Что делать с мигрантами?

Недавняя ситуация со скальпированием неформала Юрия из Электростали (кстати, вот счёт, на который можно выслать ему вспомоществование – 2202 2062 5074 2728, Сбербанк) вызвала, что называется, «толки».

Больше всего в них поразили реплики вроде «да какой он русский, панк типичный, правильно ребята сделали». То есть, некоторыми национально мыслящими напрямую подразумевается, что всех «этаких», «подвергшихся влиянию Запада», выкрасивших волосы в разные цвета, следует по возможности публично брить наголо, и «шариатские патрули» тут вовсе не порочная, а нормальная такая традиционная практика…

ЗИМА ТРЕВОГИ НАШЕЙ. Миграционная политика страны сегодня не просто «обсуждается» – она нарывает и саднит, и нарывы эти, увы, рукотворны.

Причины, по которым они образовались, на поверхности: правовое и имущественное положение самих мигрантов, идеология, которую они в себе зачастую несут, и… их средний возраст. Он в наших условиях непозволительно низок (40% – до 30 лет, ещё 25% – от 30 до 40, и только 35% – от 40 лет). Вывод один: если бы в России работали только те, что застали Советский Союз, ситуация могла бы быть совершенно иной.

Работодателям, видимо, не до осознания всей полноты ответственности за приглашаемых в страну специалистов, и какие не просто «социальные условия», но и уровень сопровождения они обязаны им обеспечить, а равнодушное и такое же потребительское со стороны чиновничества отношение к иностранным специалистам производит с ними преображение весьма нежелательного свойства, создаёт питательную среду для распространения экстремистских идей.

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ОБ ЭКСТРЕМИЗМЕ. О том, что такое экстремизм, наши законы говорят весьма бегло и неподробно. О ваххабизме как идеологии знают исключительно специалисты, но вкратце – это огромный соблазн, рассчитанный на людей простых представлений об истории и культуре, и бьёт он точно и наповал.

Во-первых, заявляют люди, причастные проповедям специфического содержания, все священные книги, кроме Корана, злокозненно переписаны, и трактовки смещены в сторону подчинения мировому иудаизму, исказившему даже Христово учение, не говоря уже о прочих.

Во-вторых, при определённом угле понимания Коран полностью освобождает личность от рабского служения мировым властителям, поднимает её на борьбу с ними, когда пассивную, а когда и весьма активную.

Месть за вековое угнетение (исламофобию) становится возможной в различных формах, доходящих до открытого вооружённого противостояния всем возможным властям.

Кто из получающих копеечную зарплату, вынужденных покинуть родные края не склонится перед чем-то подобным, особенно в молодые годы, когда реакция на малейшую несправедливость остра и мучительна?

О том, что об истории и России, и мира следует судить по более широко взятым во времени и пространстве признакам, как минимум, знать, из чего что образовано, какую идею в себе несёт, и по каким причинам до сих пор не сбылось мировое братство, проповедники духовной революции и имущественного передела говорить избегают. Им достаточно злокозненного искажения: на его месте они устанавливают башню священной войны против любого угнетения, законов и установлений.

Конечно же, когда ты молод, лучше поднять голову и видеть ужасающее убожество мира, и восставать против него всей душой. Но если тебя зовут погибать за правду еще совсем юным, становиться бомбистом, камикадзе, не лучше ли отстраниться от подобного призыва и найти иной способ доказательства бытию своего душевного жара? Если бы не нищета, такие вопросы разрешались бы гораздо легче. Калым «отменяли» ещё в годы Советской власти, но что остаётся делать молодому человеку, который хочет образовать семью, а заработать можно лишь через долгие годы в России?

КРАТКИЙ ЭКСКУРС В ИСТОРИЮ ХУЛИГАНСТВА. В послевоенные годы подростковые банды «шпаны», «безотцовщины» были в порядке вещей. Мало кто не попадал в эти круги, мало кто не прельщался надрывной уголовной романтикой, не вожделел о трофейном оружии.

«Стихать» начало не раньше второй половины 1960-х, и через полтора десятилетия – новая волна радикализации: «любера», «казанцы», «андроповцы» (ребята из Набережных Челнов), решившие самочинно вразмулять «беспутную» столицу.

Москве и Ленинграду хватало и своих радикалов: «фанатов», знаками которых были исписаны все подъезды и заборы. «Спартак», «Динамо», «ЦСКА» – метки, наносившиеся на все видимые городские постройки и их детали вроде телефонных будок, общественный транспорт. Беспутье усугублялось группировками западной ориентации – теми самыми «металлистами», «рокерами» (будущими байкерами), «панками», «хиппи», «рок-н-рольщиками» (стилягами), «роллерами». Больше половины – длинноволосые.

Поезда прибывали в Москву в середине дня, ребята организованно рассыпались по центральным и примыкающим к ним улицам, спускались в метро, устраивая настоящие облавы на «хайратых», затягивавшиеся на все выходные. Милиция, будто по команде, бездействовала, что породило слухи о специальных молодёжных формированиях под высшим партийным и государственным контролем, призванным, как он сам, контроль, считал, очистить атмосферу при помощи недвусмысленных намёков «акций». И, надо сказать, вполне верилось в то, что, утеряв любое влияние на молодёжь, допустив поток аудио- и видеокассет с рок-музыкой, журналов, значков, государство надеялось вернуть молодёжь в лоно комсомола некоторыми связанными с насилием способами.

Этнический элемент противостояния не выделялся даже «огоньковской» публицистикой: ребята из Татарстана или Башкирской АССР не воспринимались «чужими», «магометанами», ведущими какой-нибудь газават против неверных гяуров. Хотя кто может ручаться, что уже активно идущая тогда Афганская война не провоцировала внутреннего идеологического крена? «Гопники» воспринимались ультраконсерваторами, реликтами послевоенного бытия, и были соответствующим образом экипированы: сшитые на заказ широченные штаны, кепки и бритые головы намекали на 1950-е.

Спустя десять-пятнадцать лет наезжавшие в столицы остепенились до неузнаваемости: ушли в бизнес и охрану, занялись переделом крупной собственности. Лишённые ими пышных причёсок под западных рок-музыкантов отучились и сделались обычными служащими. Некоторые уехали.

СИТУАТИВНЫЕ ЧЕРТЫ. В российские города сегодня отлажен крупнейший за всю историю страны поток людей, родившихся уже в новом тысячелетии, имеющих исчезающе малое понятие о русской культуре и традициях, а иногда заряженных такими мыслями, одна публикация которых вызывает оторопь. В общих очертаниях их цели – своеобразная «реконкиста», завоевание жизненного пространства, вендетта. На их майках уже различаются надписи вроде «Поле битвы – Москва», и совершенно неясно, для кого эти изделия созданы: их могут носить и русские «правые», и те ребята из Узбекистана и Таджикистана, что «захватывают» футбольные поля.

Если речь не идёт о замещении исконного населения, совершенно непонятно, как будет решаться вопрос о будущем страны: кажется, никто сегодня и не думает об адаптации молодых парней из бывших союзных в современную российскую действительность. Правозащитники, такие активные, когда речь идёт о нарушении прав меньшинств, не хотят и в упор наблюдать нарушения прав большинства населения, его фрустрацию в связи с нарастающим потоком приезжих.

Поведенческие образцы для приехавших на работу в страну – точно такие же, как и для всех людей простого сословия: удачливые маргиналы. У национальных землячеств при этом свои герои, благородные борцы за счастье своего народа, и в лучшем случае параллельные России, а в худшем перпендикулярные или прямо действовавшие или действующие против России. На них основывается процесс взрывной радикализации настроений: Россия – «конченая» страна, русские – ничтожная, податливая и беззащитная нация, их женщины ведут себя легкомысленно, и уже поэтому с ними можно вести себя, как угодно, не опасаясь, что за них вступятся. И то же самое можно проделывать и с их детьми, и с ними. «Доминируй, унижай, властвуй»: в случае совершения преступления за тебя вступятся, помогут бежать, а спустя какое-то время забудут, простят, и можно будет вернуться и заниматься тем же самым, что до отъезда.

Об образовании национальных гетто, где не ходят «чужие», отечественная публицистика говорит уже лет эдак двадцать, но с тех пор проблема только усугубляется. По сути гетто – это районы компактного проживания (РКП) мигрантов, быт которых основывается на общих ценностях, часто на общем бизнесе – торговле легальной, а порой и граничащей с легальной. РКП создают комфортные условия для исповедования ценностей, привезённых с родины, гарантируют соблюдение прав каждого члена национального сообщества, но одновременно и формируют самые жёсткие внутренние иерархии, недопустимые с точки зрения современного российского права.

Гетто – это таборы, «общины на выезде», или, как у нас некогда говорили, «на заработках». И такое впечатление, что обществоведы год за годом упускают очевидное: за двадцать с лишним лет у нас появился новый общественный класс, весьма схожий в основных чертах миропонимания с тем самым «пролетариатом» из Маркса-Энгельса – люди, лишённые почвы, возможностей интеграции в общество, частью которого стали, обременённые безденежьем и весьма немалым количеством социальных и психологических проблем, угнетённые и, что самое страшное, ощущающие себя угнетёнными, да ещё и этнически не сходящиеся с основным населением.

Иностранный рабочий класс.

Сопоставляя с новым пролетариатом основное население страны – и людей физического труда, и интеллигенцию, и мелкую буржуазию, и государственных служащих – приходится констатировать, что прямого столкновения с национальными образованиями внутри страны без вмешательства силовых структур никто из них не выдержит.

Когда радикалы призывают «каждого честного человека, оставшегося по существу своему мужчиной и защитником своей семьи», немедленно вооружаться и давать отпор любому поползновению унизить или искалечить, они благодушно забывают о том, что законодательная база РФ уже множество десятилетий выстроена таким образом, что не то, что любое применение оружия, но малейшая попытка сопротивления грозит исключительно сопротивляющемуся. Понадобилось всего несколько десятилетий судебной практики для того, чтобы понять: сопротивляться себе дороже. Приговоры за сопротивление агрессии упираются в закон об оружии, а также в нормы о «допустимой самообороне», из которых следует, что никакая самооборона недопустима.

Русский человек подобен сегодня христианину на древнеримской арене: на него могут выпустить гладиатора, питона, пантеру, льва, и если он хочет войти в Царство Небесное, то не должен сопротивляться. В противном случае он испытает гнёт и со стороны «органов», и со стороны сплочённой национальной диаспоры. Ему будут угрожать и на следствии, и на суде, и после него вне зависимости от результатов, и, в конце концов, и в лучшем, надо признать, случае, он будет вынужден сменить место жительства.

У американца с его ультимативно прописанным в законе святостью и неприкосновенностью частной собственности и разрешением на ношение в сто раз больше шансов уцелеть и остаться на своей земле.

Но мы не менее имперская нация, чем американцы, и уже вокруг этого следовало бы основать и наше дальнейшее поведение, и в том числе с трудовыми мигрантами. Беда только в том, что правовое положение россиянина сегодня мало чем отличается от положения иностранца.

Когда несколько лет назад у нас много и с удовольствием писали о «гражданском обществе» и необходимости социальной интеграции, а потом, как по команде (видимо, она и прозвучала), смолкли, лицемерие сквозило именно в том, что реальных прав у постсоветского россиянина оставалось критически мало. Из прав советских оставались в ходу право разве что на бесплатное образование и медицину, но с годами область их применения основательно сузилась.

Чаемая самоидентификация у нас явно затянулась – в трёх соснах блуждает простейшая система определения «свой-чужой», а степень взаимного недоверия и внутреннего озлобления заставляют полагать, что национальной самоидентификации уже которое десятилетие просто не дают сбыться.

РАДИКАЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ: ТОТАЛЬНЫЙ ЗАПРЕТ. На необходимости ежегодного увеличения потока мигрантов в России настаивают и государственные ведомства, и предприниматели, интерес которых заключается в том, чтобы платить иностранным рабочим сравнительно меньше, чем гражданам страны. Это порочная практика, учитывая, что никакой ответственности за своего работника вне нахождения его на рабочем месте работодатель не несёт.

Работодатель не повышает ни образовательного, ни культурного уровня своего работника, ограничиваясь исключительно сферой точно таких же, как и у россиян, социальных отчислений в размере около 30%, из которых ОПС (пенсионное страхование) – 22%, ОСС (социальное страхование) – 2,9 и ОМС (медицинское) – 5,1%.

Работодателю решительно всё равно, что за его деятельностью неопровержимо встают вопросы о размытии русской идентичности – они его, вследствие тонкой «гуманитарности» на фоне быстрой прибыли, никак и ничем не волнуют. Пока государство смотрит на образование РКП или гетто сквозь пальцы, ворота страны распахнуты кому угодно, что в рамках ЕАЭС, что в рамках ЕврАзЭС, что ШОС, и уже поэтому в дальнейшем возможны совершенно любые эксцессы.

Образовательные центры для трудовых мигрантов (ОЦТМ) должны представлять собой первоначально одноступенчатую систему по утверждённой договаривающимися сторонами программе.

Естественно, что молодого человека, усаживаемого за парту в чаянии получения им каких-либо знаний, вынужденного ещё и экзаменоваться на предмет знания этнически чуждых ему классиков, программа, построенная только на русской классике и современности, вряд ли заинтересует, и манкирование занятиями, если система будет построена на добровольности, будет массовым. Именно поэтому она, увы, не может быть основываться на заявительном характере обращений, и несмотря на случаи «покупки» (хорошо, если не оптовой) свидетельств об окончании курсов в ОЦТМ, обязана функционировать исключительно для всех прибывающих в страну. Работодателю придётся пойти на уступку по времени: первые месяцы пребывания в России молодой человек будет половину времени работать, а половину – учиться, да ещё и посещать учреждения культуры – театры и музеи. Подобный график займёт его время полностью, а заодно и отвлечёт его от мыслей господина Раскольникова, если, конечно, наша страна не захочет в один прекрасный день сделаться старухой-процентщицей в его руках…

Основанием образовательной программы видится постоянное сопоставление и параллелизм культур: литературы, истории, технологий, музыки, архитектуры и дизайна. Желательной является проектная – конструкторская и изобретательская, гуманитарная – деятельность.

Спустя годы талантливые представители национальных диаспор смогут проявить свои таланты в полюбившихся им сферах, и с полным правом стартовать из курьеров и работников ЖКХ в отрасли с куда более высокой степенью добавленной стоимости и интеллектуальной ёмкости – например, в разработчики программного обеспечения, дизайнеры промышленного оборудования, переводчики с русского языка и на русский и даже, представьте себе, литераторы и философы.

И пусть внутренне многие из них не станут русскими, но воспитает их в любви к земле, на которой они учатся и работают, уже наша страна. Учителей не забывают – их превосходят.

И делать подобные шаги следует уже потому, что единственной, по сути, целью подлинно имперской политики является всемерное повышение образовательного и культурного уровня каждого попадающего в сферу притяжения той или иной культуры.

Сергей Сергеевич Арутюнов, доцент Литературного института им. Горького, научный сотрудник Издательского совета Московской Патриархии