IV
212-й дальнебомбардировочный полк до 22 июня 1941 года
Напомню, что Сталиным была поставлена вновь созданному полку задача: в кратчайший срок добиться, чтобы экипажи были способны днем и ночью, при любой погоде наносить бомбовые удары по глубокому тылу противника.
В дальнейшем опыт полетов в сложных метеоусловиях с использованием радиотехнических средств самолетовождения должен был использоваться в других частях дальнебомбардировочной авиации, до этого такого опыта не имеющей.
Первое построение
Знакомый нам летчик Николай Богданов так вспоминал первое построение нового полка.
«В середине огромного, пустого и холодного металлического ангара построены в каре шестьдесят летных экипажей.
В первой шеренге во главе своих экипажей стояли лучшие летчики Аэрофлота, отобранные Головановым в свой полк. Многих я знал и был рад, что буду служить вместе с ними.
Слева от меня − веселый, похожий на цыгана Самуил Клебанов, справа − небольшого роста крепыш Женя Борисенко. Оба они из Ленинграда, одними из первых освоили полеты в любую погоду, доставляли из Москвы матрицы «Правды» и «Известий».
Справа от Борисенко ростовчане Евгений Врублевский, ежедневно возивший почту в Баку, и рано поседевший Захар Пружинин, лучший инструктор летного центра Аэрофлота.
Напротив меня − пилоты-москвичи: обаятельный Владимир Шульгин, спокойный и рассудительный Василий Гречишкин, немногословный, мужественный Алексей Богомолов. Их знали во всех аэропортах нашей страны.
В середине строя, рядом, два закадычных друга из Восточно-Сибирского управления: стройный, голубоглазый Владимир Пономаренко и высокий, с курчавой шевелюрой Николай Ищенко, а чуть в стороне от них − белокурый, всегда улыбающийся Николай Ковшиков.
Эти трое были лучшими пилотами-высотниками ГВФ…»
212-й полк действительно аккумулировал в себе элиту советской авиации!
По двенадцать часов в сутки
Неудивительно, что при наличии таких кадров, летный состав полка быстро овладел самолетами ДБ-ЗФ или Ил-4[1], − сказался большой практический опыт в летном деле.
Сами бомбардировщики были получены в марте и освоены уже к концу месяца. Когда перегоняли самолеты с завода на аэродром в Смоленске, произошел один «нештатный» эпизод, который мог кончиться потерей самолета.
На самолете младшего лейтенанта Бортникова оказалось неисправным шасси, не выпускалась правая «нога». Попытка экипажа выпустить шасси аварийным способом не удалась. Экипаж оказался в тяжелом положении: посадка грозила аварией самолета. А начальник авиагарнизона майор Рейно рекомендовал Голованову приказать экипажу покинуть самолет на парашютах. Но комполка не торопился.
«В это время Миша Бортников попросил разрешить посадку с одним выпущенным шасси. Разрешение он получил. На аэродроме наступила гнетущая тишина, все взгляды обратились в небо, на одинокий, летавший по кругу самолет.
Миша уверенно зашел на посадку, спокойно выровнял самолет и, выключив моторы, с левым креном мягко посадил его на “две точки”. Коснувшись травяного покрова, самолет, замедляя скорость, катился по прямой и только в конце пробега начал плавно крениться вправо, а затем, развернувшись, остановился и как бы замер, опираясь на правое крыло. Несколько мгновений на аэродроме царила тишина. Затем все побежали к самолету.
Не успел летчик выбраться на крыло самолета, как много сильных рук протянулись к нему. Его стащили вниз и стали подбрасывать в воздух. Быстрый осмотр самолета, и все убедились: машина совершенно цела, даже не погнуты концы лопастей правого винта.
А в это время хрупкая, худенькая фигурка Бортникова была бережно поставлена на ноги, и Миша спокойно доложил командиру полка:
− Товарищ подполковник, произвел аварийную посадку нормально, экипаж и самолет невредимы.
Голованов крепко пожал его маленькую, но сильную руку»[2].
После этого случая авторитет гражданских летчиков резко возрос в глазах кадровых командиров, которым было непривычно, что ими командуют вчерашние «шляпы».
Важнейшей задачей становилась подготовка штурманов и стрелков-радистов. Практические занятия по радионавигации и связи со штурманами и радистами шли по двенадцать часов в сутки. А зам. командира полка по радионавигации и связи[3] Николай Афанасьевич Байкузов, пролетавший с Головановым в одном экипаже всю финскую войну, вообще работал почти круглые сутки.
И все же времени не хватало, и Голованов пошел на безпрецедентную меру, − вся строевая подготовка в полку была отменена его личным приказом.
Имевшиеся в поку два «Дугласа» были переоборудованы в летающие лаборатории для штурманов, где одновременно могли работать двенадцать человек, постигая «тайны» радионавигации и не мешая друг другу. В казармах, классах, на квартирах были установлены зуммеры для тренировки по радиосвязи. Работа шла полным ходом.
Сам Голованов занимался лично с командирами эскадрилий отработкой элементов слепых полетов непосредственно в воздухе. А Байкузов работал с руководящим штурманским составом, практически обучая людей умению пользоваться всеми средствами и способами радионавигации в слепом полете. Им обоим пришлось налетать много часов по разным маршрутам в плохую погоду.
Но результат был налицо – налицо была радость штурманов, когда они всякий раз при помощи средств радионавигации вне видимости земных ориентиров точно выводили самолет на «цель»!
Голованов говорит, что столь велико было стремление к практическим познаниям, а взаимоотношения руководящего состава и подчиненных столь просты, что через пару месяцев личный состав полка стал крепко сколоченным ядром.
И вот тут я впервые за все время вспомнил Сталина…
Однако кардинальная мера отмены строевой подготовки в полку, не могла избежать внимания вышестоящего руководства. Об этом Голованова не раз предупреждал его начштаба майор Владимир Карпович Богданов, о котором очень тепло говорит в своих воспоминаниях Главный маршал, как об удивительно скромном и тактичном человеке. Он, в частности, ненавязчиво учил нового комполка основам военной этики, типа: командир не опаздывает, а задерживается, не спит, а отдыхает, и так далее. А то у Голованова долго сохранялась штатская привычка оправдываться перед подчиненными, если он в связи с занятостью запаздывал, скажем, на разбор полетов в какой-нибудь эскадрилье.
За «учебу» Голованов был благодарен своему деликатному начштаба, но вот приказа об отмене строевой не отменял, хотя Богданов предупреждал его о возможности крупных неприятностей при первой же проверке. Это он знал хорошо по долгому опыту своей строевой службы.
Голованов же считал, что по стандартному плану боевой учебы строевой подготовке отводилось время больше, чем на насущно необходимые дисциплины, как радиосвязь и радионавигация. Вот на их изучение и пошли часы строевой подготовки. И результаты радовали.
Командир полка Голованов – крайний справа – со своими летчиками. Смоленск, весна 1941.
Однако в начале мая 1941 года предвидение начштаба сбылось – из Москвы прибыла комиссия проверять боевую подготовку полка. И неизвестно было какие выводы она сделает.
За пять дней работы комиссия высоко оценила боевую подготовку полка. Но вот что касается строевой, ее признали неудовлетворительной, а в акте проверки прямо записали, что «строевая подготовка отменена личным распоряжением командира полка».
Когда отдельные члены комиссии стали выражать Голованову соболезнования, он, наконец, понял, что вопрос этот в глазах руководства столь серьезен, что все остальные достижения личного состава полка могут пойти насмарку.
«Мое удивление было столь велико, что я обратился к председателю комиссии полковнику Л.А. Горбацевичу[4], назначенному начальником одного из управлений ВВС вместо генерала Проскурова, с вопросом: правда ли, что результаты хорошей боевой подготовки полка могут быть отброшены в сторону из-за того, что я отменил строевые занятия?
Полковник Леонид Антонович Горбацевич
Горбацевич ответил, что строевые занятия тоже являются предметом боевой подготовки и что за неудовлетворительные показатели по этой дисциплине командиров обычно снимают. Ответ, конечно, логичный и ясный.
Я отдавал себе отчет, что строевая подготовка − необходимая, неотъемлемая часть боевой подготовки. Но ставить ее во главу угла даже в том случае, когда вопросы боевого применения части на высоте? Этого я понять не мог.
И вот тут я впервые за все время вспомнил Сталина…
Горбацевич сказал, что раз полк подчинен непосредственно центру, он будет докладывать результаты проверки руководству ВВС, а выводы пусть делает начальство».
На душе у Голованова полегчало: стало ясно, что комиссия имела определенные установки и что оргвыводы могут последовать лишь после доклада «наверху». А после встреч со Сталиным у него могло уже появиться мнение, что тот мог и одобрить перекос в сторону боевой подготовки над строевой. Судя по последствиям, именно так и произошло.
Боевая подготовка есть главное
Все же по отъезде проверяющих командование полка приуныло. Тем не менее, созвав личный состав и доложив результаты проверки, Голованов выразил уверенность, что все ограничиться тем, что его лично взгреют, но этим дело и кончится. Надо тем не менее сделать выводы и подтянуться, но не за счет боевой подготовки.
«Было решено три раза в день на прием пищи ходить строем и отрабатывать нужные элементы. Со следующего дня, чеканя шаг, с лихими песнями, эскадрильи шли в столовую. Чего только не сделают люди, если захотят».
И хотя некоторое время состояние было напряженным, то когда до конца мая не последовало «оргвыводов», то даже начальник штаба высказал утешительную мысль, что, поскольку прошло уже много времени, никакого документа, кроме составленного акта, по-видимому, не будет. Так оно и получилось.
«До сих пор мне неведомы выводы, сделанные по итогам проверки, и на каком этапе эти итоги канули в вечность. Но одно всем нам в полку стало ясно: боевая подготовка есть главное, а главное всегда должно оставаться главным.
Задачи, поставленные полку, были рассчитаны на столь сжатые сроки и так широки по объему, что, прямо надо сказать, время было загружено до предела».
Встреча с командующим Округом
Рассказ маршала Голованова о его представлении, как командира 212-го дальнебомбардировочного полка командующему Западным Особым военным округом генералу армии Д.Г. Павлову, настолько, на мой взгляд, интересен, и проливает свет на трагедию 22 июня 1941 года, что стоит воспроизвести его по тексту «Дальней Бомбардировочной».
А мы думали, что вы нас не признаете!
«Наступил июнь. Прошло более четырех месяцев после моего назначения, а я еще не был в Минске и не представился начальству. Начальник штаба все так же тактично и не один раз напоминал мне, что надо бы поехать туда, непременно представиться. Наконец, запросив разрешение, я поездом выехал в Минск.
Там я прежде всего направился в штаб ВВС округа представиться командующему и начальнику штаба. Начальник штаба полковник С.А. Худяков[5], познакомившись со мной, шутя сказал:
− А мы думали, что вы нас не признаете!
“Как прав был мой начштаба”, − подумал я.
Полковник Худяков оказался весьма обходительным человеком. Рассказал о житье-бытье ВВС, о том, что штаб готовится к военной игре.
Сергей Александрович Худяков – уже генерал-полковник
Посоветовал, не откладывая, зайти к командующему ВВС генералу И.И. Копцу[6] и обязательно − он не раз это подчеркнул − представиться командующему Западным Особым военным округом генералу армии Д.Г. Павлову[7].
Встреча с генералом Копцом состоялась, а генерал Павлов должен был приехать завтра со строящихся новых оборонительных рубежей.
Полковник Худяков советовал задержаться до его приезда, а сегодня решить в штабе интересующие меня вопросы по работе тыла.
В гостиницу я попал часов в шесть вечера. Номер был на двоих, и в нем уже сидел генерал в общевойсковой форме. Я попросил разрешения и вошел.
Завязался разговор. Оказалось, он тоже дожидается командующего округом.
Смуглый, выше среднего роста, статный, с небольшими черными усами и хорошей военной выправкой, он с грустью поведал мне, что его, кавалериста, назначили командиром механизированного корпуса и на днях свели со двора его коней. Я искренне ему посочувствовал. Действительно, переключаться с коня на танк − задача необычная, тем более для такого закоренелого, влюбленного в свое дело кавалериста, каким оказался мой собеседник. Ведь и коней-то у него свели со двора, оказывается, для того, чтобы о старом и помина не было.
Неожиданно в памяти всплыл кабинет в Кремле, где днем и ночью кипела напряженнейшая работа по перевооружению нашей армии. И вот здесь, в Минске, я был свидетелем одного из эпизодов такого перевооружения.
Я заинтересовался: как же кавалерия будет переходить на танки? Правда, в тактике есть что-то общее, а в остальном… В одном случае − лошадь и человек на ней; особых знаний, кажется, и не требуется. А ведь танки − это техника, которую нужно изучить и освоить.
«Вот в том-то и дело», − ответил генерал. Настроение, как я заметил, у него было подавленное…
Я пошел поужинать и посмотреть город, который знал только с воздуха, а когда вернулся в гостиницу, генерал уже спал. Утром, проснувшись, я увидел, что постель его пуста. Спросить фамилию его я накануне постеснялся, а больше встретиться мне с ним не пришлось. Как сложилась его судьба? Жив ли он?
В тот день я в двенадцать часов явился к командующему округом».
Никакого сосредоточения немецких войск на границе нет!
«В кабинете за письменным столом сидел довольно массивного телосложения человек с бритой головой, со знаками различия генерала армии.
Павлов поздоровался со мной, спросил, почему так долго не приезжал в Минск, поинтересовался, что мне нужно, и сказал, что давно уже дал распоряжение, чтобы нас всем обеспечивали, так как об этом его просил Сталин.
Только я начал отвечать на его вопросы, как он, перебив меня, внес предложение подчинить полк непосредственно ему. Я доложил, что таких вопросов не решаю.
− А мы сейчас позвоним товарищу Сталину. − Он снял трубку и заказал Москву.
Через несколько минут он уже разговаривал со Сталиным. Не успел он сказать, что звонит по поводу подчинения Голованова, который сейчас находится у него, как по его ответам я понял, что Сталин задает встречные вопросы.
− Нет, товарищ Сталин, это неправда! Я только что вернулся с оборонительных рубежей. Никакого сосредоточения немецких войск на границе нет, а моя разведка работает хорошо.
Я еще раз проверю, но считаю это просто провокацией.
Хорошо, товарищ Сталин… А как насчет Голованова? Ясно.
Он положил трубку.
− Не в духе хозяин. Какая-то сволочь пытается ему доказать, что немцы сосредоточивают войска на нашей границе.
Я выжидательно молчал.
− Не хочет хозяин подчинить вас мне. Своих, говорит, дел у вас много. А зря.
Дмитрий Григорьевич Павлов. 1941
На этом мы и расстались. Кто из нас мог тогда подумать, что не пройдет и двух недель, как Гитлер обрушит свои главные силы как раз на тот участок, где во главе руководства войсками стоит Павлов?
К этому времени и у нас в полку появились разведывательные данные, в которых прямо указывалось на сосредоточение немецких дивизий близ нашей границы. Но упоминалось, что немецкий генштаб объясняет это переброской войск на отдых в более спокойные места.
Так обстояло дело в то время, − так думал, в частности, и я».
«В тот июньский день 1941 года я ушел от генерала армии Павлова, даже не задумавшись, не придав сколько-нибудь серьезного значения его разговору со Сталиным, свидетелем которого был. Объяснялось это, наверное, тем, что душой и мыслями я был в своем полку, куда тотчас же и отправился, тем более что в Минске делать мне было больше нечего».
Как мог Павлов находится в приятном заблуждении – остается тайной
«Как мог Павлов, имея в своих руках разведку и предупреждения из Москвы, находиться в приятном заблуждении, остается тайной. Может быть, детально проведенный анализ оставшихся документов прольет свет на этот вопрос…
Почему войска не были приведены в боевую готовность, хотя уже накануне стало очевидно, что завтра может грянуть война и, как известно, были отданы на сей счет определенные указания?
Кто виноват в том, что эти, хотя и запоздалые, указания, пусть оставлявшие на подготовку самые что ни на есть считанные часы, не были сразу доведены до войск?
По укоренившейся за многие годы версии, все как будто упирается в Сталина, а так ли это?! Ведь, как известно, после полученных из Москвы распоряжений Военно-Морской Флот был приведен в боевую готовность до наступления регулярных войск фашистской Германии.
Является ли один Сталин виной этой, надо прямо сказать, катастрофы?»
Информация к размышлению
В дополнение к сказанному маршалом Головановым приведем несколько фактов, ставших следствием «приятного заблуждения» генерала армии Д.Г. Павлова.
В первые дни войны Западный фронт под командованием Павлова потерял из 625 тысяч − 418 тысяч человек, 3 188 танков, 1830 орудий.
Из 44 дивизий Западного фронта в окружении побывало 32. На седьмой день войны 28 июня 1941 года немцы заняли столицу советской Белоруссии Минск. Попали в плен, погибли или получили тяжелые ранения 34 генерала и полковника на генеральских должностях.
Далее, еще в начале июня артиллерийские части, в том числе и зенитные, из своих соединений были направлены на учения. Только некоторым командирам соединений удалось отсрочить исполнение этого приказа. Это все же помогло им в начале войны.
Кроме того, весной 1941 года части НКВД начали ремонт и строительство аэродромов одновременно почти по всей территории Округа. Производилось в основном бетонирование взлетно-посадочных полос, дело само по себе – благое.
В результате авиация Западного Особого военного округа была сосредоточена на 26 аэродромах, где стояла крылом к крылу. Легкая мишень − расположение наших аэродромов было хорошо известно врагу.
Командующий ВВС генерал Копец неоднократно докладывал Павлову о возможной катастрофе в случае начала боевых действий, но ничего для изменения положения, штабом Западного Особого военного округа предпринято не было.
И, наконец, 19 июня 1941 года штабу Западного особого военного округа было предписано передислоцироваться из Минска в район станции Обуз-Лесна[8]. Однако даже вечер субботы 21 июня 1941 года генерал армии Павлов провел на спектакле в Доме офицеров в Минске.
Только в 5 часов 25 минут утра 22 июня 1941 года генерал Павлов отдает первый боевой приказ: «Поднять войска и действовать по-боевому».
О том, кто посильно приложил руку к катастрофе 22 июня 1941 года, будет отдельный рассказ.
[1] Ил-4 (предыдущие модификации − ДБ-3, ДБ-Зф) − основной дальний бомбардировщик Великой Отечественной войны. Создан в КБ С.В. Ильюшина. В 1936-1945 гг. было построено 6 784 ДБ-3 (Ил-4). Ими были вооружены полки дальнебомбардировочной авиации и минно-торпедной авиации ВМФ. Некоторые данные: два двигателя М-88Б; мощность двигателя 809 кВт; длина самолета 14,79 м; высота самолета 4,67 м; размах крыла 21,44 м; взлетная масса: нормальная − 9,47 т, перегрузочная 11,57 т; бомбовая нагрузка: нормальная 1 т, перегрузочная 2,5 т; максимальная дальность полета 3800 км; максимальная скорость полета 429 км/час; потолок 9700 м; экипаж 4 человека.
[2] Богданов Н.Г. В небе − гвардейский Гатчинский. Глава «Полк».
[3] Эта должность впервые была введена в РККА, похоже, именно в связи с созданием 212-го полка.
[4] Горбацевич Леонид Антонович (1905-1942) − генерал-майор авиации (29.10.1941), военачальник, участник Великой Отечественной войны. 1940-1941 - командир авиадивизии и командир 5-го тяжелобомбардировочного корпуса на Дальнем Востоке. Апрель 1941 − март 1942 – начальник Управления дальнебомбардировочной авиации Главного командования Красной Армии. С марта 1942 − командующий 3-й авиационной ударной группы Ставки ВГК. Неоднократно лично водил ударную авиационную группу в составе трех бомбардировочных и двух истребительных полков на уничтожение подходивших к г. Воронежу танковых колонн немцев; совершил более 50 успешных боевых вылетов. Погиб под немецким бомбовым ударом 26 июля 1942 года. По всем воспоминаниям и отзывам − весьма достойный человек.
[5] Худяков Сергей Александрович (Ханферянц Арменак Артемович) (1901/02-1950). Маршал авиации (1944). С 1940 г. − начальник штаба ВВС Западного Особого военного округа, Затем начальник штаба и командующий ВВС фронта, начальник штаба ВВС Советской Армии, командующий воздушными армиями. Репрессирован. Реабилитирован посмертно. Человек трагической и в чем-то до сих пор неразгаданной судьбы.
[6] Копец Иван Иванович (1908—1941). Генерал-майор авиации. Герой Советского Союза (21.06.1937). Участник войны в Испании, сбил несколько самолетов противника. Командующий ВВС Западного Особого военного округа. Покончил с собой 23 июня 1941 г.
[7] Павлов Дмитрий Григорьевич (1897-1941). Генерал армии (1941). Герой Советского Союза (21.06.1937). Участвовал в боях на КВЖД в 1929 г., в Испании, командовал танковой бригадой. С июня 1940 г. − командующий войсками Западного Особого военного округа, в первые дни Великой Отечественной войны − Западным фронтом. Репрессирован. Реабилитирован посмертно.
[8] 18 июня 1941 года Сталин отдал приказ о приведении войск первого стратегического эшелона в полную боевую готовность. Генштаб передал директиву в войска в ночь на 19 июня, но она фактически не была выполнена в тех приграничных округах, по которым пришелся главный удар противника.
