Я взял интервью у Ленины Павловны Макеевой – председателя Карельского союза бывших малолетних узников фашистских концлагерей. Ей было всего пять с половиной лет, когда в 1941 году Ленина вместе со всей своей семьёй была помещена финскими оккупантами за колючую проволоку. Просто за то, что она русская…
«Много людей погибало»
- Вы помните, как вас отвезли в концлагерь?
- Да, словно это было вчера. Когда началась война, мы жили в Петрозаводске рядом с железнодорожной станцией. Часто случились налёты вражеских самолётов, мы бегали в бомбоубежище. У мамы были рюкзачки для нас – бельё, сухари. Отец сказал – езжайте в деревню, там не бомбят…а война месяца через три кончится. Тем более, мама была беременна. Мы уехали. Позже мама вернулась: финны уже подступали к Петрозаводску. Отец стал её просить – эвакуируйся со мной. Она ответила – как я брошу стариков и детей? А 1 октября 1941 года финны пришли. Мы укрылись в лесу, построили шалаши, бабушка корову туда увела. Пробыли недели две, кончилась еда. Женщины пошли накопать картошки в поле, их обнаружила финская разведка…всех забрали, увели в деревню. Там мама родила двойню, двух девочек. Через месяц и нас, и жителей окрестных деревень забрали, погрузили на подводы, и привезли в Петрозаводск – в концлагерь N5.
-
Как он выглядел?
- Обычные дома в центре города, их огородили колючей проволокой. Здания стояли пустые, жители эвакуировались срочно, ничего не успели взять, вся обстановка сохранилась. В комнату размером в 20 метров набили 17 человек, включая двух грудничков, можете представить себе? Это произошло 12 декабря 41-го года.
- Первая зима была самая страшная?
- Да не сказала бы – вторая тоже была не лучше. Почти все мы спали на полу, вповалку: было лишь 2 кровати, на них разместили четверых взрослых. Все удобства – на улице, в огороде. Питание ужасное. Пожилые люди сразу стали болеть. Бабушка умерла через три недели – 2 января 1942 года. Как раз в то время людей очень много погибало – болезни, холод, голод. Вскоре нам дали другую комнату – в бараке, около железной дороги, рядом с колючей проволокой. Там было полегче – 7 человек в помещении. Но это не помогло – мама сильно заболела, у неё началась куриная слепота, отнялись ноги, мы с братом слегли, дедушка тоже, в лёжку прямо лежали. Цинга у нас была. Соседи помогали, воду приносили, дрова для обогрева. Римму Гужеву, девушку одну, всю жизнь вспоминаю: её водили на работу финны, она приносила нам объедки, делилась - благодаря ей выжили.
- Чем вас кормили?
- Просто чуть-чуть муки, мама болтушку делала. Сыр иногда был, внутри гнилой. Изредка давали колбасу с крупой, как с наполнителем – тоже гнилая. Запах противный, но если ты голоден, тебе всё равно. С животом люди мучились, дизентерия началась. Иногда приносили по чашке отходов от селёдки – икра, молоки. Из муки пекли лепёшки, и макали в селёдочный рассол, потом пить ужасно хотелось. И вот таких измученных людей заставляли работать. Узников постарше отправляли на лесозаготовки. А женщин и подростков выводили в Петрозаводск – разбирать завалы, колоть и пилить дрова.
«Дети тихо умирали»
- Что вы делали для того, чтобы выжить?
- Голодный человек способен на всё. Дети делали подкопы под проволоку, убегали в город. Копали в тёмное время, пока часовой отошёл и не видит. Подходили к финским кухням, просили еды, некоторые подворовывали. Но всегда возвращались назад – а куда убежишь, если кругом финны, а в концлагере твоя семья? Если нарушителей ловили, пороли плетью. С вышек охрана по ним стреляла – убивали и ранили. Те дети, что не могли раздобыть еду – тихо умирали. По очереди умерли обе сестрёнки мои, Галя и Нина – одной 11 месяцев было, другой 13. Мама тяжко болела, пришлось отнять их от груди. Одна женщина сказала – если не отнимешь, сама умрёшь: двойняшки после этого точно погибнут, а другие твои дети останутся без тебя. Маленькие Галя и Нина голода не выдержали. Их на кладбище Пески затем похоронили, как и многих. Обычно умерших вывозили в покойницкую, там телега приезжала, туда сваливали, покрывали и увозили.
- Как финны обращались с русскими заключёнными?
- Без жалости. Близко к проволоке подходить запрещали, иначе расстрел. Я помню, у ограждения цветочки росли, белая «кашка», красной мало, а она послаще…мы их собирали и ели, корешки рыли. За проволокой же щавель – красивый, крупный. Мой двоюродный дед Илья Васильевич увидел там что-то съедобное. Подошёл к ограде, его выпороли плетьми, через неделю он умер. На лесозаготовках часто гибли – от истощения, непосильного труда. Люди были не по сезону одеты зимой, одежду тёплую не давали, ходили в лохмотьях, простужались и умирали. Погонят утром в лес группу в тридцать человек, а обратно возвращается двадцать. Клопы, вши заедали. Перед визитом в концлагеря делегации Красного Креста сделали профилактику: постригли под Котовского, водили в жарилки, в домах жгли серу - у кого вши, их переселяли в отдельные бараки, «вшивый городок». Сейчас говорят, что после приезда Красного Креста стало лучше, но это не так. Норму продуктов малость увеличили, а так всё осталось по-прежнему.
- Вы помните появление Красной Армии?
- Да. Петрозаводск был уже освобождён, и должен прийти первый поезд. Кто из лагеря N3, все туда побежали. НКВД сделал оцепление, но ситуация была душераздирающая – на перроне стон, прорвали это оцепление, поезд подходит, открывает двери. Невероятно, тысячи людей плачут, целуются, обнимаются. Отец наш тоже приехал, мы радовались.
«От финнов ничего не жду»
- Как финны сейчас относятся к тем концлагерям?
- Со мной общалась писательница Марья-Леена Миккола. Она написала книгу, взяв интервью у 17 узников финских концлагерей в Карелии. Её исследование два раза переиздали – оно разлетелось на «ура». Как обычно, реакция разделилась – одни финны были потрясены, другие заявляли, что такого не было. Я обратилась к президенту Финляндии, приведя пример: Германия извинилась за преступления нацистов, выплатила компенсации. Мне пришёл ответ – согласно договору от 1947 года, мы ничего вам не должны. Это несправедливо! Советское правительство дало Финляндии в 1917 году независимость, а они столько на наши территории нападали, неблагодарные люди. Мы им всё прощали, за бесценок туда отправляли ресурсы, ведь дружественная всё-таки страна.
- После того, что вы пережили, какое у вас мнение о финнах?
- Русский народ терпеливый. Случается, я про себя думаю – сволочи, ненавижу, возмущаюсь. Но в жизни понимаешь – худой мир всегда лучше доброй ссоры.
- Имеют ли бывшие узники финских концлагерей какие-то льготы?
- По закону, мы приравнены к инвалидам войны. До 2005 года всё было более-менее нормально. А потом нас стали прижимать, словно мы второй сорт. Прежде, мы имели право на охранную сигнализацию в квартире, проезд на поезде, на самолёте, были талончики. Сейчас даже в бесплатном пользовании домашним телефоном нам отказывают, говорят – вы не указаны в законе о ветеранах, а мы коммерческая организация, и даром вас обслуживать не можем. В Петербурге помогают, в Москве тоже, а у нас – нет денег. От финнов я лично уже ничего не жду. Я давала следствию показания о своей жизни в концлагере, действия финских оккупантов против советского народа признали геноцидом. Думала, нам предоставят больше льгот, но ничего подобного. Вот приходит соцработник убираться, и только квартиру подметёт. Окна вымыть – за деньги, в туалете убрать, в ванной – не положено, надо платить. Нас, бывших узников, осталось в живых всего 1 177 человек, каждый год люди умирают, но чиновники непробиваемы.
