Встречи на жизненном пути

В своё время это имя гремело. Мои студенческие годы в светском ВУЗе (вторая половина 70-х годов) пришлись на пик его деятельности, когда он, разорвав молчание Церкви, стал проводить явочным порядком беседы со всеми желающими. И масса людей откликнулась на эти беседы, томимая гладом духовной пищи. В этот период – советской власти, безбожия, когда всем в обязательном порядке навязывалась коммунистическая идеология, когда вокруг всё основывалось на лжи и лицемерии, народ потянулся на эти беседы, на его проповеди, живые и яркие, бичующие безбожие и пороки времени.

Отец Димитрий уроженец Брянской области, видимо, у него были белорусские корни. Юношество его прошло в оккупации. Потом он поступил в Духовные школы. Однако по доносу (были какие-то стихотворения о Сталине и т. п.) загремел будущий отец Димитрий на восемь лет в лагеря. У него двое детей. Его сын Михаил стал священником, сотрудником Отдела Внешних Церковных Связей, редактором московского «Церковного вестника» (в настоящее время настоятель церкви святителя Иннокентия Московского в Москве). У отца Димитрия была репутация диссидента советского времени. Его переводили в разные храмы. Одно время он служил на Преображенском кладбище в Никольском храме, в который не могли вместиться все желающие, приходившие на его беседы. Впоследствии эти беседы образовали сборник под названием «О нашем уповании». В своё время эта книга произвела на меня колоссальное впечатление – это живое пастырское слово. Естественно, это не могло продолжаться безконечно. Под давлением властей Патриархия была вынуждена отправить отца Димитрия в Московскую область, где он служил в нескольких храмах. Будучи ещё студентом светского ВУЗа, я бывал у него на Литургии в Гребнёво и в конце 80-х годов где-то на границе с Рязанской областью в маленьком сельском храме, в котором он тоже служил. Затем отец Димитрий был арестован и провёл несколько месяцев в заключении, а потом … сломался. Было его обращение по телевидению с покаянным письмом, в котором он кается в своей антисоветской деятельности, называя свои книги «клеветническими». Это, конечно, произвело эффект разорвавшейся бомбы. От него отвернулась большая часть его почитателей и сторонников, духовных чад. В это время я с ним и познакомился. Это было в Даниловом монастыре в 1983 году, а его «покаяние» – в 1982 году. Потом я, уже будучи дьяконом, приезжал к нему в вышеупомянутый приходик на границе с Рязанской областью. Мне приходилось несколько раз с ним соприкасаться, когда я был уже настоятелем храма на Берсеневке, была даже одна поездка к нему. У него была церковь, где он служил. Потом, после тяжёлой болезни – его кончина и отпевание на Пятницком кладбище в Троицком храме, которое возглавил епископ Тихон. Я тоже принимал участие в этом, хотя, помню, был нездоров, но в последний путь всё-таки проводил отца Димитрия. Отпевание было основательным, погребли его там же, на Пятницком.

С началом перестройки он служил в храме в честь иконы Божией Матери «Владимирская» в Виноградово, на окраине Москвы. Несколько лет отец Димитрий был духовником газеты «Завтра», и его взгляды в некоторых вопросах повернулись на 180 градусов. В частности, он стал почитателем Сталина, называл митрополита Сергия, автора декларации о лояльности к советской власти, мудрым. Отец Димитрий – автор не менее десяти книг. Мною сделаны выписки из некоторых его трудов. Тут я считаю уместным сказать, что любой человек, в том числе и я не исключение, это – слоёный пирог, в том смысле, что каждый является продуктом разных влияний, разных книг, обстоятельств, авторитетов и т. п. В связи с этим я ощущаю в себе очень важную составляющую от влияния отца Димитрия Дудко. Это определённо так. Когда я вопрошал его, что же произошло, почему такое «покаяние», в результате которого многие соблазнились? Он мне ответил, что со стороны властей на него было оказано давление, что, безусловно, отразилось бы на его семье, детях: «А что ждёт тебя самого дальше, снова заключение?», и он сломался. Можно было бы сказать так: «Да, я был неправ в своём «покаянии», не выдержал под давлением». Или сказать: «Это был премудрый шаг, я осознал…» Скорее всего – второе. На вопрос: «Как же так?», отвечал: «Чтобы выйти на свободу я отказался от своих клеветнических книг, если таковые у меня были». Понимаете, какой ход рассуждений? Но не каждый мог услышать это. И ещё говорил: «Может быть, происшедшее со мной «покаяние» было для того, чтобы избавить меня от страшной гордости. Не надо стесняться сознаться в этом, это мужество – сознаться. Можно в гордости прокричать о правде, а смирение – смиряет. Даже среди безбожников считаешь себя хуже их. У безбожников ещё немощнее совесть, чем у верующих, а я так безжалостно «бил» их в больные места. Да, я не щадил людей, был жесток, а нужно бережно, сострадательно относиться. А я без снисхождения «бил», не считаясь с их совестью. Нужны не внешние эффектные обличения, а кропотливая работа изнутри с каждой душой, нужно осторожно разговаривать с человеком, чтобы не задеть его греховные раны, особенно самолюбие, и не разбередить их. Раздраженный от боли человек не в состоянии понимать другого человека, отсюда ссоры, часто роковые, и наше непонимание. Поэтому нужно снисходительно, с любовью разговаривать с человеком. Прежде всего, нужно попытаться понять его, приняв его точку зрения, как свою, а потом по ступенькам любви идти дальше, любовь всё победит». И далее: «Смириться – значит прислушаться к голосу других, особенно настроенных против тебя, принять замечания и упрёки на свой счёт, задуматься. А считать себя духовно богатым и поучать других – и себя обворовывать, и других обижать. Вот, когда посчитаешь себя ничего нестоящим – Бог возвысит тебя, даст свою благодать».

Отец Димитрий был обличителем безбожия в советское время, бездуховности, всех безобразий, которые творили безбожники (закрытие храмов и пр.). После тюремного опыта он стал рассуждать по-другому, говоря, что нужны не внешние удары обличения, а нечто другое: безбожие – мистическое зло, и оно не поддаётся физическому воздействию. Бунтом, криком его не уничтожить, нужна особая молитва, подвиг, терпение. Далее он говорил: «Все прожекты человечества, государства и т.п. – это всё чисто внешние вещи, а корень глубже – в самой природе человека, в её греховности. Если это понять, тогда можно что-то общими усилиями сделать, если относиться сострадательно к немощному от греха человеку, его грех считать своим. Когда ты хочешь обвинить кого-либо, сразу обратись к себе, потому что этот грех есть и в тебе. Замечено, что Промысел Божий так действует, что тот, кто в горделивости своей обличает другого, впавшего в то или иное согрешение, попускает обличителю впасть в то же самое для того, чтобы смирить этого человека, показать ему его немощь, его греховность. В обвинении другого всегда есть неправда, выпячивание нашей гордости. Мы всегда будем правы, когда будем сознавать свои грехи, как бы нам не казалось, что виноват другой. Правда – только в нашем покаянии».

Один священник говорил об отце Димитрии: «Вот он нас обличает, что мы такие безгласные, требоисправители, не обличаем зло этого мира и т. п., а мы – служим, мы – молимся, совершаем Евхаристию …» Я тогда думал, ну вот, то ли дело отец Димитрий – герой … А вот как отец Димитрий стал говорить после своего «покаяния»: «Легко быть героем в глазах людей и в своей разгорячённой фантазии, особенно, если развита гордость, другое дело – быть просто человеком, добрым христианином, Христовым воином в обычное время, без похвалы людей строго и трезво относиться к себе, смириться перед всеми, считать себя последним грешником, ответственным за всех и за вся, готовым поднять чужие грехи на свои плечи». Но я отношусь к этому неоднозначно. С одной стороны – тюремное заключение, тюремный опыт – есть время для осознания бытия, человеческих взаимоотношений, анализа поступков. Да, гордыня, которая увлекает в обличительном пафосе, предполагает считать себя «праведным обличителем» грешников, но, с другой стороны, есть некоторое разочарование: вот он обличал безбожие, а потом дал задний ход. Много такого, что заставляет задуматься. Действительно, отрезвляет опыт скорбей и опыт заключения. Отец Димитрий говорил: «Всякий, кто вздумает лечить или спасать современный мир, кто не чувствует своей вины, ничего не сделает – корень в нас». Некоторые тенденции экуменизма тоже просматриваются у отца Димитрия: он бичует вот таких «буквоедов», которые узко смотрят на разные предметы, относятся негативно к инославным. А вот по отношению к властям, тут опять – «момент истины». Мы знаем, что об этом апостол Павел говорил: «Несть власти, еще не от Бога». Эта цитата положена во главу угла тех, кто говорит, что советская власть или нынешняя демократическая власть – от Бога. Поэтому нельзя противиться этой власти, бороться с ней. Но более точный перевод говорит следующее: «Несть власть аще не от Бога». Русский перевод такой: только та власть есть власть (т.е. истинная власть), которая от Бога. Получается так, в толковании свв. отцов, что есть власть, Богом благословлённая, а есть власть, Богом попущенная за грехи наши. И нельзя их смешивать: монархию самодержавную, православную и советскую безбожную власть. У отца Димитрия об этом в духе Декларации митрополита Сергия: «Власть, – пишет он, – какая бы она не была – Божие установление, противиться ей – противиться Богу». Хотя признаёт, что есть попущения Божии, но «…всё от Бога, от духа злобы ничего быть не может. Власть может быть попущена Богом, нужно разобраться в этом попущении. Нужно в рамках этой власти пытаться что-то делать, не боясь самой власти, как Божьего установления. Бунт против власти – бунт против Божьего установления». Как-то туманно и запутано, не чётко. Как я понял, максимум, что он признаёт: можно бороться не против самой власти, а против недостатков при данной власти. Вопрос спорный.

Вот ещё проэкуменистические высказывания: «Границы Церкви – прозрачны и могут проходить во всякой конфессии». Это давняя богословская «закавыка» – где граница Церкви? Границы какие? Вот есть Церковь, иерархия, Таинства – это граница. Вне её – уже за границей Церкви. Спасение только в границах Церкви. Но есть и другое мнение, что границы Церкви нам неведомы, невидимы, только Бог знает, где они проходят, и что они поверх конфессиональных границ. Отец Димитрий был склонен ко второй точке зрения. Хотя он говорил, что попытка соединить все веры в одну – есть плод гордости человеческой, человек ставит себя как бы вместо Бога и из своих человеческих домыслов строит веру.

Вот таков взгляд на эти вопросы отца Димитрия Дудко, оставившего огромный след в нашей церковной действительности со всеми своими противоречиями, метаниями и страданиями. То, что он много сделал для духовного нашего возрождения – это факт. Хотя опять-таки, есть и недоумения.

У известного православного миссионера и просветителя Игнатия Лапкина есть на тему крещения много материалов, в которых он приводит фотоснимок, как не следует делать, а именно, крестить обливательно. Так вот, на том самом снимке отец Димитрий Дудко крестит кого-то… обливанием! В советское время он многих покрестил без регистрации на дому, в основном – обливательно. В таком крещении явное нарушение канонических норм.

Исходя из вышеизложенного, хочу добавить, что любого человека нельзя ни идеализировать, ни чернить. Мы всё-таки представляем собой как бы «винегрет», в котором всего намешано, или «пирог слоёный», в нас переплетаются все противоречия, вся гамма красок в нас присутствует. Красить в чёрно-белые тона людей – это неправильная, не реалистичная позиция. Нужно подходить более глубоко к личности каждого человека.