Интервью Пламена Сивова с д-ром Николаем Михайловым - психиатром, магистром богословия, депутатом 40-го Народного собрания Республики Болгарии
Идея о начале отсеивания апокалиптического «малого стада» от «массы погибающих» (massaperditionis) по критериям страха или бесстрашия перед ковидом 19, по моему скромному мнению, самое плохое, что могло бы прийти в голову в связи с этой пандемией
- Коронавирус и связанный с ним мировой медицинский кризис поставил всех нас в новую ситуацию – независимо от развития событий в разных государствах, все понесли серьезную психологическую нагрузку. Как, по-вашему, с этим справляется болгарское общество?
Справляется прилично, по мнению некоторых, блестяще: мы сотворили «мировое чудо» - утверждает премьер-министр Борисов. Другие говорят о «посягательстве на конституционные права» и о «суде для хунты». В общих чертах медийная риторика была гуманитарно ориентированной, «сентиментальной»: спасем жизнь, защитим наших матерей и отцов и т.д.… Появились добровольцы на переднем фланге, рядом с медицинским персоналом. Позже моральный пафос заглох, мы вернулись к прозе «здравого смысла». Пробил час «альтернативных» специалистов. Оспорили решения Штаба «в принципе» и, подозреваю, – на честолюбивой основе. Получилась инфляция «компетентной речи», хаос «истин».
Альтернативная точка зрения ссылается на цифры, расчеты и в некоторых случаях – на конспиративные объяснения. Но замалчивается, как мне кажется, досада от «жизнелюбия» третьего возраста и свое «мудрое» спокойствие перед перспективой его ускоренного и «программного» вымирания. Будем думать об экономике и всеобщем благе. А общее благо в этой интерпретации предполагает нюансированную и «неизбежную» сегрегацию по возрастному признаку. Логика бизнес ориентированная и – дерзаю сказать - «дарвинистская»: глупо инвестировать публичные средства в «старых и больных» при недостаточной возвращаемости инвестиций. Нужно ограничить ущерб «качеству жизни».
Нет никаких сомнений: социальная изоляция («жемчужина мер»), обоснованная благородно, как забота о других – это, ввиду неизбежности, непродолжительное упражнение, пережитое сначала как долг, позже – как досадный долг и в конце – как риск сумасшествия, «если все это не прекратится». Такова парабола пандемического «благородства». Сначала давались объяснения, что к уязвимой группе с сопутствующими заболеваниями требуется щадящее отношение при общем соблюдении введенных мер. Соблюдение инструкций требовалось и от «молодых», чтобы снизить риск для «старых и больных», поскольку контакт с ними практически неизбежен, независимо от их изоляции.
Страх людей в возрасте звучит несколько неприлично, поскольку он конкурирует с жизнелюбием «сынов и дочерей». Заповедь «почитай отца своего и мать свою» обязывает, но не безусловно, а лишь в пределах здравого смысла и обычной практики. Эта заповедь в ее современной редакции имеет и свое парадоксальное «продолжение». Морально вменяемый «в возрасте» должен отзываться на предоставленную ему заботу, первое, с благодарностью, с большой благодарностью, и второе – с отказом от чрезмерной заботы об удлинении своей в общем-то исчерпанной жизни. От старости требуется «мало»: дать жизнь и наследство. Передайте эстафету. Всем нам нужно привыкнуть, говорит один христианский мыслитель, к идее, что «в начале нас не хватает, а в конце мы мешаем». А одна еврейская поговорка безмилостно напоминает, что «сначала наши дети не дают нам спать, а в конце – жить». Мрачный взгляд, возможно немного циничный, может быть преувеличенный, а может реалистичный – кто как предпочитает.
Истина заключается в том, что в эти времена тотального рынка и потребительства, жизнь воспринимается как собственность, благо, которое трудно делить, а, следовательно, как предмет спора и договорных отношений. Нечто как дело о праве собственности или, точнее, бизнес-отношениях. Этика дара утопична, этика рынка – реалистична. «А вы говорите: если кто скажет отцу или матери: дар Богу то, чем бы ты от меня пользовался…» (ср.Мф15:5; Мк.7:11).
Так называемая постпандемическая «нормальность» есть ни что иное как старое доброе потребительство в лихорадочном варианте. Наверстывают «жизнь»…
Справляется тот, кто остается спокойным. Верная и не очень оригинальная мысль. Тревожащийся слаб и маловерен. Не мыслит, а терпит. Но это уже спорно, потому что есть «нюансы»…
О таком «нюансе» рассказывает Виктор Франкл, знаменитый австрийский психиатр и философ: Первая мировая война. Два офицера – немец и еврей – бок о бок на поле боя. Поблизости разрывается граната. Еврей трясется от страха, немец остается спокойным. Немец замечает страх коллеги и говорит: «Теперь вы понимаете разницу между еврейской и арийской расами?» На что еврей отвечает: «Господин майор, если вы боялись бы так, как я, то давно бы уже бежали с поля боя». Кто из них умный? А кто – смелый?
- Как вам видится ситуация в православной церковной общности? Как объясняете разделение и противостояние среди верующих? Люди взаимно обвиняли друг друга, одни – в отступлении, другие – в фанатизме и невежестве. Почему, по-вашему, мы разделились вместо того, чтобы стать более сплоченными перед общей опасностью?
Я просматриваю иногда православный, околоправославный и просто политический интернет, где разворачиваются эти баталии, но, должен признаться, что я решил переосмыслить эту привычку как вредную для здоровья. Так называемые социальные сети меняют людей и способ их общения. Медиа – это послание, учил Маклюэн. Быстрая, абортивная речь, безличная коммуникация на «далеком расстоянии», церемониальная суета, «лайк» или «дислайк». Клавиатура все стерпит.
Ударные группы либералов и консерваторов, верных и неверных изображают из себя «голодных и жаждущих», но не правды, на что они претендуют, а превосходства и полемического экстаза. Ничто не подавляет более, чем сочетание благочестивого смиреннословия с глупостью и иконами с «проклятиями». Чем вера с «актуальностью». Зилоты звучат как активисты ВМРО (националистическая партия Болгарии), а либералы – как учителя по «европейским ценностям». Я Павлов, я Аполосов… Если случится, подавшись любопытству, зачитаться подобным «дискурсом», потом тебе понадобиться неделя, чтобы прийти в себя. Где-то я наткнулся на «монаха» с подобным амплуа, рыцаря евроатлантизма. Но это уже клиника на святом месте. Сумасшествие крепчает и не может остановиться. В политике, в вере, всюду. Всюду, где не решен вопрос самоутверждения.
Далеко не все голоса в сетях являются патологией, есть и вменяемые люди, правдивые голоса. И таких не мало. Эти голоса привлекают слух, но обычно ценой сопутствующего ущерба от идеологически «издерганных» людей и блуждающих по сети люмпенов. Утверждаю, что вход в эту «сеть» наносит ущерб и практически никогда не возвышает. В этих сферах человек оперирует преимущественно нижними этажами души, побуждаемый любопытством «впрыгнуть» в эпицентр какого-нибудь конфликта, чтобы показать себя, увидеть и победить. Там, где возникает спор о существенном, он заканчивается безразличием и крамолой. То есть без результата или с плохим результатом. И тогда какой смысл в такой встрече?
Что случилось с «богословием карантина»? Предсказуемое разделение по идеологическому признаку. Европа и Варфоломей сказали – «на ключ». Консерваторы – «вход свободен». Священный Синод БПЦ рекомендовал нечто среднее, дал свободу выбора. Ретроспективно позиция выглядит разумной, может приютить и «боязливых», и «смелых». Но богословски исчерпывающий ответ еще предстоит, потому что его ожидают. От всех православных церквей и нашей включительно.
Пандемия поставила вопрос об эпидемиологической безопасности в храме, о чем спорят, ссылаясь на церковную практику и исторические прецеденты. Цитируют св. Никодима Святогорца и другие авторитетные источники. Между тем, предпочитаю думать, что дилемма не в «очень верующий» и «мало верующий», а в ответственный и безответственный. Когда стандартный «маловерный» (кто не таков, пусть первым бросит в него камень) спрашивает, может ли он заразить свою жену, мать или просто соседа, ответ не должен быть формально догматичным и легкомысленно вдыхающим кураж, а реалистичным и ответственным, основанным на глубоком церковном осмыслении. Потому что вопросы имеют основание, а ответы морально обязывающими и пастырски неизбежными.
Священнослужитель, который проходит мимо вопроса с триумфализмом храбрости и примерного верующего, враждует с реальностью и пренебрегает человеческой тревогой, чего, как мне кажется, не нужно делать. Версия, согласно которой вирус существует на экране телевизора и в воображении испуганных, мягко говоря, неполная. Это не есть истина вопроса.
Случившееся в больших русских монастырях, где порой монахи были заражены поголовно, да и во многих других местах православного мира, иллюстрирует реальность проблемы и обоснованность тревоги. Умерли монахи, священники, миряне, среди которых, по трагичной иронии, многие активисты «исповеднического» настроения, отрицавшего пандемию. Неважно, что это случилось «где-то», а не «здесь». Церковь одна и едина (должна быть), а не разделенная. Тревога общая.
По милости Божией, Болгарию Он пока щадит, но этого нельзя предвидеть, а мы и не знаем что предстоит. Поэтому вопросы неизбежны, ответы – тоже.
Разделение, о котором вы говорите, неизбежно, пока продолжается неясность: потом станет спокойнее (такова надежда). На данном этапе один поступает так, другой – по-другому. Эта позиция дает свободу, но в нашем случае не внушает уверенности. Не физической или психологической, а другой уверенности. Знаю людей, которые терзаются, сомневаясь в своей или в чужой правоте, вопрошают безответно, потому что не могут дать ответ сами. А не могут, потому что не имеют дерзости (или дерзновения) это сделать.
Одно ясно. Идея, что началось отсеивание апокалиптического «малого стада» от «массы погибели» (massaperditionis) по критерию страха или бесстрашия от ковид 19, по моему скромному мнению, самое плохое, что могло кому-то прийти в голову в связи с этой пандемией. Болгары более трезвые, они нелегко теряют рассудительность, но, например, русские, способны на «чудеса» в сфере «чрезвычайного». Экстремизм не подлежит рациональному контролю. Существует голод на возвышение в критической ситуации. Слабые в вере с сильным эго «налетают» на чрезвычайные ситуации, чтобы использовать их в нарциссических целях. Особенно при сплоченности в группу «избранных». Тогда они группой взлетают на крыльях неосознанного самомнения.
Существуют и варианты «принципиальной» фанатизации с «исповедничеством», но не на некоем «костре», а в фейсбуке. Это голоса «вопиющих в дигитальной пустыне», свидетелей «здравого разума» и «красивого бесстрашия» Я верующий, я свободен – апеллирую, чтобы вы заметили. Поставьте «лайк», склоните голову. Все это имеет смешную, неофитскую сторону. Из этой искры не разгорается пламя, а получается поза. Кич.
Несомненно, существует и другая крайность, другая «фанатизация» - неуверенного в себе человека, склонного к сильной тревожности, колебаниям и мнительности. Такой человек живет в режиме страхов о здоровье и угрызений совести. Пастырская проблема в том, чтобы разглядеть эти состояния и дать напутствие с вниманием и тактом. Духовники с опытом обладают знанием по этой проблематике.
Мне кажется бесспорным, что человеку сегодня достаточно зеркала, чтобы заметить, что он вообще не годится быть примером, а еще меньше – «избранным», представлять себя «рыцарем веры» перед всеми. «Тот жил хорошо, кто скрылся хорошо» - говорит прп. Феодосий Печерский. Но чтобы скрыться в эру социальных сетей и тиранической публичности – это требует смелости, большей, чем смелость сказать: «долой маски!» «Суета всем нам льстит» - говорит апостол Павел. Отсюда и «разделения»…
– Почему некоторые увидели в мерах безопасности гонения против Церкви? Какие страхи открыли эти меры?
Меры безопасности (дистанции и маски) нужны для мира, а не для храма. Так говорят. Эти меры – для профанного, а не для сакрального пространства. Храм благодатно гарантирован. Вирус боится иконы. Литургия с масками означает кич и маловерие. Предположение, что в храме возможна зараза – кощунство. Слух об эпидемии (потому что эпидемии нет, а есть слух о ней) проверяет веру. Те, кто боится, оставляют храм по причине религиозного малодушия. Они саlapsi (отпавшие). Они «ненужные» (о. Андрей Ткачев). Получается нечто вродедонатистского раскола, «духовные» против остальных… Подобный кризис несколько лет назад вызвала сага с паспортами и «числом зверя». Тогда подключились и «благодатные» старцы с Афона, посоветовали бегство в горы. И в конце все приспособились, приняли пресловутое «число». Между тем некоторые покончили жизнь самоубийством от отчаяния из-за своего «отступничества». Тогда «паспорта», теперь – «меры»…
Эта психология рецидивирует в истории, независимо от гонений, как специфичный духовный риск, связанный с человеческой гордостью, всегда готовой (или, по крайней мере, выглядит такой) на «всесожжения и жертвы» в назидание малодушным и ради своего удовольствия.
Описанное крайне, и для болгарской церковной действительности, вероятно, преувеличено. Но для широкого контекста православного «исповедничества» оно, как мне кажется, вполне подходяще. Как и можно было ожидать, РПЦ в данный момент является полигоном всевозможных апостасийных страхов и экзальтаций, крайних позиций старообрядческого типа. Подобные проявления есть везде. Не очень массовые, но шумные…
Те, кто «гонит Церковь», не наивны, а лукавы. Они знают, что эффективное гонение осуществляется изнутри, а не снаружи- посредством легко распознаваемого давления. Методология подлая, но зрелищная.
Церковь не «отступает», когда сообразовывается с противоэпидемическими мерами, а когда пастыри не знают что думать или отказываются думать по поводу реального эпидемиологического события. Стадо рассеивается под внешним давлением и разлагается изнутри. Не уверен в том, что есть гонение и какое гонение более опасное: исходящее от ВОЗ или из Фанара…
- Является ли признаком сильной веры утверждение, что для христианина стыдно заботиться о своей физической жизни? Может быть есть какие-то психологические объяснения этой позиции?
В каждом учебнике по христианской этике фигурирует раздел о телесной жизни, о том, как и в какой степени нужно заботиться о «храме тела», о «брате-осле» (Франциск Ассизский). Христианин ничего не добьется, если «предаст тело на сожжение», и еще меньше, если предоставит его пресловутому коронавирусу - просто так, от самомнения и глупости.
Какая-то статистика поставила Болгарию на первое место по доверию к конспиративным теориям происхождения вируса – это идет в комплекте с некоторыми другими изобретениями мирового заговора против человечества. Что вы об этом думаете: может ли провести ясную границу между здоровым скептицизмом и болезненным конспиративным суеверием?
Страдающий паранойей не подозревает о том, что он прав – писал З. Фрейд, основатель психоанализа. Параноик- сумасшедший, но его сумасшествие нащупывает истину, таков забавный парадокс. То, что звучит бредово, иногда оказывается верно. «Был он философ или был он сумасшедший?» – вопрошает поэт. Ответ не всегда прост.
Чтобы понять истину, нужно сильно отклониться от общепринятого – настолько, чтобы на тебя сошла слава «странного», даже и «безумного». Для мира истина – безумие, а безумие – «мудрость» (апостол Павел).
Власть называет конспирологией истину о себе, которую она скрывает. Власть криминализирует эту истину. Асанжа мучили в американской тюрьме не за то, что он лгал, а потому что он не лгал – это его преступление. Истина об этом мире будет «явлена», когда этот мир явится на Суд.
Между тем мы знаем, что «князь мира сего» не симпатизирует Церкви, а имеет намерение преследовать ее до конца света. Это означает, что конспирологическая интуиция о мировом «заговоре» имеет «определенные основания». Но эта интуиция лаицизирована, сведена к «частным случаям»: илюминаты, Билл Гейтс, ВОЗ и т.д. Однако, более важен заказчик, исполнителей – легион…
Христианин знает историю «генерального заговора», что существенного может прибавить к этому знанию рыночная конспирология? Создан ли вирус лабораторно и хочет ли Билл Гейтс нас чипировать? Очень любопытно, если это будет доказано, но это не будет удивительным. Может это так, а может и нет. Ответ не меняет «тренда». Сегодня сильные мира сего сообщают о своих планах прямо. «Ужас» опубликован: постистина, трансгендерная ревизия пола, дети без родителей, постчеловек. Это уже не конспирология, а прикладная апокалиптика…
Один афонский старец говорит: «Зачем мне тревожится, коль я могу молиться?» Бесценный совет. Молитва есть действие, единственный разумный акт. «Близ Господь… (Пс.144:18).
Перевод с болгарского Янины Алексеевой
