Нынешнее, становящееся всё более очевидным по крайней мере экономическое сближение Москвы и Тегерана, безусловно, трудно назвать стремительным: у наших стран слишком долгая — более чем тысячелетняя как минимум — и слишком сложная история взаимоотношений, для того чтобы мы, что называется, кинулись друг другу в объятия.
Да и бэкграунд последних десятилетий не очень, казалось бы, способствует добрососедству: «исламскую революцию» в Иране в Москве восприняли, конечно, не так болезненно, как в Вашингтоне, но тоже, в общем, без особой человеческой радости. Да и в Тегеране тех лет Советский Союз, напомним, объявлялся хоть «малым», но всё-таки «сатаной». И это были вовсе не эмоции, а вполне осознанный выбор пришедшего к власти в результате этой революции религиозного и политического руководства страны. Сейчас прямо на наших глазах ситуация хоть, может быть, излишне неторопливо, но фундаментально и радикально меняется. И это было бы как бы, наверное, глупо даже и отрицать.
И причины тут, разумеется, не только в смене государственной идеологии в нашей стране, хотя нынешнее демонстративное покровительство РФ традиционным религиям, как и не менее демонстративное отторжение от любых видов и форм современной западной политической и идеологической, Господи прости, педерастии, в Тегеране, разумеется, не могли не оценить. И дело даже не в том, что мы снова стали серьёзной по крайней мере региональной силой, с которой стоит считаться, — а на Востоке это всегда уважалось: СССР, даже тот, дряхлеющий, был силой ничуть не меньшей.
Но никто в Иране симпатизировать ему отнюдь не собирался, а вопрос какого-либо экономического взаимодействия был фактически исключён.
Теперь же именно вопросы стратегического экономического взаимодействия, вполне очевидно, становятся фундаментом совершенно нового типа отношений, и именно это, несмотря на все взаимные сложности, которых никто и не думает отрицать, внушает определённый исторический оптимизм.
Сейчас попробуем пояснить.
Уже первая неделя наступившего 2024 года принесла сразу несколько весьма любопытных известий, пусть, казалось бы, и не сильно масштабных, и довольно фрагментарных, которые тем не менее складываются в достаточно занимательную мозаику.
Во-первых, судя по всему, начали приобретать реальное наполнение договорённости, достигнутые в конце прошлого года в ходе визита главы иранского Центробанка в Москву. Напомним, что тогда Мохаммад Фарзин заявил, что валютное соглашение между Ираном и Россией, которое позволит вести торговлю в рублях и риалах, будет подписано уже в первом квартале 2024 года. Более того, Фарзин и Набиуллина по итогам встречи договорились для начала открыть кредитную линию на сравнительно небольшую сумму — 6,5 млрд рублей — для импорта Ираном необходимых товаров из России.
В свою очередь, как сообщает агентство Tasnim, иранский банк Sepah открыл первый после восстановления американским Минюстом санкционного режима против исламской республики зарубежный аккредитив для импорта товаров из России.
А на днях член исполнительного совета Фонда национального развития Ирана Хосейн Айвазлу и вовсе официально объявил, что фонды национального благосостояния России и Ирана начинают создавать совместные инвестиционные комитеты для осуществления проектов в нефтегазовой, нефтехимической, фармацевтической и ряде других отраслей.
Да и в других сферах Москва и Тегеран взаимодействуют, мягко говоря, довольно успешно и взаимовыгодно.
И причины, повторимся, тут не в политических и/или идеологических симпатиях и антипатиях, а исключительно в такой приземлённой и прикладной области, как экономическая география: так сложилось, что на уровне региона мы друг другу объективно очень нужны.
Просто в качестве примера и иллюстрации ещё одна из громких экономических историй последних дней. Как в конце прошлой недели справедливо напомнил коллегам министр дорог и городского развития Ирана Мехрдад Базрпаш на заседании правительства исламской республики, Российская Федерация, помимо всего прочего, несмотря на объективные санкционные сложности, всё-таки выделяет кредит в размере €1,3 млрд для продолжения строительства железной дороги Решт — Астара. И эта дорога будет окончательно введена в эксплуатацию уже в не таком далёком 2027 году.
После чего проект транспортного коридора «Север — Юг» можно будет считать окончательно оформившимся, а грузы из Европы смогут попадать по железной дороге к берегам Персидского залива и далее в индийский Мумбай, проходя через территорию России, Ирана и Азербайджана: да, это дороже, чем морем, но безопасность в наши дни, увы, категория вполне себе даже экономическая.
И особенно это становится очевидным прямо и непосредственно сейчас, когда, если верить вчерашнему заявлению госсекретаря США Энтони Блинкена, сделанному на совместной пресс-конференции с премьер-министром Катара Мухаммедом бен Абделем Рахманом Аль Тани, атаки со стороны йеменского движения «Ансар Аллах» (хуситов) в Красном море довольно наглядно затрагивают интересы более чем 40 стран и нарушают почти 20% мировых морских перевозок.
При этом скромно напомним любознательному читателю, что именно на контроле над глобальной морской торговлей, а отнюдь не на всемогущем долларе, как в этом уверены либеральные финансисты, зиждется реальная экономическая и торговая мощь США. И вот от этого гигантского пирога сейчас собираются «откусить» не только Китай с Россией, развивая взаимодействие по трансевразийским логистическим коридорам и центральноазиатскому «проекту пояса и пути», но и Российская Федерация с Ираном и дружественно-нейтральной Индией.
А это, по оценкам экспертов, при выходе транспортного коридора «Север — Юг» на проектную мощность — очень серьёзная доля рынка, некоторые оптимисты даже называют цифры вплоть до 15% всей континентальной торговли.
Для того же Тегерана и с интересом посматривающего в эту же сторону не только Нью-Дели, но и ставшего недавно полноценным членом БРИКС Эр-Рияда очень серьёзный «приз». Да и для нашей страны, в принципе, тоже. Ну и для России, вы будете смеяться, несмотря на то что Иран сам весьма богат углеводородами, это и ещё один транспортный хаб с доступом на вожделенные воды Индийского океана и прямым выходом на премиальные рынки Юго-Восточной Азии.
Потому как Северный морской путь — это, безусловно, хорошо. Но и этот маршрут тоже найдём чем, извиняюсь, занять.
Поэтому то, что у нас сейчас происходит с Ираном, вообще-то, называется просто: как говорилось в известном советском фильме, «тут у него любовь с интересом». И прорабатывающиеся сейчас элементы стратегического взаимодействия экономик наших двух стран, которое, сразу говорим, вряд ли будет простым (персы — древняя цивилизация, которая весьма себе на уме, но мы к этому готовы), прежде всего тем и интересны, что в них можно попытаться разглядеть фрагменты того нового многополярного мира, в котором, надеемся, всем нам придётся и, наверное, даже просто хочется жить.
Кстати, просто в качестве ещё одной иллюстрации.
Вполне возможно, что удивительно сдержанная позиция Исламской Республики Иран в ответ на всевозможные провокации вокруг событий в Газе — это тоже часть данной мозаики. Для реализации подобных мегапроектов нужны прежде всего безопасность и стабильность. И крайне нежелательна любая большая война.
