В последнее время в связи с событиями в Малороссии/Украине обострился старый спор о том, какая идеология нужна России. В своей статье на РНЛ с выразительным названием «Боюсь вымолвить» Н.В. Сомин даже усомнился в нашей победе в этой спецоперации – именно по причине, как он считает, отсутствия у нашей страны (в отличие от националистической Украины) внятной государственной идеологии. «Идеология – это то, что двигает народами и государствами в земной истории. И как раз с идеологией в России дела неважнецкие – прямо по дедушке Крылову: «Лебедь рвется в облака, Рак пятится назад, а Щука тянет в воду». Как в воду глядел баснописец – Лебедь-Церковь тянет в мир иной, раки-консерваторы призывают вернуться к царской России, а либеральная щука тащит нас в омут рыночной экономики. «А воз и ныне там», – никакой идеологии нет».
Неужели, в самом деле, с идеологией у нас такой провал? Для начала давайте вспомним, что идеология, в собственном смысле слова, это «реальность понятия», как сказал бы Гегель. Проще говоря, идеология – это идея у власти, властвующая идея, которая на практике предопределяет действия (поступки) страны, нации, отдельного человека. Одна из главных ошибок марксизма и состояла в том, что он бытие ставил впереди сознания. На самом деле наоборот – сознание определяет бытие, как личное, так и общественное. Во всяком случае, это прямо следует из христианского понимания человека как образа Божия, которому дана свобода полагать свою жизнь в перспективе высших духовных целей, а не только в интересах той или иной технологической или политической формации. Точно также народ как соборная (коллективная) личность строит свою судьбу как творческий процесс, за который он даст ответ на Суде, а вовсе не как пассивный «экономический персонаж», автоматически следующий за продиктованными ему «базисом» рыночными законами и т.п.
М. Хайдеггер в своё время убедительно показал, что сама постановка вопроса о материальном успехе (фаустовской власти над сущим) в рамках западной цивилизации в истоке связана с забвением бытия (читай – Бога) как следствия превращения мира в предмет потребления, в подручный материал. Здесь и пребывает начало западной – в том числе марксистской – идеологии, которая еще со времен Возрождения и Просвещения подавала себя (особенно в англосаксонском варианте) как агрессия, как «знание-сила» (Ф.Бэкон).
Какое это имеет отношение к России? Самое прямое. Со времен Крещения русской идеологией – правящей идеей – у нас явилось Православие, которое Ф. М. Достоевский совершенно справедливо назвал «нашим русским социализмом». Именно с этой идеологией под водительством московских царей Русь стала крупнейшей империей Евразии, от Днепра на западе до Тихого океана на Востоке. О метафизических границах русского царства гениально написал Ф.И. Тютчев в своей «Русской географии» (см. ниже), имея в виду перемещение христианской столицы – сакрального Рима – в пространстве земной истории.
Первым западническим (модернистским) испытанием русской христианской идеологии стала цивилизационная революция Петра Великого, попытавшегося в конкретных политических условиях вписать в вертикальную парадигму православного народа атеистические европейские технологии «подручного существования». Что из этого получилось – хорошо известно. Пётр построил на берегах Невы сказочный город-парадиз, завел флот и Академию наук, стал выпускать газету «Санкт-Петербургские ведомости» (всё как в Европе) – но в глубине своей русский народ (и, в конечном счете, русская интеллигенция, несмотря на свой немецко-французский язык) остались христианами по вере, то есть продолжали требовать от жизни и от самих себя не столько «успеха», сколько правды, с которой не стыдно будет предстать перед Господом.
И даже крепостное право оказывалось тут, конечно, грешным, но своего рода «семейным» делом. Об этой особенности русской «политической этики» хорошо сказал С.А. Аскольдов в 1918 г.: «Русь была до отмены крепостного права, а отчасти и после него страной рабов и рабовладельцев, но это не мешало ей быть Святой Русью, поскольку Крест, несомый одними, был носим со светлой душой и в общем и целом с прощением тех, от кого он зависел, поскольку и те и другие с верою подходили к одной и той же Святой Чаше. Так праведность десятков миллионов очищала и просветляла в единстве народного сознания грех немногих тысяч поработителей, к тому же грех часто ясно не сознаваемый в качестве такового ни той, ни другой стороной». Добавлю, что дело тут не в «рабах» и «рабовладельцах» (остатки просветительской терминологии у Аскольдова), дело в сообща несомом Кресте, по отношению к которому и те и другие равно грешны и равно святы.
Что касается буржуазной идеологии, то она была решительно отвергнута Россией в 1917 году – как раз в тот период, когда отечественные капиталы, казалось, торжествовали победу над «разложившимся царизмом», а русский рубль стал едва ли не самой надежной валютой в воюющей Европе. Временное правительство не смогло предложить стране, в которую можно «только верить», ничего, кроме учредительного собрания и умеренной кадетской идеологии на французский манер, по причине чего и было выброшено из Зимнего дворца, а потом и из Кремля восставшим народом, а его «белые» (а на самом деле антимонархические, февралистские, с розовым оттенком) армии отступили под натиском красных аж до Тихого океана. Масонской идеологии Милюкова-Керенского Русь не могла принять по определению – для этого надо было действительно стать «последними людьми» и «убить Бога».
Как говорит царский генерал в полилоге С.Н. Булгакова, «Россия есть царство или же ее вообще нет. Этому достаточно научило нас и Смутное Время. Этого не понимали только тупоголовые, самодовольные "вожди" (либерал-кадеты – А.К.), которые самоуверенно расположились в министерских креслах, как у себя дома. Но пришли другие люди, менее хитроумные, зато более решительные, и без церемонии сказали: позвольте вам выйти вон. Ну, иных и помяли при этом,– без этого перевороты не обходятся. А я вам скажу: и отлично сделали. Уж очень отвратительна одна эта мысль об окадеченной, "конституционно-демократической" России. Нет, лучше уж большевики "style russe", сарынь на кичку! Да из этого еще может и толк выйти, им за один разгон Учредительного Собрания, этой пошлости всероссийской, памятник надо возвести. А вот из мёртвой хватки господ кадетов России живою не выбраться б!».
Что касается русского социализма, то точнее называть его национальным коммунизмом, потому что он изначально ставил себе именно космические, в известном смысле сверхчеловеческие задачи, опираясь не только, и даже не столько, на Маркса, но и (тайно или бессознательно) на учение о богочеловечестве Владимира Соловьева и на «общее дело» Николая Федорова. «И ты, огневая стихия, безумствуй, сжигая меня!» – обращался к Родине интеллигент-символист Андрей Белый, и в этом его совершенно поддерживал крестьянин-имажинист Сергей Есенин («Ради вселенского братства людей радуюсь в песне я смерти твоей»), так что блоковский невидимый Христос был отнюдь не одинок среди этой огненно-снежной бури. «Они все думают о конце света» – отвечал на вопрос об «ихней идеологии» герой платоновского «Чевенгура». Русский коммунизм победил нордический фашизм в 1945 году, и начал медленно вырождаться в пошлый буржуазный социализм только в 1960-х годах ХХ века, когда бывший верный сталинец Хрущев провозгласил целью страны догнать и перегнать США по производству мяса и молока на душу населения. Можно, конечно, квалифицировать всё это как ересь и пародию на христианство, но в Писании прямо сказано: кого люблю, того наказываю (Евр. 12:6). Кто без греха, первый брось в Россию камень.
Новый февраль – необуржуазный переворот и соответствующая идеология 1991 года – только подтвердили по своим катастрофическим для страны результатам, что антинациональный либеральный строй с компрадорами во главе несёт нашему Отечеству только разложение. Сдали всё, что можно сдать, и разрушили всё, что можно разрушить. Правда, чудом (в прямом смысле слова) сохранились некоторые оборонные технологии, и некоторые люди, которым они были небезразличны. Не случайно, наверное, город святого Серафима Саров стал называться в своё время Арзамасом-16. Термояд попал в надёжные руки, защитив в последний момент то, что осталось от Великой России. И защищает до сих пор.
После 2000 года в России началась другая эпоха. Медленно, но верно страна возвращала себе дыхание и сознание. Под какими знамёнами это делалось и делается? Об этом до сих пор спорят, хотя предпринимались попытки чуть ли не приказом сформулировать современную русскую идею (идеологию). У нас есть имперский герб (двуглавый орел), советский по мелодии гимн, славящий Бога и хранимую им страну, а также «демократический» флаг. Это означает, что искомая русская идея должна совмещать в себе наследие православного московского Царства, западнической петербургской Империи, социалистического Советского Союза и демократическо-капиталистической Российской Федерации. Как вообще это возможно?
Года три назад я опубликовал на РНЛ статью о православном социализме, где писал, что любая религия предполагает, наряду с Абсолютом – источником блага и бытия – набор практических уложений, регулирующих поведение человека/народа/цивилизации в этой жизни. Существует 613 заповедей Моисея, и по субботам, как известно, общественная жизнь в Израиле почти замирает. По-своему (вплоть до исламского банкинга) заповеди пророка осуществляет мусульманская умма. Всякая цивилизационная – развёрнутая по вертикали совокупная деятельность человека – в конечном счёте, религиозна, даже еда и питьё, в чём сомневаются только «исторические материалисты». Даже атеизм – эта «религия с отрицательным знаком» – предполагает свой, материалистический и нигилистический «социализм», то есть свободу делать «что хочешь» перед лицом ничто, потому что ничто (смерть) и есть настоящий бог атеистов и материалистов.
Сегодня, спустя три года, на фоне происходящего на наших глазах судьбоносного расставания с постхристианским Западом, я могу повторить, что русская идея есть осуществлённая и осуществляемая отечественная история, и плод её, подобно зерну, растёт медленно и прикровенно. Она всегда уже-но-ещё-не. Не претендуя на исполнение рая на земле, как противоречащее самой сути христианской веры, русский глубинный социализм есть национальный ценностный идеал отечественного пути, какие бы государственно-культурные и социальные формы он ни принимал на протяжении протекшей тысячи лет нашей истории. Первична здесь не «общественная собственность на средства производства» (она может быть и государственной, и групповой, и частной), а соборная – церковная и государственная – установка на восходящий, трансцендирующий, ответственный перед Творцом смысл народной и личной жизни. В таком плане он, в конечном счете, совпадает со смыслом жизни человека и народа, формулируемым другими традиционными религиями России, прежде всего исламом.
Более того, в условиях современного противостояния с постмодернистской «цивилизацией заката» (Abendsland – страна вечера) отходят на второй план конкретные общественно-экономические формы осуществления русского (российского) социализма. В известном смысле он уже построен, он существовал и существует всегда. Народная монархия на Руси – такой же естественный способ осуществления социального (соборного) единства общества, как и государственно-частное партнерство в экономике, при обязательном условии, разумеется, что капитал служит стране и народу, а не наоборот. Монархисты, коммунисты и капиталисты сегодня по жизни одинаковые «работники трудового фронта» (те, которые не хотят, уже убежали, или собираются в бега, или просто затаились в ожидании «нормальной» власти).
В лице Президента (81% поддержки) мы имеем сегодня такого свободно избранного «народного монарха», которому доверяет народ, и который, со своей стороны, опирается на доверие народа. В этом акте сближаются ныне на уровне реальной общественной практики главные символы России – православная хоругвь, монархическое знамя, красный флаг и демократический триколор. В данном случае противоречия (и даже антиномии) первого, второго, третьего и четвертого снимаются в высшем синтезе – синтезе русской идеи как стремления жить по правде, а не по прагматической выгоде и корысти. Не случайно соборно-монархический архетип воспроизводится в русском историческом бытии (в русском народном социализме) с постоянством закона, независимо от того, в каком веке и на каких технологиях это происходит. Это и есть русская идеология.
Когда-то премьер В. С. Черномырдин прославился афоризмом, что у нас какую партию ни создавай, всё КПСС получается. Задолго до него замечено, что у нас что ни строй – всё Святая Русь выходит. А поэт Николай Рубцов сформулировал по-своему: здесь Русь навек произошла, и больше ничего не происходит.
Если нужна краткая формула российской идеологии, то её можно назвать русской правдой, со всеми её религиозными, нравственными, культурными, политическими, экономическими и межнациональными гранями. Формально-логические дефиниции правды непродуктивны, потому что это не логическое понятие, а экзистенциальная истина самого способа существования русского мира, восходящая к его трансцендентным творческим истокам, к его Логосу. Такую истину нельзя просто знать, в ней надо быть. Она включает в себя любовь и веру. Русский человек – это тот, кто любит Россию, говорит и думает по-русски и свободно разделяет её земную и небесную судьбу.
Федор Тютчев. Русская география
Москва и град Петров, и Константинов град –
Вот царства русского заветные столицы...
Но где предел ему? и где его границы –
На север, на восток, на юг и на закат?
Грядущим временам судьбы их обличат...
Семь внутренних морей и семь великих рек...
От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,
От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная...
Вот царство русское... и не прейдет вовек,
Как то провидел Дух и Даниил предрек.
Александр Леонидович Казин, профессор, доктор философских наук, православный философ, научный руководитель Российского института истории искусств
2.
1. Жить по правде.