Skurk!
На путь измены
VIII
На путь измены
О масонах и народовольцах
Несостоявшееся цареубийство1883 года
«Многолетнее гонение царской властью»
Военный министр Куропаткин − министру внутренних дел Сипягину
Подчинившись нравственному влиянию...
На путь измены
О масонах и народовольцах
В свое время, приведя это свидетельство генерала Рерберга в своей книге о Цусиме, по сути подытожив им сказанное там о генерале Куропаткине, и уточнив только, что в «партию», а вернее в масонскую ложу тот вступил, по косвенным данным, не в девятисотые годы, а лет на двадцать раньше[1], этим и ограничился.
Но в процессе подготовки этого очерка, выяснилось, что есть еще ряд источников, позволяющих пролить свет на обстоятельства в жизни генерала Куропаткина, которые и могли привести его на путь, который иначе как изменой и предательством престола и отечества не квалифицируешь.
Обратим внимание на следующее. Когда подпоручик Куропаткин впервые попал в 1-й Туркестанский стрелковый батальон, то был определен субалтерн-офицером в 4 роту, командиром которой был штабс-капитан Михаил Юльевич Ашенбреннер (1842-1926).
Одним из старших офицеров этого же батальона был капитан Оскар Казимирович Гриппенберг (1838-1915). Оба этих офицера имели немецкие корни.
Но если Гриппенберг происходил из «финско-шведско-немецких» дворян, как скажем Маннергейм, и был человеком «без лести преданным» России и самодержавию, то с Ашенбреннером дело обстояло иначе.
Как явствует из собственноручно написанной им после революции 1917 года автобиографии, его дед Юлий Юльевич Ашенбреннер был розенкрейцером[2], эмигрировавшим из Германии при Александре I. Понятно, что будучи розенкрейцером, он был ярым врагом христианства. Женой его стала некая Мария Христофоровна Кермик, которую он «похитил» в Казани, выдав себя за шведского графа, из-под носа основателя славянофильства Сергея Тимофеевича Аксакова, о чем тот с негодованием вспоминал в главе «Университет» своих Воспоминаний:
«Мнимый граф был самозванец, отъявленный плут и негодяй, весьма известный своими похождениями в Германии, по фамилии Ашенбреннер, бежавший от полицейских преследований в Россию, принявший русское подданство, проживавший у нас в разных западных губерниях несколько лет, попавшийся во многих мошенничествах и сосланный на жительство в Сибирь»[3].
«Неожиданный комментарий к этому месту “Воспоминаний” Аксакова находим в автобиографии известного народовольца М.Ю. Ашенбреннера, написанной в 1925 г.: “Дед мой Юлий Юльевич Ашенбреннер, эмигрировавший из Германии при Александре I, был розенкрейцером. Сначала он преподавал математику и фортификацию в кадетском корпусе, а потом был назначен командиром Омской артиллерийской бригады.
В Казани он встретился с красивой и образованной немочкой Марией Христофоровной и женился на ней. Весьма понятно, что будущий первоучитель славянофильства юный Сергей Тимофеевич Аксаков, весьма неравнодушный к Марье Христофоровне, дал такую убийственную характеристику Юлию Юльевичу…”»[4].
Неизвестно каких взглядов придерживалась Кермик до замужества, но какими они стали к появлению на свет М.Ю. Ашенбреннера позволяет судить следующий эпизод его биографии:
«Отец женился на дочери Смоленского коменданта, генерала Наумова − одного из генералов отечественной войны. Мне не было еще трех месяцев, когда вся наша семья выехала на Кавказ, сначала в дилижансе, а потом на почтовых.
Бабушка М.X. учила меня и старшего брата читать, писать и арифметике; мы ее очень любили, и когда матушка нам рассказывала с негодованием, как М.X. в дороге выбросила в окно дилижанса иконы, которыми мать обложила себя в дороге, мы смеялись и были на стороне бабушки»[5].
Как видим, масонско-каббалистическое влияние в семье Ашенбреннеров вполне возобладало над православным. Сам М.Ю. Ашенбреннер, судя по его делам и словам, был атеистом, а в дальнейшем стал народовольцем, что не мешало ему до поры быть храбрым и заботливым о подчиненных офицером.
19-летний подпоручик Куропаткин полностью подпадает под его влияние.
Несостоявшееся цареубийство 1883 года
В 1883 году Ашенбреннер был арестован и приговорен к смертной казни за подготовку цареубийства «в особо крупных размерах». Вот как описывает он сам готовящийся теракт:
«Для выступления Военный Центр рассчитывает на два флотских экипажа (около 8 тыс.), где уже не первый год ведется очень успешно пропаганда в учебных командах Серебряковым и Завалишиным;
на всю Кронштадтскую артиллерийскую команду, где пропаганду вел Папин с товарищами; на два миноносца;
кроме того, были связи в других экипажах и с матросами на некоторых больших броненосцах; на революционных офицеров − кронштадтских петербургских и провинциальных.
В день майского парада на Марсовом поле приезжают из провинции офицеры, вооруженные револьверами, а некоторые и бомбами, вмешиваются в царскую свиту, состоящую из великих князей и военного начальства, и когда начнется церемониальное прохождение гвардии с музыкой мимо царя, по данному сигналу, офицеры истребляют всю эту августейшую компанию.
Оставшиеся в живых офицеры отступают к миноносцам, которые к этому времени располагаются на позиции между крепостью и Марсовым полем. Миноносцы с офицерами блокируют крепость и делают попытку ворваться в нее, освободить арестованный Исполнительный Комитет.
Одновременно с этими событиями офицеры вместе с кронштадтской крепостной артиллерией захватывают 9 крепостных бронированных фортов, вооруженных дальнобойными орудиями большого калибра, а матросы двух экипажей со своими офицерами арестовывают морское начальство, захватывают арсеналы, телеграфы и пр., пытаются привлечь к восстанию остальной гарнизон и обезоруживают верноподданные отряды.
Затем значительный отряд матросов немедленно и с возможной быстротой выступает в Петербург, захватывает Петропавловскую крепость, вокзалы, телеграфы, арсеналы и важнейшие стратегические и опорные пункты.
Офицеры Петербургских кружков передают восставшим рабочим оружие и патроны из неприкосновенных запасов на случай мобилизации, которые слабо охраняются и находятся на окраинах города.
План этот, несмотря на свою необыкновенную дерзость, был исполним: силы для его исполнения были достаточны.
Из 50-80 офицеров, прибывших из провинции, можно было отобрать человек 25 более решительных, остальные могли находиться в резерве...»[6].
К большому огорчению Ашенбреннера со товарищи, все они «чуть не поголовно были преданы Дегаевым». «Исполнительный Комитет был в полном составе арестован, а военная организация к маю 1883 года была еще не готова, да и царь спрятался и в 1883 году ни на какие парады не выезжал»[7].
Печально, но факт, что задолго до Февраля 1917 года десятки офицеров готовы были нарушить присягу и крестное целование Императору Александру III Миротворцу.
«Петербургский военный суд по “делу 14” в конце сентября 84 г. приговорил В.Н. Фигнер, Л.А. Волкенштейна и 6 офицеров (меня в том числе) к смертной казни.
Офицеры Штромберг и Рогачев были казнены, остальным смертная казнь была заменена безсрочной каторгой с заключением в Шлиссельбурге»[8].
«Многолетнее гонение царской властью»
«Реакционное» Царское правосудие, как всегда отличалось недопустимой мягкостью. Не говоря о том, что далеко не все, готовые, по словам Ашенбреннера, участвовать в истреблении Царской Фамилии, вообще попали на скамью подсудимых. Ашенбреннер и его подельники благополучнейшим образом отсидели «безсрочную» каторгу.
Уже в сентябре 1904 года сам Ашенбреннер был освобожден из крепости и переведен в разряд ссыльнопоселенцев, и отправился в «ссылку» к себе домой, на свою родину – Смоленск.
По Манифесту 17 октября 1905 года последовало дальнейшее смягчение. Как пишет сам Ашенбреннер: «Первые годы в Смоленске я занимался переводным трудом и печатал в журнале "Былое" и "Минувшие годы" свои воспоминания.
С 1914 года состоял лектором в Починковском союзе кооперативов, читал на счетоводных курсах, а потом в Высшей крестьянской школе в с. Кузеневе (Елпинского уезда) “Историю развития русской общественной мысли” и “Историю революционного движения в России”, а на подготовительном курсе историю Египта, Греции и Рима»[9].
При этом Ашенбреннер не забывает подчеркнуть, что только революция 1917 года «возвратила мне гражданские и политические права…
Затем в Смоленском Политехническом институте я читал на 1 курсе “Историю русской общественной мысли” и “Историю революционного движения в России” до закрытия этого института, после чего я переехал в Москву и поселился в доме ветеранов имени “Ильича”.
В январе 1924 года товарищи политкаторжане почтили юбилейным праздником 82-ю годовщину моей жизни, а Советское правительство за мои скромные революционные заслуги и многолетнее гонение царской властью удостоило меня высоким званием “Старейшего Красноармейца” и шефа 2-й Московской пехотной школы»[10].
Военный министр Куропаткин − министру внутренних дел Сипягину
Генерал Куропаткин, по-видимому, считал подготовку к цареубийству и истреблению всей августейшей семьи «забавой взрослых шалунов», за которую шалунам следовало разве что слегка погрозить пальцем. Во всяком случае, 29 марта 1901 года, он написал следующее письмо министру внутренних дел Д.С. Сипягину.
«Я не только знал его (Ашенбреннера) по службе в Туркестане, но и служил с ним в одном батальоне (Оренбургском стрелковом), и несколько месяцев он был моим ротным командиром.
Ашенбреннер был тихого характера, очень начитанный, добрый, ласковый и в делах с неприятелем вел себя доблестно. В делах денежных и товарищеских отличался честностью и благородством. Пользовался общею любовью, но все мы считали его добрым мечтателем, для практической жизни и службы не вполне пригодным.
Ашенбреннера хорошо знали и любили: генерал-адъютант Троцкий (Виленский генерал-губернатор) и генерал Гриппенберг (командир 6-го армейского корпуса).
Если он еще жив, то, быть может, возможно и для него смягчение участи по милости нашего всемилостивейшего Государя во внимание к безупречному прошлому Ашенбреннера за время службы в обер-офицерских чинах и его боевой службы в Туркестане»[11].
Подчинившись нравственному влиянию...
В 1901 году Дмитрий Сергеевич Сипягин (1853-02.04.1902), истинный, верный и действительно преданный слуга Государя, не оправдал надежд Куропаткина на понимание высокого душевного устройства несостоявшегося цареубийцы, чем возможно добавил себе строчку в смертный приговор, вынесенный ему авангардом прогрессивной общественности. [«Революционеры хорошо знали, кого они убивают, избирая свою жертву из числа приближенных Императора Николая II…
Государь потерял в нем очень много − истинного, верного и действительно преданного слугу. Сипягин принадлежал к тому типу людей, кои были так нужны Государю Николаю Александровичу и коих вокруг него почти не было».
Сипягин скончался на руках доктора Вельяминова со словами: «Скажите Государю, что я умираю за Него и за Россию»][12].
Для того чтобы Ашенбреннер и ему подобные оказались на свободе потребовалось убийство еще одного верного сына Престола и Отечества Вячеслава Константиновича Плеве (1846-15.07.1904).
И только «широко мыслящий» князь П.Д. Святополк-Мирский (1857-1914), положивший в основу своей деятельности «искренно благожелательное и искренно доверчивое отношение» к общественности, пошел навстречу ее давним чаяниям.
В 1924 году поздравляя Ашенбреннера с юбилеем революционной деятельности, Куропаткин писал: «Верьте и мне, Михаил Юльевич, что время нашей совместной службы в Туркестане составило для меня такой важный этап в жизни, значение которого отразилось на всей моей дальнейшей деятельности.
Вы же стали для меня и моих товарищей не только дорогим, всеми любимым и уважаемым “Юльичем”, но и учителем, нравственному влиянию которого мы подчинялись…
Вы заставили нас не забывать книгу, разъясняли нам многое. Сколько было споров из-за Базарова, из-за героев романа Чернышевского “Что делать?”. Вы будили нашу мысль, рекомендуя для чтения Белинского, Писарева, Добролюбова и других…»[13].
Именно под влиянием Ашенбреннера, проникнувшийся народническими идеями Куропаткин и поступал одновременно с Академией Генерального штаба в Петербургский Технологический институт, «готовивший специалистов для народного хозяйства страны, в наибольшей степени, по мнению Куропаткина, способных помочь народным массам»[14].
Но тут сказалась военная жилка, очевидно присущая Куропаткину, а потому «служить народу», как он отныне понимал это служение, Куропаткин стал в офицерском мундире.
И в этом служении пути его в русско-японскую войну пересеклись с другим его сослуживцем по 1-му Туркестанскому стрелковому батальону генералом О.К. Гриппенбергом, о чем подробно пишет в своей книге генерал Ф.П. Рерберг.
О том, как генерал Гриппенберг пытался вопреки генералу Куропаткину окончить японо-русскую войну Русской победой, наш следующий рассказ.
[1] Цусима – знамение конца ... Т. I. Книга 2. Часть четвертая. Глава 5. О бедном масоне замолвите слово.
[2] Розенкрейцеры – ученые каббалисты. Розенкрейцерство представляет смесь мистического масонства с алхимией, астрологией, магнетизмом и общением с «духами». //Крыленко А.К. (фон Мейер). Денежная держава – тайные механизмы истории. – М., 2002. С. 86.
[3] Аксаков С.Т. Воспоминания. //Собрание соч. в 5 тт. – М.: Правда (библиотека Огонек), 1966. Т 2. С. 5-157.
[4] Энц. словарь «Гранат», изд. 7, т. 40, Приложение, стр. 12.
[5] Ашенбреннер М.Ю. Автобиография. //Сайт Народная воля.
[6] Ашенбреннер М.Ю. Автобиография.
[7] Там же.
[8] Там же.
[9] Там же.
[10] Там же..
[11] Военный министр А.Н. Куропаткин - министру внутренних дел Д.С. Сипягину, 29 марта 1901 г. //Ашенбреннер М.Ю. Сайт Народная воля.
[12] Вельяминов Н.А. Воспоминания Н.А. Вельяминова о Д.С. Сипягине. /Публ. [вступ. ст. и примеч.] О.Ю. Щербаковой. //Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв.: Альманах. - М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1995. - С. 377-392. - [Т.] VI. С. 391.
[13] Письмо А.Н. Куропаткина к М.Ю. Ашенбреннеру. //Каторга и ссылка. 1927. № 3. С. 202-203.
[14] Сапрыкин Р.В. А.Н. Куропаткин: Жизнь. Деятельность. Личность.
1. Борис Галенин