КОНСЕРВАТИВНЫЙ ПРОЕКТ
Современная Россия обременена структурным (общим) кризисом, затрагивающим все сферы экономической, политической, духовной и культурной жизни. Этот кризис является объективным следствием переходного состояния государства. Поэтому проблемы вины, некомпетентности власти, коррупции и т.п. имеют место, но лишь как необходимые факторы, а не базовые причины стагнации национально-государственного бытия. Вместе с тем утверждение о переходном периоде позволяет искать вектор национально-государственного развития, а следовательно, исключает пессимистическую оценку будущего России.
В настоящее время социально значимыми являются два вектора развития. Первый — посткоммунистический. Он вбирает в себя традиции Советского Союза, но пополняется национальным содержанием в той мере, в какой это допускается интернационализмом в его марксистской интерпретации.
Второй — демократический. В своем радикальном выражении он является «калькой» принципов и условий существования западной (буржуазной) цивилизации и в этом смысле космополитичен. В последние шесть лет Россия мучительно адаптировала демократические абстракции, и реальным политикам демократического лагеря пришлось в конце концов осознать, что без национальной доминанты демократическая идеология превращается в безжизненную фикцию, способную привести Россию к политико-экономическому коллапсу.
Как видим, при действительной полярности коммунистической и демократической концепций развития у них есть общее в поисках национальной доминанты, что открывает путь к политическому диалогу двух группировок.
ГОСУДАРСТВО И НАЦИЯ
Нынешняя власть и ее идеологи вместе со СМИ приняли на вооружение понятия «национальная идеология», «национальная политика» и «национальная безопасность», но используют их в системе англо-американской традиции, когда нация и государство отождествляются, в то время как консервативная мысль Западной Европы и России дореволюционного периода такого отождествления не допускала.
Действительно, пройдя длительный путь от феодализма до постиндустриального общества, западная цивилизация к настоящему времени «успешно преодолела национальную ограниченность». Вместо традиционного общества создана система атомизированной общности, основами которой являются право и государственная власть. Не ставя сейчас вопрос об оценке трансформации нации в атомизированную социальную общность (с ее социальной стратификацией и мобильностью), обратим внимание лишь на то, что для западной политической мысли понятие «национальное» является эвфемизмом, скрывающим содержательно точное понятие «государственное».
Для такого сокрытия, замещения есть вполне корректное объяснение. Оно сводится к тому, что рассуждениями о свободе личности, ее суверенности, демократии без берегов и т.п. государство выведено за скобки в «цивилизованном обществе» и упоминание о нем воспроизводит негативный стереотип тоталитаризма, накрепко связанный в сознании западного «молчаливого большинства» с фашизмом и коммунизмом. В этом обнаруживается одна из существенных причин подмены, замещения понятий, хотя этим сложность проблемы не ограничивается, но мы на этом останавливаться здесь не будем.
Нация с ее социальной структурой обладает определенным географическим (территориальным) ареалом распространения. Это этническое пространство нуждается в защите от внешних вторжений и организационной системе, поддерживающей нормальную национальную жизнь и свободу проявления потенциала нации. Этой защитно-функциональной системой является государство, а государственное строительство ведется на основе национальных приоритетов и во имя национального выживания. Государство — не орудие подавления одного класса другим и не механизм регулирования отношений внутри социальной общности. Оно представляет собой, скорее, способ национального бытия в многонациональном и полиэтническом мире. Устойчивость государства прямо пропорциональна полноте национальной жизни. Вместе с тем государство нередко воспринимало себя как творца национальной жизни, присваивало себе национальные атрибуты и становилось источником бед. Государство, реализующее национальную идеологию, должно неукоснительно соблюдать национальные интересы, одновременно признавая право других государств на подобные же цели и интересы. Национальная идеология основывается на традиции и ее творческом развитии. Все остальное вторично и подсобно. Нет ограничений для действий во имя национального выживания.
ТРАДИЦИОННОЕ ОБЩЕСТВО
Русская нация, не говоря уже о других этнических целостностях и общностях, рядоположенных или стадиально удаленных, обладает набором признаков, которые позволяют характеризовать ее как традиционное общество.
Первый и определяющий признак — исповедание православия. На протяжении тысячелетия православие было судьбой русского народа на разных стадиях его этногенеза. Если к этому добавить, что православие укоренилось в языковую стихию и культуру, а соборность определяет до сих пор иерархическое и объединяющее восприятие социума, то естественно видеть в православии не только конфессиональную принадлежность русской нации, но и компоненту национальной идеологии и психологии традиционного общества.
Второй признак — семья как ячейка традиционного общества. При всем том, что растет число неполных семей, катастрофично состояние деторождения, громадно количество абортов и разводов, само восприятие семьи остается глубоко традиционным.
Третий признак — традиционалистское восприятие власти. Русская нация и другие этнические общности спокойно воспримут авторитаризм, столь необходимый для стабилизационного периода, и именно потому, что традиционное общество считает естественным иерархическое и централизованное устроение государства.
Четвертый признак — примат нравственности над правом. В обществе моральные оценки имеют гораздо более важное значение, чем юридические установления и приговоры. Конфликты решаются на бытовом уровне «полюбовно», и эта особенность традиционного общества вполне соответствует межличностным связям и отношениям в русском народе.
Пятый признак — культурная среда. Она вместе с духовностью формирует национальную идентичность. С ее помощью нация осуществляет свое историческое действие. Слабость или неразвитость духовно-культурного потенциала нации уже являются условием кризиса национальной жизни и предпосылкой денационализации, затем перерождения этнической общности в народонаселение. Русская культура столь велика, всесторонне глубока и совершенна, что без преувеличения является условием и предпосылкой сохранения нации и традиционного уклада жизни русского народа.
ПОИСКИ ИДЕАЛА
Насаждение западно-европейского типа цивилизации в России обречено на провал в той мере, в какой демократия, как производное от атомизированной общности, несовместима с традиционным обществом России, вполне соответствующим сохраняющейся национальной целостности. Более того, в России именно национальная целостность обладает тем творческим потенциалом (как в Японии, других странах Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии), который способен перевести индустриальное общество в постиндустриальное и технотронное.
Вместе с тем индустриальное, постиндустриальное и технотронное общество — всего лишь односторонняя характеристика развития опять-таки западной цивилизации, подходящей к тем пределам роста, за которыми наступает социально-экономическое самоуничтожение. Национальные устои и базовые принципы функционирования традиционного общества позволяют избежать исторического тупика и отодвинуть проблему предела роста на отдаленную историческую перспективу.
Государство должно быть системой защиты, воспроизводства и приемлемых условий существования национальной целостности, которая, в свою очередь, является системой защиты и условием полноценного существования личности и семьи. Государство — производное от национальной истории, относительно самостоятельно и подлинно демократично, когда выступает как инструмент национальной жизни.
Итак, исходя из первичности нации и производности от нее государства, следует считать, что первоочередными задачами политической власти в России являются, во-первых, соединение единого национального тела, расчлененного Беловежским нелегитимным сговором. Национально ориентированная власть может и должна заявить это в политической декларации, чтобы затем использовать дипломатические, политические и экономические рычаги для цивилизованного объединения русской национальной целостности.
Во-вторых, учитывая современный демографический кризис нации, необходимо экстренно разработать и осуществить комплексную программу охраны материнства и детства, создать условия для многодетных русских семей, поднять статус стариков в общественном сознании и психологии.
В-третьих, переходный период в России предназначен для восстановления сословно-классовой дифференциации. Такое развитие событий может преодолеть национально ориентированная власть, проводя сильную социальную политику в интересах всех социальных групп, слоев и классов. Речь, следовательно, может и должна идти не о создании абстрактного правового государства, а о построении корпоративного государства, равно учитывающего общенациональные и сословно-классовые интересы и поощряющего социальную мобильность.
Корпоративное государство переходного периода способно сохранить политическое представительство различных слоев и классов в парламенте. Оно допускает существование политических партий, выражающих интересы классов и общественных групп. Вместе с тем корпоративизм снимает антогонизм классов, не позволяет той или иной части общества и ее политическим организациям навязывать их интересы и цели в качестве общенациональных и общегосударственных. Через диалог партий и общественных организаций корпоративизм преодолевает классовый эгоизм, политические амбиции и препятствует политиканству той или иной группировки.
В-четвертых, государственная внешнеполитическая деятельность должна определяться национальными интересами. Опыт империи советского типа, когда интернационалистский глобализм осуществляется за счет русской нации, и опыт демократического радикализма, когда интересы России были отождествлены с интересами США и НАТО, показали, что только при учете национальных потребностей внешнеполитическая деятельность может быть плодотворной, устойчивой и взаимоприемлемой. Это означает, например, что существуют зоны жизненных интересов за пределами нынешней России (Прибалтика, Черное море, Средняя Азия) и за рубежами бывшего СССР (Балканы, Средиземноморье, арабские страны, Иран, Индия, Китай), где русские и российские геополитические векторы устойчивы и их изменение (проникновение НАТО, авантюры США, сепаратизм и т.д.) болезненно скажется на состоянии национально-государственной жизни. Понятие «жизненные интересы» вошло в теорию и практику международных отношений, и Россия обязана четко заявить о сфере и пределах своих интересов в нынешнем мире.
В-пятых, для полноценного существования и развития нации нужна соответствующая духовная среда. Национально ориентированное государство должно поднять статус Русской Православной Церкви до того уровня, где свободно и всеобъемлюще реализуется Симфония церкви и государства. Должна быть создана система защитных средств от прозелитизма, откуда бы он ни исходил, и запрещены тоталитарные культы и секты.
В-шестых, национальная идентичность требует всеобъемлющего развития и распространения национальной культуры и образования. Как первоочередную задачу следует рассматривать запрещение деятельности Фонда Сороса и ему подобных на территории России. Школьная реформа должна осуществляться в соответствии с русскими национальными традициями, в том числе и с учетом хорошо зарекомендовавших себя реальных училищ, гимназий. Необходимо учитывать и опыт государственной работы системы среднего специального и высшего образования советского периода.
Актуальны законы о русском языке, общественном и государственном контроле телевидения. Протекционистская политика в области рекламы должна быть тем интенсивнее, чем активнее российский рынок будет заполняться отечественными товарами.
Необходимо, чтобы тиражирование и распространение произведений культуры и искусства отвечали интересам нации и русским культурно-историческим традициям. Не рынок, а национальные интересы должны регулировать этот процесс, а государственные субсидии в области культуры могут быть вполне сопоставимы с вкладами в оборону. Государству не следует контролировать творческий процесс, но оно обязано пропагандировать и распространять художественную культуру, основанную на национальной культурно-исторической традиции.
В-седьмых, по меркам западной цивилизации Россия — моноэтническое государство. В соответствии с русской национальной традицией Россия — многонациональное государство, что само по себе подтверждает этнический гуманизм традиционного общества. Государственное строительство в переходный период должно покончить с абсурдной суверенизацией и безбрежным федерализмом, переходящим в конфедерализм. Нельзя также слепо повторять систему губерний императорской России. Разумная национальная политика заключается во взвешенном переводе суверенизации на путь федерального автономизма, допускающего определенную государственность национальных образований, но исключительно в системе сильного Централизованного государства. Федеральный автономизм — приемлемая форма государственного строительства в переходный период, но только для этого периода и годная. Кстати, абсурдная суверенизация областей и краев России должна быть пресечена самым кардинальным образом, ибо она продолжает начатое Беловежским сговором расчленение русской национальной целостности и подрывает государственность как таковую.
В-восьмых, национальная целостность требует ясного и четко сформулированного идеала жизнеустроения и исторического бытия. Рассуждения демократических идеологов и пропагандистов сначала о колбасе, затем о полных прилавках и обществе равных возможностей можно было бы принять как инструмент переформирования социально-экономической системы, но они никуда не годны в качестве исторической цели сложной национально-государственной системы. Источник такой примитивизации исторической цели национального бытия все та же атомизированная общность западной цивилизации. Заметим при этом, что американский глобализм является всего лишь гипертрофированным выражением потребительского отношения к миру.
Русская нация как этническая целостность традиционного общества нуждается в духовно определенной цели исторической жизни, где потребление вторично по отношению к идеалу, а общенациональные и, далее, общегосударственные перспективы куда более значимы, чем личное благополучие.
ПОЛИТИЧЕСКИЙ ВЫЗОВ И НАЦИОНАЛЬНЫЙ ОТВЕТ
Очерк восьмой
Ностальгические воспоминания на фоне нынешнего общего (структурного) кризиса о социалистическом прошлом вполне понятны и достаточно оправданны. Если к этому добавить, что по историческим масштабам в одночасье погибла великая держава, а на ее месте если что и существует, так это государства-новоделы с нелепыми и антигосударственными «прозрачными границами», то объяснение получают и реставрационные настроения, захватившие значительную часть населения на всем пространстве бывшего СССР (Российской империи до 1917 года). Между тем ностальгия по светлому прошлому связана с определенными социальными завоеваниями, которые надо считать вторичными по отношению к системообразующим принципам империи советского типа, среди которых на первом месте надо назвать партийную вертикаль, изначально ничего общего не имевшую с провозглашенным демократическим централизмом, и интернационализм, формировавший новую историческую общность людей — «советский народ», где русской нации отводилась роль донора для национальных окраин. Стоит ли сомневаться в том, что для основной массы населения России возврат к идеократии представляется бессмысленным, а восстановление донорства — трагической безысходностью. Поэтому, в полной мере понимая источник и причины ностальгических настроений, никоим образом нельзя отождествлять их с реставрационной идеологией — безнадежной уже потому, что всякая политическая реставрация является регрессивным процессом и потому исторически бесперспективна.
В сущности, в настоящее время социально и политически значимыми являются два вектора развития. Первый — посткоммунистический. Он вбирает в себя традиции Советского Союза, но наполняется национальным содержанием в той мере, в какой это допускает интернационализм в его марксистской интерпретации.
Второй — демократический. В радикальном своем выражении он является калькой принципов и условий существования западной (буржуазной) цивилизации и в этом смысле космополитичен настолько, насколько это было явлено предшествующими шестью годами радикального реформирования. Стоит ли доказывать, что по отношению к русскому народу коммунистический интернационализм и демократический интернационализм мало чем отличаются друг от друга — радикальное отрицание примата наций в политико-экономической жизни единит этих политических антиподов.
Демократические абстракции, сопрягаясь с реальной действительностью России как большой системы, проваливались именно потому, что не обладали той всеобщностью воздействий, которая бы покрывала саму большую систему. Россия мучительно адаптировала демократические абстракции (как ранее коммунистические), и реальным политикам демократического лагеря пришлось в конце концов осознать, что без национальной доминанты демократическая идеология (как и посткоммунистическая) превращается в безжизненную фикцию, способную привести к политико-экономическому коллапсу историческую Россию.
Правящий режим и его идеология вместе со СМИ приняли на вооружение понятия «национальная идеология», «национальная политика», «национальная безопасность», однако используют их в системе англо-американской традиции, когда нация и государство отождествляются. В то время как консервативная мысль Западной Европы и России дореволюционного периода такого отождествления не допускала. Наша позиция основывается на консервативной традиции, но не потому, что таковы наши философско-политические предпочтения, а в связи с реальным этнокультурным состоянием России.
Действительно, пройдя длительный путь от феодализма до постиндустриального общества, западноевропейская цивилизация к настоящему времени «успешно преодолела» «национальную ограниченность» (а США так и не смогли создать эту общность, которая только-только начала развиваться в южных штатах, но была пресечена гражданской войной). Вместо традиционного общества создана система атомизированной общности, скрепами которой являются право и государственная власть. Механизмы национальной целостности традиционного общества замещены правовым регулированием межличностных связей, а поведение и деятельность регламентируются соответственно правом и государственными институтами. Не ставя сейчас вопрос об оценке такой трансформации нации в атомизированную социальную общность (с ее социальной стратификацией и мобильностью), мы обращаем внимание лишь на то, что для западноевропейской и американской политической мысли либералов «национальное» является исключительно эвфемизмом, скрывающим содержательно точное понятие «государственное».
Для такого сокрытия, замещения есть вполне корректное объяснение. Оно сводится к тому, что рассуждениями о свободе личности, ее суверенности, демократии без берегов и т.п. государство выведено за скобки в «цивилизованном обществе», и его упоминание или доминирование в политике и пропаганде воспроизводят негативный стереотип тоталитаризма, накрепко связанный в сознании западного «молчаливого большинства» с фашизмом и коммунизмом. В этом и обнаруживается одна из существенных причин подмены, замещения понятий, хотя ею сложность проблемы не ограничивается, но здесь на этом мы останавливаться не будем.
Консервативная традиция исходит из того несомненного факта, что у этнических общностей своя история и этногенез высшей стадией имеет нацию, в то время как атомизированное общество является концом этнической истории и истории как таковой, о чем и поведал несколько лет назад, не желая того, американский японец Фукуяма. Сам этногенез провиденциален, а нация — сакральная этническая целостность, что делает позитивистский и атеистический взгляд на национальное бытие крайне поверхностным и не проникающим в сущность процессов и явлений. Русская нация сакральна (как и другие немногие нации), и ее историческое бытие подпадает под действие законов истории, но с тем дополнением, что мы, как этническая целостность, движимся к неведомой, но чаемой Вечности, не описываемой в системе позитивистского знания.
Вот почему ни коммунистический период, нацеленный на переструктурирование нации в интернациональный «советский народ», ни перестройка, осуществленная как развал СССР и уничтожение империи советского типа, ни радикальные реформы, предназначенные для перераспределения общественной собственности и создания класса собственников-капиталистов, не выполнили главные условия для формирования сначала интернациональной, потом прозападной общественно-политической системы или правового государства. Во-первых, не были уничтожены основы традиционного общества, находимые в укладе жизни, семейных связях, формах и нормах поведения и общения людей. Этносоциальная психология в основе своей продолжает оставаться флуктуациями общественного сознания и не более того.
Во-вторых, будучи исторически православной нацией и даже сейчас оставаясь, если так можно выразиться, безрелигиозной православно ориентированной этнической общностью, русские (83 процента населения России) не приняли и не примут протестантизм, на котором только и можно вырастить цивилизацию западного типа.
В-третьих, в таких обстоятельствах нет условий для появления атомизированной социальной системы, исходящей из приоритета личности и потому требующей создания и укрепления правового государства. Традиционализм и православие предопределяют примат нравственности над законом, и это великое достижение православной цивилизации не смогли уничтожить ни пламенные революционеры, ни перестройщики, ни радикальные реформаторы.
В России именно традиционализм и сакральная национальная целостность способны перевести индустриальное общество в постиндустриальное и успешно решать технико-экономические проблемы технотронного общества. Вместе с тем индустриальное, постиндустриальное и технотронное общества — всего лишь односторонняя характеристика развития опять-таки западной цивилизации, подходящей к тем пределам роста, за которыми наступает социально-экономическое самоуничтожение. Национальные устои и базовые принципы функционирования традиционного общества позволяют избежать исторического тупика и отодвинуть проблему предела роста на отдаленную историческую перспективу.
Основываясь на примате нации и признавая традиционализм в качестве основы общественных связей, возрождение России можно представить следующим образом. Находящаяся в глубочайшем общем (структурном) кризисе, Россия нуждается в стабилизационном периоде, во время которого автократическое управление страной — непреложная необходимость, вполне понятная и приемлемая для существующего (хотя и достаточно деформированного на протяжении всего XX века) традиционного общества. Форма автократии не суть важна — важно, чтобы эта автократия поставила во главу угла национальные интересы (в многонациональной по русским понятиям и многоэтнической по западным стандартам) России. Государство должно будет взять на себя бремя ответственности за возрождение национальной жизни, и проблемы социальной защищенности будут его, государства, приоритетами. Традиционализм предусматривает многоукладность экономики, но стабилизационный период будет связан с возвращением в государственную, общенародную собственность, смешанные формы собственности базовых отраслей промышленности, топливно-энергетического комплекса, сырьевого комплекса, что в совокупности предопределит государственное регулирование внешней торговли.
Эта экономическая основа автократической формы стабилизационного периода многое заимствует из предшествующей перестройки системы хозяйствования и социальной политики, но это не механическая реставрация, а возвращение приемлемых условий существования человеку, нации, государству.
И, конечно же, стабилизационный период будет сопровождаться созданием условий для полноценной духовной, культурной, образовательной деятельности в интересах нации и на основе ее исторических традиций. Искусственному национальному нигилизму и провоцируемому антинациональному эгоизму будет противопоставлена политика национального возрождения, где соборность, понятая как единство и неслияние личности и общества, сословий и нации, будет первоосновой человеческого, национального и государственного бытия.
Нынешний кризисный период явно предназначен для восстановления социально-классовой дифференциации, и посткоммунистическая идеология вполне справедливо указывает на перспективы классовых антагонизмов. Такое развитие событий может преодолеть национально ориентированная власть стабилизационного периода, проводя сильную социальную политику в интересах всех социальных групп, слоев и классов. Речь, следовательно, может и должна идти не о создании абстрактного правового государства, а о построении государства, равно учитывающего общенациональные и сословно-классовые интересы и поощряющего социальную мобильность. Корпоративное государство переходного периода способно сохранить политическое представительство различных слоев и классов в парламенте, оно допускает существование партий, представляющих интересы классов и общественных групп. Вместе с тем корпоративизм снимает антагонизм классов, не позволяет той или иной части общества и ее политическим пропагандистам навязывать их интересы и цели в качестве общенациональных и общегосударственных. Корпоративизм через диалог партий и общественных организаций преодолевает классовый эгоизм, политические амбиции и препятствует политиканству той или иной социально-политической группировки.
Здесь хотелось бы обратить внимание на одно важное обстоятельство. Наши рассуждения о корпоративном государстве основываются на том благопожелании, что нынешняя социально-экономическая смута и властно-правовое бессилие закончатся переходом к авторитаризму. Не обременяя читателя аргументацией (достаточно подробной и прогностически корректной), мы (а это значительная группа экспертов различных отраслей знания) уверенно говорим о неизбежности авторитаризма для России. Проблема здесь в том, ЧТО и КТО будут являться социальной базой неизбежного авторитарного режима. Демократическая пропаганда уже создала пугало бродящего по России призрака коммунизма, но дело в том, что у коммунистов из различных сект и псевдопартийных образований утрачена социальная база — ни деклассированные рабочие, ни денационализированная трудовая интеллигенция, ни уничтожаемое до сих пор крестьянство не осознают своих классовых и политических интересов, а потому не отождествляют собственные экономические требования с политико-экономическими программами «авангардов трудящихся». Более того, ставшая парламентской партией, КПРФ уже встроилась во власть, смирившись с положением «вечно второй» в истеблишменте и отказавшись от претензий на перехват власти у существующего режима.
Как нам представляется, две силы заинтересованы в переходе к автократическому режиму. Первая — финансово-компрадорская группировка, уже захватившая значительную часть рычагов власти и готовая через автократию повести страну в бананово-мафиозную пещеру. Вторая — национальный капитал, еще не осознающий своего места в политической структуре (из-за криминального распределения государственной и общественной собственности), но уже понимающий, что власть компрадорского криминалитета подорвет условия его (национального капитала) существования. Вот эта вторая сила, при соответствующих условиях, способна выступить как социально-политическая и экономическая база автократии, нацеленной на формирование национального корпоративного государства, что, безусловно, будет поддержано и широкими массами трудящихся, запутавшихся в трех соснах житейской политики и безжизненной экономики.
Такое корпоративное государство должно стать системой защиты воспроизводства и гарантом приемлемых условий для существования национальной целостности, которая, в свою очередь, является системой защиты и условием полноценного существования личности, семьи и сословия. Государство — производное от национальной истории — ОТНОСИТЕЛЬНО самостоятельно и подлинно демократично, когда является инструментом национальной жизни.
Но стабилизационный период и корпоративное государство не конечная цель национального бытия. При восстановлении великой государственности и возрождении национальной жизни автократизм стабилизационного периода перестает быть необходимым. Надо надеяться, что за этот исторически краткий период создадутся и окрепнут такие государственные и общественные институты, которые, во-первых, не позволят автократии переродиться в тоталитаризм, во-вторых, разбудят и организуют политическое сознание социальных групп и всего общества, чтобы подготовить страну и народ для жизни в условиях свободы, достоинства и верности национальной истории и национальным идеалам. Какую форму правления выберет сам свободный народ — решать народу и истории, но веруем и уповаем, что выбор будет в пользу православного монархического государства, где сословные интересы и национальные чаяния совпадают с историческим движением русского православного народа, всего человечества из времени в обетованную Вечность.
http://www.voskres.ru/idea/volodin10.htm
