Россия. Дальнего следования

По Транссибу (за Байкалом)

Поезд «Россия» шел на Восток, огибая южный край могучего «славного моря». Даже из окна вагона видно, какая кристальная вода в Байкале. Не хватит дороги от Москвы до Владивостока, чтобы говорить об этом великом озере великой страны. Молча, с восторгом, смотрели путешественники в окно своего купе...

В половине третьего остановились в Улан-Уде. Полчаса стоянка. Круглые с узкими глазами лица местных жителей. Бурятские женщины суетятся с баулами у поезда, подтаскивают их к вагонам. Мужики спокойно покуривают, наблюдая за этим процессом. Группа молодых бурятов провожает одного уже изрядно выпившего приятеля. Что-то громко кричат по-своему, хохочут...

Дальше за Бурятией начинался Забайкальский край. Довольно унылый пейзаж за окном. Степи, холмы, редкие хвойные деревья, да огромные валуны, выступавшие на слонах сопок. Оканчивались четвертые сутки пути. Почти до самой Читы, куда прибыли в полночь вели разговоры о том, как русские вышли на берег Тихого океана.

Чита выглядит как-то мрачновато. Вероятно, сказывалось длительное пребывание декабристов. Отчего-то тягостное чувство возникает при взгляде на читинский вокзал. Вроде бы и архитектура вокзального здания с колоннами намекает на высокое искусство, и фонтан на привокзальной площади переливается струями в свете фонарей. А вот душевного подъема все это не вызывает. Забайкальская каторга пропитала эти места своим духом на многие века. И все же что-то задевало здесь душевные струны.

- По ди-и-ки-и-м степя-а-м Забайка-а-лья..., - разудало затянул на перроне Антон. Павел подхватил одну из своих любимых песен. Стоявшие на перроне стали оборачиваться, улыбаться. Тут же появился хорошо поддатый читиниц. Смуглый, худощавый, невысокого роста, лицо красное, скуластое - типичный забайкалец, гуран. Пьяно, но так проникновенно влился в песню. Откуда-то заиграл баян. - Давай, паря! Еще один такой же поджарый в каком-то затертом бушлате, растягивая меха заскорузлыми руками, в развалку в такт песне, стал приближаться к теплой компании. И так дали, так спели... Ой-е-ей! Надо же так запросто, на перроне. Как говорила одна знакомая Павла, «просто сюрр какой-то», имея ввиду сюрреалистичность происходящего.

- Забайкалье - места суровые. Но народ какой душевный! Редкие люди. Такие только в Забайкалье, - растроганные путешественники сидели в своем купе под впечатлением встречи. Трудности и жесткий климат часто делают людей добрее. Ну, а то, что выпить здесь любят - так это не сказки.

- А где выпить-то не любят? - усмехнулся, видно не чуждающийся этого дела, иркутский профессор. У нас в Приангарье тоже с этим все в порядке.

- Да, не в порядке, конечно, ни в Приангарье, ни в Забайкалье, ни в России - целыми деревнями спивается народ, семьями. Я ж это не в заслугу ставлю, что пьют в Забайкалье. Просто говорю, что так уж здесь привыкли. И водку называли белым вином, а коньяк красным. Но, кстати, тут еще и чаек любят хороший.

- Так, насколько мне известно, через забайкальскую Кяхту, что на границе с Монголией, проходил чайный путь, - Георгий Федорович с удовольствием отхлебнул чайку из стакана в блестящем металлическом подстаканнике. - Через Кяхту, которую знали всего пару веков назад чуть ли не во всем мире, проходили торговые пути из Китая в Россию и дальше - в Европу. Популярным товаром был чай. И причем высочайшего качества.

- Ну, может с тех пор такое пристрастие к чаю в Забайкалье. Бабка рассказывала, - приехала как-то в гости к своей родне забайкальской. Лет тридцать не была там. Чай себе обыкновенный, не крепкий заварила. А забайкальцы давай смеяться: «Кого, - говорят, - завариваш-то, Зин? Это ж не чай - компот». А то, что они заваривают - это, наверное, только чифирем можно назвать.

- Что такое чифирь? - поинтересовался Шереметов.

- Пачка заварки на кружку кипятка - вот и чифирь.

Проехали станцию «Маньчжурия». Отсюда берет начало знаменитая КВЖД - Китайская восточная железная дорога - кратчайший путь России к теплым портам Желтого моря. Что тут скажешь. Наша дорога - теперь уже история. Через Маньчжурию ездят сегодня туда-сюда челноки. Здесь погранпереход.

На пятые сутки после полудня достигли пределов Амурской области. Вышли на станции с красивым названием «Ерофей Павлович», в честь Хабарова. Стоянка довольно продолжительная - двадцать минут. Удивительные запахи витали в воздухе - кедровая смола перемешивалась с только-только зацветавшей сиренью, мокрые от прошедшего дождика доски и бревна придавали особый вкус, печной дым... Притихшая после дождя амурская тайга, предвечерняя свежесть легкого тумана.

Около шести вечера проследовали дальше.

Глядя на великолепный пейзаж Приамурья, собеседники седьмого купе не оставляли главную тему, ради которой они отправились в это транссибирское путешествие.

- Вспоминается та невообразимая по своей абсурдности ситуация, когда мы чуть добровольно не отказались от Амура, - повел беседу иркутский профессор. - Ведь просчеты или недальновидность ряда государственных деятелей в Санкт-Петербурге получили свое продолжение. Готовился же отказ России от притязаний на Амур в пользу Китая. Такая ситуация возникла из-за того, что в этом был сильно заинтересован граф Нессельроде - министр иностранных дел, убеждавший Императора Николая I не осложнять отношения с Китаем из-за Амура.

Ну, и все мы, конечно, знаем, что нашелся человек, который вопреки всему полностью разворачивает совершенно пагубный для страны ход событий.

Крючков почувствовал себя в аудитории перед студентами Иркутского университета. Очевидно, он был доволен, что у него получается вполне логично и солидно излагать свои мысли. Профессор говорил баритоном, не забывая вставлять протяжные «ээээ», «н-да», «как видите, коллеги», полагая, что на экране он будет смотреться гораздо весомее и компетентнее своих соседей по купе. Крючков решил немного раскрасить свое выступление, внести туда элемент театральности.

Неожиданно полноватый профессор, с покрывшимся испариной лбом, замолчал, задумался. Потом резко выбросил вперед руку и заорал: «Невельской!». Сначала все подпрыгнули. Крючков крикнул так, словно адмирал Невельской находился в соседнем купе. Боков, Шереметов и Громов уже просто не могли сдерживать смех. Минут десять пытались успокоиться. Видно сказывалось напряжение от длительного пути. И тема серьезная, но Крючков так постарался, что, можно сказать, сорвал съемки.

Сам Крючков вполне довольный собой прихлебывал чай и улыбался, поглядывая на задыхающихся от смеха компаньонов.

Решили сделать часовой перерыв.

Через час рассказ о славном русском адмирале продолжил Георгий Федорович.

- Геннадий Иванович Невельской был уверен, что такая великая река не может просто потеряться в песках, что обязательно должен быть выход в море. Он смог найти форватер, по которому на судне «Байкал» вошел в Амур. Составил подробное описание этих мест, доказал, что Сахалин - остров, Амур имеет судоходный выход в Охотское море, а в устье Амура нет никаких китайских военных укреплений, как докладывал Нессельроде Императору Николаю I.

России открывался широкий путь к Тихому океану.

- И все же, глядя без эмоций на цепь событий в нашем движении вдоль восточных и северо-восточных окраин Евразии, не столь трудно разглядеть, что свои главные возможности мы упустили. Как-то незаметно это произошло. Однако мы до сих пор упускаем наши возможности на Востоке, - продолжил Павел, - когда Шелехов и Баранов настаивали на том, чтобы создать на Гавайских островах базу для нашего флота, «великие» чиновники в Санкт-Петербурге сочли эту идею безумной, даже не пытаясь поразмыслить над ней. Суровый и далекий восточный край для них хорош был уже тем, что давал в огромном количестве бесценные меха. Как геополитический плацдарм эти территории, по всей видимости, не рассматривались. Устроить этот плацдарм казалось возможным с открытием движения по Амуру и выходом в более теплое Японское море. Но нужно внимательно смотреть на карту и знать геополитический расклад, чтобы увидеть стратегические недостатки положения России на Японском море. Выходы из этого моря на тихоокеанский простор со всех сторон контролируются Японией, ставшей к тому времени весьма послушной подружкой США. Да и само Японское море не такое уж теплое, прибрежная зона замерзает зимой и для судов того времени это являлось серьезным препятствием. Наш флот в зимнее время был вынужден искать пристанища в чужих портах.

Все эти обстоятельства также как и сегодня прекрасно видели наши геополитические противники. В середине девятнадцатого века американцы с легкостью устраивали свое влияние в Японии, а англичане в Китае и Маньчжурии. Остается загадкой, почему мы не предпринимали в этой сфере никаких усилий. Нам открывались богатейшие просторы, но мы всего лишь черпали там природные богатства, совершенно не заботясь о стратегическом освоении Тихоокеанского пространства...

Луна над тайгой, сопками, глубокими реками со стремительными и сильными перекатами. Ярко-желтая луна двигалась вместе с поездом, разбавляла темноту купе, превращая ее в синеватый полумрак. Позвякивают и подрагивают ложечки в пустых чайных стаканах. Покачивается вагон. Глухо и однообразно стучат железные колеса по железным рельсам на стыках.

Яркие лучи пристанционных прожекторов заглушили лунную подсветку. Эхо громкоговорителей над путями, товарными составами, сонной станцией. Обычный вокзал, перрон, какие проплывают вдоль всего Транссиба.

Белогорск. Еще нет пяти утра. Отсюда уходит железнодорожная ветка на Благовещенск. Город Благой Вести. Основан графом Муравьевым-Амурским с благословения Святителя Иннокентия (Вениаминова) Митрополита Московского. Святитель заложил здесь Церковь, впоследствии перенес сюда из Якутска епископскую кафедру. Невозможно охватить и передать все, что сделал для просвещения Божьим Светом Востока России Святитель Иннокентий. Ведь даже в Америку диким индейцам принес Свет Христов. Этот Святой Русский Богатырь носился на своей лодчонке среди волн Тихого океана, добираясь до самых дальних островов, где жили алеуты, колочи и другие народности Северной Америки. До сих пор потомки русских, живших в Америке, с трепетом говорят о Святителе Иннокентии. Вот кто создавал фундамент Русской цивилизации на берегах Тихого океана.

- А у нас среди русских в Сан-Франциско очень почитают Святителя Иоанна архиепископа Шанхайского и Сан-Франциского. Какой Владыка был, как к нему все наша эмиграция тянулась! Он при жизни столько чудес сотворил, - заговорил не спавший Шереметов, нечаянно увидев, как Павел пишет в ноутбуке о Святителе Иннокентии.

Рассказывая о великом святом Иоанне Шанхайском, Шереметов невольно вспомнил свой родной город, дом, семью.

- Это вот супруга, сын старший. А вот дочь, - Георгий Федорович показывал Павлу некоторые семейные фотографии, которые взял с собой.

Павла поразил взгляд дочери Шереметова - необыкновенно чистый и глубокий. - Сколько ей лет?

- Софии шестнадцать. Поздний ребенок.

- Взгляд необыкновенный.

- Она вообще необыкновенное создание. Художница...

Весь день ехали среди набирающей майскую силу тайги. Гулкий стук колес разносился над большими реками, когда поезд проносился от одного берега к другому. Галечные отмели и перекаты. Вывернутые случавшимися наводнениями деревья - вдоль каменистых кос и берегов. Сверкающая, стремительная, и даже из окна поезда кажущаяся холодной, речная вода. Цветущая тайга. Розовый багульник по склонам сопок, среди серых и красноватых скальных выступов. Опадающие белые лепестки цветущей черемухи, дикой вишни, яблони... И хоть было закрыто окно, каким-то образом майское благоухание дальневосточной тайги проникало в купе.

Около шести часов вечера прибыли в Хабаровск. Миновав за два часа до этого Биробиджан с прилегающими к нему полями, уже нещадно эксплуатируемыми китайскими арендаторами.

Шестые сутки пути. Здесь разница с московским временем составляет семь часов. Хабаровский край - это уже совсем другая природа. Здесь тайга намного гуще, чем в Амурской области или Забайкалье. Картины за окном становятся более насыщенными, более зелеными.

Мост через Амур. Самый длинный железнодорожный мост через реку. Обмелел Амур. Уже не то, что лет тридцать назад. Множество островов, кос, поросших ярко-зеленым ивняком. Мутные воды Амура внизу под животом мчащегося по исполинскому мосту на Восток поезда.

Город Хабаровск многим жителям европейской части России представляется как изображение на пятитысячной купюре. «Это где-то далеко и там очень холодно» - одно из самых популярных представлений у жителей Центральной России о Хабаровске. Глупо, конечно.

Свежий ветер с другого берега Амура затягивал облака, принося запахи таежных сопок и дыма. Город красивый, стройный и величавый. Как сияют кресты и купола главного Собора. Смотришь на них с Амурского утеса, и дух захватывает от величия и размаха России здесь на излучине широкого Амура-батюшки.

- Знаете, о чем я сейчас подумал? - глядя на огромный памятник могучему Ерофею Павловичу Хабарову, спросил Павел друзей-путешественников. - Ведь это памятник настоящему Дальневосточнику. Настоящему русскому мужику, который покорил эти суровые таежные просторы. Это не просто русский мужик - это Дальневосточник. Тот самый коренной, с крестом на шее и мужественным сердцем отважного казака. Это тот, который встал мощно на этих землях, твердо зная, что здесь России рубеж. Встал так, что летели «наземь самураи»! И жив еще этот Дальневосточник, и никуда он не делся. Тянет молча свою лямку здесь, в этой охунхузенной русской тайге. Куда ему деваться-то Дальневосточнику настоящему, у которого все известные ему предки в этой забайкальской и амурской земле лежат? В Москве ему тесновато. Там за домами горизонта не видно. Там сопок нет. У нас здесь из Владивостока в соседний Хабаровск съездить, все равно, что всю Центральную Россию пересечь.

Павел Александрович Громов, уверенно стоял на своей родной земле, и сам в этот момент чем-то напоминал Ерофея Павловича Хабарова, только без бороды.

Получасовая стоянка в столице Дальнего Востока. Погуляли по просторной привокзальной площади, купили любимого с детства хабаровского мороженного в вафельных стаканчиках - напоминание о раскрашенных ночными огнями бульварах, амурской набережной, кинотеатре «Гигант» и парках главного дальневосточного города Советского Союза.

В 18.07. поезд «Россия» отправляется со второго пути железнодорожного вокзала города Хабаровска.

Около десяти вечера проехали станцию Бикин. Граница Хабаровского и Приморского краев. Место это замечательно тем, что здесь проживают удэгейцы, старинные местные народности, сумевшие до сих пор сохранить свои обряды и традиции. Как раз из них был добрый житель тайги и верный спутник Арсеньева Дерсу Узала. Река Бикин пенится в мощных перекатах. Берега неприступны, загорожены мрачным частоколом кедров и елок. Поваленные сильным течением темные стволы мокнут в ледяной воде, в которой живут такие рыбины, что могут и лодку хвостом опрокинуть. Таймень - житель горных дальневосточных рек...

Ночью, подремав пару часов, Павел продолжил свои записи. В голову потоком шли мысли. Громов включил компьютер и тихо застучал по пластмассовым клавишам, тускло освещаемым монитором.

«Вся цепь событий движения на Восток ясно показывает, что значительную часть этого пути мы шли, образно говоря «без карты и компаса». Зачастую внимания государства к этим территориям было недостаточно. В периоды, когда российское правительство видело в движении на Восток смысл нашей истории, тогда возникали четкие планы освоения и заселения, поощрялись научные исследования в этом направлении, вкладывались средства в поддержку переселения на эти территории. Результаты в таких случаях превосходили ожидания. Россия стремительно осваивала еще недавно совершенно необжитое пространство, расцветала на Востоке и начинала кормить свою западную часть. Однако даже в этих периодах нетрудно заметить некое колониальное отношение к землям Востока. Конечно, государство отправляло туда людей, чтобы подчинить богатейшие места в первую очередь нуждам России. Однако понимание России среди государственных деятелей на подсознательном уровне оставалось в рамках привычного пространства центральной ее части. И поэтому восточная ее часть так или иначе ставилась в положение колонии. Но Россия по сути своей не является колонизатором.

Вопреки отношению чиновников народ шел на Восток и создавал там настоящую Россию. Родившиеся в этих территориях дети воспринимали свою Родину как бы обособленно, но вместе с тем как часть единого пространства, одного организма, во главе которого стоит Русский Царь-батюшка. И все же иные природные и социальные условия вносили свои особенности в быт и в отношения русских на Востоке.

Очень часто народ шел сам, не дожидаясь и не опираясь на столь нужную государственную поддержку. Если бы Хабаров имел государственную опору и помощь, о необходимости которой впоследствии он докладывал высшему начальству, мы бы еще после его похода начали эффективное заселение Приамурья. А получилось, что Хабаров разведал труднодоступные места, даже поставил там зимовья, провел разведку боем среди местных вооруженных сил и остался без всякой дальнейшей государственной опоры. Он ведь говорил, что сюда необходимо прислать подкрепление. Подкрепление пришло в виде Зиновьева, который, как сказал генерал Вандам, забрал нескольких тунгусов, Хабарова, образцы ценных пород и увез все это в Москву.

Как же часто это бывает, когда чиновники ставят задачу, отправляют на ее выполнение людей и вскоре забывают об этом, поглощенные своими мелкими повседневными, порой просто обывательскими заботами. Но последствия такого отношения ужасны для всего государства.

У России не было четкой стратегии в отношении Востока. Ряд авторов утверждают, что этой стратегии не было вообще. Всю историю освоения Востока мы видим какое-то нащупывание «хлебных» мест, переброску туда населения для обеспечения тыла и выработку природных ресурсов. Нет понимания того, что движение на Восток составляет смысл исторической судьбы России!!!

Безусловно, осознание своей Великой миссии в движении на Восток присутствовало у русских царей.

Божьим повелением и духовной силой русского народа мы вышли к Тихому океану и стали там жить. Конечно, жить могли бы мы здесь куда лучше. Мы постоянно упускаем возникающие перед нами возможности. Их упускает государство. Слава Богу, находятся в России люди, своими талантами, волей и безграничной преданностью Родине, указывающие и пробивающие нужный нашей стране путь. Такими были Хабаров, Шелехов, Баранов, Завойко, Невельской... И опять эти люди не находят государственной поддержки»...

В четыре утра на седьмые сутки дороги прибыли в Маньчжурск. У вокзала много сирени. Воздух пропитан ароматом ее цветов. Освещение слабое. Городские строения видны смутно. Поодаль стоят несколько такси с включенными фарами. Перекатываются над виадуком выбрасываемые громкоговорителем обрывистые фразы диспетчеров. Зябко от наступающего утра.

Отец Павла вместе с матерью ночью приехали на вокзал, чтобы встретить всю экспедицию на приморской земле. Старший Громов - высокий худощавый в потертой штормовке и кепке. Он весело шутил, как-то быстро найдя общий язык с Шереметовым. Георгий Федорович принялся расспрашивать, как они тут живут, как сюда попали, почему до сих пор не уезжают, как делают многие. - Мы у себя дома, зачем нам куда-то ехать? - словно удивляясь самому вопросу, ответил Громов старший. - Уезжают в основном те, у кого корней здесь нет. А для нас эта земля наша, родная.Родители Павла передали компании пакет с какими-то продуктами: «Позавтракаете». Соленая кета, литровая банка красной икры, хлеб. Ехать до Владивостока оставалось чуть больше двух часов. Спать уже не ложились.

Павел опять писал: «...Знаковым событием стало открытие Горбачевым закрытого города Владивосток. Город быстро наводнился криминалом. Важный геополитический участок России, ее форпост на Тихом океане превратился в проходной двор. Потом «открытие» тем же Горбачевым российско-китайской границы в конце декабря 1987 года. Постепенно китайцев на Востоке России становилось больше и больше. В конце восьмидесятых они, прибывавшие на сельхозработы или на стройки, еще не расхаживали по улицам городов. Собирались организованными группами рядом с местом своего проживания, были очень осторожны и замкнуты. Наш народ постепенно начал устанавливать с китайцами тесные торговые контакты на своем, так сказать, частном уровне. У китайцев можно было купить жвачку, кожаную куртку, спортивный костюм, тапочки... Тапочки, которые называли на Дальнем Востоке «шанхайки», были очень популярны. Половина населения ходила в этих черных тканевых тапочках на тонкой подошве. Уже позже узнал, что в такие тапочки китайцы обувают своих покойников. Видимо, на нас еще в конце восьмидесятых они смотрели как на покойников. Оборотистое приграничное население России освоило новый вид занятости - челночничество. Большого ума эта деятельность не требовала и те, кто оказался на улице после закрытия предприятий, стали активно выстраивать свои отношения с Китаем. Занимали деньги, ехали в приграничные Суйфэньхэ или Дунин, закупали разный хлам. Потом хлам продавался в России. Мои однокурсники в течение полугода, съездив всего несколько раз в Китай, стали просто финансовыми магнатами Маньчжурска. Китай привлекал не только вещами. В вузах начинают преподавать китайский язык. В наших приграничных регионах появляются китайские студенты, изучающие русский язык. Фильмы с участием Брюса Ли, которые мы смотрели за рубль в видеосалонах, подстегнули интерес к китайским боевым искусствам. Началось просто повальное увлечение кунг-фу, ушу, тайцзи-цюань и прочими китайскими гимнастиками и единоборствами. Вместе с этими физкультурными занятиями на Востоке России появилась мода на китайские учения: конфуцианство, даосизм, чань-буддизм. Со временем мода окрепла и при слабых позициях нашей Православной церкви, довольно глубоко проникла в образ жизни немалой части дальневосточников. Тот же феншуй захватил умы многих людей не только на Дальнем Востоке.

Сегодня здесь есть даже последователи китайских сектантских учений, типа Фалунгун. До этого сознание русского народа, живущего на Тихоокеанском побережье, уже было подорвано атеизмом. Однако не восточные религии и философии представляли главную угрозу духовной безопасности русских на Востоке. Сюда высадился десант разного рода миссионеров-вербовщиков в различные религиозные школы, а зачастую и в секты. Высокую активность проявили южнокорейские протестанты, сумевшие наоткрывать в Приморском, Хабаровском краях и на Сахалине множество своих организаций. Когда в 80-х - 90-х в православные храмы ходили в основном бабушки, в зарубежные псевдорелигиозные организации пошла дальневосточная и сибирская молодежь.

В Маньчжурске рядом с рынком стоял и стоит до сих пор православный Храм в честь Покрова Божьей Матери. Нам, студентам даже в голову не приходило туда заглянуть. Почти все однокурсники были некрещеными. В советское время немало людей жили морем, «ходили в загранку». Оттуда привозили рассказы о загранице, красивые вещи, автомобили, ради которых зачастую шли в море. Во Владивостоке одевались в основном в зарубежные тряпки, которые везли наши моряки. По городу разъезжали иномарки, на морвокзале можно было приобрести валюту. Люди вожделенно смотрели на запретный плод западной жизни, а кто-то уже активно его вкушал.

И вот с распадом СССР народ получил возможность взахлеб глотать все, что полилось из евро-американской цивилизации. Мы как-то резко развернулись и бросились в объятия тех, кто, в общем-то, изо всех сил желал развала нашей мощнейшей державы. Активное и молодое население Дальнего Востока стало быстро входить во вкус коммерции. Ко всему прибавилась торговля подержанными японскими автомобилями. Все виды быстрых и полулегальных, или совсем нелегальных заработков стали расти как на дрожжах. Вокруг японских машин уже в начале 90-х быстро сложилась целая индустрия теневого обслуживания, связанная с их ввозом, продажей, ремонтом, угоном и возвратом. Как только возник частный бизнес, получивший возможность вести международную торговлю, в Китай хлынули потоки ценнейшего дальневосточного леса, рыбы и всего, что можно было вывозить.

Постепенно Дальний Восток со всеми своими богатствами превращался в большую территорию распродажи. Рыбу и морепродукты активно вывозили и продолжают вывозить не только в Китай, но в Японию, по всему АТР. Торговля порой идет прямо с кораблей, хозяевам которых невыгодно заходить и разгружаться в наших портах по причине высоких сборов. Благодаря распродаже наших ресурсов и активному приобретению дешевого китайского ширпотреба, в КНР вдоль границы с Россией из маленьких захудалых деревень выросли целые мегаполисы.

Тогда на Востоке начала формироваться прослойка людей нового типа, в основном с такими качествами, как стремление к «быстрым деньгам», цинизм, склонность к риску, агрессивность. Эта социальная прослойка быстро росла и укреплялась. В итоге, прочно сложившаяся система распродажи ресурсов Востока России определила появление четко выраженного социального ядра, в котором преобладало чувство собственной обособленности от России - нам Москва не нужна - у нас здесь все есть. Криминал, предприимчивые выпускники вузов, чиновники - вот основной состав этого ядра. Хотя практически невозможно выделить, из каких слоев происходили те, кто образовал новый «этнос» на Востоке.

Социальное происхождение представителей ядра было самым разнородным. В основе всех порочных склонностей современных законодателей образа жизни на Востоке лежали два основных фактора: глубоко въевшийся атеизм (а все-таки, точнее - материализм) и наличие огромных природных ресурсов в бесконтрольном доступе.

Приморский край и весь Восток России захватывала зараза криминального по своей сути бизнеса. Этой заразой заболевало все больше жителей восточных земель. Кто-то заболел вследствие ослабления духовно-нравственного иммунитета, а кто-то всю жизнь ждал появления благоприятных условий...».

В купе становится светлее. Стук колес реже. В вагоне оживление. Готовятся к выходу... Транссиб заканчивается.

Главный поезд России медленно и устало подходит к главному тихоокеанскому вокзалу страны. Порт Владивосток. Дальше бухта Золотой Рог, пролив Босфор Восточный, остров Русский и...Тихий океан.

Проводница Светлана, одетая в синюю форму, с едва заметной радостью открыла дверь и протерла поручни. Соленый упругий воздух моря, отдаленные крики чаек, портовый шум и голоса океанских кораблей ворвались в тамбур вагона.

Всего чуть больше шести суток, а как будто полжизни прошло. Словно перенеслись из прошлого в будущее, которое оживало здесь на берегу Тихого океана.

Продолжение следует