Генерал А.Н. Куропаткин и русская разведка

Часть 2

Генерал А.Н. Куропаткин и русская разведка

III

СОДЕРЖАНИЕ

Генштабист, разведчик, дипломат и администратор

В Главном Штабе

Утвердиться на проливах…

Значение Дарданелл в русской геополитике

Разведывательная миссия в Турции

На маневрах с генералом Петром Федоровичем Рербергом

Начальник Закаспия

Генштабист, разведчик, дипломат и администратор

В Главном Штабе

С 16 марта 1883 года по 1890 год Куропаткин состоит при начальнике Главного штаба генерале Николае Николаевиче Обручеве, войдя в число четырех генералов, положенных по штату Главного штаба. Ему доверяют разработку мобилизационных планов русской армии на таких ответственных направлениях, как западная граница и черноморские проливы.

А весна 1886 года становится кульминацией деятельности Куропаткина не только как генштабиста и боевого офицера, но разведчика. Именно, по личному приказу императора Александра III, генерал-майору Куропаткину приходится проработать несколько месяцев в Османской империи разведчиком-нелегалом.

Предъистория этой миссии такова.

Утвердиться на проливах…

В сентябре 1885 года возник очередной кризис на Балканах, с возможностью военных действий между Софией и Стамбулом.

Александр III, лично испытавший, во что обходится нам «интернациональная» помощь «братьям-славянам», с их последующей последовательной неблагодарностью спасающей их России, в письме Обручеву отметил, что шибко самостоятельные болгары пусть отныне сами разбираются с турками. А нам «ссориться и вести войну с Турцией, а может быть и с Европой, было бы непростительно и даже преступно в отношении к России.

По-моему, у нас должна быть одна и главная цель: это занятие Константинополя, чтобы раз навсегда утвердиться на проливах и знать, что они будут постоянно в наших руках.

Это в интересах России, и это должно быть наше стремление; все остальное происходящее на Балканском полуострове, для нас второстепенно. Довольно популярничать в ущерб истинным интересам России. Славяне теперь должны сослужить службу России, а не мы им»^[1].

На слова Государя Обручев в октябре того же 1885 года ответил запиской о главных целях русской военной политики: «Основные исторические вопросы России и наша готовность к их решению». Одной из главных целей и было овладение контроля над Босфором.

Обручев указывал, что достаточно даже не завладение Константинополем, а захват путем десантной операции стратегически значимых участков территории на азиатском и европейском берегах Босфора и постройка там русского укрепрайона.

Наступательную позицию в Дарданеллах Обручев почему-то считал избыточной для России, упирая на перегруженность Эгейского и Средиземного моря островами и несопоставимость флота нашего и возможных противников.

Генерал Николай Николаевич Обручев (1830-1904).

Значение Дарданелл в русской геополитике

Хотя интересные стратегические возможности открывались перед нами именно при занятии Дарданелл. Именно, сразу за Дарданеллами справа, если смотреть с севера, лежат Салоники. А Салоники – эгейский конец оси, соединяющей через моравско-вардарский проход (долины рек Моравы и Вардары) Западную Европу с Грецией. Проход этот служит и природной границей между Западными и Восточными Балканами. На моравско-вардарской равнине лежит и знаменитое Косово поле.

И вся «миротворческая операция» НАТО в 1999 году была затеяна именно для того, чтобы перевести это поле под свой контроль. Такова стратегическая «роль Косова на Балканах – единственной природной равнины, по которой сухопутные силы континентальной Европы могут пройти до Салоник в Эгейском море, то есть к проливам»^[2].

Но движение по этой дороге возможно и в обратную сторону.

Так что овладение Дарданелльской позицией, или, во всяком случае, свободный выход в Эгейское море, которое обеспечивал нам, например, Ункяр-Искелесийский договор 1833 года, очень способствовало бы геополитической неуязвимости России.

«Чисто географически и в плане военно-морского обеспечения свободный выход в Эгейское море имел смысл, ибо означал проход к Салоникам, вовсе не заблокированный в Эгейском море множеством островов, а от Салоник по суше уже рукой подать до Черногории и Вардаро-Моравской долины, соединяющей Западную Европу с южным морским театром.

Салоники имели и имеют центральное значение для контроля военно-стратегической ситуации в Средиземноморье и регионе Проливов. Австро-Венгрия поступательно шла на захват сначала Боснии, затем на подавление и уничтожение Сербии, целясь именно в Салоники...

Важность Салоникского фронта в ходе Первой мировой войны стремительно возрастала для обеих сторон, как только возникала возможность перекрыть “сообщение с Салониками для частей, занимавших фронт Вардар^[3]”.

Именно это без всякого захвата чужих территорий ‒ сербских, греческих, болгарских ‒ обеспечивало бы невиданные геополитические позиции России на всем поствизантийском пространстве, что чрезвычайно ускорило бы неизбежный распад Оттоманской империи в неподконтрольной Западу форме.

В результате Греция могла бы войти в русскую политическую орбиту, сформировались бы крупные славянские православные государства, также ориентированные на Россию.

В совокупности это могло дать шанс завершению духовной и геополитической консолидации крупнейшего центра мировой политики и альтернативного Западу исторического опыта на Евразийском континенте с неуязвимыми границами и выходами к Балтийскому, Средиземному морям и Тихому океану.

Латинская Европа на карте смотрелась бы довеском Евразии, соскальзывающим в Атлантику»^[4].

Печально, что генерал Обручев, именуемый некоторыми исследователями «русским Мольтке», не понимал столь очевидных вещей. Также как, по-видимому, не понимал Обручев крайнюю опасность для Российской Империи военного союза с Французской республикой, заключению которого он активно способствовал вместе со своим французским другом генералом Раулем де Буадефром.

Трудно сказать, играли ли при этом либеральные умонастроения Обручева времен 1855-1860-х годов, когда он пил шампанское «за здоровье смерти», узнав о кончине Императора Николая I, и был близок с Чернышевским. Или семейные обстоятельства – в 1862 году Обручев сочетался узами брака с француженкой Мари Милле, ставшей Марией Николаевной Обручевой. В ее замке Жор (Jaure) на юге Франции недалеко от Бордо он и провел последние годы жизни сразу после отставки в 1897 году.

Но вернемся в 1886 год на Босфор.

Задание подыскать участки на его берегах и произвести их картографическую съемку, и было доверено, по Монаршему приказу, блестящему генштабисту Куропаткину. Вот, что писал он сам, вспоминая об этом в 1911 году.

Разведывательная миссия в Турции

«Сведения о Босфорских позициях в Главном штабе были недостаточны.

Работа для пополнения их и определения, какими минимальными силами можно ограничиться при занятии нами Босфора, по воле Государя была поручена мне, но она требовала большой тайны, поэтому пришлось принять на себя “для пользы службы” роль секретного агента или попросту шпиона.

Работы можно было производить только переодетым, с фальшивым именем. Поимка такого лица с чертежами турецких укреплений привела бы в Турции к быстрой расправе − виселице.

Заступничества нашего посла в Константинополе не следовало ожидать: он даже не должен был знать о моей командировке.

Я мог надеяться (и то не на защиту в случае поимки, а на помощь при работах) на нашего военного агента в Константинополе генерала Филиппова и его помощника подполковника Чичагова, к тому же с первым можно было видеться только секретно.

В Петербурге мне выдали заграничный паспорт на имя коллежского асессора Александра Николаевича Ялозо, помеченный 17 марта 1886 года и подписанный петербургским градоначальником генерал-лейтенантом Треповым.

Прибыв в Одессу, я получил по выбору начальника штаба Одесского военного округа Протопопова в провожатые секретного агента турецкого подданного Ахмета Заирова. (Для того чтобы оградить меня от возможной измены с его стороны, семья Ахмета, проживавшая в Феодосии, была с его согласия арестована).

На Босфоре я должен был появиться в качестве скупщика скота. Переодевшись в штатское платье и вооружившись парой револьверов (по одному в каждом из карманов), я отправился на небольшом пароходе с целью высадиться на Босфоре в Буюк-дере − летней резиденции нашего посольства, еще не занятой в марте месяце. …

Задержавшись перед входом в Босфор до восхода солнца, мы с первыми лучами вошли в пролив. В 1875 году, то есть 11 лет тому назад, я уже проходил здесь при возвращении из Алжирии, но все же не мог оторвать глаз от чудной панорамы, развертывающейся перед глазами по мере движения парохода.

Сердце у меня замирало от восторга, от мысли, что когда-нибудь часть Босфора станет русской»^[5].

Айвазовский И.К. «Вид Константинополя и Босфора». Картина написана в 1856 году, но не считая типа судов, вид оставался прежним и в 1866 году.

И здесь на Босфоре 38-летний генерал-майор как всегда блестяще справился с поручением, заслужив благодарность военного министра и Государя.

«Я окончательно остановил свой выбор на плацдарме, очерченном таким образом, что по фронту, разделенному Босфором, приходилось около 20 верст, а по флангам, упиравшимся в берег моря − по 10.

Центральная часть фронта определялась двумя пунктами: Буюк-дере в западной части пролива и Бейкосом − в восточной.

Левый фланг плацдарма упирался в море около устья р. Гивы, правый − в 10 верстах по берегу от входа в Босфор. … Местность внутри плацдарма, ненаселенная, дикая, прорезанная глубокими расщелинами, маловодная, была очень затруднительна для сообщения, но позволяла создать ряд последовательных позиций. …

При затрате значительных сил и средств выбранные мной позиции можно было сделать очень сильными, требующими для овладения ими серьезных осадных работ. Но и для обороны участков на обоих берегах Босфора я рассчитывал по корпусу из трех пехотных дивизий и бригады конницы. В мирное время в качестве гарнизона этой русской Босфорской крепости достаточно было дивизии пехоты с артиллерийской бригадой и полка конницы»[6].

Следует подчеркнуть, что при исполнении поручения Государя, Алексей Николаевич проявил незаурядные качества прирожденного разведчика, в чем легко может убедиться каждый желающий, прочитав указанный выше «отчет о командировке».

На маневрах с генералом Петром Федоровичем Рербергом

Рассмотрение причин, по которым так и не состоялась столь важная для России Босфорская операция, возможность успешной реализации которой сохранялась до 1896 года, не входит в задачу данного исторического расследования. Отмечу только, что мощь нашего Черноморского флота середины 1890-х годов сильно облегчала задачу захвата Босфора, а при удаче и Константинополя.

Черноморский флот ночью. 1894 год. Худ. Л.Д. Блинов

Но нельзя не констатировать, что человек с опытом разведки генерала Куропаткина, в том числе с опытом разведчика-нелегала, не мог не понимать значения разведки. Характерно, что 20 января 1903 года, военный министр Куропаткин, получил Высочайшее одобрение на свое предложение о создании в рамках военного ведомства «разведочного отделения».

Так что, возвращаясь к началу работы, следует признать действия Главнокомандующего Маньчжурской армией генерала Куропаткина, столь поразившие и огорчившие генерала, а тогда капитана Батюшина, весьма странными.

Эта очевидная «странность» повлекла за собою дальнейший анализ действий генерала Куропаткина на предмет выявления подобных «странностей».

Рассмотрены были как период подготовки России к очевидно назревающему военному столкновению на Дальнем Востоке, так и период командования им Маньчжурской армией.

Следует отметить, что до назначения на пост военного министра в 1898 году особых странностей за ним не наблюдалось. Единственная, о которой довелось узнать, описана в воспоминаниях генерала Федора Петровича Рерберга и произошла в августе 1888 года на маневрах.

Командуя сводной дивизии в Южной группе войск (Одесский военный округ, командующий генерал-лейтенант Петр Федорович Рерберг), предназначенной для нанесения решающего удара по Северной группе (Харьковский военный округ, командующий генерал-адъютант Александр Алексеевич Свечин), Куропаткин увел свою дивизию в неизвестном направлении, не поставив в известность своего командующего.

Поскольку победу все равно засчитали Южной группе, генерал Рерберг, сам туркестанец, не стал о проступке Куропаткина докладывать Государю.

Петр Федорович Рерберг (1835-1912) - инженер-генерал, нач. Закаспийской области (1881-1883), командующий войсками Одесского ВО (1886-1893)

Главный руководитель маневров Великий князь Николай Николаевич старший, также оставил дело без последствий, ограничившись устным внушением Куропаткину по отъезде Государя^[7].

К сожалению, генерального штаба генерал-майор Федор Петрович Рерберг, сын Петра Федоровича Рерберга, передавая эту сцену, включая банкет после маневров, не приводит какого-либо объяснения Куропаткиным своего проступка, столь резко выбивающегося из всего предыдущего «послужного списка».

Тем не менее, следует подчеркнуть, что происшедшее дополнительно характеризует Куропаткина как весьма решительного человека, готового идти на весьма большой риск, пусть и из неведомых нам соображений.

Начальник Закаспия

«Странный случай на маневрах» не имел для Куропаткина никаких неприятных последствий и 27 марта 1890 года, почти день в день с 42-летием он производится в генерал-лейтенанты. Одновременно он назначается начальником Закаспийской области, командующим расположенными в ней войсками и заведующим Закаспийской военной железной дорогой.

«Военная энциклопедия» 1914 года в статье, посвященной Куропаткину, отмечает, что на этом посту «Куропаткин проявил недюжинные административные способности.

Ему, как и его предместникам, генералу Рербергу и Комарову, приходилось весьма много устраивать и организовывать вновь в этом недавно присоединенном крае.

За 8 лет его управления областью были достигнуты крупные результаты.

Из пустынной страны, не имевшей ни дорог, ни городов, с слабыми зачатками промышленности, с полудиким кочевым населением, промышлявшим более всего грабежом и разбоем, Закаспийская область превратилась в благоустроенный край с развитым земледелием, торговлей и промышленностью, со многими селениями и городами.

Заботами К. возникли русские школы, проведена реформа судебной части, привлечены многочисленные переселенцы из внутренних губерний.

В 1895 г. К. был послан во главе чрезвычайного посольства в Тегеран для сообщения шаху Персидскому о вступлении на престол Императора Николая II»^[8].

Так что и здесь без дипломатических поручений не обошлось. В мае 1896 года генерал Куропаткин присутствовал на коронации Николая II в Москве. Его дневниковые записи о ней содержат ценные материалы, в частности, о катастрофе Ходынки[9].

Вскоре его карьера сделала еще шаг вверх.

Свой 50-летний юбилей он встретил управляющим военным министерством, а 1 июля 1898 года генерал-лейтенант Куропаткин стал военным министром.

Еще раз скажу, что, не считая не разъясненного «случая на маневрах», − вся деятельность Куропаткина до 1898 года была деятельностью высокоодаренного боевого офицера, талантливого разведчика и дипломата, и блестящего администратора имперского масштаба.

Но вот деятельность его как Военного министра стала странным диссонансом к деятельности предыдущей.