«Когда в последний раз глаза закрою, доверчиво, как в детстве открывала…»

Анастасия Ивановна Цветаева прожила долгую жизнь. И вся ее жизнь была как бы странствием, часто и в буквальном смысле: в непрестанных дальних и не очень дальних поездках до самой смерти. Это удивительная жизнь, отмеченная Богом. Сколько вмещает она щедрых даров — встреч, дружб, сколько страданий, смертей и разлук!

В первые минуты после смерти лицо умершего человека сохраняет отпечаток только что отлетевшей души. И лицо Анастасии Ивановны после того, как она прошла уже до конца все испытания, — внешние и внутренние — отражало какую-то глубокую умудренность вечностью, величие и доверчивость к Богу.

Каждый, кто встречался с Анастасией Ивановной, наверняка скажет о ней, прежде всего, что это было удивительно легкое и светлое существо. Она обладала прекрасным чувством юмора: никогда не унывать было ее природным свойством. Однако в ее легкости и веселости было нечто большее, чем то, что открывалось видимой стороной. Достоевский говорил: «Кто весел, тот верит в Бога». Такое видение жизни было присуще и Анастасии Ивановне. Что бы ни происходило, как бы ни было горько и темно, все равно есть иная, главная глубина, есть Бог, все будет в конце концов хорошо. Такой же была у нее способность воспринимать людей: плохое в них как бы случайно, оно не может заслонить человека, как не может и обмануть, потому что человек по сути своей все-таки хороший. Между прочим, в этом отличие ее от Марины и от всех тех, кто знал мистику, но не знал Искупителя, и потому был исполнен отчаяния.

Она неизменно, в течение последних лет, подписывала свои письма откуда-нибудь из Кясму, или Коктебеля, или Переделкино: «Целую Вашу руку. Ваша 82-летняя (или: Ваша 97-летняя) дочь Анастасия». Я понимал, что я тут ни при чем. Руку священника, благословляющую благословением Христа, она целовала, как руку Бога, к Которому была исполнена бесконечного доверия. Она хорошо знала, что жизнь человека зависит прежде всего от милости Божией, знала об этом всегда! С юных лет у нее были порок сердца и туберкулез, однако Господь подарил ей почти 100 лет жизни. Когда следователь (ее взяли за то, что она была «богомолка»), угрожал: «Мы тебя сгноим, сошлем туда, откуда тебе не будет возврата», она отвечала: «Вы тут ни при чем. Бог предал меня вам за мои грехи. И вы сможете меня сослать только туда, куда сошлет меня Господь. Вы не можете сделать мне ничего, кроме того, что мне сделает Бог».

Ей дали 10 лет сибирских лагерей, где все были обречены на умирание среди малярийных болот, — их заключенные должны были осушать. И случилось так, что наступили три засушливых знойных лета, и болота были осушены солнцем. Так жизнь заключенных была защищена Господом.

Когда кончился срок лагерей, она была приговорена к «вечному» поселению. И многие, жившие в лагере надеждой на освобождение, не выдерживали. Надорванные долгой каторгой, от отчаяния умирали. Анастасия Ивановна с удивительным спокойствием встретила приговор.

Разумеется, были у нее и срывы, но Господь всегда учил ее тайне упования на Бога. Когда Анастасия Ивановна в заключении узнала о смерти Марины, в ней что-то вдруг надорвалось: она плакала и плакала дни и ночи. И во сне явилась ей сестра и, показав на свой гроб, сказала: «Что ты заливаешь меня слезами? Ты просто топишь меня своим плачем».

Ей дано было узнать страшную, адскую зависимость людей друг от друга, когда в огромном бараке было набито народа, как в бочке сельдей. Если кто-то хотел повернуться затекшим, измученным телом на другой бок, то весь барак принужден был тоже поворачиваться. Но ей дано было знать и иную, добрую зависимость в любви, где вся радость жизни исходит от общения с Богом и другими людьми. У нее было всегда огромное стечение народа. Она постоянно была занята тем, чтобы достать кому-то лекарство, кому-то выслать что-то нужное: деньги, вещи, или еще что-либо. Всегда звонила мне с просьбой помолиться сейчас же, немедленно о ком-то, кто был болен, или кто только что умер. И на конверты всегда выносила напоминание, как заголовок, там, где адрес пишется: прошу молиться, особенно о рабе таком-то и таком-то.

Ее веселость, какая-то детскость, доверчивость, связаны с другой ее чертою, которая раскрывается в последний час, когда Церковь поет: «Цари и нищие равны в достоинстве», когда новая жизнь дается человеку. Она других людей воспринимала, не различая, кто они — цари или нищие. Сама умела жить по-царски: была щедро одарена жизнью, особенно в юные годы. Но знала и самую горькую лагерную нищету. Однако и после ссылки она была органично равнодушна ко всему, что касалось ее одежды, еды и личного быта. И неслучайно ее жизнь запечатлена особым почитанием блаженной Евфросинии, княжны Вяземской, фрейлины Екатерины II, которая прожила более 100 лет.

Жизнь этой святой по духу своему очень близка жизни Анастасии Ивановны. Узнав Христа, Евфросиния оставила двор, приняла вначале монашеский постриг, потом, по благословению митрополита Филарета Московского, взяла на себя подвиг юродства и достигла высоты подлинной святости и чудотворения. Материал к ее канонизации был напечатан в книге, которая попала к Анастасии Ивановне от знакомых монахинь, пребывающих вместе с ней в «вечной» ссылке. Она переписала эту книгу, перерисовала портрет блаженной Евфросинии, с которым никогда не расставалась, и вскоре ощутила чудесное заступничество блаженной Евфросинии. Святая не раз помогала Анастасии Ивановне. И как только она была освобождена из ссылки, первым делом по приезде в Москву отправилась искать место погребения блаженной, часовню, где руками подвижницы был выкопан источник. В течение многих лет мы совершали вместе поездки к преподобной Евфросинии. Сначала поездом до Тулы или до Серпухова, или до Алексина, потом автобусом, набитым людьми, и еще пешком несколько километров. Анастасия Ивановна каждый раз готовилась к этому паломничеству торжественно, деловито, целую ночь собирая вещи на любую погоду. Друзья улыбались, но уважительно молчали, понимая, что опыт ссылок и лагерей вошел в ее плоть и кровь, научил ее быть готовой ко всему.

Много чудес было в жизни Анастасии Ивановны, связанных с блаженной Евфросинией. Расскажу хотя бы о двух. Когда мы в первый раз поехали искать чудотворный источник, мы долго ходили по лесу, не находя его. Спросить было некого. Мы стали молиться блаженной Евфросинии. И скоро увидели над головой звенящего жаворонка. Он немного отлетал от нас, и снова возвращался, как бы приглашая следовать за ним. Этот жаворонок и привел нас к источнику. Анастасия Ивановна подробно описала этот случай в одной из своих книг. И еще одно событие, не менее замечательное. Мы сидим с Анастасией Ивановной на пахотном поле около села Колюпаново. 1980-й год. Кирпичи и холмики земли на месте разрушенного храма Казанской Божией Матери. Ничто не предвещает крушения советской власти. Анастасия Ивановна сказала: «Лет через десять-пятнадцать здесь будет женский монастырь. Я подсчитала по срокам, о которых говорили монахини, находившиеся со мной в ссылке». Я говорю ей: «Анастасия Ивановна, как такое может быть? Посмотрите, где мы находимся!» Анастасия Ивановна твердо отвечает: «Не знаю как, но такие люди не ошибаются». «Такие люди» означало монахини, и непросто монахини, а мученицы и исповедницы. Так сильна была вера Анастасии Ивановны в заступничество блаженной Евфросинии и в молитвы тех, кто своей жизнью платил за почитание ее. Можно только добавить, что в 1988 году блаженная Евфросиния была канонизирована Московской Патриархией. А в 1995 году (как и предсказывали монахини) открылся монастырь. И паломничество к святым мощам блаженной Евфросинии и к ее целебному источнику с каждым годом возрастает.

Блаженная Евфросиния была как бы постоянной спутницей Анастасии Ивановны все эти десятилетия. В одну из наших поездок Анастасия Ивановна завела очень серьезный разговор о том, что собирается оставить Москву, всех знакомых, поселиться около блаженной Евфросинии и провести остаток своих дней в молитве и покаянии. Между прочим, с 28 лет Анастасия Ивановна несла тайно особый подвиг: пострига она не принимала, но дала обет безбрачия, неядения мяса, нестяжания. По существу, это были все подвиги, которые должна нести монахиня.

Любовь к литературе, московские общения оказались в конце концов сильнее, но она с достоинством принимала свой жребий, исполненная неизменного доверия к тому, что дает ей Бог. Никакая суета, никакие испытания не могли замутить эту ее доверчивость к Богу и помешать ей свидетельствовать о Христе: из огромного потока почитателей Марины и ее собственных книг она многих приводила ко крещению или к первой исповеди.

Собственно, вся тайна жизни и смерти христианина заключается в том, что Господь сказал на Кресте: «В руки Твои предаю дух Мой». И как она сама в юности пророчески написала о все завершающем дне: «Когда в последний раз глаза закрою,// Доверчиво, как в детстве открывала…»

Протоиерей Александр Шаргунов, настоятель храма свт. Николая в Пыжах, член Союза писателей России