с дочкой как мама и как преподаватель воскресной школы при центре следопытов, и на одной из первых линеек ко мне, как и к другим преподавателям, записались желающие обучаться церковнославянскому. Набралось таковых меньше десятка, да и всегда, как правило, не так много бывало желающих, что мне было привычно и нравилось, можно было с каждым желающим позаниматься. Что мы и делали.
Но была ещё и общелагерная игра по станциям, где команды должны были по берестяным грамотам со славянским текстом найти клад, и заключительный концерт, где мои ученики читали на славянском, больше всего вот эти игра и концерт запомнились. В лагере были преподаватели, работавшие с берестой, это обстоятельство, да ещё книга Татьяны Мироновой «Необычайное путешествие в Древнюю Русь» и послужили толчком к игре - и получилось здорово.
Лагерь был разбит неподалёку от монастырских стен в сосновом лесу у реки, в живописнейшем месте, и впечатления (закреплённые на фотографиях) прекрасные остались от этой летней школы. Всем на секции понравился мой рассказ и фотографии, но особенно Нина Павловна возрадовалась, и после завершения работы секции подошла ко мне и сказала, что хочет подарить мне свою книгу «Буквицы славянские».
Запамятовала, почему, то ли не издана была она тогда ещё, то ли что, но Нина Павловна подарила мне просто распечатку, не типографский экземпляр. И сказала, что с удовольствием всегда поможет мне чем может, и дала свой домашний телефон (мобильников со скайпом не было ещё в нашем с ней обиходе).
Так что когда вскоре я собралась в старших классах обычной школы по согласованию с администрацией под видом МХК (мировой художественной культуры) ОПК (основы православной культуры) преподавать - то первым делом ей позвонила. И по её совету заказала для школы учебники «Церковнославянская грамота». Дело тёмное, почему там другие авторы прописаны, по словам Нины Павловны, деятели РПЦЗ вокруг пальца её обвели, но всякому по тексту самой книги видно, кто её составлял, учебные книги Н.П. по ЦСЯ трудно с какими-то другими перепутать, её стиль очень характерный и узнаваемый.
Она говорила, что учить церковнославянский нужно заучивая наизусть молитвы, тропари и псалмы, а не спряжения со склонениями, грамматика нужна для того, чтоб уяснить смысл, роль её вспомогательная, и по этому принципу учебные книги и составляла. И в них много поэзии, у Нины Павловны был дар подбирать из безбрежного моря стихов классических и современных русских поэтов - те, в которых чувствовалось небо. В буквальном и переносном смысле, ведь «небо» русского языка - это славянизмы.
Обожаю её книги. Вот сейчас достала с полки «Церковнославянскую грамоту» и открыла посреди. На нескольких страницах идёт текст из «Хождения игумена Даниила» «О свете небеснемъ, како сходитъ ко гробу Господню», отпечатанный кириллицей со всеми знаками, но с переводом в скобках прямо в тексте сложных слов и выражений.
Через несколько страниц - стихотворение Гумилёва в дореволюционной орфографии:
«Въ оный день, когда над мiромъ новымъ
Богъ склонилъ лице Свое, тогда
Солнце останавливали словомъ,
Словомъ разрушали города...
Но забыли мы, что осiянно
Только слово средь земныхъ тревогъ.
И въ Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово это - Богъ...»
И следом в советской орфографии стихотворение Леонида Мартынова:
«В девятьсот девяносто седьмом,
В девятьсот девяносто восьмом,
В девятьсот девяносто девятом
Человеку с нетвердым умом
Даже благовест мнился набатом.
Извергались вулканы.
Их дым
К небесам поднимался седым,
И на них появлялись кометы.
И на смену отчаянных зим
Наступали студеные лета.
Замерзала в июле вода
Рыбы дохли под коркою льда,
И от стужи сады увядали.
Люди Страшного ждали Суда
И Второго пришествия ждали.
Содрогалась поверхность земли.
Всюду ужас царил.
Короли
Отрекались от распрь.
Пилигримы
Бесконечными толпами шли
По дорогам к Иерусалиму.
И у нас, вероятно, была,
Как и всюду, большая тревога,
Но по милости Господа Бога
До потомков одна лишь дошла
Запись:
«Бысть наводнение многа».
Видно, мы во величье немом
Не внимали латинцам проклятым
В девятьсот девяносто седьмом,
В девятьсот девяносто восьмом,
В девятьсот девяносто девятом».
Трудно остановиться, так бы всё и перенабирала, следом один другого лучше идут стихи. «Ворота рая» Гумилёва, «Вербочки» Блока, «Вербная неделя» Анненского, Апухтин, Жемчужников, Кузьмин, Бунин, Ахматова, Цветаева, снова Гумилёв (Есть Бог, есть мир, они живут вовек, а жизнь людей мгновенна и убога, но всё в себя вмещает человек, который любит мир и верит в Бога) и в завершение - Пушкин: «Пора мой друг, пора» и монолог Пимена из «Бориса Годунова»: «Да ведают потомки православных земли родной минувшую судьбу...»
Так всё красиво и уместно, одно с другим связано, одно из другого вытекает. Ну прямо как переплетения линий в «буквицах»!.. По этому учебнику сама я выучила дореволюционную орфографию, правила употребления выброшенных букв и корни с ятем. И целый год занималась со старшеклассниками, классов у меня было 9, а учебников всего 15, по одному на парту на занятие, но с Божией помощью как-то выплыли. Оценки я по совету духовника только положительные всем ставила, и только в самом конце года в одном классе отказалась преподавать: пока вокруг меня сгрудившись основная часть класса с моей помощью разбирала славянский текст игумена Даниила - на доске кто-то за моей спиной написал матерное слово. И не признался. И не сдал его никто, если и видел. Мне стало противно, и я вывела годовые оценки по тем, что уже были, и больше не стала в этом классе уроки вести.
Я вообще не школьный учитель, совершенно не умею «поддерживать дисциплину», могу работать только с теми, кому интересно: «Можно привести лошадь к водопою, нельзя заставить её пить». Не раз на практике проверено. И в этом отношении самый противный возраст - «среднее звено», хорошо работать с маленькими детьми и со студентами, с абитуриентами тож. То есть с теми, кто либо по своей чистоте увлекается «буквицами», либо сознательно заинтересован получить знания. А невольник не богомольник...
Ну и вот теперь рисовали с младшими школьниками в Елюнино буквицы (заглавные инициалы из средневековых рукописей, это сейчас инициалами начальные буквы имени называют, а в средневековье - инициалы в начале текста рисовали). Там живут при монастыре Животворящего Креста Господня мальчики, с пятого класса носят кадетскую форму, а младшие, в начальной школе, без формы ещё и отдельно живут и учатся, всего шестеро в этом году, по двое во 2-м, 3-м и 4-м классе. Мальчишки как мальчишки. Любят хоккей, мёдом не корми - отведи на каток, дерутся. Но буквицы с радостью рисовали, на фотографии только часть их рисунков.
Пока они рисовали - я им читала про то, что же все эти переплетения линий означают, предисловие Нины Павловны к составленному ей альбому. В обычной её манере написанное: с цитатами из древних рукописей и поэтов. Тоже так бы и поместила его здесь от начала до конца, не знаю, как пересказать. И что у детей отложилось в памяти, если у меня самой - лишь отдельные мысли. Первая почему-то из Тютчева: «Певучесть есть в морских волнах...» - рядом с цитатой из Псалтири, «всякое дыхание да хвалит Господа». Да, это про то, что же хотел выразить в буквицах художник. И потом про то, откуда взялись все эти чудища, звероптицы и человекозвери: оказывается, последние из Вавилона, Господь наказал так некоторых стоителей Вавилонской башни, проявив в их облике их устремления...
Помню, совестно стало, когда дошло до меня, что закалывающий кабана охотник (буквица Л, людiе) - это не символ людского племени как истребителей животинушек, а символ побеждающего нечистые похоти (в виде кабана). А с первого-то взгляда вот какая мысль появилась. Чтоб настроиться на средневековый лад, не одну буквицу надо нарисовать. Моя заветная буквица - П, покой, на фотографии вторая слева. В виде двух охотников, укротивших двух зверей с длинными языками, прямо за эти чёрные языки их ухватив, этот символ, наверное, каждому словеснику будет понятен, да и любому, кто хоть раз пострадал от многоречивости своей... Хотя не факт, средневековые символы и эмблемы с кондачка не одолеть, всё-таки требуется вникнуть.
Ещё люблю «землю», З: Зелёные листья на красной лозе, последняя справа. Всё тут, и «Я- лоза, а вы - ветви», и земля-матушка. И нарядного царя Давида люблю - Д, «добро». Да мало ли таких любимых буквиц, по правде говоря, я сама не с меньшим, чем, дети удовольствием, рядом с ними сижу - рисую. Это ж «санаторий для души» - как про свой монастырь один мой знакомый игумен говорит...
А на «землю» у меня у самой любимый стих есть, Ольги Седаковой:
Когда на востоке вот-вот
загорится глубина ночная,
земля начинает светиться, возвращая
избыток даренного, нежного, уже ненужного света.
То, что всему отвечает, тому нет ответа.
И кто тебе ответит в этой
юдоли,
простое величье души? величие поля,
которое ни перед набегом,
ни перед плугом
не подумает защищать себя: друг за другом
Все они, кто обирает,
топчет, кто вонзает
лемех в грудь как сновиденье за сновидением исчезают
где-нибудь вдали, в океане, где все, как птицы, схожи.
И земля не глядя видит и говорит: Прости ему, Боже! -
каждому вслед.
Так, я помню, свечку
прилаживает к пальцам
прислужница в Пещерах каждому, кто спускается к старцам,
как ребенку малому, который уходит в страшное место,
где слава Божья, - и горе тому, чья жизнь - не невеста,
где слышно, как небо дышит и почему оно дышит.
- Спаси тебя Бог, - говорит она вслед тому, кто ее не слышит...
...Может быть, умереть - это встать наконец на колени?
И я, которая буду землей, на землю гляжу в изумленье.
Чистота чище первой чистоты! из области ожесточенья
я спрашиваю о причине заступничества и прощенья,
я спрашиваю: неужели ты, безумная, рада
тысячелетьями глотать обиды и раздавать награды?
Почему они тебе милы, или чем угодили?
- Потому что я есть, - она отвечает. -
Потому что все мы были.
Ещё у Арсения Тарковского хорошие про землю стихи... Да что это я? Так, навеяло, у книг и книжиц Нины Павловны заразительный такой дух - высокий, небесный, поэтический...
Царствие Небесное рабе Божией Нине и низкий поклон - за такое утешение!
