На форуме православных СМИ «Вера и слово», прошедшем в Москве, состоялась презентация книги Александра Щипкова «До и после политики». На круглом столе, ведущим которого был автор новой книги, разговор шел о судьбах Русской Церкви и современном ее состоянии. Несколько вопросов о жизни Церкви удалось обсудить в рамках интервью для «Православного Симбирска». Гость нашего номера сегодня - первый заместитель председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, православный публицист, социолог религии, политолог Александр Щипков.
- Александр Владимирович, Вы пришли в Церковь в 1970е годы. За это время сменилось несколько поколений верующих людей: те, кто пришел в советское время, в начале 90х, те, кто пришли сейчас. Меняется ли портрет верующего человека? Что изменилось в самой Церкви?
- Конечно, есть ряд внешних признаков, по которым можно указать на различия. Манера поведения, уровень образования, культурные наслоения. Изменилась манера живописи в храмах, иконопись. Даже запах поменялся в церкви.
- А какой был запах в той церкви, в которую пришли Вы?
- Это был совершенно неповторимый запах горклого софринского ладана, очень характерный, резкий запах смолы и угля. Очень русский запах - деревенский. Я скучаю по этому запаху, но его больше нет, он ушел навсегда, теперь мы окружены сладкими восточными, греческими ароматами, и появились гурманы, которые разбираются в ладане, как женщины в духах. Но повторюсь: это все внешнее. Неверующие люди тоже судят нас внешне. Мне, к примеру, говорят, что верующие темные, они ничего не читают, ничего не знают, не могут даже объяснить суть Троицы. Ну и что? В XIV веке люди вообще большей частью неграмотные были, но это не мешало им вести христианскую жизнь.
- А из внутренних изменений можно что-то выделить?
- Есть одна вещь, на которую я бы обратил внимание, которая, действительно, поменялась. Скажем, в 1970е годы мы причащались 3-4 раза в год, будучи людьми новоначальными, только что пришедшими в храм. Церковные старожилы говорили нам: «Ну вы и дерзновенные, вы так часто причащаетесь!» А недавно я поймал себя на мысли, что причащаюсь сейчас - уже с детьми и внуками - практически каждое воскресенье. Как это произошло? Чтото существенное поменялось в ритме моей жизни, и не только моей. В воскресный день у Чаши сейчас много народа, приводят и приносят огромное количество детей. А раньше? Частой была картина, когда священник выходил с Чашей, а причастников не было. Он разворачивался и уходил в алтарь. Вот оно, главное изменение - изменилось отношение к Евхаристии. Мне кажется это чрезвычайно важным. Это новый евхаристический опыт, который еще не изучен и не осмыслен.
- Но если раньше быть верующим было опасно, то сейчас в какойто мере быть верующим... модно. Люди, не имеющие опыта жизни в Церкви, в СМИ могут открыто называть себя верующими. Нет ли ощущения, что вера воспринимается поверхностно?
- Как оценить: человек глубоко верующий или нет? Где тот термометр, который эту разницу показывает? Этот глубоко, а этот неглубоко, а этот вот вообще о Христе не думает. Сегодня я о Христе думаю, а завтра на рыбалку поеду и буду о другом думать. В какой момент ты верующий, а в какой - нет? Или я верующий только когда молюсь? Иногда людей так жизнь прижмет, что бегом в церковь бегут, хотя еще вчера священников и Церковь ругали на чем свет стоит.
- Русская Православная Церковь была под давлением советской власти довольно долгое время. Считается, что точка отсчета начала возрождения церковной жизни - 1988 год. Как Вы считаете, восстановилась ли Церковь до какогото прежнего уровня? И сколько еще нужно лет Церкви, чтобы восстановиться полностью?
- Времени на восстановление нужно 70 лет. Примерно столько, сколько продолжались гонения. Опытные психологи, которые работали с освободившимися заключенными, говорили мне (я сталкивался с этим, когда моя мама в 1983 году вернулась из тюрьмы и была в непростом психологическом состоянии): если человек провел в лагере три года, три года ему понадобится на реабилитацию. Наверное, по аналогии, и Церкви, которая находилась в заключении в течение 70 лет, нужно 70 лет на восстановление. Недаром есть народная мудрость - время лечит.
- Что нужно нам делать для того, чтобы Церковь восстановилась?
- Строить храмы, заниматься образованием людей. Ведь храм - это не только место, где мы собираемся: молимся, учимся, это еще и сакральные места на теле страны. Эти кресты - опорные точки России.
- А как быть с советскими отметинами, которые остались в качестве географических названий, священных коммунистических мест, они должны быть изжиты?
- Очень непростой вопрос. Когдато я был радикален и считал, что нужно все обязательно убрать, вычистить. Потом я понял, что нужно очень спокойно и очень медленно все это изменять. Естественно, мне не очень хотелось бы жить на улице имени террориста Каляева и постоянно носить это имя с собой в паспорте в штампе о прописке. Здесь можно и поспешить с возвращением старых названий. Но советский период - это равноправный период нашей русской истории, его нельзя ни вычеркнуть, ни отказаться от него. Отказ от него - это предательство собственной истории, это предательство по отношению к тем людям, которые жили в этот период, за которых мы сегодня молимся, имена которых подаем на проскомидию.
Есть такие сакральные советские места, которые нельзя вычеркивать - Мамаев курган, Прохорово поле... Есть памятники советской эпохи очень интересные и значимые. Я, например, не думаю, что полное отсутствие памятников Сталину - это хорошо. Хрущев старался вычеркнуть его из истории по личным и идеологическим соображениям. Между тем Сталин победил немцев в Великой Отечественной войне. Не Жуков, а Сталин. А войну 1812 года выиграл Александр I, а не Кутузов. Кутузов и Жуков - великие полководцы, но они действуют волей главы государства. Маршалы побеждают маршалов. Императоров побеждают императоры. Поэтому с памятниками советской эпохи надо действовать аккуратнее, умнее и бережнее. Часто за борьбой с советским скрывается борьба с русским. Нужно быть внимательным, не дать себя обмануть.
- Иногда люди начинают оглядываться на историю и жалеть, что в данный момент нет какихто старых обычаев, принципов построения церковной жизни. К примеру, приходилось слышать сетования о том, что приход должен сам выбирать себе священника, а не получать его «сверху».
- Конечно, выборность духовенства - весьма заманчивая вещь. Игра в демократию. Не буду углубляться, скажу только одно: если будут выборы, непременно будут использованы выборные политические технологии. На приходе будут разгораться невиданные страсти, и ничего хорошего из этого не получится. Поэтому пусть лучше священник будет назначенный, и ты это смиренно примешь. Если уж совсем контакта нет, можно же в другой храм ходить. Игра в выборность - это довольно опасная вещь, ненужные соблазны.
- Не могу не затронуть и еще одно любимое многими, но не понимаемое до конца слово - «соборность». Не раз Церковь пытались упрекнуть в ее отсутствии.
- Соборность - это наша возможность говорить чтото, что будет услышано на верхних «этажах» Церкви. И это возможность говорить и делать нечто, что будет услышано и понято церковным народом. Это вопрос нашей внутрицерковной коммуникации, нашей способности слышать друг друга, реагировать на услышанное и принимать разумное решение. Когда говорят, что соборности в нашей Церкви нет - это неправда. Один из недавних примеров того, как работает механизм соборности - это обсуждение Критского собора. Несколько месяцев шло обсуждение, которое привело к определенным решениям. Соборность - это не какоето мистическое благостное состояние, это сложнейшая работа, это труднейший диалог разных частей единого церковного организма, в результате которого принимаются какието решения. Это и есть соборные решения.
- Благодарим за интервью.
Протоиерей Димитрий САВЕЛЬЕВ,
Ксения МАНЯКОВА специально для газеты «Православный Симбирск»
http://www.mitropolia-simbirsk.ru/publications/publications_as_news/?id=29972
